Алина Покровская. Дорога цветов

VI

Еще в начале – середине 60-х годов Алина Покровская начала сниматься в телевизионных спектаклях. Роль Люси Шаровой в «Ее друзьях» в постановке Э. Краснянского запомнилась многим на долгие годы тончайшей психологической разработкой. Неподвижное, напряженное лицо слепнущей девочки в момент прихода ее друзей оживает (все снималось крупным планом, обмануть в котором невозможно) – вот чуть сдвинулись и снова раздвинулись брови; вот дрогнули и застыли на мгновение в полуулыбке губы; вот изменилось выражение глаз от попытки всмотреться, увидеть. И медленно неверие в то, что неумолимо надвигающуюся слепоту можно остановить, все больше делает живым выразительное, красивое лицо, пробуждая не надежду еще, но – намек на нее…

А дальше… дальше началась насыщенная творческая жизнь, в которой были не только спектакли и роли в таких фильмах, как уже упомянутый в самом начале «Государственный преступник». В 1971 году вышел фильм Владимира Рогового «Офицеры», после которого на Алину Покровскую буквально обрушилась бурная всенародная любовь.

Почти полвека по телевидению показывают этот фильм и столько же собираются у голубых экранов всеми семьями, чтобы еще и еще раз увидеть эту старую и вечную киноленту, знакомую едва ли не каждой фразой, а особенно, наверное, словами командира погранотряда, выразительно воплощенного В. Дружниковым, борющегося с басмачами: «Есть такая профессия – Родину защищать!». За прошедшие десятилетия мы по-разному относились к своей стране, но почему-то эта фраза, сказанная очень просто и убежденно, заставляла всякий раз испытывать чувства, становившиеся с течением времени для слишком многих все более недоступными по своему первоначальному смыслу. Но в любые эпохи эмоционально захватывал финал «Офицеров», когда под песню, знакомую сегодня каждому, по экрану проносилось само Время – время надежд, иллюзий, романтики, убежденной веры в будущее, которое необходимо приближать, осознанного чувства Долга. Именно такого, что пишется и звучит с заглавной буквы. И это внезапно охватывающее чувство, что мы должны, обязаны помнить «о героях былых времен»…

И еще одно. С годами и десятилетиями, отдаляющими от нас эту кинокартину по времени, с нашим взрослением и старением возникает в «Офицерах» важный момент: как и положено было в кинематографе, течение жизни в фильме сжато (это сейчас в бесконечных сериалах быт, поступки, подробности красивой жизни в красивых загородных домах и прочие утомительные подробности тянутся, подобно резине) предельно; мы и не замечаем, как проносится время, потому что оно – часть и нашего бытия, пусть и не всегда, а даже никогда не прожитого вместе с персонажами. И тогда возникает мысль о скоротечности, неостановимости, невозможности ничего исправить, переписать черновик жизни набело. Мысль горькая и вместе с тем необходимая…

В героине Алины Покровской, Любе Трофимовой, все это было выражено ничуть не слабее, чем в Алексее Трофимове и Иване Варраве, проживших на экране долгую и праведную жизнь героях Георгия Юматова и Василия Ланового. Но выражено – по-женски, беспафосно, тепло, естественно. От юной девочки, наклеивающей объявление о концерте и чуть было не погибшей от рук бандита, а потом, в первый же день своего прибытия с мужем в погранотряд, похищенной басмачами. От молодой женщины, упорно изучающей медицину и бесконечно переезжающей с мужем в разные концы страны, до властного военного врача, неожиданно обретшей внука и заботящейся о нем вопреки всем тяжелейшим условиям на долгом и трудном пути военно-медицинского эшелона, до потерявшей единственного сына-танкиста матери, вынужденной глубоко в душу запрятать от окружающих свое горе. Разве можно забыть эпизод, когда, увидев фотографию Егора и Маши, чудом уцелевшую среди сгоревших документов неизвестного танкиста, Любовь Трофимова, качаясь, выходит на площадку вагона, рвет верхнюю пуговицу гимнастерки и пытается дышать сквозь трещину разбитого окна, чтобы холодный зимний воздух хоть немного пригасил пожар боли, и не удерживающей слезы… Не случайно Василий Лановой считает именно этот эпизод грандиозным по эмоциональной силе. От постаревшей, но сохранившей свою удивительную красоту бабушки суворовца Ванечки, вопреки жестким попыткам воспитания Алексея потакающей мальчику во всем, до возвращающейся в привычную жизнь танкового полка, где служил ее сын, верной жены и любящей матери, вечных защитников Родины, с легкостью отказавшейся от мечты всей жизни вернуться в Москву Любови Андреевны Трофимовой…

Удивительная атмосфера этого фильма, по словам Василия Семеновича Ланового, создана тем, что никто из них не играл – они были влюблены в Алину Покровскую, не только артисты Юматов и Лановой, но и вся съемочная группа. Не случайно десятилетия спустя Александр Воеводин, сыгравший в «Офицерах» роль Егора Трофимова, с нескрываемой любовью говорил об Алине Станиславовне, прибавив к юбилейному поздравлению слова: «Мама никогда не может быть старой. Для меня она всегда молода, моя мама, Люба Трофимова…»

Борис Афанасьевич Морозов рассказывал, что очень часто в воинских частях, где Покровская в числе других артистов труппы участвовала в концертах и творческих встречах, к ней подходили военные, офицеры и простые солдаты, со словами о том, что это ее Люба Трофимова во многом определила их жизненный путь, их судьбу стать защитниками Отечества. А Валерий Баринов, немало лет служивший в Театре Советской Армии, близкий друг семьи Алины Станиславовны, ставший крестным ее сына Алексея, добавляет: не только солдаты, но и генералы, узнав о его дружбе с Покровской, просили передать актрисе, что благодаря фильму «Офицеры» и Любе Трофимовой выбрали они именно этот путь – и жен невольно «присматривали», помня о Любочке…

Давняя традиция Театра Армии, уходящая корнями еще в первые годы его существования, укрепившаяся в годы Великой Отечественной войны и существующая по сей день, – ездить с концертами к военнослужащим. Бригады театра всегда стараются быть там, где есть люди в погонах, и эта работа ни для кого из участников концертов и выступлений не становится формальной военно-шефской работой: для них это – пополнение багажа человеческих взаимоотношений, независимо от того, приходится ли выступать в маленьких залах, забитых людьми в военной форме, или на открытых, наспех сооруженных площадках, порой – под дождем или пронизывающим ветром. Подобные встречи всегда становятся накоплением человеческого, личностного опыта и – профессионального. Потому что не просто зрители, а специфические, связанные одной целью, одним существованием бок о бок люди собираются, чтобы увидеть и услышать их, служителей Мельпомены, приверженных театру, созданному для армии и повествующему об армии. Даже тогда, когда читаются стихи, поются песни, играются фрагменты спектаклей, далеких от «тематической обязательности». Артисты именно этого театра в диалоге с военными или в монологе перед ними, пожалуй, как никакие другие, умеют выбрать необходимую интонацию задушевности, простоты, доверительности. Чтобы каждому из сидящих в зале казалось, что разговаривают именно с ним, обращаясь к его мысли и чувству…

И Алина Покровская, сыгравшая Любу Трофимову, воспринимается этими людьми в погонах особенно тепло – она своя для них.

Наталья Казьмина писала: «Ее Любочка, верная жена и возлюбленная, лучшая на свете мама и бабушка, казалась зрителю идеальным воплощением женщины: она умела ждать, терпеть, молчать, быть счастливой при любых обстоятельствах – и украшать собой жизнь настоящего мужчины. Ее Любочка была идеальной, но при этом, что еще важнее, реальной, своей и родной. Легко верилось в то, что такие бывают в жизни. Ею хотелось любоваться, о ней мечтать, ей подражать. “Играть идеальное” Алена Покровская умела всегда. Даже любила играть. И непостижимым, для меня лично, образом никогда не фальшивила в ролях “голубых” героинь».

Это действительно так. Может быть, потому что каким-то невероятным, на удивление естественным образом Покровская могла превращать своих, казалось бы, абсолютно совершенных, страдающих праведниц в реальные образы, в характеры, которые содержали в себе особый «воздух» – жизненной достоверности, некоей высшей правды. Идеала, если называть вещи своими именами…

Потому что была и остается «умницей своего времени», актрисой, в которой органически сочетаются черты личности и профессии.

Но позволю себе небольшое отступление.

С фильмом «Офицеры» связано немало легенд, в основном романтического характера: что в Покровскую были влюблены и ухаживали за ней сразу оба партнера, Лановой и Юматов; что накануне 8 Марта Василий Семенович по жуткому блату проник в один из пустых магазинов Ашхабада, где проходили в то время съемки, чтобы купить Алине немыслимую редкость – французские духи; то еще нечто возвышенное. Но одна из легенд была драматической, опасной правдой.

Покровская перед съемками много тренировалась на ипподроме, чтобы ездить на лошади если не совсем так, как Лановой и Юматов, то хотя бы сносно. Но на съемках ей досталась норовистая лошадь, которая внезапно понеслась. К счастью, не растерялись ее партнеры: увидев это, они мгновенно вскочили на лошадей, догнали Покровскую, зажали ее лошадь с двух сторон и сумели остановить.

А еще одна не легенда, а быль связана с тем, что премьера фильма прошла в наполовину пустом зале – высокие военные чины ленту не одобрили, дали ей четвертую категорию, что означало прокат в самых малолюдных кинотеатрах и всего несколько копий. Но, к счастью, на просмотре всплакнула жена маршала Гречко (а именно он в свое время вдохновил сценаристов Бориса Васильева и Кирилла Раппопорта на создание фильма об офицерских женах, сказав, что половина его наград по праву должна принадлежать его жене), увидев в героине свою собственную судьбу, после чего маршал отвез картину «в высокие инстанции», показал ее лично Леониду Ильичу Брежневу, и – «Офицеры» вышли на большие экраны.

Правда, по воспоминаниям Алины Покровской, фильм вышел летом, когда людей в городе было мало, поэтому и не сразу его оценили по достоинству. Но уже в начале осени, когда вернулись из отпусков к привычной жизни, «Офицеры» пошли по экранам с неимоверным успехом. Это был настоящий триумф!

В первый же год проката фильм собрал рекордное число зрителей, многие из которых шли смотреть фильм по два, три раза и более. Шли, потому что эта лента притягивала, завораживала своей естественностью происходящего, своим непоказным стремлением защищать Родину не только в ее границах, но и во всем мире; своей верностью дружбе, пронесенной через десятилетия; своей прочной семейной привязанностью, когда люди слышат и понимают друг друга во всем…

Письмами, которые получала Алина Покровская после того, как фильм стал достоянием многомиллионной зрительской аудитории, наверное, можно выложить дорогу от ее дома до театра и протянуть еще дальше. Едва ли не в каждом, по крайней мере, пятом письме звучали признания, что фильм – про них, военных, исколесивших многочисленные гарнизоны и испытавших на себе все превратности воинской доли. Но отвечала Алина Станиславовна только на письма пожилых людей, иначе пришлось бы уйти из театра, из кинематографа и с радио – только писать, писать и писать.

…Прошли годы, на Фрунзенской набережной в Москве воздвигли памятник фильму «Офицеры». Он был установлен в декабре 2013 года (скульптор – Алексей Игнатов) рядом с комплексом зданий Министерства обороны России. В открытии его принимали участие министр обороны России Сергей Шойгу, Василий Лановой и Алина Покровская. На памятнике запечатлена одна из финальных сцен фильма: встреча Трофимова, Варравы, Любы и маленького суворовца Ванечки Трофимова. В дебрях интернета сохранилась фотография, на которой в день торжественного открытия памятника фильму Алина Покровская, сидя рядом со своим скульптурным изображением, с улыбкой гладит по голове скульптурного Ванечку – и в глазах ее та же любовь, что была на экране к живому мальчику…

А в 2018 году еще один памятник героям фильма – скульптурная композиция «Офицеры» – был открыт в Главном управлении кадров Министерства обороны Российской Федерации. На ней красноармеец Алексей Трофимов и командир эскадрона Георгий Петрович. За их фигурами – знаменитая цитата из фильма: «Есть такая профессия – Родину защищать!»

VII

Почти параллельно со съемками «Офицеров» в ЦАТСА начинались репетиции пьесы «А зори здесь тихие» по повести Бориса Васильева режиссера Бориса Эрина, в которой Покровская получила роль Жени Комельковой. Так что можно смело сказать, что на какое-то время актриса попала в «мир Бориса Васильева», не только замечательного писателя, владеющего прекрасным русским языком, но и человека особого склада – через войну и наступивший за ней долгожданный мир Борис Львович пронес в целости и сохранности свою врожденную интеллигентность, доброжелательность к людям, нравственные и духовные ориентиры, которые присущи представителю подлинной русской интеллигенции.

Среди пяти героинь, каждая из которых отчетливо прочерчивала в спектакле индивидуальные характеры, психологически достоверно обозначенные в повести, Женя Комелькова Алины Покровской ярко, броско выделялась красотой, «неуставным» поначалу поведением, бесшабашностью и прямотой суждений – она, дочь красного командира, являла черты, унаследованные от отца, сочетавшиеся с врожденной женственностью, обаянием, умением вызвать симпатию у всех без исключения. И десятилетия спустя стоят перед глазами сцены, когда, завидев фашистов, красавица Женька вырывается из-за деревьев почти обнаженной, ошеломляюще прекрасной, чтобы мы, зрители, свидетели, ощутили каждой клеткой ту натянутую до предела струну отваги и одновременно беззащитности, что заставила ее появиться в этот момент перед фашистскими разведчиками, чтобы принять смерть. Ради спасения других.

И момент ее гибели становился поистине страшным, потому что в то время, когда спектакль пришел к зрителю, в далеком 1971 году, еще живо было поколение, прошедшее ад войны и сохранившее память о кровавых буднях… Этот эпизод, как и весь спектакль, не мог не разбудить в них то, что было пережито, – горечь от потери товарищей, любимых, скорбь по жизни, которую они так и не успели прожить…

Сергей Вальков вспоминал, что в период репетиций «А зори здесь тихие…» он смотрел, не в силах оторвать глаз, на всех актрис, занятых в спектакле, каждая из них была хороша по-своему, ярко индивидуальна, а Покровская была прекрасна. По словам Валькова, все хотели играть в этом спектакле, многие пробовались на ту или иную роль. И бесконечно жаль, что в результате сыграли спектакль мало. Это стало травмой для тех, кто рассчитывал в нем жить долго, потому что в «Зори» все, кто участвовал, вложили не только актерское мастерство, но и свои души…

Сергей Евгеньевич Вальков старался быть на всех репетициях не только этого, но и многих других спектаклей, потому что, по его мнению, самое замечательное – видеть, как рождается на твоих глазах и начинает жить образ, а из этих образов постепенно складывается целостность спектакля… Все получается, а не есть ли в этом подлинное чудо театра?..

Сцена гибели Женьки Комельковой стоит перед его внутренним взором во всех подробностях до сей поры: столько отчаяния, столько воли к победе, столько женственного и в то же время какого-то подросткового, даже мальчишеского было в Алине Покровской, что сердце сжималось от неподдельного ужаса перед тем, что вот сейчас, через несколько секунд Женьки Комельковой не станет…

В те годы и позже повесть Бориса Васильева инсценировалась многими театрами, был выпущен художественный фильм, с большим успехом демонстрирующийся и сегодня по телевидению, снята и новая версия (к слову, многими не воспринимающаяся именно по той причине, что первый фильм, Станислава Ростоцкого, был, если можно так выразиться, крупнее, масштабнее, чем современный), но можно только представить себе, какие мысли, какие эмоции вызывал он в то время у артистов армейского театра. И особенно, наверное, у Алины Покровской, в самом раннем детстве пережившей эту горькую эпоху и почти одновременно встретившейся с такими героинями, как Люба Трофимова и Женя Комелькова, с присущими ей естественностью, теплом и глубиной погружения пережившей их судьбы…

Особенно, наверное, относится это к образу Жени Комельковой. Не случайно Алина Покровская, говоря безо всякой горечи о том, что не сложилась ее судьба в кино, отмечала: ей намного важнее дыхание зрительного зала, глаза тех, кто его заполняет.

А еще – говорила о своей любви к тем самым так называемым голубым героиням, идеальным женщинам, считая: играть их надо так, будто они действительно существуют в жизни, время от времени оказываясь среди обычных людей.

VIII

В том же 1971 году Алина Покровская сыграла прямо противоположную Жене Комельковой роль – Щеголеву в спектакле по пьесе Игнатия Дворецкого «Человек со стороны». О постановке этой пьесы сразу в нескольких театрах страны критики почти единодушно писали как о долгожданном событии, о воплотившейся мечте: «Театральный герой шагнул со сцены прямо в жизнь, стал явлением не только художественным, но и общественным. Характерно, что в полемику с Дворецким вступили и коллеги-драматурги. Продолжая линию “Человека со стороны”, они одновременно и спорили с ней. Так, в пьесе Геннадия Бокарева “Сталевары” есть свой “человек со стороны” – Виктор Лагутин, который приходит в дружный, давно сложившийся коллектив и вступает с ним в конфликт, отстаивая высокие нормы морали, рабочую честь. Но оценка автором поступков героя здесь иная, более сложная и диалектичная, чем у Дворецкого. Этим пьеса Бокарева и привлекла главного режиссера Московского Художественного театра Олега Ефремова, поставившего спектакль».

Для драматурга и режиссера спектакля ЦАТСА Александра Шатрина^[13] важно было то, что становилось созвучно времени, – приходившие «со стороны» на предприятия молодые люди, одержимые самыми благими порывами поднять производство, нарастить его темпы, абсолютно не считались ни с традициями завода или фабрики, на которые приезжали из своего прекрасного теоретического далека, ни с характерами людей, пусть и не слишком хорошо, но выполнявшими свою работу. Надо было находить контакт, не рубить сплеча, но на это Чешковы (как звучала фамилия главного героя) оказывались неспособны. Им было куда как проще конфликтовать, нежели искать возможности взаимопонимания. Сложные условия, в которых молодой инженер Алексей Чешков приступил к исполнению обязанностей начальника литейного цеха крупного завода, требовали своего рода дипломатичности, на которую он оказался неспособен. Да, люди, работающие здесь, привыкли к очковтирательству и штурмовщине. Им казалось, что так или иначе, но все идет на пользу делу, – ведь не станет никто разбираться, какими методами выполняется план. И хотя принципиальная и четкая позиция Чешкова приносит свои плоды (цех стал работать совершенно иначе, успешно выполняя план), открытым оставался вопрос о процессе, ведущем даже к самому замечательному результату.

Алина Покровская сыграла в этом спектакле Щеголеву, женщину молодую, одинокую, в жизни которой нет ничего, кроме работы. И есть смутное ощущение, что все не так, как мечталось, когда она впервые переступила порог завода; и есть непреодолимая тоска по большому, настоящему делу и – по глубокому чувству. Актриса рисовала образ акварельными, словно немного размытыми нежными красками, лишь поначалу пытаясь скрыть зарождающееся чувство к Чешкову, но постепенно поддаваясь ему не только как мужчине, личности, но как человеку, болеющему за дело, не за высокие показатели, а за изменение самого отношения людей к своему производству. Создавалось на протяжении спектакля ощущение, что Алина Покровская как будто вбирает в себя характер этой женщины, постепенно впитывая в себя ее мысли, заботы, чувства…

Далеко не сразу возникало в ней ощущение правоты «человека со стороны». Оно вызревало в Щеголевой постепенно и все более уверенно. И наступал момент, когда она, поначалу таясь, а потом уже открыто начала откровенно любоваться Чешковым в его споре с главным инженером Рябининым. К Щеголевой приходило чувство гордости за него, ощущение единомыслия и – своего участия во всем, что ее герой предпринимал…

Поначалу роль Чешкова играл великолепный артист Константин Захаров, речь о котором пойдет далее. Но наступил момент, когда роль перешла к мужу Алины Покровской – Герману Юшко. И кажется мне, что ее работа углубилась, когда они играли вместе: в образе Щеголевой появились новые черты – легкие, акварельные, выраженные в пристальных вглядываниях в появившегося на заводе человека, в постепенно возникающих попытках рассмотреть его словно «изнутри», в медленном приближении к Чешкову.