Встреча на Эльбе
24 апреля, суббота.
Он выше, чем я считала.
Стоя на пороге, я тупо гляжу наверх. Где этот чувак кончается?
Метр девяносто пять. Как минимум. На нем простая белая футболка и светло-серые спортивные брюки.
Красавчик. И стильный, как пидорас.
Чем-то напоминает Коннора. Хотя, они все его чем-то напоминают. Черноволосый, голубоглазый и настолько ухоженный, что даже думать страшно, как он визжит, обнаружив прыщик.
Я закрываю пачку и поднимаю к нему глаза. Не дело это – в первую же встречу пытаться рассмотреть его член. Член, если интересно, – спокоен; в положении «у ноги». Для кого я красилась?!
Хамло, блин!..
Я поднимаю голову и смотрю на него. Взгляд напряженный, словно он мысли мои читает.
– Привет, – говорю я, предчувствуя, что квартиры мне не видать. – Джошуа?
По Скайпу он пел, как трахнутый кенар, а теперь только что глаз не дергается. И смотрит-смотрит-смотрит только в глаза.
– Я – Каролина, – говорю я в последнем, бессмысленном рывке. – Насчет комнаты… Мы разговаривали по Скайпу.
Он кивает, переступив с ноги на ногу, аж пригибается ко мне.
– Ты-и – Каролина?!
– Э-э… Да.
– Ты выглядела иначе.
Я накрасилась, идиот!
– Но ты сказала, что тебе сорок лет!
– Сказала, – говорю я и достаю пластиковую карточку-удостоверение личности.
Объявление я увидала абсолютно случайно.
Где-то на полпути из душевой после каземата. Гоняла чувака хлыстом, чуть плечо не вывихнула… Вспотела, как свинья дикая… И тут Марисса мне телефон сует и кричит:
– Каро, ты ищешь еще квартиру?..
Я позвонила немедленно. Комната за такую цену могла уйти быстрее, чем бутылка водки в тюрьме.
Какое-то время Джош рассматривает меня; как Иван Царевич, застукавший Лягушку в образе Василисы.
– Тебе, действительно, сорок лет? – говорит он со странной смесью интереса и недоверия.
Я поджимаю губу: Коннор сменил мне имя, фамилию, брачный статус… но возраст – нет. Шутка юмора. Данке, Коннор!
– Пластика, – дежурно говорю я.
Он молча рассматривает меня, как на уроках биологии, наверное, рассматривал распятых лягушек. Я молча жду, наливаясь нехорошим предчувствием. И когда я уже готова услышать «нет», он внезапно толкает дверь в сторону и говорит:
– Входи.
***
Жопа у него хороша.
Вообще он весь прекрасен, как в Инстаграме. И походка профессионально упругая. От бедра. Я честно пытаюсь сосредоточиться на квартире, но я ведь еще живая. Я никогда не встречала таких парней!.. Он в самом деле такой, как в Инсте.
Неотфотошопленный!
Девки сдохнут, когда узнают, к кому я от них ушла. Если я сама щас не сдохну, пытаясь не сопеть ему в спину, как Минотавр.
– …здесь кухня, здесь у меня туалет. Ванная – отдельная, круто, да? – рассказывает Джош.
Акцент выдает в нем американца, но по-немецки он говорит хорошо и бегло.
– Да, – говорю я, – круто. Кууль!
За окошком струится Эльба. Район шикарный – прямо возле Порта. Да и квартира классная, невзирая на провода, треноги и камеры. Даже пара софитов есть. Все свалено вдоль стены, а противоположная, рабочая – идеально чистая и надраенная.
Добро пожаловать в закадр успешного блогера.
– А тут, – говорит он, – будешь жить ты.
– В чем прикол? – спрашиваю я, осмотрев свою комнату, размером три на три метра с кроватью и встроенным стенным шкафом. – Почему так дешево?
Джошуа улыбается, невинно глядя в упор:
– Ты хочешь платить дороже?
Я улыбаюсь в ответ. Разумеется, что больше я платить не хочу. Но за четыреста евро в месяц, я ожидала увидеть крысиный угол, со следами крови на стенах и контурами обведенных тел на полу. Не так уж легко найти что-нибудь в центре Гамбурга.
– Это моя квартира, – говорит он. – Скажем, капиталовложение.
– И?..
Его улыбка меркнет и провисает.
– Я на мели. Мне нужен кто-нибудь, кто будет платить коммуналку.
Я начинаю сомневаться. За такую комнату он мог бы взять вдвое больше. В городе всегда можно найти кого-то, кому хотелось бы жить в центре. И видеть юного бога, когда он с утра идет в общий туалет.
– Да, это ты говорил мне в самом начале. Но в чем подвох?..
Джош сперва закатывает глаза, затем вздыхает, затем поворачивается к дверям. Я тоже выполняю свою часть «танца». Вздыхаю, с сожалением осматриваю комнату, смотрю на часы… Квартира классная и комната недорогая. А что-то внутри свербит.
– Чем ты занимаешься? – спрашивает вдруг парень.
– Я – домина, – вырывается у меня.
Хотя, я собиралась сказать, что я работаю барменшей. Обычно, парней пугает само только слово, но… Джошуа выглядит очень заинтригованным.
– В смысле, та, что с хлыстами и в латексе?
Мне больше нравится кожа. Да и хлыстами арсенал инструментов не ограничивается. Но в целом он прав. Просто не хочется сразу пугать его тем, что делаю на работе. Джошуа ухмыляется было, но еще раз смотрит на меня, и улыбка начинает подрагивать.
– Ты серьезно?..
– Да, – отвечаю я. – И мне уже пора на работу. Квартира классная, но я тебе почему-то не доверяю. Зачем тебе кто-то, если ты сам богат?
– Я не богат, – выстреливает он. – Сказать по правде, кризис меня прибил…
– И?..
– Я выбрал тебя из всех, потому что ты лучше всех снимаешь.
Я поворачиваюсь к нему. Я тоже его, конечно же изучила. Все его фотки, весь его Инстаграм. И то, что ему банально нужен фотограф, кричало с последних кадров: «Сними меня!»
– Я не то, что не богат, я вообще в жопе, – цедит он сквозь зубы. – У меня ни фотографа, ни личного ассистента, ни супербота, который бы отвечал подписчикам… Все я сам! Мне даже коммуналку нечем платить, понятно? Инста помогает хоть как-то подзаработать, но без хороших фоток Инста – ничто… Ты умеешь гримировать?
– Нет! – говорю я честно. – Только сама себя.
– Но фотки-то ты сама делаешь?
Я опять смотрю на квартиру. Если бы он врал, он придумал бы что-то поинтереснее. Я уверена: фотографии – это важно. И карты он положил на стол.
– Сама.
Кивнув, он снова всматривается. Как самец стоматолога в редкий кариес.
– Ты похожа на одну бабу, – говорит он, – которую я видел с одним чуваком…
– Это могла быть я, но скорее всего, другая.
Он фыркает. Я обожаю людей, которым нравятся мои шутки!
– Ты, случаем, не работала на того больного придурка, который обещал всем вечную молодость за то, что они позволят себя пороть? Как же это все называлось?.. Кицунэ? Кацуе?
– Кхин-цуэ. Кицунэ – японская лиса-оборотень, которая соблазняет мужчину, чтобы съесть его мозг.
– Такое чувство, я всю жизнь встречался лишь с ними…
На этот раз смеюсь я.
– Так что насчет чувака?
– Я на него работала, – говорю я.
– Забавно. И теперь, хочешь снять комнатенку у парня, вроде меня.
– Он не так уж много платил, – отвечаю я. – К тому же, все много лет, как кончилось. Коннор уехал, и никто не знает куда. Но я зарабатываю чуть больше на его имени…
– И это правда? Ну, то, что он обещал? Вечная молодость и, – он делает непонятный жест, а сам очень пристально рассматривает мое лицо и шею.
– Если бы он делал все, что мне обещал, я не стояла бы тут, – я скромненько развела руками. – А что? Интересуешься черной магией?
– Магии не бывает!
– Ты так говоришь, потому что тебе за это никогда не платили, – ласково отвечаю я. – И кстати, должна сказать: когда я не в латексе и с хлыстом, то гадаю на картах. Онлайн. Чтоб ты сразу знал.
Сглотнув, он тупо на меня смотрит.
– На картах? Это-то тут при чем?
– Многие парни считают, что это – магия, – ласково улыбаюсь я. – Просто не хочу, чтобы ты упал в обморок, застукав меня с Таро и закупорил собой вход в комнату.
– Поладили! – он кивнул.
Я протянула руку, Джош крепко ее пожал.
Я снова глянула на часы.
– Тебя устроит, если мы встретимся через три часа и договорим? У меня работа.
– Меня устроит, если ты переедешь, через четыре. Ты, вроде бы говорила, что мебели у тебя нет.
– Нет, но…
– Я сам помогу все перевезти, – перебил он, повелительно вскинув руку. – Деньги вперед, как договорились?
– Деньги вперед.
Кровь и руны
25 апреля, воскресенье.
– Ты в курсе, что мы снова на карантине? – спрашивает Джош.
Я поднимаю глаза. Он опускает. Хмыкает. Я как раз практикуюсь в наведении порчи на вольт. Говоря по-русски, на фотографию.
– Что ты делаешь? – говорит он, опознав некого политика, чей супруг нехило наварился на масках.
– Порчу на геморрой, – говорю я абсолютно серьезно.
Джош хихикает, я – нет.
– Ты, правда веришь в это дерьмо? – уточняет он осторожно.
Я пожимаю плечами, лукаво сверкнув в ответ. Когда-то, давно, в другой жизни, я сама задавала этот вопрос. И Коннор включил телевизор, нашел какой-то прямой эфир и заставил человека начать раздеваться. Так вот просто, с дивана, на телевизор. Тогда я перепугалась до смерти, потом решила: это просто гипноз. Правды я так и не выяснила.
– Я верю, что я разорвусь от злости, если буду просто сидеть и пытаться не думать, – говорю я. – Это вот меня успокаивает.
Джош садится у меня за плечом, обдав теплой волной парфюмерных запахов. Руки, слава богу, не распускает. Не трогает ни фотографию, ни меня.
– И что значат эти знаки? Это же руны?
Мальчик посмотрел «Рёгнарёк» и все теперь знает.
– Руны. Эта – Хагалаз, – говорю я будничным тоном, – руна разрушения и разрыва. А это Лагуз, руна воды, течения… Грубо говоря, я хочу, чтобы у него взорвалась прямая кишка и кровь лилась в три ручья… Пока у его мужа не закончатся маски.
– Его муж похож на жиголо, – говорит Джош. – Не находишь?
– Да еще как! – восклицаю я. – Он такой красивый, такой уверенный в себе хлыщ. Как он мог бы влюбиться в этот побег недоразумения?
Мы вместе, вновь рассматриваем фото.
Политик настолько тощий и мелкий, что не потянет на кусок. Только на тощенький жидкий плющ, который примеряется к дубу.
Вот только… Откуда Джош смыслит в таких вещах? Я – ладно… Рыбак рыбака и все в таком роде. Но Джош на жиголо не похож. Он похож на парня со слабым тестостероном, невзирая на внешнюю брутальную красоту.
– Сделай ему еще артрит и ангину, – говорит Джош, брезгливо посмотрев на министра. – Пусть тоже на карантине сидит…
– …стоя, – заканчиваю я, подмигнув. – Идея хорошая.
– А круто было бы в самом деле это уметь, – говорит сосед, помолчав. – Ну, магию. Кто-то тебе не нравится, ты ему хренась и все. Крышка, памятник, хризантемы.
– Тут все не так просто. И если использовать неразумно, можно вляпаться по тому же маршруту. За все на свете, мой юный американский друг, мы должны платить.
– Ты в самом деле веришь в это дерьмо, – теперь он уже не спрашивает, он констатирует.
– Я верю, – спокойно говорю я. – Человеку необходимо во что-то верить. Ты?
Джош пожимает плечами.
– Не знаю… Однажды со мной случилось кое-что странное и с тех пор я просто не знаю.
– Расскажешь?
– Может быть. Однажды… Потом…
Я пожимаю плечами.
– А чем ты заплатишь?
– Передо мной у него должок. Он лично требовал карантина…
И у меня полетел заказ.
Благодаря Политику я не выйду из дома после двадцати двух, а клиент никак не может освободиться пораньше. Мне бы хотелось запереть Тощего в каземате и самой, лично разорвать ему задницу каблуком. И рвать, пока он не охрипнет от визга.
Что-то лопается внутри, и я буквально чувствую, как сила желания наполняет руну. Маленький хлопок в переносице и еще один, более звонкий хлоп.
– У тебя кровь пошла, – встревоженно отпрянув, вскрикивает Джош.
Капля мягко падает на фото. Ярко-красная, круглая, как сургучная печать.
– Я перенервничала, – говорю я, не поднимая глаз. – Прости. Я сейчас все вытру.
Он пытается подойти ко мне, я вытягиваю руку: не подходи! И Джош замирает.
– Черт, – говорит он. – Ты самая чокнутая из всех, что я знаю…
Почти восхищенно.
– Мне нравится!
Я прижимаю салфетку к носу и улыбаюсь ему в ответ. Кон говорил, что подобные вещи – знак. Сила приняла твой заказ, взяв откуп. Но верю ли я? Нет. Я все еще не верю. Кон мертв и с ним его дурацкие фокусы. А у меня, если не прекращу так беситься из-за политиков, может лопнуть сосуд в мозгу.
Он бледен и как-то странно сидит
27.04. вторник
Почти семейный «пейзаж»: Джош варит кофе, а я сижу за столом и ретуширую отобранные им снимки.
Он просто бог!
На фото он еще прекрасней, чем в жизни, хотя обычно принято говорить, наоборот, но… Фотография – это миг. Застывший навечно и совершенный. Он будет еще совершеннее, когда я подчищу поры, вытяну свет и подчеркну тени.
– Бож, – говорю я себе по-русски. – Какие линии, какие черты…
– Надеюсь, ты не шепчешь на меня свои заклинания? – спрашивает он.
Вроде в шутку, но как-то слишком всерьез.
– Ты же не думаешь, будто то с политиком – все всерьез?
Он опять пытается улыбаться… Вот же дурак замороченный!
Слава богу, кофеварка у него простая. С фильтром. Не одна из этих сверкающих хромом машин, которые выдают кисло-горькую, дегтярно-черную муть. Просто вода через фильтр и кофе «Далльмайер».
На столе появляются коричневый сахар и обезжиренное молоко.
Интересно, с чего он взял, что три ложки коричневого полезней белого?..
Но кофе налит и разговор становится неотвратим.
– Я вижу, как ты рассматриваешь меня.
– Я тебя снимала!
– Не ври мне. Пожалуйста, Кэр, не ври. Я тебе объясню, по поводу секса… Я выгляжу, как жеребец, я знаю, но это мой образ. Я просто модель. Я не тот, кем я выгляжу.
Кому он это все пытается объяснить? И зачем?
– Да, я не супер-мега-звезда, но у меня есть фанатки. Большинство девушек хотят не комнату, а меня. Им кажется, что раз я им нравлюсь, то должен немедленно захотеть их в ответ. И не просто захотеть, а на их условиях.
Он очень долго молчал, и я подтолкнула:
– Дальше…
– Что дальше? А мне не нужно это дерьмо! Вы – русские, воображаете себя феминистками, но стоит вам разок лечь в постель, как сразу начинается обида на квартплату и требования дарить подарки и носить на руках. А у меня на это все денег нет! Я выгляжу, как жеребец, но я не жеребец! Одно время, я даже всерьез боялся, будто я гей…
Я выгнула бровь: серьезно?! Еще никто, никогда не называл меня феминисткой. Да я патриархальна до пломб в корневых «восьмерках»!
– Не то, что в этом что-то плохое, – спохватился он, – ну, быть геем.
– Я не про то… Где ты видел русских фемок, скажи мне, плиз… А если серьезно, когда ты хочешь жить с девушкой фифти-фифти, ты должен искать себе не модель, не танцовщицу, – про профессии он мне чуть раньше зарисовал, – и тем более, не секс-работницу!
– Окей… Я к тому, что мне нужны деньги. Реально. Ты очень симпатичная и выглядишь моложе, но я сейчас просто не могу…
«Очень симпатичная» задело гораздо глубже, чем вся его сразу речь. «Очень симпатичная» значит: я тебя не хочу. Внутренности залило ледяным азотом, а улыбка трансформировалась в оскал. Джош этого не заметил.
– До тебя я жил с одной девушкой, которая работает в мюзиклах. Актрисой массовки… Она была потрясающая и я…
– Джош, – сказала я ласково. – Я не твой психотерапевт. Я не хочу спать с тобой, но еще меньше, хочу выслушивать! Твой внутренний мир – это не собрание жемчуга. Это сопли, слюни и прочее дерьмо. Я «очень симпатичная», как ты и сказал и если мне понадобится практика в качестве бесплатных ушей, я найду себе «папика»! Я здесь потому, что я не желаю ничего слушать. Ты меня понимаешь? Я НЕ феминистка и в равноправие поверю только тогда, когда смогу поссать стоя, а ты – родишь.
Джош жутко обиделся, но виду не показал. Зато его уши вспыхнули, как два индикатора. Еще чуть-чуть – мозг взорвется.
– Позволь мне кое-что тебе объяснить: большинство женщин не любит секс. Особенно тех, кто продает его, понимаешь? Женское тело – плата вместо квартплаты. В кредит, в надежде на всякие ништяки. Ты просто очень красив и пока не сталкивался, но даже ты никому не нужен просто как пенис. Я не хочу тебя, андэрстэнд? И ты меня оскорбляешь уже самой мыслью, что мне нужны объяснения.
– В таком случае, зачем ты со мной живешь?! Почему не с подружками?
– Потому что мне сорок! – взвизгнула я. – А этим девкам по двадцать. И все они пытаются превратить меня в мамочку, излить душу и сесть на шею, чтоб их проблемы решала я! Как ты сейчас! Я надеялась, что когда у человека есть яйца, свои проблемы он решает в спортзале, ясно тебе?!
Джош осел, держа кружку перед собой, словно пистолет. Меня это, ясен пень, не остановило:
– Вот что, у меня есть причины, но это не твой распрекрасный член, за который ты так трясешься. И если ты меня еще раз в этом упрекнешь, я съеду. И таких фоток тебе никто не сделает. По крайней мере, бесплатно!
Я швырнула ему в живот телефон и Джош поймал его.
– Тогда почему ты так на меня смотришь?
– Посмотри сам! – Оскорбленный Художник во мне набычился.
Джош посмотрел. Он смотрел минут десять, листая снимки туда-сюда и в конце концов, у него увлажнились губы и теплым светом засияли глаза.
– Прости! – сказал он. – Я все не так понял… Так вот, насчет той актрисы.
– Я не хочу о ней слушать! – взвизгнула я.
– Но я хочу рассказать! – возразил он яростно. – Это важно.
Я выдохнула сквозь зубы.
– Нет, нет и миллион раз – нет!
Как и все мужчины, что плакались на моей плече, он верил, будто выдает нечто ценное. Вот только те, другие, платили мне! Чаевыми, или же леди-дриньками. Мужчины очень любят вываливать свою боль стриптизершам и проституткам. Но им, обычно, хватает такта понять, что девушке бесплатно – не интересно.
Джош вряд ли имел финансы, чтобы ходить в стрипбар, а я не собиралась слушать мирскую хрень из уст бога.
– Не ори так… Соседи подумают, что я тебя бью.
Я глубоко вздохнула и заправила волосы за уши. Соседи тут не затем, чтоб думать. Соседи тут, чтобы сразу звонить. В полицию, например. А мне не нужна полиция. Я еще раз вздохнула и пристально посмотрела ему в глаза.
– Душевный стриптиз, это много интимнее секса, знаешь? Не надо передо мной раздеваться.
Джошуа помолчал, потеребил вусмерть залакированные волосы, проверил мобильный. Он был все еще обижен, но хотел это скрыть.
– Да не собираюсь я тебе душу изливать! Я просто хочу сказать, что пробовал жить с парнями, но большинство из них свиньи, а для работы мне нужна чистота. А девки сперва говорят, что все понимают, а через месяц пытаются облить меня кислотой, вот что я пытаюсь тебе сказать… Я просто не хочу, чтобы ты стала наводить на меня колдовство, как на того политика!
Я на миг замерла, затем рассмеялась.
– А! Ну об этом не беспокойся. Я никогда не причиню тебе боль!.. По крайней мере, бесплатно.
– Актриса тоже так говорила… – он сдвинул шорты и показал мне… ожог.
Я дернулась и дважды моргнула.
– Кислота, – сказал Джош. – Всего лишь несколько капель… Мне повезло, что я успел отскочить.
Мне стало стыдно.
– Господи, извини! Да я понятия не имела… И то, с политиком, это не всерьез. Я так просто успокаиваюсь. Это не настоящее колдовство.
– Мой друг работает санитаром в клинике. А его девушка – медсестрой. В очень элитной, закрытой клинике…
Я недоверчиво ухмыльнулась, но Джош был бледен как мел и торжественен словно Папа Римский.
– Он был там вчера. Политик. Друг говорит, что врачи несколько часов не могли остановить кровь. Ту кровь, что шла у него из задницы, как ты и сказала…
Вот так, вот!
По ходу я достигла нового уровня в ясновидении. Я предсказала кровотечение… Или, не предсказала? Бож, это нехорошо! Это очень нехорошо!
Когда мужик не привязан, и вообще одет
30.04. четверг
Непривычно.
Находиться в одной комнате с незнакомцем, который ни к чему не привязан, одет, смотрит мне в глаза и не зовет Госпожой.
Джошуа, так же ощущает себя неловко. Случай с политиком, его испугал, но после того, как я отвергла идеи сделать все то же самое с остальными, он слегка успокоился. Списал все на совпадение.
Вот и хорошо.
Еще не хватало, чтобы он каждую царапину списывал на меня и в итоге сжег, чтобы не бояться.
Без шуток: мое присутствие его смущает и напрягает, хоть он и пытается делать вид, что все хорошо. Не знаю, почему мне так кажется? Наверное, опыт. Я просто знаю и все. Понятия не имею, откуда. Его движения скованные. Он прячет глаза. Он то и дело обнимает себя руками.
Бессознательные защитные жесты. Хотя я просто сижу и никоим образом не пытаюсь до него домогаться. В большом мужском пуловере, толстых носках и легинсах. Но Джошуа все равно на меня косится и пытается просканировать, что там под этим всем.
Он не выглядит как мужчина, который не хочет секса так яростно, как он утверждает.
– Знаешь, у тебя такой взгляд, – говорит Джош. – Как будто ты прикасаешься, когда смотришь.
– Потому что ты задолбал ходить кругами на цыпочках! После того, как ты узнал про Политика, я боюсь получить по затылку чайником и проснуться уже в огне! Двадцать первый век, Джош! Ты слышал про совпадения?
Он со смешком выдыхает и садится к столу.
– Но все равно у тебя неуютный взгляд. Очень!
– Я знаю. Моя шефиня говорит, что вне каземата, я пугаю им людей даже больше, чем в каземате. В каземате все думают, что я в образе.
– А как ты умудряешься зарабатывать в стрипе? – спрашивает он.
– Очень просто, на самом деле. Я бы тебе показала свой другой взгляд, но ты решишь, будто я хочу тебя. И тогда у тебя реально польется кровь из очка.
– Нарисуешь знаки на моем фото? – подмигивает он.
– Я суну тебе каблук в задницу, – отвечаю я. – Это технически проще и результат на все сто!.. Слушай, Джош, если тебя так пугает мое присутствие, то я лучше съеду. Мне тоже хочется немного расслабиться, не следя при этом за моим взглядом. Вот, правда!
Он улыбается.
– Ты права, извини.
Лед между нами крошится.
Джош красивый; очень. Смуглый, голубоглазый. Словно отлитый и отшлифованный. И я начинаю вдруг понимать, насколько стара. Ему двадцать девять, – когда-то я таких «папочками» звала. А теперь двадцатидевятилетний кажется мне ребенком.
И мне самой уже сорокет…
И черт!.. Я чувствую каждый год, хоть господь и решил затянуть старение.
Чтобы отвлечься от мыслей о возрасте, я взялась печь печенье. Овсяные хлопья, обезжиренный немецкий творожок, похожий по консистенции и вкусу на густую сметану, изюм, яйца, соль и немного сахару.
– Совсем-совсем без муки? – спрашивает Джошуа.
Сам он питается сваренными на пару куриными грудками, брокколи, крутыми яйцами и порошковыми протеиновыми коктейлями. И где-то слышал про гречку.
С трудом подавив желание предложить приготовить ужин, я спрашиваю, не хочет ли он печенье. Джош радостно говорит, что хочет.
– На самом деле, – доверительно сообщает он, – я пачками жру «Орео». Ничего с собой не могу поделать.
Я глотаю, не в силах сложить два и два. Как он может жрать печенье и не толстеть?..
– Все ясно: ты сам – ведьма!
– Я, – отвечает он, улыбаясь. – ВЕДЬМАК!
Ал
л
ергия
на футболки.
1.05. суббота.
День Труда, а я опять не работаю.
Типично для пандемии. Все заведения официально закрыты, а неофициально – у меня помещения нет. Не приводить же клиентов к Джошу… К тому же он так и напрашивается сам. Целыми днями таскается полуголый. В одних лишь джинсах. И напрягает всю свою анатомию, как только я куда-то мимо него иду. Это бесит меня.
Напрягает.
Не потому, что он заводит меня физически, а потому, что он так оголодал без внимания, что крыша едет. Спортзалы-то до сих пор то закрыты, то ограничены по числу людей. Вот он и дергается. Тело требует дофамина.
А что я могу поделать? Дать ему энергии и сдохнуть самой?
Ну, не вставляют женщин голые торсы! Я ведусь на дорогие костюмы и уверенный разворот плеч. И да, этот парень сложен, как бог, но… Ему бы еще не озираться дико по сторонам, в поисках одобрения, как голодная шлюха!
Этот взгляд расхолаживает.
Это не взгляд победителя. Это взгляд мясного быка, которого привезли на бойню…
Пока я это писала, он раз пятнадцать мимо прошел, пыхтя от напряжения всех мышц сразу.
– У тебя аллергия на футболки? – спросила я, опасаясь, что у него в самом деле треснет задний канал.
Без всякой порчи. Просто психосоматика. Я же образованная женщина. Знаю, что если тужиться и пытаться, то запросто можно все себе надорвать.
– Тебя смущает чья-либо нагота? – встал он в позу.
– Смущает? Нет. Не интересует бесплатная.
Взбешенный, он на миг загорается и становится ослепителен. И я по инерции делаю пару кадров. Камера у меня всегда под рукой, как у фотографов «Нэшнл Джеографик». Я уже поняла, что Джош особенно хорош собой, когда злится.
Сразу такой на токе. Дерзкий и сильный, как молодой лев.
Увы, такие мужчины обожают притворяться котятками. Приподнимать бровки, надувать губки и делать круглые глаза, искренне уверовав, будто бы выглядят милыми. На самом деле, ребячась, он выглядит слабым и некрасивым, но ни в какую не хочет это понять. Стоит ему увидеть нацеленный объектив, как Джош начинает играть. А играть он, как раз-то и не умеет.
– Ты просто бесишься, потому что знаешь: я тебя не хочу! – прошипел он.
– Естественно, я бешусь! – согласилась я. – Ты сам-то как думал?.. Для таких красавцев, как ты, я делаю семипроцентную скидку! А ты не хочешь! Может, подумаешь еще раз? На этой неделе скидки на саундинг.
Толком не разобравшись, Джош показывается мне американский народный жест.
– Я за секс не плачу, ясно?
И сделав вид, будто бы подсчитывает лайки, он начинает гуглить… Маленький мой незнайка.
– Саундинг – это когда в уретру вводят специальную трубочку, – ласково просветила я. – Стальную. Как у уролога.
Изменившись в лице, Джош инстинктивно обнял себя руками. Кожа покрылась крупными пупырышками. Соски и те напряглись.
– Значит, не хочешь, – задумчиво повторила я. – Может, тогда, возьмешь мою фирменную футболку? Всего тридцать евро, очень красивая. С вибратором и анальной пробкой.
Не найдясь с ответом, мистер Калдерон срывается с места. Черт, он в самом деле великолепен, когда взбешен. Какой бы из него вышел Коннор!..
Грохоча кованными каблуками армейских ботинок, Джош марширует по коридору, сворачивает и театрально захлопывает дверь. На самом деле, это, конечно же, не армейские бутсы. Дизайнерская работа. Стилизация. Куча «фишек», которые делают их похожими на армейские.
Совсем, как он. Брутальный красавчик, который вообще не брутал…
…Дверь в его комнату грохает, как артиллерийская пушка.
Дрогнув, я по инерции пригибаю голову. Опомнившись, распрямляюсь вновь. Он сам себя в ловушку загнал своими условиями, а теперь негодует и скачет вокруг меня. Соблазнитель, блин! У нас общий Интернет и я часто вижу в рекламных баннерах сайты, которые гуглит Джош.
Его чертовски волнует моя профессия.
Наверное, все началось с того, что он боялся проснуться связанным, с анальным кляпом во рту. Теперь он явно хочет быть в теме. Сейчас все помешались на БДСМ. Секс так доступен, что перестал быть чем-то волнующим. И после того, как Джош ознакомился и прикинул, что, где и как, он никак не может прекратить думать.
Гуглить, во всяком случае, он не перестает.
Я иду к его комнате. Стучу в дверь.
– Джош? Надеюсь, я не причинила тебе боль своими словами?..
– А если ты причинила?
– Если причинила, ты должен пятьсот евро.
За дверью слышится сдавленный смешок.
Затем, шорох. То ли он надевает футболку, то ли снимает штаны. Шаги… Дверь распахивается и Джошуа опирается локтем на дверную коробку.
– Чисто из интереса, сколько я был бы должен тебе, если бы обиделся в самом деле?
– С учетом скидки на саундинг?
Он ухмыляется. Вскидывает бровь. Театрально, но в то же время, естественно. Его взгляд опускается мне на тапки и медленно, словно старый лифт, поднимается вверх, к глазам.
– Серьезно. Сколько ты берешь со своих мужиков? За обычный секс.
Я поджимаю губы.
Мои любовники, а я, как бы нелепо это не прозвучало, всех их в какой-то мере люблю, оплачивают не секс. Они оплачивают меня.
Порядочные мальчики не поймут, но взрослым мужчинам тоже хочется, чтобы их любили. Чтобы ими восхищались. Чтобы не выносили им мозг. Чтобы не намекали на свадьбу, ребенка и знакомство с родителями. Мои мужчины платят мне за комфорт. За то, что я появляюсь как джинн, киваю, слушаю, исполняю желания, а потом исчезаю.
Бесшумно, как появилась.
Он не имеет права ставить вопрос.
– Чуть больше, чем ты со своей агентши, – говорю я.