– Ещё чего! Тебе просто показалось, – с вызовом проговорил он. – А если бы и спёр пирожок-другой, у неё бы не убыло. Думаешь, она честно торгует? Не обманывает покупателя? Держи карман шире! Ворует потихоньку где-нибудь на складе продукты для начинки, а потом дерёт с голодного человека втридорога! Не обеднела бы из-за пары пирожков!
– Ваня, что ты такое городишь!? – не поверила своим ушам Варя. – Неужели ты и впрямь можешь своровать?
Брат медленно повернул голову куда-то в сторону, будто отыскивая человека, у которого можно было спросить ответ, и после длительной паузы уверенно произнёс:
– На добро честного человека у меня рука, конечно, не поднимется. Это уж точно. А вот бессовестных жуликов и разного рода проходимцев, ворующих у государства, а также и у простых граждан, я заставил бы делиться. – И добавил: – Будь на то моя воля.
Варя во все глаза смотрела на брата, удивляясь его словам. Он научился читать ещё в шесть лет, через год уже бегло читал книгу любого содержания. Сейчас Ваня говорил не как восьмилетний мальчишка, а как взрослый и начитанный человек. Его слова поразили её. Они были словно взяты из какой-то умной книжки и не являлись его собственными.
– Вань, ты так умно говоришь, прямо как наш учитель русского языка в школе, – сказала Варя, восторгаясь речью брата.
– Чаще читай газеты, и ты так будешь говорить, – поучительно ответил Ваня.
В тот вечер их впервые высадили из поезда за безбилетный проезд. Раньше им удавалось разжалобить контролёра при проверке билетов, и тот, погрозив пальцем и поворчав для порядка, оставлял всё же зайцев в вагоне до конца поездки. Иногда Варя и Ванька, завидев людей в форме, просто перебегали на остановке в тот вагон, где контроль уже состоялся.
На сей раз ни того, ни другого варианта у них не прокатило. Контролёры шли с обеих сторон, а поезд нёсся без остановок. Зайцы попали в железные клещи, и смиренно ждали своей участи.
– Ваши билетики, молодёжь! – обратилась к ним высокая и полная женщина в железнодорожной форме, наперёд зная, что перед ней безбилетники. Она определяла их по бегающим глазам.
– Нету у нас билетов, тётенька, – жалобно проговорила Варвара. – Нищие мы, по миру ходили, милостыню собирали.
– И что мне с того, что вы нищие? Порядок в поездах для всех одинаков, – не реагируя на жалостливый голос Вари, безапелляционным тоном отрубила грозная контролёрша. – Нет денег – сидите дома, или ходите пешком.
– Тётенька, простите нас, пожалейте, нам очень надо вернуться домой, у нас маманька хворая лежит, помирает с голоду, – ещё жалобнее, чем сестра, прохныкал Ванька.
Женщина-контролёр была неумолима:
– Вот что, клоуны, а ну марш в тамбур! Маманька у них помирает! Сейчас будет остановка, я вас высажу за безбилетный проезд, и вы пошагаете к своей маманьке по шпалам, понятно?
– Тётенька, не высаживайте нас, ну пожа-алуйста, – попыталась ещё раз разжалобить чёрствую и грозную женщину Варя.
– Хватит ныть, ничего у вас не выйдет, обманщики, – вынесла приговор контролёрша. – Забирайте свои котомки и быстро за мной, паровоз стоит полминуты.
– Никуда мы не пойдём, – заявил Ванька. – Нам нужно доехать до Утёса, вам понятно?
Несколько секунд они смотрели друг на друга: Ванька – прижавшись в угол, ощетинившись, будто загнанный зверёк, контролёрша – стоя между деревянными лавками и загораживая крупным телом проход.
– Вставай быстро, поезд ждать не будет!
Увидев, что мальчишка не собирается подчиниться, контролёрша, сверкая глазами, схватила Ваньку за шиворот и волоком потащила в тамбур.
Варя безмолвно поплелась следом.
Случилось это на полустанке за девять километров до станции Утёс. Отстучали колёса на стыке вздрагивающих рельс, поезд скрылся из вида, Варя и Ваня остались вдвоём на краю высокой насыпи.
– Зачем ты упрямился, а, Вань? – во взгляде Вари всё ещё стоял испуг. – Если бы мы остались в вагоне, эта тётка могла сдать нас в милицию. Этот полустанок последний перед Утёсом.
– Знаю я, потому и не хотел вылезать, тянул время, – вяло проговорил брат. – На станции нет милиционера, уже несколько дней нет.
– Откуда тебе известно?
– Слушаю иногда, о чём говорят люди вокруг, в отличие от тебя, – насмешливо сказал Ванька. – Кто же знал, что эта дура возьмёт меня за шкирку?
Он поёжился и тряхнул шеей, словно сбрасывая с неё невидимые следы от этих не женских ручищ.
– Здоровая баба, будто конь в юбке, – с презрением сказал Ванька, потирая ладонью свою шею. – До сих пор чувствую её железные клешни.
– Ладно, Вань, пошли, а то стемнеет скоро, – обречённо произнесла Варя и зашагала по шпалам.
– Далеко же нам идти, блин! – возмутился Ванька. – До Утёса девять километров, а потом до Восхода ещё пять!
– У нас нет выбора, придётся идти. Следующий паровоз будет только утром, а пассажирский здесь не останавливается.
– Без тебя знаю, могла бы и не говорить, – недовольно пробурчал Ванька.
Идти по шпалам было трудно, расстояние между ними не соответствовало нормальному шагу. Дети не шли, а скакали по широким деревянным брускам с резким запахом креозота, отдавая при этом много сил. Несколько раз они останавливались, садились на рельсы, и, передохнув, шагали дальше.
Кое-как, часто спотыкаясь, доплелись до станции.
– Всё, Варька, я больше не могу идти, – сказал Ваня и повалился на ближайшую скамейку.
– А как же мама, Ванечка? Она же потеряет нас, будет волноваться, – попыталась подбодрить брата Варвара. – Сейчас отдохнём и пойдём дальше. По дороге идти легче, чем по шпалам.
Ваня не слышал её. Обессиленный за день, он уже крепко спал, свернувшись калачиком.
Домой они возвратились только под утро, одновременно с восходящим солнцем, которое, отдохнув ночью за горой, выбросило на посёлок свои первые свежие лучи.
Евдокия не спала до самого возвращения детей. Каждый раз, когда дети возвращались домой, она брала их тощие мешки и выгружала содержимое на стол. Со слезами на глазах принималась сортировать разные по величине куски хлеба. Свежие ломти хлеба складывала в хлебницу, а чёрствые и рваные замачивала в воде. В образовавшуюся кашицу добавляла мелко изрубленную молодую крапиву и сухую мякоть трухлявых пней. Всё это тщательно перемешивала и пекла лепёшки. С недавних пор она стала добавлять в тесто истертые молодые почки пихты.