ИНТ. ГОСТИНАЯ
Окна занавешены шторами с ламбрекеном. Пол – дубовый паркет, стены отделаны деревянными панелями. Вдоль стен выстроены стулья под одинаковыми белоснежными чехлами, в углу ютится круглая металлическая печь. Высокое, от пола до потолка зеркало в тяжелой раме отражает дрожащее пламя свечей. Подсвечник стоит на крышке рояля.
За инструментом сидит МАРК СКАЛИХ. Если бы не длинная прядь, скрывающая половину лица, его можно было бы принять за Германа. Марк играет, закрыв глаза и едва покачиваясь в такт мелодии. Иногда он откидывает волосы, и становится виден шрам от ожога.
Рядом сидит Анна. Поначалу она слушает музыку, сложив на коленях руки, потом встает и обнимает музыканта за плечи. Марк продолжает играть. Анна гладит его по волосам, целует в шею. Марк играет. Тогда Анна снимает с шеи шарфик и завязывает ему глаза. Сдвинув штору, из-за нее выглядывает сидящая на подоконнике, а потому незаметная раньше служанкина дочь КАТЕРИНА – рыжеволосая, приземистая, с крупными, привлекательными чертами лица. Подруги обмениваются заговорщицкими взглядами. Катерина занимает место Анны, сама Анна раскидывается на крышке рояля и с умилением наблюдает оттуда за откровенной игрой Катерины и Марка. Музыкант снимает повязку лишь когда ощущает прикосновения не одной, а двух пар рук. И поддается их навязчивым ласкам.
Герман наискосок пересекает зал, будто бы никого и ничего не замечая.
ИНТ. КОМНАТА МАРИИ
Гдлевский (с деланым любопытством, указывая на левую сторону своего лица): Ничего не понимаю. А где у него?..
Мария (чувствует боль, но заставляет себя ответить): Нет, это не Марк. Его брат-близнец Герман. Он долго отсутствовал, был нездоров. Чуть позже я вас представлю.
Спрятав руки в карманы, Гдлевский расхаживает по комнате, внимательно разглядывая все, что в ней есть, и особенно – шкатулку с драгоценностями на туалетном столике Марии.
Гдлевский: Это, я чего пришел-то… (открывает и закрывает крышку шкатулки). Возникла одна проблемка-с. Места у вас тут уж больно до хрена (смотрит на себя в зеркало и приглаживает усы). А нам скотину держать негде.
Мария (вздрагивает, как от удара): Но ведь вы обещали!.. Слово давали, что сбережете дом до нашего возвращения!
Гдлевский (бормочет, обращаясь к своему отражению): Правда, что ли, обещал? (Отстегивает кобуру с наганом, кладет ее на столик, начинает снимать кожаную куртку). Раз обещал, тогда конечно. Надо выполнять.
Мария покорно раздевается.
В патефонном треске звучит романс Вертинского «За кулисами».
ИНТ. ПЕРЕД МАСТЕРСКОЙ ТАКСИДЕРМИСТА
Заложив руки за спину, Поляков стоит возле одной из дверей и наблюдает за тем, как СЛУЖАНКА выбирает из огромной связки подходящий ключ.
Поляков: Что там у вас?
Служанка: Да чай-поди всякий хлам.
Служанка отпирает замок. Поляков заглядывает внутрь, убеждается в том, что это всего лишь кладовая. Внимание коллежского асессора привлекает только садовый инвентарь – некоторое время он пристально рассматривает лопаты и грабли, но не находит никаких следов свежей земли и, быстро потеряв интерес, перемещается к мастерской. Она тоже заперта.
Поляков: А здесь?
Служанка (мелко крестится): Молодого барина хозяйство. Не велят нос сувать.
Поляков: Не велят, значит…
Служанка (разводит руками): Не-ве-лят.
Поляков жестом ее отсылает и, выждав, пока та не скроется из виду, извлекает из кармана набор отмычек. Некоторое время возится с ними, примеряя к замку то одну, то другую. Наконец, раздается щелчок, и дверь поддается.
В мастерской все по-прежнему, не хватает лишь чучела Федора Скалиха. Поляков осматривает каждый миллиметр пространства, выдвигает ящики, откупоривает склянки и принюхивается к содержимому, кивает себе, словно узнает вещества по запаху, подносит к свету порошки, листает книги, перебирает устрашающего вида медицинские инструменты. Вид самих экспонатов заставляет его чувствовать себя неуютно. Достав увеличительное стекло, Поляков исследует санузел и швы на полу в поисках остатков крови. Скоблит что-то ногтем, хмурится, в последний раз окидывает взглядом комнату и выходит прочь.
В опустевшей мастерской медленно открываются створки незаметного глазу стенного шкафа. В темной нише застыл ОТЧИМ, рядом с ним – ЧУЧЕЛО ФЕДОРА СКАЛИХА. Их взгляды одинаково бессмысленно устремлены в пустоту.
ИНТ. ЧЕРДАК
Студент ДЕНИСОВ стоит на коленях, склонившись над стулом. На серебряном подносе – горстка белого порошка. Дрожа от нетерпения, Денисов берет его щепотью, резко втягивает ноздрями, запрокидывает голову. Искаженное лицо постепенно разглаживается и наполняется фанатичным восторгом.
Денисов: Обидевший ангела – будет гореть в аду.
Бросается к печатной машинке, заправляет в нее чистый лист и с бешеной скоростью набирает: «Ваши родные и близкiе стонутъ подъ игомъ большевистскихъ комиссаровъ. Они мрутъ отъ насилiя и голода, они зовут васъ. Идите же спасать ихъ!»
Когда в стопке оказывается штук двадцать листовок, Денисов прячет их под рубашку и покидает чердак. То и дело оглядываясь, он крадется вниз по скрипучей лестнице. Мимо степенно проходит служанка с самоваром. Денисов вжимается в стену, придерживая за пазухой листовки – это выглядит так, словно его скрутил внезапный приступ боли в животе. Убедившись, что лестница пуста, он продолжает путь. Останавливается возле одной из комнат, снова оглядывается, заходит внутрь. Это бывшая детская, а теперь – спальня Германа. Денисов бросается к кровати, поднимает матрас и трясущимися руками заталкивает под него листовки. Несколько оставшихся отправляется в комод. Приоткрыв ящик, Денисов швыряет туда бумаги и вдруг замирает. Сверху лежит потрепанная фотокарточка. Он достает ее и подносит к глазам. На снимке – строгая темноволосая девушка, снятая вполоборота, и дарственная надпись: «Любимому и единственному супругу на долгую память». Денисов в ярости разрывает фотографию пополам, кидает ее на комод и выбегает из комнаты. Уже не таясь, он проносится через галерею залов и налетает на Марка. Тот хватает его за плечи, вынуждая остановиться.
Марк: Денисов, дружище! В чем дело? На тебе лица нет.
Денисов (с кривой ухмылкой): Из твоих уст эта фраза звучит вдвойне забавно. (Заметив, что ударил слишком больно, поспешно исправляется, отвечает на объятие). Прости. Прости. (Нервничает). Давненько не виделись, правда? Странно жить в одном доме и встречаться только по воле случая.
Марк (проводит тыльной стороной кисти по щеке Денисова): Скоро и это у нас отнимут.
Денисов (выглядит смущенным, но не отворачивается): Я спешу к сестре.
Марк: Она по-прежнему не поднимается с постели?
Денисов: Ночью ей стало хуже. Пришлось впрыснуть морфий.
Марк: Твое сострадание ее убьет.
Денисов всхлипывает. Раз, другой. И вот он уже прячет лицо на груди Марка, а тот гладит его по спине, незряче глядя прямо перед собой.
Марк (шепчет в никуда): Что за кошмарный год… Уж лучше умирать в сладких грезах морфия, чем в этой тоске и неизвестности. Страшный, мертвецкий год… (Денисову). Зайди ко мне перед сном. У меня есть бутылка хорошего вина и интересная книга.
Денисов (поднимая заплаканные глаза): Мне сейчас не до чтения.
Марк: Тогда приходи просто так.
Денисов устремляется к двери.
Марк (кричит ему вслед): Андрей! Просто так приходи!..
ИНТ. КОМНАТА ГЕРМАНА
Темная деревянная мебель, одиночная кровать под небольшим балдахином, кованая люстра и такие же светильники на стене. В красном углу перед иконами еле теплится лампадка. О том, что комната предназначена для ребенка, можно догадаться только по немногочисленным игрушкам, да и те выглядят мрачно и назидательно. Плюшевый медведь угрюм, заводной поезд, без остановки бегающий по кругу, тащит пустые вагончики. Армия оловянных солдатиков готова разить несуществующих врагов.
Высоко над дверью висит чучело оскаленной головы кабана.
На кровати, подогнув под себя ноги, с раскрытой книгой на коленях сидит МАЛЬЧИК.
В комнату заглядывает Поляков.
Поляков: Привет.
Мальчик (не поднимая головы): Здравствуйте.
Поляков: Можно?
Мальчик неохотно кивает. Поляков входит и остается стоять рядом с ним, заглядывая в книгу.
Поляков: Ты Герман? Или Марк?
Мальчик молчит и шумно сопит носом.
Поляков хитро улыбается, достает из кармана монетку и показывает мальчику. Когда внимание оказывается привлечено, он обстоятельно прячет ее между страницами книги, демонстрирует пустые ладони и, жестом фокусника протянув руку, извлекает монетку из-под подушки. На губах мальчика пробивается робкая улыбка.
Поляков: Держи. Это тебе.
Мальчик неуверенно принимает подарок и крепко сжимает его в кулаке.
Поляков: Ты ходишь в школу?
Мальчик: Учителя приходят к нам домой.
Поляков: Тебе нравится учиться? (Мальчик мотает головой). Отметки хорошие? (Мальчик кивает). Чем ты увлекаешься? У тебя есть хобби?
Мальчик: Я раскрашиваю солдатиков.
Поляков обращает внимание на оловянную армию и одобрительно цыкает.
Поляков: А это еще что за пугало? (Рассматривает чучело над дверью. Мальчик мельком глядит туда же и сразу утыкается в книгу). Тебе оно нравится?
Мальчик: Оно меня пугает.
Поляков: Так может, попросим его убрать?
Мальчик: Нельзя. Это подарок.
Поляков: Сложно, наверное, такое сделать.
Мальчик: Ничего сложного. Это плохая работа.
Поляков: Отчего же?
Мальчик: Им не нравится быть такими. Они не могут пошевелиться. Им страшно.
Поляков: Ты – Герман…
Мальчик еще ниже склоняется над книгой.
Поляков: Тот, кто сделал тебе этот подарок, дружил с твоим отцом?
Мальчик (глядя прямо на него, твердо): У нас все хорошо. Уезжайте из нашего дома.
Не добившись пояснений, расстроенный Поляков покидает детскую. Ненадолго зайдя в фиолетовый кабинет, он пишет на клочке бумаги: «Перед обедом в гостиной. Буду ждать. С. П.» С этой запиской он отправляется в комнату Марии, и оставляет приглашение на ее туалетном столике.
ИНТ. ГОСТИНАЯ
Запрокинув голову, Поляков рассматривает висящий на стене поясной портрет Федора Скалиха. В руках Полякова – три печальных поникших хризантемы. Шелест ткани заставляет его обернуться – в комнату входит бледная, с растрепанными волосами Мария. Несмотря на плачевный внешний вид, она держит спину прямой, а голову – высоко поднятой.
Мария падает на стул, Поляков смущенно вручает ей букет. Она принимает его и кладет на колени.
Поляков: Спасибо, что согласились на встречу, М-мария Сергеевна. Есть один вопрос, который никак не разъяснится без вашего участия.
Мария измученно кивает в знак того, что готова отвечать.
Поляков: Как вам кажется, ваш супруг действительно мог совершить mors voluntaria?
Мария: Простите?
Поляков. Самоубиение по причине умственного нездоровья.
Мария: Что? Нет! Господи… Нет, нет! Все это время он оставался совершенно вменяемым. Собирался выплатить женам этих моряков большие откупные, но не успел. Его волю выполнила я. Федор был готов идти на каторгу. Пожалуй, даже мечтал о правосудии.
Поляков: О каком правосудии вы говорите?
Мария: Если бы выяснилось, что за состоянием баржи следили ненадлежащим образом, моего мужа обвинили бы в халатности. Эта трухлявая посудина вообще не должна была выходить в плавание, но он же не мог самолично осматривать каждую брешь, у нас двенадцать буксирных и десять пассажирских пароходов… Он не виноват, он не мог… Господи, Господи! (Прячет лицо в ладонях, говорит сквозь пальцы). Знакомые цветы…
Поляков (розовея): Я искал садовника, чтобы он срезал их для меня, но никого не нашел, и пришлось самому. У вас прекрасный сад.
Мария: Здесь нет садовника. И не льстите, прошу – сад мерзкий. Я перестала туда выходить. Нет сил видеть, как приходит в упадок то, что было создано руками мужа…
Поляков (поспешно меняет тему): Я хотел бы пригласить вас на прогулку, но погода сегодня не очень. С самого утра идет мокрый снег.
Мария: Как и вчера, и позавчера, и третьего дня…
Поляков: Тогда, быть может, вы не откажетесь составить мне компанию в театре?