Я решил отложить переезд на следующий день, чтобы спокойно перевести все ее вещи, а также докупить недостающие предметы обихода, вроде утюга, чайника, ванных принадлежностей и прочего. В тот вечер Кира осталась у меня.
Пока она ходила в душ, я проверил содержимое ее сумки. Среди всякого барахла нашел там несколько маленьких шприцов в упаковках, а также коричневую ампулу с названием «Буторфанол». В интернете я почитал аннотации к этому препарату, и мои опасения относительно Киры подтвердились. Это было сильное обезболивающее, схожее с морфином, на котором сидят наркоманы за неимением средств на покупку дорогих наркотиков, типа героина. Буторфанол при его безмерном применении вызывал поражение почек и печени, а в дальнейшем – закупоривание сосудов и отмирание конечностей.
– Обещай, что больше не будешь встречаться с этими ублюдками, – риторически предложил я Кире, когда она вышла из душа.
– Хорошо.
– На чем они сидят?
– В смысле?
– Ты понимаешь, о чем я, Кира. Хватит притворяться!
– Ну, бывает, мак варят.
– А ты? Тоже кололась?
– Нет.
– Серьезно? Врач сказал, что у тебя органы посажены наркотой. Ты понимаешь, чем тебе это грозит?
– Ну, пробовала пару раз – это не мое. Я только курю, и то – брошу. Обещаю! Ты же для меня столько сделал, и я постараюсь измениться. Честно!
– Хотелось бы верить. Просто когда ты собирала вещи там, на квартире, я видел у тебя шприц с коричневой ампулой. Это что?
Кира смутилась и посмотрела в коридор, где лежала ее сумка.
– Это обезболивающее. У меня голова просто болела, врач прописывал еще давно, вот и осталась.
– Зачем ты врешь, Кира? Скажи честно!
– Да честно, обезболивающее это! Что пристал? В сумке моей ковырялся? Тебе спасибо, конечно, за все, но, может, хватит меня носом тыкать везде как котенка?! Я стараюсь! Стараюсь быть такой, как ты хочешь. Но мне не просто вот так взять и все изменить! – выкрикнула она и заплакала.
Я подсел рядом и обнял ее. Кира уткнулась носом в мою грудь, закрыв глаза рукой, и нервно всхлипывала. Я провел ладонью по ее струящимся волосам, от них вкусно пахло облепиховым шампунем.
– Кирочка, ты извини, что ругаюсь. Но я хочу как лучше, чтобы все не пропало даром. Понимаешь? Ты сейчас заживешь самостоятельно, у тебя будет работа. Подлечишься, спортом займешься. Хочешь, на велосипедах будем вместе по выходным кататься? Ты красивая и неглупая, непременно найдешь хорошего молодого человека. Переедешь к нему, поженитесь, детей родите. Все в твоих руках. Понимаешь? Только в твоих. Я просто указал тебе путь и хочу, чтобы у тебя все получилось, и чтобы никто не испортил начатое.
Губы Киры коснулись моих. Я замолчал и машинально захотел прижать ее к себе крепче и поцеловать в ответ, но не решился: растерялся и застыл как истукан. Она открыла заплаканные глаза, еще раз поцеловала меня, но уже в щеку и, прошептав «Спасибо», ушла в ванную.
В ту ночь я долго не мог уснуть. В мыслях кружились события минувшего дня и не давали покоя. Еще я ждал, что Кира придет ко мне в комнату, но она так и не пришла: похоже, что быстро уснула. Хотел пойти к ней сам, но не решился: сомневался, правильно ли это, хочу ли я, нужно ли это мне.
Утром следующего дня я отвез Киру в магазин, – это был первый день ее стажировки. На работу сильно опоздал. Воспользовался классической отмазкой и соврал начальству, что простоял в пробках. Периодически я переписывался с Кирой, спрашивал, как у нее дела, и даже позвонил хозяину магазина, убедившись, что она на месте и с ней все в порядке.
Вечером я заехал за Кирой. Мы купили ей все необходимое для самостоятельного проживания и перевезли все ее вещи в общежитие, где она и осталась. Честно говоря, мне было грустно отпускать ее. Пусть я и собирался еще какое-то время видеться с ней, помогать деньгами и советом, но в душе было смутное опустошение, словно бросаю ее, только успев привязаться и привязав ее к себе. Она явно была влюблена. Или моему самолюбию так казалось. Между нами так ничего и не было, и уже, видимо, не суждено было чему-нибудь быть. Я не хотел этого. Не собирался привыкать к ней и не желал, чтобы ко мне привыкала она. Мне хватило одной первой жены, чтобы потом год выходить из запоя. Хватит. Сердце лучше держать закрытым, чтобы никакие глупые чувства из романтических книжек не окунали тебя очередной раз в грязь и безысходность. У всех этих любовных историй красивое начало и одинаковый конец, так что эта песня не для меня. А я уже начал было питать чувства к Кире… Пора было это заканчивать.
И я решил оставить ее в покое. На несколько дней. Я вернулся к привычному ритму жизни и увяз в работе.
Кира позвонила сама. Через пару дней. Предложила встретиться. Она приехала ко мне вечером после работы. Рассказала о себе. О том, что прописанные лекарства регулярно принимает, и ей стало намного лучше. На работе она стоит на кассе, а также раскладывает товары. Владелец магазина ей во всем помогает и обучает работе, так, чтобы потом она могла справляться без него. Курить практически бросила. В общежитии ее все устроило, с соседями подружилась. Начала учиться готовить, а раньше этим никогда не занималась. Попросила денег на продукты.
Мы попили чай. Я похвалил ее и сказал, что очень рад ее успехам, и что это только начало, – у нее все впереди. Мы договорились, что на выходных возьмем для нее велосипед в аренду и покатаемся в парке. Спорт поможет быстрее бросить курить. Я дал Кире немного денег, и она ушла.
В тот день я был доволен. Меня уже не тяготила привязанность, я испытывал к Кире исключительно отцовские назидательные чувства. Это был словно мой экспериментальный проект, который я, как мне казалось, успешно реализовал. Мои старания не прошли даром, и денег, которые я потратил на Киру из своих заначек, было абсолютно не жалко. Девочка изменилась в лучшую сторону, а самое главное – в ее глазах было желание работать над собой. Воодушевленный этими мыслями, я углубился в работу.
В конце недели Кира снова попросила о встрече. Мы пересеклись в кафе, недалеко от ее общежития. За чашечкой кофе она снова попросила у меня деньги. Не то, чтобы мне было жалко, но по моим подсчетам она тратила на продукты больше, чем я.
– Кира, тебе пора научиться самостоятельно рассчитывать свой бюджет, – сказал я, дружелюбно улыбнувшись. – Я дам тебе денег, но это будет последний раз, до твоей зарплаты. Ты должна понимать, что я не бездонная бочка, и тебе нужно становиться самостоятельной. Учись экономить: не ходи по кафе, а готовь сама; не трать деньги на вещи, без которых можно обойтись. Когда станешь получать зарплату, также распределяй ее на весь месяц. Захочешь получать больше – придется учиться, искать другую работу. Попробуй поступить в училище на бюджет, запишись на какие-нибудь курсы. Деньги сами не прилипают, их нужно зарабатывать. Для этого нужно получать опыт, развиваться, в каком направлении – должна решать ты. Не сиди на месте, не жди никого, теперь все в твоих руках. Когда ты станешь самостоятельной, обязательно встретишь парня, который тебя полюбит, и с которым вы будете дальше развиваться вместе. А там: дом, быт, семья, уже другие заботы; и ты забудешь свою прежнюю жизнь как страшный сон.
– А ты не хотел бы стать тем парнем? – грустно спросила она.
– Кир, я старше на десяток лет, да и потом, уже был женат. Мне это не нужно.
– А почему вы развелись?
– Так бывает, люди расходятся, когда заканчивается конфетно-букетный период. Одни это сразу понимают, что дальше ничего не выйдет, другие – через пять лет совместной жизни, а кто-то успевает и детей завести, а это уже намного сложнее.
– А если и у меня так будет?
– У тебя будет ровно так, как ты захочешь. Все зависит от тебя, а не от случайных обстоятельств. Не жди, что кто-то снова свалится с небес на землю, как я, и будет помогать. Такое бывает раз в сто лет и то, не со всеми.
– Хорошо, я справлюсь, – ответила Кира. – Ну, я пойду?
– Да, держи немного денег до зарплаты. Это все. Без обид?
– Без обид.
Девушке мои нравоучения не очень понравились. Она взяла деньги, чмокнула меня в щеку и ушла.
В выходные я планировал покататься с Кирой на велосипедах, но она не ответила на телефон и не перезвонила. Поначалу я хотел доехать до общежития, но потом решил, что самое время сокращать дистанцию. Девочке пора отвыкать от меня и учиться жить самостоятельно. Иначе она никогда не найдет одинокого москвича, не знающего ее прошлого. Захочет – сама позвонит. И она позвонила. Позвонила в дверь в понедельник вечером. Вид у Киры был удрученный. Я пригласил ее на кухню, угостил чаем. Она старалась не смотреть на меня, постоянно отводила взгляд, словно что-то натворила.
– Я потеряла телефон, – сказала она.
– Новый, который я покупал?
– Да.
– И как это произошло?
– Не знаю, в магазине лежал на витрине. Может, кто украл из посетителей.
– Видеокамеры есть там?
– Нет.
– В полицию сообщала?
– Да смысл? Даже не знаю, в какое время, вечером только опомнилась.
– Внимательнее нужно к вещам относиться. Пользуйся старым, потом купишь новый, как заработаешь.
– Саш, может, дашь в долг до зарплаты на телефон? Старый не работает совсем.
– Кир, так ничего не получится. Либо я тебя содержу и везде бегаю за тобой, как за маленькой, либо ты начинаешь жить самостоятельно и нести ответственность за все, что с тобой происходит.
Кира опустила взгляд вниз и печально сжала губы. Я сходил в коридор и вернулся со старым кнопочным телефоном и зарядкой для него.
– Могу дать тебе на время вот такой. Сам пользовался одно время. С зарплаты купишь дешевый смартфон, а потом, со временем, заработаешь на нормальный.
Кира убрала телефон с зарядкой в сумку. Мы немного поболтали на отвлеченные темы, допили чай, и она ушла.
Всю неделю я не звонил ей. Она тоже молчала. На душе оставался какой-то неприятный осадок. Хотелось встретиться с Кирой и пожалеть ее. Слишком уж чувствительным я стал. Ведь сделал и так слишком много для нее, что, в принципе, не обязан был делать.
В пятницу я стал звонить Кире, но ее телефоны, как новый, так и старый, были отключены. На душе вновь возникло неприятное предчувствие, и я решил заехать к ней на работу. К моему удивлению там я встретил только владельца магазина, который сообщил, что Кира не появляется со вторника, при этом, в понедельник она попросила аванс, который он ей выдал, а после ее ухода обнаружилась крупная недостача в кассе. Со слов владельца магазина, в понедельник, когда Кира получила аванс, она целый день переписывалась с кем-то в смартфоне, уходила она с ним же, тихо с кем-то разговаривая. Но вечером того же дня она приходила ко мне и врала, что телефон украли в магазине… Кира!!!
Опустошенный, я вернулся домой и проверил шкатулку в коридоре, где обычно складывал наличные для карманных расходов. Шкатулка оказалась пуста. Никто, кроме Киры не мог их взять. Видимо, она успела вытащить их, когда приходила последний раз клянчить деньги на покупку нового телефона. Может, еще и дубликаты ключей успела сделать. Надо было замки поменять. Пусть в шкатулке и было немного денег, но сам факт… Я не верил глазам и ушам. Ну почему так?
Утром я поехал в общежитие. Девушки там не было. В ее комнате жили уже другие люди. Комендант сказал, что она съехала еще в понедельник. Так Кира пропала.
Все выходные я катался на велосипеде. Обычно это отвлекает от проблем и разгружает голову, но мысли о Кире ее не покидали. К вечеру воскресенья, после очередной многочасовой велопробежки, я вошел в свою квартиру, принял контрастный душ и грохнулся на кровать. Я решил ее не искать. Зачем? Для чего? Весь мой план оказался провальным. Я проиграл. Не знаю, кому: судьбе, богу, собственному достоинству… Но я пытался. Делал, что мог. И хватит об этом. Я решил просто отпустить человека и жить дальше. Пускай теперь существует где-то без меня, сама, как хочет. Она сделала свой выбор. Все.
***
С тех пор прошло полгода. Выпал снег. Я совсем забыл про Киру. Иногда период знакомства с ней я вспоминал как часть какого-то нелепого сна или словно кадры из малоизвестного артхаусного кино. И даже эти редкие воспоминания перестали меня посещать после того, как я встретил Ольгу. Нет, это не была очередная попытка с моей стороны расплескать свою добродетель на очередную наркоманку. Ольга была моей ровесницей, из обеспеченной семьи, имела собственную квартиру. Мы познакомились с ней на работе, и вот уже как месяц она жила у меня. Да, после развода я не хотел никаких повторных длительных отношений, привязанности и прочего, но общение с Кирой, видимо, перезагрузило меня. Возраст уже неминуемо летел к четвертому десятку, и всю мою самодостаточность и желание быть независимым одиноким волком переборол инстинкт размножения. Теперь мне безумно хотелось детей, хотелось, чтобы кто-то ждал меня вечером дома, чтобы кому-то я мог передать свой опыт. Одни приходят к этому в двадцать лет, другие в сорок. Меня вот осенило в тридцать один. Конечно, рано было говорить о семье, но мы Ольгой явно подходили друг другу. С годами начинаешь наперед видеть людей.
Субботним утром мы с Ольгой пили кофе на кухне и готовились к поездке по супермаркетам, чтобы подготовиться к наступающему Новому году. Я ожидал доставку подарка для мамы, который заказал через интернет-магазин. Когда раздался звонок в дверь, я накинул тапки и, оставив Ольгу на кухне, вышел в коридор.
На пороге стояла Кира. Я не сразу узнал ее в нелепом оборванном пуховике с накинутым на голову капюшоном, из-под которого торчали локоны немытых волос. Лицо ее осунулось и местами было покрасневшим, то ли от мороза, то ли от проблем со здоровьем. Я застыл и смотрел на нее, не веря в то, что это она. Стоит здесь, на пороге. Погуляла, вернулась. Как ни в чем не бывало. Виновато подняв взгляд, Кира тихо произнесла:
– Привет.
– Привет, – ответил я, смутившись. – Зачем ты здесь?
– Попросить прощения. Прости меня.
Кира протянула ко мне руки, пытаясь обнять, но я остановил ее.
– Я на тебя не злюсь. Незачем было приходить.
– Правда, не злишься? Саш, помоги мне, пожалуйста, как в прошлый раз. Ты ведь помог мне. На этот раз все будет по-другому. Я не вру, честно. Я изменилась. Я буду другой. Пожалуйста! Я буду слушать все, что ты скажешь! Я готова к другой жизни.
– Остановись…
– Нет, Саш, пожалуйста! Хочешь, я буду готовить тебе, стирать, гладить? Буду ублажать тебя, когда тебе вздумается, а если хочешь, в общежитии буду жить, только не бросай.
– Уходи.
– Что?
– Кира, уходи. У тебя был шанс. На этом все. Прощай.
– Саш, кто там? – послышался голос Ольги с кухни.
Кира презрительно посмотрела на меня.
– А-а-а, нашел себе новую содержанку?
– Ты еще смеешь хамить мне? Уходи и забудь сюда дорогу!
– Ладно, – Кира насупила лицо и попыталась выдавить слезу. – Не надо ничего, просто одолжи мне пару тысяч. Я верну в январе, у меня работа, честно. Маме на подарок не хватает.
– Кира, хватит! Прощай, – сказал я и закрыл перед ней дверь.
Я посмотрел в глазок, хотел убедиться в том, что она уйдет. Кира со злой гримасой на лице направила на дверь сжатый кулак с вытянутым средним пальцем и вызвала лифт.
– Это не доставка? – спросила Ольга, когда я вернулся на кухню.
– Нет, опять счетчики предлагают поменять, – махнул рукой я.
Хотелось рассказать Ольге про Киру, но боялся, что поймет неправильно. В то же время, объяснять будет сложнее, если эта девка начнет открыто меня преследовать. В те минуты меня, как мальчишку, пугали мысли о том, что может вытворить Кира. Вдруг она будет стоять возле подъезда и караулить? Ольга мне была так дорога, и было бы глупо разругаться с ней из-за сумасшедшей наркоманки, вернувшейся из склепа прошлого. Лучше было бы рассказать, но я так и не решился.
Через полчаса приехал курьер. Я забрал доставку, и мы с Ольгой стали собираться по магазинам. Я максимально откладывал время выхода, опасаясь, что призрак прошлого будет ждать на этаже или возле подъезда, замыслив какую-нибудь глупость. Но мои опасения были напрасны: ни в подъезде, ни на улице Киры не было. Лишь лобовое стекло моей машины, покрытое паутиной обильных трещин, оказалось смятым и вдавленным внутрь салона; на капоте лежал увесистый обледенелый булыжник. Вся эта картина была припорошена падающими с неба снежинками: они красочно мерцали в утренних лучах декабрьского солнца и предвещали долгожданные новогодние праздники.
Семья из рекламы майонеза
Детство пролетает глупо, юность проходит бессмысленно. Скитаетесь годами в поисках себя, меняете круг общения, привычки, работу, падаете духом… А потом вдруг резко все меняется: вы счастливы, влюблены, жизнь окрашивается яркими цветами, мир вокруг дарит все, что пожелаете, и кажется – больше уж и нечего желать. С вами такое случалось?
Меня зовут Иван Иванович Петров. Довольно распространенная комбинация имени, фамилии и отчества, и в то же время настолько приевшаяся, что когда я представляюсь, люди думают, что я выдумал ее из головы, скрывая свои настоящие данные. Мне такие сочетания имен и фамилий сразу напоминают американские боевики девяностых, где главным советским шпионом или русским бандитом выступал обязательно какой-нибудь Иван Петров или Петр Иванов. Их имена англоязычные актеры всегда произносили с характерным акцентом: «Иувян Пэтрофф», – что я находил весьма забавным. Думаю, наш акцент при немецком произношении в старых военных фильмах для носителей языка звучал также нелепо, хотя, вряд ли они их смотрели. Впрочем, я отвлекся, ведь совсем не этими мыслями хотел поделиться с вами.
Я родился и вырос в маленьком городке Ленинградской области, неподалеку от Северной столицы. В семье я был единственным ребенком. Родители мои – советские инженеры, зарабатывали немного, как все, и проживали в коммунальной квартире, где занимали всего одну комнату. Первые шесть лет моей жизни прошли в той самой коммуналке. То время я практически не запомнил. В обрывках памяти отложился вид грязного облупленного паркета и ободранных пожелтевших обоев. Еще помню пьяных соседей, их матерную ругань, отвратно пахнущие пепельницы и развешанное по всем углам белье. Все это в юном возрасте не мешало быть счастливым, ведь родители были рядом, в комнате для меня всегда были игрушки, а на Новый год наряжалась елка.
Особенно мне запомнились «чистые субботы» – так называли их родители. В такие дни с утра до вечера отец и мать занимались стиркой белья, а также капитальной уборкой комнаты. В коммуналке не было места для стиральной машины, поэтому стирали в тазах. С другими жильцами коммуналки родители каждый месяц согласовывали график уборки общих помещений и использования ванной комнаты для стирки, но договоренности эти зачастую не соблюдались. Мама часто ругалась с соседями по этому поводу, а отец же, напротив, старался сохранять нейтралитет, избегая острых конфронтаций. Он всегда пытался убедить маму в том, что свои права отстаивать, определенно, необходимо, но не нужно все доводить до состояния вражды, в ходе которой соседи будут подкидывать мусор в нашу кастрюлю с супом или устраивать еще какие-нибудь гадости, – на это они вполне были способны.
Всего в квартире было три комнаты: большая, средняя и маленькая. Мы занимали среднюю.
В большой жила семья из двух не в меру упитанных алкоголиков и их сынишки, уже ходившего к тому времени в начальную школу. Из их комнаты всегда плохо пахло, что было неудивительно: они постоянно курили и пили, а уборку практически никогда не делали. Кровать, на которой они спали, кишела клопами, отчего их малолетний сын постоянно чесался и болел.
В маленькой комнате жила ворчливая старушка. Она хоть и не употребляла алкоголь, но много курила и была недовольна всем, что происходило вокруг. Частенько к ней наведывался ее незадачливый сынок лет сорока, который был постоянно пьян и клянчил у нее деньги.
Что можно было ожидать от таких соседей в случае «холодной войны»? Да чего угодно. Поэтому отец, как истинный коммунист и партийный рабочий, терпеливо ждал очереди на отдельное жилье, которое вот-вот должно было быть предоставлено социалистическим государством.
И вот случился день, когда родители осуществили свою советскую мечту, получив ключи от отдельной квартиры в новом районе, на самой окраине нашего городка, застроенной панельными многоэтажками. Во время нашего переезда многие из новостроек еще не были сданы в эксплуатацию. Вокруг не было ничего, кроме строительных ограждений, пустырей, карьеров и мусорных свалок.
В новой квартире родители первым делом обзавелись долгожданной стиральной машинкой с вертикальной загрузкой. Это была не автоматическая стиральная машина, которых в конце восьмидесятых в Союзе практически ни у кого не было, а обычная, с одной лишь функцией перемалывания белья с водой и стиральным порошком. Электрический двигатель этого чуда техники шумел как мощный генератор, чем сотрясал стены и хрустальную люстру, звеневшую на потолке при каждой стирке. Теперь «чистые субботы» проходили намного быстрее и позитивнее. Мы втроем, без надоедливых соседей, успевали к обеду закончить уборку и настирать, а также наполоскать в собственной ванной все скопившееся белье. Далее мама вооружалась утюгом и занималась глажкой, а мы с отцом отправлялись гулять по окрестностям или ездили в Ленинград: ходили там в кино, музеи или посещали любимый мной в то время Гагаринский парк.
После жизни в коммуналке отдельная двухкомнатная квартира была по-настоящему источником непередаваемого счастья, которое ценилось всеми нами, и в особенности мной, так как я получил хоть и небольшую, но зато собственную комнату.
В последующем, когда страна застала начало девяностых, я пошел в школу. Район постепенно заселился новыми жителями. На месте пустырей и карьеров стали появляться новые дома, а между ними – асфальтированные дорожки, фонарные столбы и торговые палатки. Рядом с каждым домом росли как грибы после дождя гаражные боксы «ракушки». Особо предприимчивые новоселы спешили обеспечить себя личными гаражными местами, большую часть которых устанавливали нелегально. Район отстраивался на удивление быстрыми темпами, а его благоустройством, в основном, занимались сами местные жители. Кто-то колотил во дворах скамейки и песочницы, организуя таким образом самодельные детские площадки, другие сажали деревья, кусты и цветы в клумбах, представляющих из себя старые покрышки от грузовиков, наполовину вкопанные в землю. К сожалению, труды таких альтруистов зачастую безжалостно уничтожались вандалами, жившими на удивление здесь же. Основная масса переехавших в новые районы состояла из таких же экс-жителей коммуналок, как и мы. Вместе с роем тараканов и клопов они привезли в новые дома также свои культуру и обычаи.
Карьер, из которого добывали песок, расположенный за нашим домом, с годами так и остался нетронутым. Он превратился в дикий пруд, больше напоминавший болото. Каждое лето пруд зарастал камышами, от него пахло тиной, а по вечерам там квакали лягушки. Зимой карьер замерзал и под толщей снега превращался для детей в аттракцион ледяных горок. Все вечера после школы мы проводили там. Зимой носились вниз с крутого склона на портфелях, картонках или кусках линолеума, а в теплое время года бродили вокруг пруда, гоняя палками плавающий на поверхности мусор.
В старших классах у нас появились другие развлечения. Мы ходили на дискотеки, которые в то время проводились на первых этажах школ и ПТУ, пили спиртное, много курили и дрались. Во всех областных городках в те годы молодежь была одинаковой: били друг другу морды, ходили «район на район», выясняя, кто на какой лавке будет иметь право бухать по вечерам. До сих пор помню, как опасно было поздним вечером оказаться в одиночку в другом районе, где ты мог быть избит и ограблен только за то, что посмел вступить на чужую территорию. Сейчас это вспоминается как дикость, а в школьные годы мы так не считали, в полной мере были довольны собой и верили, что наше ограниченное мировоззрение идеально. Мы планировали всю жизнь прожить в своих дворах, работая, создавая семьи, старея и умирая, передавая перед этим своим детям опыт того, как «держать район» и жить «правильно», «по-пацански». Девяностые годы пролетели мимо, осев в наших неокрепших молодых умах закоренелыми понятиями «свои-чужие», «где родился, там и пригодился», которые мы впитывали с материнским молоком из поколения в поколение. К тому времени мы уже не проживали на окраине: вокруг было отстроено много новых районов. Рядом с нашим городком началось строительство Кольцевой автодороги.
Школьные годы пролетели очень быстро. Сколько было выпито, сколько было скурено, во скольких бессмысленных драках пришлось принимать участие… Чердаки, крыши, подвалы, стройки… Как мы выжили тогда, ума не приложу. Современные дети не такие. У них больше шансов выжить, я думаю, чем было у нас. Но будет ли жизненная закалка, самодостаточность, крепкое здоровье? Да, они не жуют гудрон, не прыгают по гаражам и стройкам, в машинах ездят исключительно в детских креслах, но вот экология и продукты питания оставляют желать лучшего…
Сейчас действительно к детям относятся с более пристальным вниманием, я бы даже сказал, со слишком гипертрофированной заботой, доведенной до абсурда. Детей заваливают подарками и сюрпризами, они с рождения ходят на всевозможные кружки и секции, путешествуют по заграничным странам, с ними работают психологи и личные массажисты, а обезумевшие мамочки скачут за ними повсюду, готовые утереть дитятке носик и вытереть жопу, даже в том возрасте, когда оно – дитятко – давно уже самостоятельно это может сделать. Их детство обеспечено вседоступностью, вседозволенностью; они разбалованы, не ценят мелочей и не уважают старших. Но я не мерило нравственности. Я не знаю, как правильно. Может, в этом и есть свои плюсы: давно, например, не видел, чтобы какие-нибудь школьники выясняли между собой отношения в драках или пили спиртное, не стесняясь прохожих. Лучше пусть так и остается.
Сейчас практически не осталось торговых палаток, а в магазинах при покупке алкоголя требуют паспорт, даже у тех, кому перевалило за третий десяток. Нам же, четырнадцатилетним подросткам, в свое время без какого-либо зазрения совести в тонарах продавали вино с сигаретами. Один такой «алко-бункер» однажды установили прямо возле входа в школу, где я учился, дабы ребятня могла на переменке купить поштучно сигареты и подымить за гаражами или в школьном сортире. В наше время это не вызывало ни у кого возмущения. Мы-то бестолковые были, а куда смотрела власть? Где были взрослые? Бесценное здоровье было глупо утрачено впустую. Сколько судеб было поломано в драках, наркомании и раннем алкоголизме… Но нам было весело, у нас была большая компания, и мы «держали» свой район, гоняя из него «чужаков». Все это продолжалось до тех пор, пока школа после выпускного вечера не открыла для нас двери во взрослый мир, где мы мигом разбежались по учебным заведениям, воинским частям и колониям.
После школы я поступил в институт и за время обучения практически перестал общаться с бывшими одноклассниками. Да, какое-то время мы поддерживали отношения, встречались вместе, чтобы отметить чей-нибудь день рождения и вспомнить былое, но год от года такие встречи становились все реже и реже. Сменились интересы, круг общения, некоторые ребята нашли себе спутниц, а девушки повыскакивали замуж. Глупые детские привычки «держать район», собираться в стайки и бродить по дискотекам стали бессмысленными, хотя некоторые мои сверстники так и продолжали вести подобный образ жизни, окончательно спившись, сколовшись и пополнив своими рядами российские тюрьмы и питерские кладбища. Мой же кругозор, благодаря ежедневным поездкам в Санкт-Петербург, значительно расширился. Оказалось, можно было существовать с окружающими людьми в мире и согласии, независимо от города и района, в которых они родились, и в каких семьях воспитывались.
Учеба в институте пролетела также незаметно, как и школьные годы. Основная масса людей на моем факультете училась посредственно. Студенты тратили свободное время на случайные заработки, чтобы иметь возможность не сидеть на шее у родителей и позволить себе увеселительные алкогольные мероприятия между сессиями. Я в этом плане ничем не отличался от других. Не обходилось и без любовных романов, иногда случайных, а порой и затягивающихся до полугода. Но большую часть времени я оставался один. Расставание с очередной девушкой, как правило, вызывало у меня на несколько месяцев отвращение к женскому полу, и я погружался в работу, учебу и пьяные вечеринки, на одной из которых потом и находил свою следующую подругу.
Последний учебный год в институте я ни с кем не встречался. Неудачные романы, в которых мои пассии пытались меня контролировать, осуждать и подстраивать под себя, наложили свой отпечаток, заметно поубавив былой оптимизм и лихую самоуверенность. В отношениях с девушкой мне всегда хотелось сохранить часть личного пространства, и в то же время прийти к взаимопониманию, не ссориться по пустякам, в истеричных криках выясняя, кто прав, а кто виноват. Споры всегда выматывали, а девушки, которыми я себя окружал, всякий раз пытались меня в чем-то упрекнуть и навязать свою точку зрения, которая могла меняться в зависимости от настроения или глупого гороскопа из женского журнала. Ну и во мне, судя по всему, мало кто из них находил надежного и покладистого мальчика, с которым стоило бы связываться. Все мы такие: думаем о себе, подбираем человека под себя, а подобрав, – настраиваем, как радиоприемник, на нужную волну, удобную нам; пытаемся вылепить из человека придуманный когда-то идеал.
После окончания института я устроился экономистом в небольшом производственном предприятии, занимался там сверкой отчетов по стоимости материалов и проведенных работ. Цифры мне давалась легко, пятидневный график меня вполне устраивал. Хоть и получал я немного, но при минимальных расходах хватало. Я добился того, о чем мечтали все постсоветские школьники и студенты, – закончил учебу и стал самостоятельно зарабатывать деньги. Больше не нужно было штудировать учебники, готовиться к зачетам и рисовать шпаргалки. Вот она – полноценная жизнь взрослого самодостаточного человека, пусть и живущего совместно с родителями.
Но радость длилась недолго. После первого года бурной трудовой деятельности мне стало скучно. Коллектив на предприятии был склочный, друзей я там не заводил, а с однокурсниками виделся все реже и реже, не говоря уже о школьных одноклассниках, про которых практически забыл еще в институте.