В оформлении обложки использована иллюстрация по лицензии © shutterstock.com
https://www.shutterstock.com/image-vector/broken-masks-vector-illustration-based-on-752644408
Начало ХХ века. Безымянный город. Особняк купца 1-й гильдии и промышленника Федора Михайловича СКАЛИХА, владельца «Конторы пассажирского и буксирного пароходства и транспортировки кладей Ф. Скалиха», ныне покойного.
По коридору особняка уверенно и неторопливо шагает Северин Степанович ПОЛЯКОВ – коллежский асессор, служащий в должности судебного следователя. Слишком юный для подобной работы, он пытается придать своей внешности нужный вес с помощью очков на переносице и безукоризненного костюма. Потертый кожаный портфель в его руках намекает на то, что чиновник прибыл не с праздным интересом.
ИНТ. ФИОЛЕТОВЫЙ КАБИНЕТ
Стены небольшого помещения выкрашены в цвет свежих чернил. В воздухе пахнет ими же – и еще бумагой, дымом, тревожным ожиданием дурных известий.
Входит Поляков. Его встречает МАРИЯ СКАЛИХ – хозяйка дома, вдова.
Поляков: Ну и погодка… Снова метель!
Мария: Весна не спешит. Зато вы, я гляжу, к нам торопились.
Поляков (подходит к столу, ставит на него портфель): Да-с. И спасибо, что согласились дать мне возможность пожить в вашем доме, чтобы как следует изучить обстоятельства пропажи Федора Михайловича.
Мария: Пропажи? Господин коллежский асессор…
Поляков (коротко кланяется): Поляков Северин Степанович.
Мария (не без кокетства): Ну, а мое имя вам, должно быть, известно… Так вот, Северин Степанович. Северин… Будто сквозняком потянуло… Будем честны. Мой супруг скорее всего мертв.
Поляков: Да, но пока нет тела…
Мария: Неужели вы считаете, что оно может быть здесь? В этом доме?
Поляков: Процесс предстоит запутанный. Как только я что-то найду, вы будете первой, кто об этом узнает. А пока скажите, где я могу оставить свои вещи.
Мария (указывает на смежную крошечную спальню): Извольте. Этот кабинет тоже в полном вашем распоряжении. Завтрак подадут в девять. Попрошу не опаздывать.
Поляков подхватывает портфель и направляется в указанную сторону.
Мария: Да, всего одна просьба! (Поляков замирает на пороге). Не вмешивайте детей. Они еще не оправились от потери отца. Им сказали, что вы – дальний родственник Федора Михайловича.
Поляков: Разумеется. Кстати, о родственниках… (Шарит в портфеле, извлекает на свет одну из бумаг). Здесь проживает некий… Некий… Орест Павлович Скалих двадцати пяти лет от роду, писарь «Конторы Ф. Скалиха». Это…
Мария (гордо вскидывает голову): Троюродный племянник моего супруга. Почему вы спрашиваете?
Поляков: Вопросы – главный рабочий инструмент следствия, вы уж потерпите. В каких отношениях он состоял с Федором Михайловичем?
Мария: В деловых.
Поляков: А с вами?
Мария (вспыхивает): Ну, знаете ли…
Мария выходит. Поляков задумчиво глядит ей вслед, затем садится за стол и снова открывает портфель. Из него появляются и сразу исчезают обратно дорожный набор для бритья, бутылка спиртного и серебряный портсигар. Наконец, Поляков достает толстую папку, кладет ее перед собой, рядом ставит чернильницу. Прежде, чем приступить, он снимает очки – лицо его становится по-детски беззащитным – протирает их носовым платком и водружает обратно на нос. Затем торжественно открывает папку, обмакивает в чернила перьевую ручку и выводит на первом чистом листе:
Списокъ подозреваемых лицъ
Марiя С. Скалихъ, вдова
ИНТ. КОМНАТА АННЫ
Тесная и сумрачная комната заставлена коробками, часть мебели скрыта чехлами, вся обстановка выдает скорый переезд. К одной из стен прикреплен самодельный балетный станок. Одетая в черное трико, возле станка выполняет экзерсисы воспитанница Марии АННА. Зеркал здесь нет, и она не замечает, что стоя в дверях за ней давно и пронзительно наблюдает ГЕРМАН. На нем дорожный костюм и высокие сапоги, руки сложены на груди, будто он с трудом удерживает себя на месте.
Анна отступает назад, пытается танцевать среди окружающих ее вещей; она делает поворот, натыкается взглядом на Германа и, зацепившись за одну из коробок, падает. Герман бросается к ней, чтобы помочь подняться, Анна вырывается, бьется в его руках и наконец затихает. Оба остаются сидеть на полу, тяжело дыша.
Герман: Ты ждала меня?
Анна: Она у себя. Ей нездоровится.
Герман: Ждала меня?
Анна: Ваше возвращение придаст ей сил. Нам так страшно…
Герман: Ждала?..
Анна: Страшно, страшно…
Анна медленно поднимается на ноги и отходит к станку. Положив ладони на перекладину, она всем своим видом дает понять, что намерена продолжать занятия и желает остаться для этого в одиночестве. Герман улыбается – глаза его пусты – все с той же демонической улыбкой оглядывает комнату и покидает ее отверженным, но не сдавшимся. Это не отмена, а отсрочка казни. Он стремительно идет по коридору и внезапно останавливается возле одной из дверей. Она заперта – Герман убеждается в этом, потянув за ручку. Тогда он кладет ладони на шершавую древесину и замирает, прислушиваясь. С той стороны не доносится не звука. Он продолжает путь.
Лязгает засов. Запертая дверь открывается изнутри.
ИНТ. МАСТЕРСКАЯ ТАКСИДЕРМИСТА
Комната со специфическим запахом полна чучел животных. Медведь, сова и лисица соседствуют с головами оленей и кабанов. Со всех сторон глядят остановившиеся стеклянные глаза мертвых зверей. Заметно, что чучела сделаны любителем – позы недостоверны, морды животных оскалены в странных ухмылках, их выражения пугающи и гротескны. Все вместе производит впечатление склада бракованных работ. Пол усыпан стружкой. На столе разложены медицинские инструменты, в стеклянном шкафу – склянки с мышьяком и сулемой. Здесь же – химические растворы в огромных бутылях и анатомические пособия.
Среди чучел животных чуждой, неуместной фигурой возвышается неподвижный ФЕДОР СКАЛИХ – серый костюм-тройка, высокий воротничок, уголок платка, заправленного в нагрудный карман.
Высокий худой мужчина в черном, ОТЧИМ – Орест Скалих, лицо нервное и вытянутое, страдает болезнью желудка, отчего кожа его носит желтоватый оттенок – выглядывает в коридор и, убедившись что тот пуст, возвращается к столу, где под настольной лампой лежит раскрытый атлас по анатомии человека. В центре – деревянный каркас будущего чучела с растопыренными брусьями. Взяв выделанную шкурку, отчим аккуратно натягивает ее на каркас. Рядом неподвижно сидит МАЛЬЧИК и завороженно наблюдает за тем, как однажды убитая белая норка под ловкими руками чучельника начинает обретать прижизненную форму.
ИНТ. ФИОЛЕТОВЫЙ КАБИНЕТ
За столом сидит Поляков, в кресле напротив него – отчим. Скованность его позы и каменное выражение лица говорят о нежелании здесь находиться и неприязни к человеку, задающему вопросы.
Поляков: Орест Павлович, с недавних пор вы не работаете в конторе вашего дяди, однако продолжаете оставаться в его доме. С чем это связано?
Отчим (надменно): Я имею право жить там, где пожелаю.
Поляков: Ваше желание как-то связано с присутствием Марьи Сергеевны?
Отчим: Думаю, вас это не касается.
Поляков: До тех пор, пока я не пойму, что здесь случилось, меня касается все… (Делает вид, что пишет, а на деле рисует бессмысленные каракули). Расскажите о вечере перед пропажей Федора Михайловича. Что он говорил? Как себя вел?
Отчим: Дядя плохо себя чувствовал и сказал, что хочет лечь пораньше.
Поляков: Он был болен?
Отчим: Легкое недомогание. Проблемы с пищеварением.
Поляков: И давно это началось?
Отчим: Неделю назад.
Поляков: Он обращался к врачу?
Отчим: Да, но доктор не счел его состояние опасным. Вероятно, причиной стало нервное перенапряжение – как раз накануне потерпела крушение баржа, принадлежавшая дядюшкиному пароходству.
Поляков: Я что-то об этом слышал. Десять жертв, кажется. Жуткая драма…
Отчим: Одиннадцать.
Поляков: Одиннадцать смертей, подумать только! Сколь тяжкий крест для совести честного человека… Как вы думаете, что могло произойти в ночь исчезновения Федора Михайловича? Вы, кажется, первым бросились на поиски?
Отчим (оживляется): Искал, разумеется, искал! Прямо с утра, когда он к завтраку не спустился, поднял шум, всех собрал, и… А как же иначе – не последний ведь был человек! Меценат! Почетный гражданин!
Поляков (себе): Был…
Отчим (с жаром): Дело в том, что после той, как вы говорите, «драмы», дядюшка повредился рассудком. Мария отказывалась это замечать, списывала на переутомление, но я-то видел…
Поляков: Вы специалист?
Отчим: Любитель. Но прочел достаточно книг, чтобы утверждать – дядя был не в себе. И той ночью… Да, той ночью… (Значительно глядит на Полякова). Я уверен, что той ночью, измученный демонами вины, он вышел из дому…
Поляков: В пижаме и домашних туфлях?
Отчим (не позволяет сбить себя с толку): Вышел из дому и направился к деревянному мосту – это недалеко, с полверсты, если напрямик через овраг. Течение там настолько сильное, что если б он задумал разделить страдания невинно убиенных матросов своих, то вынырнул бы у Боженьки на небесах.
Поляков: У вас клей на руках. Чем вы занимаетесь?
Отчим (быстро прячет ладони под стол, натянуто улыбается): Я чучельник. Это мое увлечение. Hobbyhorse, знаете ли. Конек.
Поляков: Мрачноватый конек…
Отчим: Отнюдь! Разве сберегать изначальную форму того, что должно было обратиться в тлен – не искусство, равное работе скульптора? Разве нет божественной искры в том, чтобы обманывать смерть?
Поляков: Тут пахнет самообманом. Вы не в силах вдохнуть в свои творения жизнь.
Отчим: Да, они не живы в общепринятом смысле. Однако благодаря мне они продолжают существовать. Переходят в новую ипостась. Становятся вещами. Вещность и вечность созвучны недаром, вам так не кажется?
Поляков (передергивается): Можете быть свободны.
Отчим покидает кабинет. Поляков дополняет свой список подозреваемых строкой «Орест П. Скалихъ, чучельникъ» и подчеркивает его двумя жирными чертами, после чего закрывает папку, выравнивает ее на краю стола и отправляется инспектировать комнаты.
ИНТ. КОМНАТА МАРИИ
Стены оклеены театральными афишами на разных языках. На всех изображена Мария в сценических костюмах. Сама она, постаревшая, но все еще привлекательная, сидит перед трюмо и расчесывает волосы гребнем. Когда входит Герман, издалека доносятся звуки фортепиано: за стеной играют «Французскую сюиту» Баха.
Мария (порывисто вставая): Герман. Герман.
Взяв руки Германа в свои, она покрывает их поцелуями, и он ей это позволяет. Увитые перстнями пальцы замирают на белоснежных манжетах его рубашки. Лицо бывшей актрисы искажает страх вперемешку с мучительным любопытством. Мария вопросительно заглядывает в глаза Германа, тот кивает. Тогда она расстегивает пуговицы, бросает взгляд на запястья, видит, что они абсолютно чисты и прижимает руки сына к груди.
Мария: Прикажу отправить доктору Минцу ящик вина. Он сотворил чудо.
Герман (отстраняясь): Заметьте, мама – не он один. Я черкну вам полный список. Вашей благодарности заслуживает и Николаша, мастер связывания без следов, и малышка Эжени – вы не представляете, мама, как нежно она накладывает электроды, чтобы потом столь же нежно пропустить разряд-другой через эту никчемную башку…
Мария: Доктор Минц знает тебя с пеленок.
Герман: Мог ли он представить, что спустя двадцать лет сам будет пеленать меня в ледяные полотенца?
Мария: Для того, чтобы спасти тебя.
Герман: Тут вы правы. Теперь я здоров и могу вернуться к работе. Вам больше не придется тащить на себе бумажные дела пароходства.
Мария: Как, ты разве не знаешь?
Герман: О чем я могу знать, если сутки напролет лежал в чуть теплой ванне, бессмысленно пялясь в потолок?
Мария: Пароходства больше нет. Теперь оно принадлежит народу. Как и наш дом.
Герман: Проклятие этого дома народ тоже заберет себе?
Мария: Ш-ш… (Встревоженно смотрит на дверь). Уходи, прошу тебя. Ступай, поздоровайся с братом.
Ничего не понимающий Герман послушно направляется к выходу и сталкивается в дверях с ГДЛЕВСКИМ в форме красного комиссара. Они молча расходятся, провожая друг друга одинаково хмурыми взглядами.