Не потеряй себя

– Я тебе шарахну!.. дура набитая, по колонии затосковала?!

Попадёшь, не переживай!.. туда дорога шире нету. Вы хоть знае- те о том, что те девчата, которые раньше на два года нас отча- лили половина за высоким забором сидят?! Вот скоро и ты, Машка, к ним в компанию присобачишься. Всё! идите, идите, видеть вас уже не могу!.. и голова раскалывается.

Подруги, удаляясь на цыпочках, со страхом в глазах, продолжая оглядываться на Лидку-хозяйку-паханшу, тихо прикрыв за собою дверь, растаяли в коридоре. Направляясь в сторону лестницы, тихо вели разговор. Больше говорила всё та же рыженькая Ма- ша с конопушками до самого носа:

– Я вам, девочки, так скажу, что добром это не кончится. Раз

Лидка в таком говняном состоянии, она может и парня зарезать. Помните, был у нас такой случай, когда мы ещё, кажись, в пятом классе учились?..

– Так, то же было совсем другое дело, – перебила Машу худая высокая блондинка, – он же её изнасиловал и всё там ей порвал, она потом в больничке лежала. Когда выпустили из больнички, отправилась на кухню, там взяла ножик и в полотенце заверну- ла. Пришла на следующий урок, согнала девчонку с места и усе- лась сзади него. Его тогда ещё не посадили, только забирать со- бирались и следствие шло. Так вот. Уселась это она и сидит. Си-

дела, сидела, потом это разворачивает полотенце и с размаху – да прямо ему ножом в спину – да между лопаток прямо попало.

У него в ту же секунду со рта кровь так хлынула, что прямо на

парту, на тетради и на спину что впереди сидел. Страшно-то как всем сразу стало, а она сидит и лыбится. В тот день его прямо на кладбище и увезли. А с Лидкой совсем не так, зачем спрашива- ется ей его убивать, если она сама по уши в него влюбилась!..

Выпорхнув из подъезда, все трое девчат на время замерли на пороге, уставившись в спину Косте, который продолжал в раз- думьях всё сидеть в беседке. Подружки постояли, стороной

обошли беседку, минуя учебный корпус, направились по дороге, ведущей в сторону железки, а через неё в посёлок. Железная дорога местного значения отделяла посёлок Новая – Соколовка от территории училища. Высокая насыпь, напоминающая кре-

постной вал времён суворовских войн дугой огибала пятачок, на котором находилось училище, и каждый раз направляясь в по-

сёлок, приходилось преодолевать пешеходам этот барьер. Пре- пятствие злило особенно в непогоду или, когда стоял длинный состав с углём, и приходилось пролезать под днищем вагонов. Эта одноколейка вела на шахты «БИС-1» и «Соколовскую», ря- дом с училищем от этой одноколейки был боковой рукав тупи- ковый, куда загоняли вагоны с песком и гравием. Вечерами сю- да приходили учащиеся на разгрузку вагонов. Разгрузить вагон

песка или гравия стоило девять рублей. Взявшись втроём, чтобы по трёшке выпало: приступив к работе часиков в пять вечера, к полночи уходили спать с трояком в кармане. Иных путей раздо- быть денег на сигареты, а кому-то и на вино, которое подешев- ле, просто не существовало. Разве что ограбить пьяного шахтё- ра, который в кювете валяется, что с большим успехом и хоро- шими показателями получалось у Пашкиной шайки, ибо разгру- жать вагоны им было, – «заподло». Тот неблагоприятный день, навязанный одной стороной любовной утехи, в ближайшие дни Косте вышел боком, как и предрекала Лидка, провожая его. Вы-

рвавшись из комнаты Лидки, Костя спустился по лестнице вниз и сразу у входа уселся в пустующую на ту минуту беседку. На его

лице отражалась бледность, как и внутри всё клокотало, сидел, откинув руки на загородку, и переваривал те оскорбления, кото- рые адресованы были ему минуты назад. Как змеиное жало всё это ранило и унижало его самолюбие. «Маменькиным сыноч- ком и паинькой обозвала!.. Вот, замухрышка, – кошёлка и под-

стилка всеобщая!.. Да знала бы ты, что я давным-давно не маль- чик! Улечься с тобою в кровать?.. а как потом домой возвра- щаться? Ларисе, конечно не расскажешь про такое дерьмо, но я- то всё равно буду знать!.. Нет, это на это не меняют! После му-

читься будешь, сам себя возненавидишь! Это равносильно тому, а вернее, похоже, если бы, к примеру, мне золотые часы с таким же браслетом в подарок вдруг преподнесли, а я их взял и поме- нял на детскую свистульку. Часы, да ещё золотые к нему золотой браслет – это моя Лариса, куда уж тут думать об обмене. С Лид- кой тесную связь устроить – это что те часы потерять. Золотые

часы – это вещь! Пришёл домой, надел на руку, душа поёт и ра- дуется. В гости в них сходил, сам любуешься, пусть и другим за- видно будет. Вернулся домой, снял с руки и в сервант положил от лишнего глаза. А свистулька что?.. разве то музыка? Посви-

стел и выбросил от злости, и тут же ногой наступил – одна крош- ка осталась! Нет. Лидка всё-таки и на свистульку не тянет. Она, скорее всего, старый засаленный и весь порванный кожаный ремешок от каких-то дешёвых часов. А и правда, надо крепко

подумать, как от неё отвязаться?.. Может и правда встать на лыжи и домой прямо за ветром?.. Дома мать разорётся, – бросил учиться, следом тюрьма!.. Ладно, потерпим ещё немного, может быть, что переменится. А та полоумная беспризорница, сколько б ни бегала – пустое это занятие, хотя немного и жаль её…».

Фрагмент из трагедии Шекспира «Гамлет».

Родители Константина проживали в селе, которое расположено было на высоком берегу речки Кагальник, всего в восьми кило- метрах от города Азова. Село это имело два названия, как и все ближайшие деревни в округе: одно официальное, которое зна-

чится на табличке при въезде и которое упоминали только в особых случаях: к примеру: в паспортном столе, а пользовались названием народным, тем названием, что ближе сердцу и для всех известно. Называлось село – Пелёнкино: притом с пристав- кой – «Верхняя», потому как в полутора километрах от этой де- ревни ещё была и «Нижняя». «Верхняя», вероятно, по причине высокого бугра, где место себе она выбрала для поселения, а

«Нижняя» располагалась среди плавней, озерков и речушек вся- ких, но обе деревни стояли на берегу речки Кагальник. Между

этими двумя сёлами, немного в стороне, словно для того чтобы жителям двух деревень не обидно было тянулось узкой полосой подобие турецкой кривой сабли озеро, которое имело тоже

название, как и деревни – озеро Пелёнкино. Вода в этом озере была солёная, до густоты жидкого киселя имея при этом лечеб- ные свойства, а больше как утверждают все знатоки – сама грязь лечебная. Ещё до войны, говорят, на берегу этого озера стоял

санаторий – людей в нём лечили от всяких болезней – вплоть до паралича конечностей. В войну в нём располагался госпиталь, а немцы взяли и разбомбили, с тех самых времён санаторий

больше так и не возродился, а жаль. По необходимости приез- жала грузовая машина из Азовской районной больницы: наби- рали в молочные фляги воды и грязи, и лечили больных где-то там, в палатах больничных. Вот в этом месте, вряд ли у кого язык повернётся сказать, что место никчёмное и бесполезное, жили, поживали родители Кости, а соответственно и он проживал до

поры до времени с ними. В этой деревне он и его родители не всегда жили: до этого Костя сменил несколько школ, в каждом

классе учась в новой школе, а повинны были всё те же родите- ли, переезжая с места на место. Повезло под самый конец учеб- ного процесса: седьмой и восьмой класс доучивался в Пелёнки- но, учился бы и дальше, да классов больше не было, или в Азов ногами ходи. В Азов далеко и в плохую погоду грязь по колено – много не выходишь, потому получив аттестат зрелости всего-то за восемь классов, решил искать свою судьбу в других краях.

Возвращаясь к названию двух сёл и озера на ум приходит сразу непонятность кем-то придуманного названия. Откуда оно взя- лось это название? Сколько в окрестностях не искали никаких

пелёнок, так и не нашли. Говорили по-разному, и каждый утверждал, что у него правильнее, но мы изложим одну из вер- сий. Давным, давно, когда ещё и сёл не существовало, и в этих местах только ветер гулял: только по берегам речек кое-где по два три куреня прижившись, стояло; ехал на ярмарку в древний город Азов совсем захудалый купчика – история его фамилию не сохранила. Ехал он с семьёй на колымаге – в те времена арбой

называли, на таких возах Чумаки соль из Крыма возили, вот на такой арбе и полз по степи купец. Арбу быки тащили, перестав- ляя ноги медленно так, что доводило купца до злости и тошнить начинало, но зато уверенно. Купец вёз на ярмарку пелёнки, рас- пашонки и остальное то, что малым детишкам очень необходи- мо, к тому же ещё и беременную жену с собой вёз, – так на вся- кий случай, когда рожать надумает – была бы на глазах. Только переправились через речку Кагальник, доехали до какого-то не- большого озерка, вот тут-то жена и надумала рожать, что вооб- ще-то собиралась сделать в Азове. Озеро с тех времён и стало

целебным, а коль младенца в церкви ещё именем не нарекли, пришлось называть место тем, что в арбе лежало. Впоследствии

появились и сёла, и так получилось, что три названия сразу и все Пелёнкино. А может быть у того купца и не было никаких пелё- нок и всего-то ребёнок родился на берегу у озера. Купец взял рулон мануфактуры, что вёз на ярмарку, да и порезал его на пе- лёнки. Но суть дела не меняет – пелёнка для малыша в любом

исполнении пригодна. Вопреки тому, что у озера не стало сана-

тория, народ сюда съезжался со всех концов страны. Без всякого преувеличения: выгружали больного, вынося на носилках, или кто-то скакал на костылях: пролечившись в грязях от мая до сен- тября, уходили своими ногами. Начиная с первых чисел мая весь северный берег озера, представлял городок из лачуг, палаток,

шалашей и всяких будок. Всё как в городе: с улицами и переул- ками, так и жила коммуна, собравшись, кто откуда. Лечились так: сидели по времени в воде, после снова грязью намазыва- лись и так пока ногами сам не пойдёшь. На то время, тех бурных событий – по жизни Константин, о чём, было рассказано ранее, был совсем не тем, каким его представляла Лида. Была у Кости настоящая – пылающая жарким пламенем любовь в образе че- тырнадцатилетней самой красивой девочки не только в деревне Пелёнкино, но и вблизи лежащих, а таких сёл располагалось много: через каждые полтора два километра в округе. Косте на тот момент было шестнадцать; Ларисе как мы уже сказали че- тырнадцать лет, но возраст дело быстро наживное, главное кто и во сколько лет созрел. В нашем случае оба созрели довольно рано, что и подтвердится на практике в последующих событиях.

Кстати – село Пелёнкино, потому, и название это носит: был в это время случай, когда одна молодая пара, умудрилась к шестна- дцати своим годам – столько мамаше на тот день было – обзаве- стись четырьмя малышами: два раза по двойне, папаша правда, был на три или четыре года старше. Долго ломали голову, – са- жать парня в тюрьму за совращение малолетней девочки или

оставить?.. – детишки тогда сиротами будут! Сделали исключе- ние и решили оставить. Забрали Витю в армию на месяц – для

приличья – и тут же дембиль устроили папаше, – езжай и воспи- тай кагалу, коль наплодить успели! Вскоре после этого у них ещё двое родилось. Так что как не крути – место сакральное, неда- ром тот купец с пелёнками и с младенцем в этих местах застрял. Хочешь сразу и много детишек иметь – приезжай для этого свя- того дела в Пелёнкино. Так что нашим героям рассказа с этим делом сам Бог велел поторопиться. Костя, по правде сказать,

пока о детишках не думал. Любил не только ненаглядную свою

Ларису, а и село своё, хотя и мало в нём прожил. Приезжая на

побывку чувствовал себя, как до этого пойманная на крючок ры- ба, вновь выпущенная в воду. Чуть вечерело, вдвоём направля- лись в сельский клуб – если не кино, то танцы под пластинку.

Побродив по улицам, приходили к подворью Ларисы: усажива- лись на лавочку под забором, какое-то время сидели, но часто при этом посматривали на окна хаты во двор. Вот и свет потух в окнах, и темно во дворе стало, значит, мать с отцом спать улег- лись. Во дворе кроме хаты стоял ещё флигель, можно сказать, что жилой. Они ведь не собаки, чтоб под кустами да по лавоч- кам валяться: в уюте, комфорте, да ещё на мягкой перине вот

это то, что и надо для истинной любви! Эта цитадель любви и

похоти людской – флигель, так называемый, он и стал причиной всех последующих событий. Помещение использовалось круг- лый год, как кухня и столовая. В зимнее время там топилась

печь углём, стояло два столика, один из которых обеденный, была и двуспальная кровать с сеткой, на которой лежала та са- мая перина, а сверху горка подушек. В уголке зеркало-трюмо

стояло, чтобы девчата, отправляясь на занятия в школу – у Лари- сы была ещё меньшая сестра – могли присмотреться к себе и

принять надлежащий вид. Под стенкой, где было одно окошко, стояла кушетка, на полу половички: уютно как в гнёздышке у

порядочной птички. Вот в это самое гнёздышко птички и

направлялась влюблённая пара, как только все уложатся спать. Теперь зададим вам вопрос, – какая, вас спрашиваю, может быть

– Лидка?! когда, о таком только мечтать!.. В первый месяц, в са- мом начале, когда ещё всё только в самом зачатье было: посе- лившись в укромном месте доходило только до невинных лоб- заний, а больше языком говорили, пытаясь на словах доказать

свою любовь. С каждым днём процесс любовных отношений всё углублялся, словно сам по себе. Вначале руки у Костика не туда, куда надо полезли, сказал, – что не заметил и сам, а скорее всего так и надо. Потом – и нижнее бельё на Ларисе почему-то поме- шало, и лишним было оно, ибо стало назойливо напоминать везде и повсюду, что снять и бросить его на стулку давным, дав-

но пора. Страсть, а к ней ненасытное тело – это что коня на скаку удержать. Трудно, порой невозможно остепенить и обуздать взбесившегося мерина: слова бесполезны, как и уздечка сама. Так не заметили, как осень пришла: короткие дни наступили, холодно стало, манил уют под крышу того флигелька и пуховая перина. Терпеть желания невмоготу; дождаться, чтобы родите- ли скорей уснули – казалось, вечность вначале пришла, а затем совсем у них поселилась. Промёрзнув, сидя на лавочке прямо

спиной к забору, продрогнув, вползали в приют: первым делом во второй малой хате подбегали к топившейся печке, чтобы ото- греться, затем на кровать. Нередко, но были и такие случаи: по- рой не дождавшись, когда все уснут: на цыпочках тихо краду-

чись, словно решили у кого-то что-то украсть, стремились в ци- тадель в виде мягкой кровати, а та их встречала в любви и ласке, что как оказалось взаимно приятно. День за днём так и приучи- ли родителей пораньше на покой отправляться, а место в кухне освободить. Возможно бы, это и дальше так длилось без всяких неприятностей и передряг, но тут подошли праздники к тому же, октябрьские – 7 ноября по новому стилю надо встречать. На этот такой великий праздник, когда вся страна собралась отмечать, родители Ларисы в гости собрались: родственников посетить в

Краснодаре. Кроме всего прочего – там, ровно в этот день у ма- миной сестры торжество какое-то намечалось. Ларисе, а в по- мощь, может быть, в будущем зятя, приказано было им хозяй-

ство управлять. Меньшую дочь с собой забрали – с тем и отбыли. Как помнится, Косте, тогда он ещё головой кивнул в знак своего согласия, а душу посетила благодать. Возрадовался тому, что

наконец-то на целых четверо дней, после которых папа и мама обещали вернуться, а он в это время полноправным хозяин бу- дет. У тестя и тёщи хозяйство имелось как у заядлого кулака, и чтобы накормить, напоить всех, кто хрюкает и мычит, гогочет и крякает, поёт петухом, да ещё и собакой гавкает – пару часов уходило – не меньше. Всем угоди и из еды что-то им дай, потом напои, но после, – прошу извиненья, пожалуйте, Ларочка, не- много в кровать. Помыв руки и лица чуть, чуть: спать, отправля-

лись не в малую кухню, а прямиком в главную хату – где раньше туда дорога была закрыта. Именно это и стало причиной, что дальше с ними случилось, а попросту в заблуждение обоих вве- ло. Почувствовав себя хозяевами, по правилам житейским должно присутствовать в жизни влюблённой пары всё-то, что по прейскуранту положено. Зачем тянуть резину, если живём как муж и жена. Ровно в полночь великого праздника октября, мо- жет и грешно, но у Ленина не спросишь, прежде всего, далеко и в гробу стеклянном лежит – вряд ли ответит. В первой комнате кушетка была без пружин и перины: такая опрятная кушетка и красивым покрывалом застелена: немного жёсткая – потому и виновницей стала в ту праздничную ночь 7 ноября. Раньше-то на мягкой кровати игрались, там сетка и перина на ней, там без

греха получалось. Здесь же – этот, будь он неладен – топчан

подвёл. Только было разыгрались в утехи любовные, как тут же послышалось из уст Ларисы: «Ой!» – и как-то сразу мокрым по- крывало стало, Лариса подплыла будто водой. Вода в темноте почему-то оказалась липкой, включили свет – поглядели и

обомлели – измазались как черти!

– Что же мы теперь дальше-то делать будем, раз такое случи- лось? – спросила в растерянности, спотыкаясь в словах Лариса.

– До весны немного осталось, – сказал Костя и стал на пальцах считать, – вот, до весны четыре месяца, до твоих экзаменов вы- пускных в школе ещё два, потом посмотрим, возьмём и поже- нимся.

– Так тебе и разрешат, губы раскатал! Мамка-то не против, по- жалуй, будет, она хоть сейчас, а вот папка убьёт нас обоих!..

– Ну, прямо-таки убьёт, сама подумай, зачем ему дочку терять, а если меня убьёт, то зятя потеряет. Нет, убивать никого он не

будет, это я тебе обещаю. Главное – это вида не подавать, как было – так всё пускай и остаётся. Они-то откуда могут узнать? Если ты сама, конечно, не расскажешь.

– Ну, тоже сказал!.. об этом разве расскажешь. Будем молчать, а там как получится, как старые люди говорят, – судьба рассудит. Прошло два месяца после той славной и в тоже время тревож-

ной ночи. В один из холодных январских дней за дочерью Лари- сой мать подозрительное поведение заметила, которое наводи- ло – уж очень на плохие мысли. Подозрение у мамы возникло, когда Лара во время обеда или ужина неожиданно вскакивала из-за стола и пулей выбегала на улицу, а через время возвраща- лась красная на лицо. Однажды Ирина Николаевна последовала следом за дочерью и пронаблюдала – куда та бегает. Увидев воочию всё, всплеснула руками, сразу всё поняв, воскликнув, но тут же прикрыла ладонью свой рот.

– Вот, гады, такие!.. – сказала она, стараясь потише, чтобы ни- кто вдруг не мог услышать, – я так и знала, что этим всё кончится! Доигрались, сякие – такие, и что теперь делать?.. Из школы же выгонят, да ещё и с позором! Завтра же поедем в Азов – туда куда надо. Этого отец не станет терпеть!.. он и меня вместе с вами задушит! Надо же – совсем ещё дети и такой грех сотво-

рить! Вы или полоумные оба… или у вас ум за разум зашёл?.. Я же тебя, Лариса, не раз предупреждала, а ты за своё. Я лично не против твоего Кости, мне с ним не жить. Господи! Что же нам

делать, куда идти и к кому обратиться? Тебе четырнадцать толь- ко лет, ему шестнадцать, вы об этом подумали?.. Вы сами-то

ещё ложку держать в руке правильно не научились, а тут прямо – детей заводить замахнулись! Что вы с ними делать-то станете, мне на шею повесите?.. так я и так троих вынянчила, теперь и ваших следом прикажите? А если двойня ещё? Ой, Ларка, бить тебя надо и духу прислухаться – дышишь, значит, мало доста- лось! Ладно, кричи не кричи, делу не поможешь. Я тут подума- ла: с этим скандальным делом в Азов соваться не будем; обра- тись – тут и милиция набежит, и вся округа узнает. Завтра же от- правлюсь в Азов, закажу телефонные переговоры с Краснода- ром. Туда тебя повезу – дальше положишь, ближе возьмёшь.

Когда, голову рубят – по волосам не плачут.

Пока Ирина Николаевна изливала свою горечь возмущений души и сердца, Лариса в это время сидела на крышке колодез-

ного сруба и плача размазывала ладонью слёзы по щекам. Мать, взглянув на дочь с осуждением и в то же время с жалостью,

громко дополнила:

– Чего ревёшь-то?! Реветь надо было, когда во взрослые игры играть надумали! Ревёт она!.. как будто я её обидела. И тот – жених нашёлся, теперь и глаз не кажет. Напакостил и в кусты! Такой же придурошный, как и ты! Где вы на мою бедную голову взялись!.. хоть завязывай глаза и иди прочь со двора! Хватит

плакать, иди, умойся, а то сейчас отец подъедет, разборку

устроит. Ему пока молчи, а то всем достанется. Может, удастся сделать всё по-тихому.

По-тихому не получилось: как раз в эту минуту на улице за двором послышался колёсный скрип брички, похрапывание ло- шадей и вслед за этим вскоре в калитку вошёл Борис Василье- вич. Подозрительно посмотрел на дочь и жену, но ничего не

сказал, вероятно, подумав, что просто поссорились. Мужик от природы он был сообразительный, в последующие два дня, за- метив в поведении жены и дочери замкнутость и натянутость в

разговорах, ибо обе ходили, как в воду опущенные, перебрав по памяти все варианты – оставался один правильный вывод. К то- му же, как он припомнил: и «зять» давно на глаза не появлялся. Вечером устроил разборку в семье. Изворачиваться женщины не стали: всё равно узнает, как не крути, потом только гораздо хуже будет, прямо всё тут же рассказали. Как ожидали – того не про-

изошло. Отец не кричал и кулаком по столу не стучал. Взъеро- шил на голове волосы, окинув взглядом вокруг себя, взял с та- буретки шапку, надевая заправил под неё уши, и направился к

выходу. Уже взявшись за дверную ручку на секунду замер, глядя в закрытую дверь, хрипло сказал, как о чём-то обыденном:

– Придёт до двора – вилами запорю как собаку!

Вышел за дверь и со всего размаху её захлопнул, отчего сидя на стульях, мать с дочерью на месте подпрыгнули. В комнате установилась мёртвая тишина: только в печи разгораясь, уголь

потрескивал, да под окном петух прокричал, словно нехорошее что-то предвещая. Вначале стала плакать Лариса, спустя минуту подхватила мать. Женское горе было обоюдным: Ларисе жалко было своего «жениха», матери свою «невесту». Наплакавшись

вволю, когда уже Лариса сидела и только всхлипывала, мать, будто подводя итог всему, тихо с печалью, сказала:

– Коту игрушки, а мышке слёзки; кот поигрался, а мышка те- перь плачет – вот она женская доля. Надо, доченька, всегда но- сить на лице ледяную маску и тогда никто тебе не сможет при- чинить зла, по крайней мере, не так часто.

Сколько не судили, не рядили, чуть было, голову не свернув, в конце концов, отправились в город Краснодар, где благополуч- но всё и завершилось. В ближайший день и Костя приехал. При- ехав ночным поездом, выпрыгнул на тёмный перрон станции

Василево – Петровская расположенной в степи и зашагал вдоль лесополосы в сторону своей деревни, преодолевая шесть кило- метров дорожной пахоты. Шёл в кромешной темноте, ибо Луна где-то за облаками бродила, а он всё думал, думал и думал.

Мысли одна от другой печальней казались, хуже уж некуда. Раньше приезжая домой – радость восторга от встречи с люби- мой всё нутро наполняла, пелось в душе, а сейчас, не зная по- следствий беременности Лары, – теперь, хоть не ходи туда! Но если бы была, лишь эта неприятность – там, в Новошахтинске она во-стократ хуже!..

Украинский гопак в аранжировке фокстрота и лезгинки.

Неприятность, притом большая, которою-то и оценить не так- то просто случилась спустя через день, после той комедии на кровати с Лидой. Вечером после отбоя в его комнату пришли те, которых Лидка натравила. Впереди всех уркаганов шёл здоро- венный такой – Паша, который по массе своей был больше по- хож на гориллу, а для шайки пахан и заводила. Первым и подо- шёл: на голову выше Костика, кулаки, словно боксёрские пер-

чатки надел. Пальцами похлопал по плечу парня и спокойно без

эмоций, сказал:

– Базар есть, матрёшка, выйдем на пару минут, чтобы хлопцам спать, не мешать.

Остальные его подельники в это время сгрудились на пороге открытой двери: сколько их было, Костя так и не узнал, но судя потому, как всё время бродили везде и повсюду всемером,

столько вероятно в тот вечер и было. Почему он назвал Костю

«матрёшкой» сложно сказать, вероятней всего, предрекая даль- нейший ход событий, ибо только матрёшку потрошат часто и

густо. Костя вылез из-под одеяла, спокойно оделся и последовал за Пашей в коридор. Не обладая мистическим даром предвиде- ния событий, по причине своей ещё юности, как и не учуяв бе- ды, которая нависла над его головой поплёлся по коридору вслед за Пашей – паханом, в надежде, что всё закончится разго- вором. Вслед им – в пяти шагах – развалисто шагали остальные. Порой людская подлость не знает границ. В эти минуты в возду- хе клубились, искрились и сотрясали невидимое пространство разно-полюсные душевные эмоции, идущих по коридору. Одни непомерно радовались предстоящему развлечению над жерт- вой, а тем временем жертва в мыслях металась от трагедии – к

надежде. Деревенская безоблачная жизнь с этой минуты для

Кости закончилась бесповоротно, а в последующее время обер- нётся для него трескучим морозом, когда стоишь голышом по колени в сугробе. Где-то уже посреди длинного коридора: гла- варь – Паша, открыл дверь комнаты и вошёл, Костя замер у по- рога, но в туже секунду – шедшие сзади, резко его толкнули в

спину через порог; войдя, прикрыв полотно дверь, заперли на ключ. Комната на четыре спальных места оказалась пустая: кро- вати были заправлены по-армейски одеялами, кругом чистота, будто в ней и не живут. Паша прошёл к столу, который стоял по центру комнаты и уселся на него боком, спустив одну ногу на

пол. Остальные толпой стояли у порога, но двое из них приня- лись сворачивать в рулон матрасы вместе с одеялами и просты- нями на двух кроватях, которые стояли крайними у входа. Свер- нув постели, рулоны положили на заправленные кровати.

Прежде чем начинать экзекуцию: Паша решил перед началом

посмаковать, ибо другого объяснения, зачем ему понадобилось вести разговор с тем, которого через минуту начнут избивать до полусмерти всей шайкой, объяснить сложно. Сидя боком на сто- ле взглядом косил на Костю, начав свою речь, сказал осуждаю- ще:

– Блатуешь, парень, блатуешь! Устроим мы тебе маскарад не- большой, так сказать, на все руки от скуки и для кулаков тоже.

Как ты считаешь, по правилам будет?.. Молчишь… ну, это твоё дело. Раз молчишь, отоварим тебя по-полной, хотя просили токо попугать, но мы до-того невоспитанный народ и всяких просьб, и пожеланий никак не научились исполнять. Ты уж прости за

необразованность нашу. Не обижайся, но я тут не причём, мне лично до фени, кто ты там такой и в чём ты провинился. Так при- казано. Может, дашь больше, а?.. в покое оставим. Нет, я шучу, больше всё равно не дашь, потому что у тебя нет этого, что нам нужно. Не учуял ты, фраер, беду за версту, надо было раньше думать, когда нарывался. Токо не вздумай после топиться или в петлю нырять, поверь, туда никогда не поздно…

Всё это время Костя, молча, стоял перед сидящим на столе Пашей, смотрел немного в сторону, стараясь не встречаться с

ним взглядом, при этом мысли были где-то за его спиной, где в это время стояло шесть или семь человек. Посчитать их всех он не удосужился, да собственно, какое это имело значение – на одного больше или меньше, – он всё равно в западне! И в те по- следние минуты перед экзекуцией, пока Паша произносил всту- пительную речь – за Костиной спиной, вся эта братия надевала на руки кожаные перчатки, в которых ходят зимой.

– Вот и усё тебе, телёнок, не доросший до бычка, – сказал Паша, расплывшись в улыбке, – карачун тебе, кажется настал и родни

поблизости нету, спасать-то некому! Не богато, но что надо сде- лаем на славу: не пальцем выковыривали и с мальства тому

учились. Мокруху постараемся не сделать – нам это ни к чему. Рыжий, выглянь в окно, – кивнув головой назад, – вертухая во дворе не видать?

– Так там же темень, чё я там увижу? – протестующе, заявил один из подручных Паши.

– Ты глянь, раз сказано, а темно, не темно, не твоего ума дело – моргала свои пошире раскрой! На-крайняк – уговор, как догово- рились, чтобы не влипнуть по-полной. Слышали все?

Рыженький паренёк подошёл к окну, раскрыл створку окон-

ную, лёг на подоконник грудью и стал вглядываться вниз в тём- ный двор, где только при входе в подъезд тускло светила лам- почка, наконец он выпрямился, закрыл окно, повернувшись,

сказал:

– Пусто, хоть и темно – токо ветки шелестят, можно начинать.

В ту же секунду Костю сзади ударили прямо в затылок. По

инерции, сделав пару тех шагов, которые отделяли его от Паши, получил встречный удар кулака прямо в губы. Паша нанёс удар, не вставая со стола, возможно, это в какой-то мере и спасло Ко- стю в те первые секунды избиения. Если бы Паша ударил его,

стоя – встречным ударом, то могло бы и не потребоваться бить дальше. Отлетев от стола, следом со всех сторон посыпалась

серия ударов, и уже через минуту Костя лежал на полу. Били не торопясь, стараясь не мешать друг другу: словно на соревнова- ниях подходя по очереди к спортивному снаряду. Подходили двое, приподняв парня с пола, взяв его под мышки, очередной подходил и исполнял серию ударов. Когда уже всё было в кро- ви, чтобы сильно не запачкаться, перешли бить ногами. Отлива- ли с графина водой, приводя в чувство, и снова били, и били. В очередной раз вода перестала действовать, Паша сказал:

– Это предел, хватит, и так кулаки болят, к тому же может и коней двинуть – греха потом не оберёшься. Перекур устроим. Придёт немного в себя, обмоем и оттащим его в постель, уло- жим как куклу, а там пусть ищут, где он ночью бродил и куда падал.

Очнулся Костя, придя в сознание, когда на лицо ему тонкой струйкой бежала вода. Над ним стоял тот рыжий парень с гра-

фином в руках и с интервалами плескал на него воду. Паша, си- дя в той же позе, что и раньше, будто бы и не вставал до этого,

заметив, что тот пришёл в себя, цинично издеваясь над полужи- вым парнем, сказал громко:

– Скоко живу, так и не понял, может, кто из вас надоумит, чё он лежит, растянулся на всю хату?! Вперёд ногами выносить нас не учили, мягко говоря, мне до фени: лежи тут скоко хочешь, но

сам подумай хата-то не твоя! К примеру, мне надумается ещё

пару раз съездить тебе по рылу, – и чё прикажешь? Мне на коле- ни становиться затем, чтобы скулы тебе на место поправить?!

Ну, ты, мудак!.. а ну, братишки, подняли его на руки, как прежде я вас учил, токо держите правильно и крепко, а то промажу, по- том у себя зубы считать придётся. Давай быстрее шевелитесь, а то уже жрать охота; ужин-то сёдня мимо прошёл. Там есть в од- ной хате, хуторянин из дома приехал. Очередную посылку от мамки чувак приволок. Пока будем с этим хмырём разбираться, всю нашу хавку полопают, падлы!