Алина Покровская. Дорога цветов

V

Это «содержание» формировалось и укреплялось с раннего детства. Матерью Алины была Александра Андреевна Коваленко, известная актриса и певица. В 1936 году, окончив школу, Коваленко поступила в студию при Музыкально-драматическом театре города Юзовка, в котором родилась в многодетной семье. Позже он был переименован в Сталино, а сегодня печально известен под названием Донецк. Через год Александра Андреевна уже играла в спектаклях, а с 1938 года была зачислена в труппу и стала исполнительницей главных ролей в таких спектаклях, как «Наталка-Полтавка», «Запорожец за Дунаем», «Вий», и многих других, снискав заслуженную любовь зрителей.

Из ранних воспоминаний в памяти девочки сохранилось, как мама играла Панночку в «Вие». Веки ее были накрашены какой-то светящейся краской, и, когда она медленно поднималась из гроба с опущенными глазами, чтобы светились веки, наивные зрители начинали ахать и дрожать от страха, а маленькая Алина, сидя на коленях у тети, кричала на весь зал: «Не бойтесь, это моя мама!»

Спустя два года, в 1940-м, от недолгого брака с влюбленным в Александру Коваленко молодым человеком, устроившимся ради нее в театр осветителем, Станиславом Карловичем Новаком родилась 29 февраля дочь Алина, а еще через год с небольшим началась война, Станислав Новак ушел на фронт. Он прошел войну, но с семьей больше не соединился. А в том, что Алина Покровская, триумфально сыгравшая в фильме «Офицеры», его дочь, признался близким много-много лет спустя. И они встретились лишь незадолго до его ухода из жизни…

В первые же месяцы театр был эвакуирован в Сталинград, затем в Астрахань, где жили в помещении драматического театра. Александра Коваленко работала солисткой филармонии, выступая во фронтовых бригадах. Разумеется, взять с собой полуторагодовалую дочь Александра Андреевна не могла – Алина с младшей сестрой матери Линой отправились в эвакуацию во Фрунзе, где прожили два с половиной года, пока Лина оканчивала медицинский институт. После этого она ушла на фронт, а Алину забрала мама.

В интервью театральному критику Ларисе Каневской Покровская рассказывала: «Лина досрочно окончила институт, она училась в медицинском, и уехала на фронт, а меня отправили в Чимкент к маме. Маму я не узнала и какое-то время называла тетей. Потом все наладилось, мы переехали в Вологду осенью 1945 года, где мама выступала в филармонии».

Годом позже Александра Коваленко отправилась в Москву на прослушивание в Ансамбль песни и пляски ЦДКЖ под управлением Исаака Дунаевского, солисткой которого проработала до 1949 года. Именно в это время произошел в судьбе Алины неожиданный случай, о котором она поведала в упомянутом уже интервью: «Исаак Осипович пригласил маму петь в свой ансамбль при ЦДКЖ. В 1946 году ансамбль поехал на гастроли по Прибалтике. Жили в вагонах на запасных путях, готовили на спиртовке. Меня, маленькую, боялись оставлять одну, потому везде брали с собой. Я вскоре выучила весь репертуар, и артисты на отдыхе, ставя меня на какое-нибудь возвышение, просили что-нибудь исполнить. Больше всего я любила петь “Я пью, все мне мало…”. Дунаевский застал меня как-то в вагоне за примеркой сценического костюма, что стало для меня в моей “походной жизни” большой и радостной привычкой, и спросил, умею ли я танцевать “польку”. Я, конечно, ответила “да”. Мама была в ужасе, умоляла Исаака Осиповича не выпускать меня на сцену, но Дунаевский поступил по-своему: неожиданно заболела актриса, танцевавшая партию маленькой девочки, другого выхода не было… Потом я узнала, что оркестр еле сдерживал смех, а трубач почти не мог дуть в инструмент – так это было неожиданно и забавно.

Да, я с детства мечтала о сцене, но долго стеснялась об этом говорить. Я казалась себе неуклюжей, некрасивой, нескладной, на всех фотографиях в последнем ряду…»

А вскоре Александра Коваленко была принята в оркестр Леонида Осиповича Утесова. Она стала не просто известной, но и любимой многими и многими. Строгая и придирчивая Мария Владимировна Миронова, одна из ярчайших звезд отечественного эстрадного жанра, мать Андрея Миронова, говорила: «У Леонида Осиповича Утесова была одна хорошая певица – Шура Коваленко».

Услышав несколько раз голос Александры Андреевны на старых пластинках, я поняла, откуда этот волшебный, полный модуляций голос Алины Покровской. А увидев фотографии матери – оценила поистине королевскую стать, манеру держаться, достоинство актрисы-звезды, в глазах которой была и некая доля смущения от собственной «звездности»…

Как бы ни относилась к своей внешности Покровская, мечта оставалась мечтой – и она стремилась к ее осуществлению, готовилась к поступлению в театральный вуз. Может быть, уверена она была тогда лишь в одном – голосе, которым наградили ее природа и, конечно, мать, Александра Андреевна. Помог в развитии этого дара и отчим, Валентин Александров, о котором Алина Покровская вспоминает с неизменным теплом и благодарностью – ведь он стал ей настоящим отцом. В цитированном выше интервью Алина Станиславовна ответила на вопрос:

– Кто больше всех повлиял на вашу жизнь, помог стать самой собой?

– Самый главный человек – мой отчим, он был очень интеллигентным, получил два консерваторских образования, сначала по классу трубы, а потом в качестве дирижера. Все детство он таскал меня по музеям Москвы и Ленинграда, очень много рассказывал, давал читать прекрасные книги. Мама все время моталась по стране, гастролировала, за исключением тех шести лет, когда работала в оркестре Утесова, а моим воспитанием занимался он…

Мама много ездила, а мы с Валентином Васильевичем оставались дома, на хозяйстве. Правда, никто из нас не умел готовить, ну просто абсолютно! Поэтому ходили с бидончиком в столовую, получали еду там. Кстати, позже я научилась отлично готовить и передала свое мастерство мужу, а затем сыну.

О «методах воспитания» Валентина Васильевича Покровская рассказывала: «В доме была огромная библиотека, он приучал читать меня, довольно своеобразно: читал, предположим, “Тома Сойера” и на самом интересном месте останавливался, говоря, что очень торопится, а я дочитаю сама. И когда я стала старше, так же поступал. В результате я всю жизнь без чтения не могу…»

Живя в мире музыки, выбрала Алина не музыкальный, а именно театральный вуз. Покровская рассказывала: «Я поступила сразу в два: в Школу-студию МХАТ и в Щепку, и знающие люди мне посоветовали идти в Щепкинское, к Леониду Андреевичу Волкову. У нас на курсе были замечательные педагоги: Валентина Сперантова, Александр Грузинский, Алексей Покровский, Михаил Гладков, Михаил Новохижин…»

Много позже учившийся одновременно с ней Федор Чеханков вспоминал: «Когда появилась эта барышня необыкновенной красоты и обаяния, мы все увлеклись ею, все были влюблены. Представьте себе, какой она была в 18 лет!.. И задатки большой актрисы проявились в Алене уже тогда, в студенческие годы… Сегодня ее все знают по кино, а она – театральная актриса до мозга костей: эмоциональная, сердечная, очень профессиональная. Не говоря уже о том, что и в студенческие годы Алена была лучшим голосом на радио».

А Юльен Балмусов, артист Российского академического молодежного театра (бывшего Центрального детского), добавил, что, влюбившись в Алину в студенческие годы, продолжал любить ее и многие годы спустя. Он восхищался не только ее красотой, обаянием, но и безукоризненной воспитанностью и даже ее отчимом, с которым ему посчастливилось быть знакомым, – всегда элегантным, безупречно интеллигентным человеком, талантливым дирижером…

Борис Поюровский^[9] был свидетелем первых шагов Алины. «Впервые я увидел ее, – писал он, – весной 1962 года. В тот год Валентина Сперантова – наша знаменитая травести – выпускала свой курс в Училище имени М.С. Щепкина, и ее ученица Алина Новак (такова девичья фамилия Покровской) оказалась занята в трех завидных ролях: актрисы Александры Негиной в комедии А. Н. Островского “Таланты и поклонники”, служанки Качи в “Чертовой мельнице” И. Штока и Киры в “Проводах белых ночей” В.Ф. Пановой.

Молодая актриса сразу же обратила на себя внимание, поэтому ее дебют на сцене ЦАТСА в том же году выглядел вполне естественно».

Критик не упомянул еще одну из дипломных ролей начинающей актрисы – в «Мальве» М. Горького. Неудивительно, что после столь яркого дебюта, в котором выпускница предстала в многообразии жанров, характеров, ее приглашали несколько театров, но выбрала Алина один и навсегда.

Здесь необходимо добавить еще, по крайней мере, два важных момента.

Почему же столь одаренную девушку не оставили в Малом театре? Может быть и скорее всего потому, что она еще на втором курсе позволила себе непозволительную в священных стенах дерзость: студенты были заняты в спектакле «Иванов» по А. П. Чехову, знаменитой постановке Бориса Бабочкина. Они танцевали на именинах Саши Лебедевой и однажды, когда заболела исполнительница роли Саши, к Алине пришли от Бабочкина с предложением заменить ее в спектакле. И она отказалась…

Позже Покровская вспоминала в интервью: «Было такое. Ох, как сейчас жалко! Я ведь на всех репетициях сидела и роль знала. Но я – безумный трус. И сдрейфила. Все меня так ругали! Но ведь в этот же день надо было играть, не завтра, а ну вот сейчас, через два часа! А я не могу так, с наскоку. Даже сейчас не могу, сколько бы ни было у меня опыта. Срочный ввод – это не для меня. Я сначала ничего не понимаю, я должна в роль, в спектакль влезть. Я не люблю премьеры – спектакль может быть вдохновенным только тогда, когда уже какое-то время поживет, обретет дыхание. Поэтому я и замены не люблю, даже если спектакль долго играю. Замена – это чужой зритель, он обижается сразу, потому что его обманули. Я не могу сказать, что перед спектаклем зубрю роль, но мне спокойнее, если вечером, засыпая, я знаю, что играю завтра. А утром проснулась и уже что-то перебираю в уме. Мой организм долго въезжает в работу… Но Бабочкин, наверное, решил, что нет, значит, не актриса, если не может вот так вот, зубами ухватиться».

Многие считали, что она создана для сцены Малого театра, но вряд ли, когда решалась судьба выпускницы Щепкинского училища, Бабочкин поддержал ее кандидатуру. Любимый многими артист, непревзойденный, получивший мировую известность исполнитель роли Чапаева в одноименном фильме, Борис Андреевич отличался характером строгим, неуживчивым, часто бывал резок и очень обидчив. Он не объяснялся со студенткой, но наверняка запомнил ее отказ – все равно, по какой причине, но отказ. Запомнил и – не простил.

А кроме той разнохарактерности, что была представлена в дипломных спектаклях, в каждой роли будущей актрисы жили те природная мягкость, естественность существования на подмостках, те тепло и «уютность», которые отметил в первых же работах Алины Покровской в театре Леонид Ефимович Хейфец. Ее приглашали в Театр имени Вл. Маяковского, в Театр на Таганке и в Театр Советской Армии, Покровская выбрала последний. Почему? Позже актриса говорила: «В то время Театр Армии был на подъеме, там работали замечательные режиссеры, прекрасные артисты, в том числе и Андрей Алексеевич Попов. Там еще жила память об Алексее Дмитриевиче Попове, выдающемся мастере. Поэтому, когда пригласили, я была счастлива».

И она действительно обрела в этих стенах то едва ли не главное для артиста счастье, что зовется повышенной востребованностью. И еще – любовь труппы, всех служителей театра, влюбленность коллег-мужчин и зрителей…

Уже довольно скоро, по словам Федора Чеханкова, востребованность Покровской стала невероятной: «Она сыграла весь лучший женский репертуар, играла часто по 25 спектаклей в месяц. Я говорил, что ей необходимо поберечься, но жадность Алины к работе границ не ведала…»

Будучи еще студенткой, Алина Новак вышла замуж за одного из своих преподавателей – артиста Художественного театра Алексея Покровского, который работал с ней над горьковской «Мальвой», отличавшегося редкой по тому времени камерной музыкальностью. Романсы в его исполнении памятны до сей поры старшим поколениям. Но и для Алины, как для ее матери, первый брак оказался недолгим. От него остались на всю жизнь фамилия и добрые дружеские отношения…

Переступив впервые в 1962 году порог здания, построенного в форме звезды, отчетливо прорисовывающейся с высоты птичьего полета, Алина Покровская почти сразу получила свою первую роль в музыкальном водевиле Людмилы Лядовой «Душа солдата», где проявились не только артистические, но и «певческо-танцевальные» таланты начинающей актрисы – с нескрываемым удовольствием и азартом Покровская пела дуэты с молодым, недавно принятым в труппу Федором Чеханковым. Хотя и считала этот водевиль «дурацким». А вот композитор Людмила Лядова считала иначе.

Рассказывая о том, как вдохновенно они с Евгением Шатуновским писали этот водевиль, она с восхищением говорила о юных Федоре Чеханкове и Алине Покровской, отмечая, что в водевиле были заняты и замечательные артисты старшего поколения – Генриетта Островская, Владимир Зельдин, Михаил Майоров. Они были уже известны и любимы, поэтому успех у публики был большой. А для молодой актрисы эта работа стала своего рода еще одним экзаменом – оказаться партнершей признанных мастеров…

Главным для Алины Покровской с того, первого спектакля и по сегодняшний день было и осталось – играть, ощущать себя на подмостках «своей», человеком, оказавшимся именно там, где был должен. Актриса и теперь, десятилетия спустя повторяет: «Я счастлива тем, что занимаюсь самым любимым делом».

Режиссер Сергей Вальков, пришедший в театр почти одновременно с Покровской, вспоминает, что в период репетиций «Моего бедного Марата» все были настроены ревностно (зная о постановках в других театрах), азартно. Пожалуй, такого, по его словам, он не видел больше никогда. После «Шоссе на Большую Медведицу» она вкусила счастье работы, работала ошеломляюще пристрастно, ловила каждую интонацию, бесконечно искала, пробовала…

В первый же свой театральный сезон Алина Покровская сыграла, кроме «Души солдата», несколько эпизодических ролей (в том числе и одну из физкультурниц в упомянутом Вальковым спектакле «Часовщик и курица, или Мастера времени», затем в «Шоссе на Большую Медведицу» и в «Физиках», о которых разговор – впереди.

Уже три года спустя Покровскую ввели на роль Нилы Снижко в «Барабанщицу», затем она была введена в обновленном составе спектакля на роль Маши в спектакле «Океан» Александра Штейна, в котором Алина Покровская играла вместе со многими прославленными артистами старшего поколения. Здесь актрисе, в сущности, еще начинающей, потребовались иные черты. Первая любовь Платонова, однокашника брата, капризной красавицы Маши, отвергшей его, вчерашнего курсанта, ради выгодного брака, не сложилась. Она врывается в жизнь Платонова, пытаясь разрушить его обретенную с годами семью. Пусть с нелюбимой, но верной и преданной Анечкой. Она готова обрести новое счастье уже не с юным выпускником мореходного училища, а с капитаном, чья карьера определена и сложилась весьма удачно. Расчетливость Маши каким-то непостижимым образом естественно пронизывалась теплом актрисы Алины Покровской, тем искренним теплом, которым она хотела и могла одарить Платонова, если он осмелится нарушить долг перед семьей…

Но все складывалось по законам социалистического реализма, когда выбор персонажа был однозначен, тем более выбор военного человека.

Алина Покровская, как уже говорилось выше, сыграла в дипломном спектакле молодого режиссера Леонида Хейфеца по пьесе Юлиана Семенова «Шоссе на Большую Медведицу». Спустя десятилетия Леонид Ефимович вспоминал: «…Алена сыграла в моей первой режиссерской работе… Алена была тогда очень юна, хороша собой – и была жутко уютной! С годами я забываю некоторые свои работы, но до сих пор помню одну мизансцену из того спектакля. Мизансцена была простой, сегодня кому-то показалась бы элементарной, но для меня тогда – очень важной. Ну, и по тем временам, наверное, достаточно смелой. Герой спектакля, строитель Артем Грибков (его играл Федор Чеханков), возвращался домой, и ему навстречу выбегала девушка. Он – в унтах, телогрейке, меховой шапке, огромных рукавицах – был олицетворением мужской красоты и стати, романтической тяжелой мужской работы, а прильнувшая к нему девушка в белой ночной рубашке – воплощением женской верности и идеалом мужского счастья. И это была Алена. Эта уютность, это ощущение гармонии и обещание безмятежного покоя исходили от нее ежесекундно и очень мне тогда нравились… Эта пара на всю жизнь определила мои режиссерские пристрастия, как и “Мой бедный Марат”, в котором жил романтический и вышедший нынче из моды образ людей, взявшихся за руки. Как точно написал Булат Окуджава: “Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке…” Это сегодня не в моде, но ведь мы с годами еще больше и больше тянемся к теплу, еще острее нуждаемся в понимании, в прощении…»

В те годы в театре работал Боря Ардов, сын Виктора Ардова, из плеяды тех самых Ардовых – Баталовых – Ольшевских. Он замечательно рисовал. Однажды он нарисовал и ее… Мы все тогда были поражены точностью, с какой Борису удалось воспроизвести суть Алены. На рисунке была… газель: огромные Аленины глазищи, ее длиннющие ресницы, тоненькая девичья шея и ее абсолютно распахнутая душа… Он нарисовал чудного олененка, чем-то похожего на знаменитого диснеевского Бэмби. И это была она, Алена, актриса, которую я любил» (курсив мой. – Н. С.).

За долгие годы работы в Центральном академическом театре Советской (а ныне Российской) Армии актриса сыграла множество разноплановых ролей. Алина Станиславовна работала почти со всеми ведущими режиссерами, которые ставили свои спектакли в этом театре: Борисом Львовым-Анохиным и Ростиславом Горяевым^[10], Борисом Эриным и Павлом Хомским, Леонидом Хейфецем, Борисом Морозовым и Ионом Унгуряну, Михаилом Левитиным и Александром Бурдонским^[11], Сергеем Вальковым и Александром Вилькиным. Но «своим» режиссером, первым учителем на сцене для нее остается Леонид Хейфец. Именно он, по словам Алины Станиславовны, научил ее самостоятельно работать.

Спустя всего год после прихода в труппу Покровская сыграла небольшую, но очень сложную в сюжете пьесы роль Моники Штеттлер в «Физиках» Ф. Дюрренматта в паре с самим Андреем Алексеевичем Поповым в постановке Бориса Эрина. Эта работа была очень серьезна и значима для театра – едва ли не впервые в репертуар военного театра была включена пьеса современного западного драматурга, написанная всего полтора года назад и почти сразу переведенная на русский язык^[12].

Сам драматург настаивал на том, что пьеса его – комедия. Дюрренматт был убежден: «Трагедия предполагает вину, горе, чувство меры и чувство ответственности, представление о будущем. В мясорубке нашего столетия, в этой пляске смерти белой расы нет больше ни виновных, ни обремененных ответственностью. Никто не виноват, никто не предполагал, что все обернется именно так. Все происходит как бы само по себе. Все куда-то затягивается и повисает на каком-то крючке. Мы все вместе виноваты, все вместе втянуты в орбиту вины наших отцов и праотцов… Это наша беда, а не вина: вина сегодня существует только как личное дело каждого, как религиозный поступок. Нам пристала только комедия».

Нельзя сказать, что в 1960-е годы, в эпоху завершающейся оттепели эта мысль драматурга осознавалась в достаточной мере четко. Мастерская смесь детектива, быта и нравов частного санатория «Вишневый сад», иными словами, психиатрической больницы для элиты общества едва ли не всей Европы – аристократов, политиков, миллионеров, писателей, магнатов индустрии и трех физиков; «причуд» ее пациентов, диктаторского поведения доктора, признанного во всем мире психиатра Матильды фон Цанд (эту роль блистательно играла Вера Капустина), и еще многие социально-политические проблемы, – вот то, что составляет содержание «Физиков», актуальных и сегодня, спустя более полувека после появления пьесы.

Алина Покровская сыграла в этом спектакле по видимости простую и небольшую, но по сути – повторюсь! – очень сложную роль медицинской сестры Моники Штеттлер, полюбившей физика Мёбиуса (его незабываемо играл Андрей Попов), готовой поверить во все, что он говорит и делает, считая Мёбиуса гениальным физиком, и чувствующей необходимость вместе с ним как можно скорее покинуть пределы психиатрической клиники.

В начальной ремарке Дюрренматт писал о своих трех главных героях-физиках: «Они живут своей жизнью, каждый замкнут в пространство своего воображаемого мира… безобидные, симпатичные и милые психопаты, сговорчивые, послушные и непритязательные… Их можно было бы считать образцовыми пациентами, если бы в последнее время не случилось тревожных, более того – прямо-таки ужасных событий: три месяца назад один из них задушил медсестру, и теперь то же самое повторилось… Для оформления спектакля, в котором, в отличие от античной трагедии, сатирова драма предшествует самой трагедии, вещей на сцене должно быть немного. Этим и определяются необходимые для жанра единства места, времени и действия» (курсив мой. – Н. С.).

Определенный драматургом сложный жанр, в котором элементы «сатировой драмы» постепенно складываются в невымышленную трагедию, был точно уловлен и воспроизведен режиссером. И «переходным моментом» являлась именно судьба Моники Штеттлер.

Она появляется всего лишь в одной сцене с поистине пронзительным монологом, обращенным к Мёбиусу, в котором чувства долга и любви существуют нераздельно: «Пять лет я ухаживала за больными во имя любви к ближнему. Никогда я не отворачивалась от них, всегда была рядом, я жертвовала собой для всех. Но теперь я хочу жертвовать собой для одного человека, жить для него, а не для всех. Я хочу жить ради любимого. Ради вас. Я буду делать все, что вы захотите, буду работать для вас день и ночь, только не прогоняйте меня! У меня ведь тоже нет никого на свете, кроме вас! Я ведь тоже совсем одинока!»

Казалось бы, нет ничего особенного в словах любящей женщины, разгадавшей тайну Мёбиуса, лишь прикинувшегося сумасшедшим, чтобы его открытиями не воспользовался обезумевший мир. Но нельзя исключить то важное обстоятельство, которым руководствовались режиссер Борис Эрин и все участники спектакля, выпуская его именно в это время и именно на этих подмостках.

В 1959 году возникла горячая дискуссия о физиках и лириках, отголоски которой раздавались еще и в 70-х. Почти одновременно вышел роман Даниила Гранина «Иду на грозу», в котором физик Олег Тулин менее всего озабочен последствиями своих открытий. Через несколько лет появится фильм по этому широко обсуждаемому роману, а еще через несколько лет на экраны выйдет кинолента Михаила Ромма «Девять дней одного года», в которой прозвучит ставшая сразу почти крылатой фраза отца героя, Дмитрия Гусева, блистательно сыгранного Алексеем Баталовым: «Ты бомбу делал?» И скрытый, не сразу внятный смысл ее зазвучал в полную силу, когда пьеса Дюрренматта была опубликована в нашей стране вместе с тезисами к ней, предлагаемыми драматургом:

«Цель драмы – не содержание физики, а ее результаты.

Содержание физики касается физиков, ее результаты – всех людей.

То, что касается всех, могут решать только все.

Любая попытка одиночки решить для себя то, что касается всех, неизбежно кончается провалом.

В парадоксальном проявляется действительность.

Кто имеет дело с парадоксом, сталкивается с жизнью».

На Западе в то время шли дискуссии о нравственной ответственности ученых-физиков за их открытия. Фридрих Дюрренматт был убежден в том, что человечество может употребить научные открытия гениев только в ущерб себе, потому что любые открытия ведут к господству над миром, а значит – теряет смысл ценность человеческой жизни. В отличие от Бертольта Брехта Дюрренматт считал себя не врачевателем, а диагностом. И это парадоксальным образом сближало его отнюдь не с советской действительностью, в которой вопросы нравственной ответственности не существовали именно в этом плане сочетаемости с христианскими заповедями, а весьма своеобразно – с точки зрения строителей светлого коммунистического завтра. Так что естественнее было бы провести ниточку этих размышлений западного драматурга к высказыванию А.И. Герцена: «Мы не врачи, мы – боль…»

Ощутив в сестре Монике, глубоко любящей его, смутный для нашей реальности той эпохи нравственный императив, Мёбиус душит ее так же, как задушили других сестер прикинувшиеся безумцами ради того, чтобы выведать открытия физика Мёбиуса, Бойтлер и Эрнести…

И вряд ли столь сильно удалась бы совсем молодой актрисе эта роль, если бы она не жила в полной мере жизнью своего поколения, страстно интересовавшегося всем, происходящим в стране и в мире. Если бы ее личностные качества не совпадали с нравственным центром роли…

Недаром Алексей Дмитриевич Попов, создатель этого уникального театра, говорил: «Актер – умница своего времени». Иными словами, умеющий не только видеть реальность, но и предугадать будущее, в котором четко обозначатся результаты сегодняшних мыслей, поступков, ошибок и достижений…