– Красота действительно редкая, – дядя Вэйн плотоядно посмотрел в сторону барной стойки.
Стивен повернул голову в том же направлении.
«О боже…» – пронеслось в голове.
Рыжие волосы, забранные в длинную растрёпанную косу. Огромные зелёные глаза с пушистыми ресницами. Пухлые губы нежно-терракотового цвета. Точёность линий фигуры не могло скрыть даже нелепое деревенское платье. Девушка старательно протирала поверхность барной стойки, держа замусоленную тряпку изящной красивой рукой с длинными тонкими пальцами.
Стивен подался вперёд. Ему захотелось приблизиться, но ноги словно приросли и к полу, и друг к другу. Всё тело сковало, а пространство вокруг размылось, превратившись в безликий туман. Мгновение. И в бесформенных клубах проступили другие образы. Стивен сразу узнал обстановку нижнего холла серого особняка.
– Вот, милая, тебе тут понравится! Так нам всем будет лучше! Мы здесь вдали от любых глаз. И тебе, Гвендолин, так спокойнее будет. Всё, как ты хотела, – радостный дядя Вэйн обращался сразу к двум женщинам, стоящим у входа. Одна с беспристрастным жёстким лицом, вторая… Аккуратно заплетённые рыжие волосы. Лёгкий макияж на красивых чертах нежного лица. Белый дорогой костюм, эффектно подчёркивающий идеальную фигуру. Изящные золотистые туфли-лодочки на длинных стройных ногах.
У Стивена почему-то болезненно сжалось сердце, а к горлу подскочила тошнота.
И снова паралич во всём теле, размытое пространство, другой отрывок туманной реальности.
Вечер где-то на южном побережье. Вид ближайших бунгало и убранство ресторанчика выдают высокий уровень курорта.
– С годовщиной, милая! Эта поездка – мой подарок тебе, – счастливый дядя Вэйн медленно кружился в танце с рыжеволосой девушкой, её летящее платье легко развивалось, мягко подхватываемое южным ветром. – Мы уже три года вместе! И ты радуешь меня с каждым днём всё больше, моя красавица, моя идеальность, моя безупречность, жемчужина моей коллекции прекрасного!
Стивен отвернулся. Ему казалось, что увиденное и эти слова просто разорвут его сейчас, вызывая чувство омерзения и какой-то непрошеной боли.
«Как так вышло? Как такая нежность попала в руки этих поганцев для решения их мерзких проблем с браком? Как? Что это за деревня такая? Что за место? Это в какой части страны? Другой страны? Неужели там не мог оказаться кто-то иной… А вот хоть бы и я…» – Вопросы, как осы, роились в голове и жалили, жалили. Возрастающее осознание чудовищной несправедливости раздирало. Взгляд Стивена упал на серое, искажённое презрением лицо тёти Гвендолин. Оно больше не было беспристрастным. Нет. Больше не было.
Скипидар изменений вновь залил масляные мазки и этой реальности. Всё расплылось, перемешалось, превратилось в туманную мазню.
Гостиная серого особняка. Да, точно. Стивен в этом самом камине разводил огонь. Над журнальным столом склонилась недовольная тётя Гвендолин.
– Зачем нам прислали все эти фотографии, Вэйн?! Только возня с ними!
– Ты что?! Это очень важно для меня! Я сам попросил брата прислать мне копии, – покачиваясь в кресле у источника тепла, ответил дядя. – Это же день рождения моего единственного племянника! К тому же он настоящий красавец! Лишь он унаследовал выправку и благородные черты нашего прадеда, служившего…
– Всё это вздор, Вэйн! – перебила женщина. Она небрежно отшвырнула стопку снимков, и они веером рассыпались по столу. – Красота, красота… красота… Пустое! – зло бурча, Гвендолин вышла прочь из комнаты.
Красивые руки с тонкими запястьями аккуратно собрали фотографии. Длинные проворные пальцы спрятали одну из карточек в кармане светло-серого кардигана.
Паралич, размытый туман, другие образы вокруг.
Стивен узнаёт кровать с ажурной ковкой – он по ту сторону белой двери. Всё в комнате не так, как в общем интерьере дома. Светло, уютно, пастельные тона.
Раннее утро. Лучи медового солнца играют в растрёпанных рыжих волосах. Девушка. Сидит в ночной сорочке на краю кровати и рассматривает фотографию. На этот раз Стивен в состоянии двигаться. Он подходит и приседает на корточки напротив красавицы, вытягивает шею и видит свой снимок. Фотограф запечатлел его крупным планом во время праздника. Стивен поднимает взгляд на нежное, бесконечно прекрасное лицо. Так близко. Он разглядывает множество маленьких веснушек. Рыжие ресницы вздрагивают – и яркие зелёные глаза встречаются с мужскими серыми.
Стивен подскочил в кровати. Дневной солнечный свет пробивался сквозь занавески. Босиком, в одних пижамных штанах мужчина ринулся из комнаты в коридор, затем через холл и вверх по лестнице. Добежав до белой двери, он не знал, что делать. Почему-то хотелось неистово колотиться в деревянную поверхность… Почему-то хотелось звать… Почему-то хотелось просить прощения…
Тяжело дыша, Стивен лишь нежно погладил дверной косяк. Он уже было хотел аккуратно нажать на ручку, но густой холод за спиной остановил его. Резко обернувшись, мужчина увидел перед собой серое высохшее перекошенное лицо дяди Вэйна, с неестественно широко раскрытым ртом. Стивен не успел отклониться – костлявые узловатые руки крепко схватили его за голову.
Женщина. Тихо напевая, ходит по всему серому особняку. Раскрывает дверцы шкафчиков, тумбочек. Роется. Кто это? Тётя Гвендолин. Видение приобретало чёткость. Что она делает? Это ингаляторы. Она собирает их в один холщовый мешок.
Размытый туман. Снова чёткость.
На кафельном полу кухни корчится дядя Вэйн в сильном астматическом приступе. Тётя Гвендолин спокойно стоит в стороне, скрестив руки на груди, и наблюдает, периодически поглядывая на наручные часы.
Стивен схватился за голову. Безжалостно острые куски дальнейших событий понеслись у него перед глазами жутким калейдоскопом.