Мор, ученик Смерти

– НЕ МЯМЛИ, ЮНОША.

– А как вы едите, сэр?

Смерть резко остановился, и Мор врезался ему в спину. Он собрался было что-то сказать, но подчинился требующему молчания жесту. Кажется, Смерть к чему-то прислушивался.

– ТЫ ЗНАЕШЬ, БЫВАЮТ СЛУЧАИ, – сказал он, – КОГДА Я ОЧЕНЬ СЕРЖУСЬ.

Разворот на костяной пятке – и Смерть бросился в переулок, только балахон развевался за спиной. Дорога виляла между темными оградами и спящими домами: не проход, а какая-то кривая щель.

Смерть остановился у побитой жизнью бочки с водой, запустил в нее всю руку целиком и выудил со дна небольшой мешок с привязанным к нему кирпичом. Выхватив меч – луч искрящего голубого огня во тьме, – он перерубил веревку.

– ВОТ СЕЙЧАС Я НЕ НА ШУТКУ РАЗГНЕВАН.

На глазах у Мора из перевернутого мешка высыпались жалкие, вымокшие комочки меха, которые упали в растекающуюся по мостовой лужу. Смерть нежно погладил их костяными пальцами.

Вскоре от комочков заструилось нечто вроде сероватого дымка, сгустившегося в три маленьких кошкоподобных облачка. Время от времени они колыхались, до конца не уверенные в собственной форме, и моргали на Мора озадаченными серыми глазками. Когда он попробовал коснуться одного из облачков, его рука прошла сквозь него, ощутив легкое покалывание.

– НА ЭТОЙ РАБОТЕ С ЛУЧШИМИ ПРОЯВЛЕНИЯМИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ НАТУРЫ СТАЛКИВАТЬСЯ НЕ ПРИХОДИТСЯ, – сказал Смерть. Он легонько подул на котенка, и тот закувыркался в воздухе. Его недовольное мяуканье звучало так, словно доносилось из длинной жестяной трубы.

– Это ведь души? – спросил Мор. – А у людей какие?

– ЧЕЛОВЕКОПОДОБНЫЕ, – ответил Смерть. – ЕСЛИ КОРОТКО, ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ ХАРАКТЕРА МОРФОГЕНЕТИЧЕСКОГО ПОЛЯ.

Смерть вздохнул – будто саван прошелестел, – взял котят на руки и осторожно укрыл где-то в темных глубинах своего балахона. Он поднялся.

– А ТЕПЕРЬ – КАРРИ.

* * *

В «Садах Карри» на углу Божьей улицы и Кровавого переулка было не протолкнуться; здесь собирались исключительно сливки общества – во всяком случае, та его часть, что всплывает на поверхность и не тонет, а оттого в среде осмотрительных людей именуется сливками. Благоухающие кустарники, посаженные между столами, почти маскировали присущий городу аромат, который иные называли обонятельным эквивалентом береговой сирены.

Мор с жадностью набивал рот, стараясь сдерживать свое любопытство и не смотреть, как Смерть управляется с приемом пищи. Вначале съестное однозначно присутствовало на столе, но потом куда-то исчезало: естественно было предположить, что между этими крайними точками что-то происходило. Мор заподозрил, что Смерть на самом деле не привык к подобному времяпрепровождению и устроил все это лишь для того, чтобы подбодрить ученика, – так пожилой дядюшка-холостяк, которому подкинули на выходные племянника, трясется, как бы не сделать чего не так.

Остальные клиенты не обратили на них никакого внимания, даже когда Смерть, откинувшись на спинку стула, раскурил изящную трубку. Не так-то просто не замечать, как из чьих-то глазниц валит дым, но все справились.

– Это колдовство? – спросил Мор.

– А ТЫ КАК ДУМАЕШЬ? КАК ПО-ТВОЕМУ, ЮНОША, ЗДЕСЬ Я ИЛИ МЕНЯ НЕТ?

– Здесь, – медленно произнес Мор. – Я… Я наблюдал за людьми. Они смотрят на вас, но, кажется, не видят. Вы как-то влияете на их мозги.

Смерть покачал головой.

– ОНИ ДЕЛАЮТ ЭТО САМИ, – сказал он. – НИКАКОГО КОЛДОВСТВА НЕ НУЖНО. ЛЮДИ МЕНЯ НЕ ВИДЯТ; ОНИ ПОПРОСТУ НЕ ПОЗВОЛЯЮТ СЕБЕ ЭТОГО. ПОКА НЕ НАСТАНЕТ ИХ ЧЕРЕД, РАЗУМЕЕТСЯ. МЕНЯ ВИДЯТ ВОЛШЕБНИКИ, И КОШКИ ТОЖЕ. А ПРОСТЫЕ СМЕРТНЫЕ… НЕТ, НИКОГДА. – Смерть выпустил в небо дымное колечко и добавил: – НЕВЕРОЯТНО, НО ФАКТ.

Мор смотрел, как колечко, колышась, поднимается ввысь и уплывает в сторону реки.

– Но я-то вас вижу.

– НЕ СРАВНИВАЙ.

Официант-клатчец, приземистый, смуглый, круглолицый, с прической в виде взорвавшегося кокосового ореха, положил перед Смертью счет и озадаченно нахмурился, встретив любезный кивок. Он помотал головой, словно пытаясь вытряхнуть из ушей остатки мыла, и отошел.

Смерть выудил из глубин балахона большой кожаный кисет, полный медяков разного достоинства, подернутых, за редкими исключениями, сине-зеленой патиной веков. Счет подвергся самой тщательной проверке. После этого Смерть отсчитал дюжину монет.

– ПОЙДЕМ, – сказал он, поднимаясь. – НАМ ПОРА.

Мор поспешил следом за Смертью – через палисадник и на улицу, по-прежнему многолюдную, хотя на горизонте уже занимался рассвет.

– А чем мы займемся теперь?

– КУПИМ ТЕБЕ НОВУЮ ОДЕЖДУ.

– Да мне эту только сегодня купили… то есть вчера.

– ПРАВДА?

– Отец сказал, та лавка славится недорогой одеждой. – Чтобы не отставать, Мору приходилось бежать.

– ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПОВОД СТРАШИТЬСЯ НИЩЕТЫ.

Они свернули на широкую улицу, ведшую в зажиточный район города (где фонари встречались чаще, а навозные кучи – реже). Здесь не было ни киосков, ни лоточников, а были настоящие здания с вывесками на фасадах. Язык бы не повернулся обозвать такое место лавкой: это были настоящие бутики, с поставщиками, сиденьями и плевательницами. Большинство из них не закрывалось даже в такой поздний час, потому что среднестатистическому анкскому торговцу не дают спать мысли о деньгах, которые он в этот момент не зарабатывает.

– Здесь что, вообще спать не ложатся? – спросил Мор.

– ЭТО КРУПНЫЙ ГОРОД, – ответил Смерть и распахнул дверь в магазин одежды. Через двадцать минут, когда они его покинули, на Море красовалась подогнанная по фигуре черная мантия, отделанная тончайшим серебряным шитьем, а хозяин магазина таращился на горку старинных медяков у себя на ладони, гадая, откуда они взялись.

– Как к вам попадают все эти монеты? – поинтересовался Мор.

– ПАРАМИ.

Пока Мора стригли по последней городской моде в круглосуточной цирюльне, Смерть отдыхал в соседнем кресле, напевая себе под нос. К собственному удивлению, он был в приподнятом настроении.

Через некоторое время он даже откинул капюшон и взглянул на подмастерье цирюльника, который повязал полотенце ему вокруг шеи, двигаясь в той сомнамбулической манере, какую Мор уже научился различать.

– СБРЫЗНИТЕ ОДЕКОЛОНОМ И ОТПОЛИРУЙТЕ, ЛЮБЕЗНЫЙ.

Пожилой волшебник, которому в другом конце зала подравнивали бороду, напрягся, услышав этот мрачный свинцовый голос, и оглянулся. Смерть медленно – для пущего эффекта – повернулся к нему и одарил его улыбкой; волшебник, побледнев, забормотал защитные заклинания.

Вскоре Мор, которого теперь щекотал за ушами холодный воздух и сильно мучило смущение, уже возвращался вместе со Смертью к конюшне, где поджидал оставленный жеребец. Юноша пытался горделиво вышагивать – к этому располагали и новый наряд, и стрижка. Получалось у него не очень.

* * *

Мор проснулся.

Он лежал, глядя в потолок и восстанавливая в памяти события предыдущего дня, которые выкристаллизовывались в его сознании, как кубики льда.

Он никак не мог познакомиться со Смертью. Не мог ужинать в компании скелета со светящимися синими глазами. Это наверняка был сон. Он не мог усесться на круп огромного белого коня, который галопом взмыл в небеса, а затем направился…

…куда?

Ответ пришел ему в голову так же неизбежно, как приходят налоговые уведомления.

Сюда.

Проведя ладонью по остриженным волосам, Мор ощупал постельное белье из какой-то гладкой, скользкой материи. Она была куда тоньше грубой и пахнущей овцами шерсти, на которой он спал дома; она напоминала теплый сухой лед.

Мор торопливо соскочил с постели и оглядел комнату.

Она была большой, больше, чем весь его родной дом, и сухой – сухой, как старые гробницы под вековечными песками пустынь. У воздуха был такой вкус, будто его несколько часов жарили и лишь потом позволили ему остыть. Пушистый ковер, который при каждом движении босых ног Мора потрескивал электрическими разрядами, мог бы спрятать в своем ворсе целое племя пигмеев. В убранстве преобладали оттенки фиолетового и черного.

Только сейчас Мор обнаружил, что одет в белоснежную ночную сорочку. Его верхняя одежда была аккуратно сложена у изголовья кровати, на стуле, украшенном, как невозможно было не заметить, изящным резным орнаментом из черепов и костей.

Мор присел на краешек кровати и начал одеваться, лихорадочно соображая.

Осторожно приоткрыв тяжелую дубовую дверь, он даже немного расстроился, когда не услышал зловещего скрипа.

За дверью тянулся пустой, обшитый деревом коридор, на противоположной стене которого были закреплены канделябры с массивными желтыми свечами. Мор на цыпочках вышел из комнаты и бочком, вплотную прижимаясь к деревянной обшивке, добрался до лестницы. Ничего зловещего во время спуска не произошло, и Мор оказался в прихожей, из которой вело множество дверей. Здесь висели траурные драпировки и стояли напольные часы, тиканье которых напоминало биение сердца горы. Рядом с часами стояла подставка для зонтиков.

Из нее торчала коса.

Мор обвел взглядом двери. Вид у них был внушительный. Окружающая их резьба повторяла уже знакомый ему узор из костей. Когда Мор сделал шаг в сторону ближайшей двери, позади него раздался голос:

– Тебе туда нельзя, мальчик.

Мор не сразу понял, что слова эти не возникли у него в голове, а были сказаны человеческим языком и достигли его ушей самым привычным образом – через посредство воздушных колебаний, как и было задумано природой. Природе пришлось изрядно попотеть ради этих четырех слов, произнесенных с легким раздражением.

Мор обернулся. И увидел девушку одного с ним роста, но, вероятно, несколькими годами старше. У нее были серебристые волосы, глаза с перламутровым отливом и изящное, но совершенно непрактичное длинное платье – вроде тех, что носят трагические героини, которые, прижимая к груди розу, томно взирают на луну. Мору неоткуда было знать словосочетание «прерафаэлитский тип», а жаль, ведь оно было бы почти точным ее описанием. Впрочем, подобные девы имеют вид скорее полупрозрачный, чахоточный, здесь же налицо было легкое злоупотребление шоколадом.

Склонив голову набок, девушка не сводила с него глаз и досадливо постукивала ножкой по полу. А затем, резко выбросив вперед руку, ущипнула Мора за локоть.

– Ай!

– Хм. И вправду живой, – сказала она. – Как тебя зовут, мальчик?

– Мортимер. Все называют меня Мор, – ответил он, потирая локоть. – Ты чего щиплешься?

– Я буду называть тебя «мальчик», – продолжала она. – И, конечно, я не обязана перед тобой оправдываться, ты же понимаешь, но, если уж тебе интересно, я думала, что ты мертвец. Выглядишь ты точно как мертвец.

Мор промолчал.

– Язык проглотил?

На самом деле Мор считал до десяти.

– Никакой я не мертвец, – в конце концов сказал он. – По крайней мере, мне так кажется. Хотя трудно сказать наверняка. А ты кто такая?

– Можешь называть меня госпожой Изабель, – высокомерно сообщила она. – Отец велел тебя накормить. Следуй за мной.

Она направилась к одной из дверей. Мор следовал за ней ровно на таком расстоянии, чтобы дверь, захлопываясь, успела садануть его по другому локтю.

За дверью обнаружилась кухня – продолговатое, хорошо прогретое помещение с низкими сводами, где с потолка свисали медные кастрюли, а от стены до стены тянулась закопченная чугунная печь с плитой. У плиты, насвистывая, стоял какой-то старик и жарил яичницу с беконом.

Уже на входе ее запах атаковал вкусовые рецепторы Мора, намекая, что не прочь сойтись с ними накоротке и хорошо провести время. Мор обнаружил, что его ноги двинулись вперед, даже не проконсультировавшись с ним.

– Альберт, – окрикнула Изабель, – еще одного завтраком накорми.

Старик медленно обернулся и молча кивнул. Изабель снова обратилась к Мору.

– Должна заметить, – сказала она, – что отец, имея в своем распоряжении все население Диска, мог бы выбрать и кого-нибудь получше. Ну, тут уж ничего не попишешь, сойдешь и ты.

Она выскочила из кухни, хлопнув дверью.

– На что сойду? – спросил Мор, ни к кому конкретно не обращаясь.

Тишину кухни нарушало только скворчание масла на сковороде да потрескивание углей в раскаленном сердце печи. На ее дверце, как заметил Мор, были вытиснены слова: «Малый Молох (запатентовано)».

Повар, казалось, его не замечал, поэтому Мор, придвинув стул, уселся за выскобленный до белизны стол.

– Грибы? – спросил старик, не оборачиваясь.

– А? Что?

– Грибов, спрашиваю, положить?

– Ой. Простите. Нет, благодарю, – сказал Мор.

– Как скажете, юный господин.

Он повернулся и направился к столу.

Даже впоследствии, уже пообвыкшись, Мор всегда задерживал дыхание, наблюдая за перемещениями Альберта. Слуга Смерти был из тех тощих как жердь красноносых стариков, которые всегда выглядят так, будто носят перчатки с отрезанными пальцами, даже если это неправда, а его походка представляла собой сложную последовательность телодвижений. Альберт склонялся вперед, и левая рука его начинала раскачиваться: сперва медленно, но затем все быстрее и быстрее, пока наконец, когда стороннему наблюдателю начинало уже казаться, что она оторвется у локтя, безумное дерганое движение не передавалось всему телу до самых ног и не швыряло его вперед, будто на скоростных ходулях. Сковорода, описав в воздухе несколько замысловатых кривых, зависла над самой тарелкой Мора.

Альберт глядел на него поверх очков-полумесяцев, идеально подходящих для глядения поверх.

– А на второе можно кашки похлебать. – С этими словами он подмигнул, очевидно посвящая тем самым Мора в мировой кашеварный заговор.

– Простите, – заговорил Мор, – а где я нахожусь?

– Разве ты не знаешь? Это обитель Смерти, дружок. Он привез тебя сюда вчера вечером.

– Это я… вроде как припоминаю. Да вот только…

– Что?

– Ну как бы… Яичница с беконом. – Мор подбирал слова. – Она смотрится здесь как-то, ну, неуместно.

– У меня тут где-то завалялась кровяная колбаса, – предложил Альберт.

– Я не об этом… – Мор колебался. – Просто не могу себе представить, как он сидит тут и уплетает жареный бекон.

Альберт усмехнулся.

– Он и не уплетает, дружок. По крайней мере, обычно. Хозяина обслуживать очень просто. В основном я готовлю для себя самого… – он сделал паузу, – и для юной госпожи, разумеется.

Мор кивнул.

– Вашей дочери, – сказал он.

– Моей? Ха, – фыркнул Альберт. – Тут ты ошибаешься. Она его дочь.

Мор уставился на яичницу-глазунью. Она таращилась на него в ответ, плавая в своем масляном озерце. Альберт, конечно, слышал о пищевой ценности, но она была не из тех ценностей, которых он придерживался.

– А мы точно говорим об одной и той же персоне? – не унимался Мор. – Высокий, ходит в черном, малость… костлявый…

– Она приемная, – доброжелательно объяснил Альберт. – Долгая история… – У него над головой звякнул колокольчик. – …которой придется подождать. Тебя в кабинет вызывают. На твоем месте я бы тут особо не рассиживался. Он не любит, когда его заставляют ждать. По понятным причинам. Вверх по лестнице, первая дверь налево. Самая заметная, не пропустишь…

– С узором из черепов и костей? – уточнил Мор, отодвигаясь от стола.

– Других здесь и не водится – ну, почти, – вздохнул Альберт. – Но это просто его блажь. Без всякого намека.

Бросив завтрак застывать, Мор пробежал по ступенькам и коридору и остановился перед дверью. И уже было занес руку, чтобы постучать.

– ВХОДИ.

Дверная ручка повернулась без его участия. Дверь распахнулась внутрь.

Смерть устроился за столом, уставившись в громадный, переплетенный в кожу фолиант размером чуть ли не больше самого стола. Когда Мор вошел, он поднял взгляд, отметив кальцифицированным пальцем, где остановился, и усмехнулся. Альтернативы у него не было.

– АГА, – сказал он и помедлил. Потом поскреб подбородок с таким звуком, будто кто-то провел ногтем по зубчикам расчески. – ТЫ КТО ТАКОЙ, ЮНОША?

– Мор, сэр, – отозвался Мор. – Ваш ученик. Помните?

Некоторое время Мор стоял под молчаливым взглядом Смерти. После чего ярко-голубые точки в глазницах снова обратились к тексту.

– АХ ДА. МОР. ЧТО ЖЕ, ЮНОША, ТЫ ВСЕРЬЕЗ НАМЕРЕН ПОСТИЧЬ САМЫЕ СОКРОВЕННЫЕ ТАЙНЫ ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВА?

– Да, сэр. Наверное, сэр.

– ХОРОШО. КОНЮШНИ – ЗА ДОМОМ. ЛОПАТА ВИСИТ СРАЗУ ЗА ДВЕРЬЮ.

Смерть опустил взгляд. Смерть поднял взгляд. Мор не шелохнулся.

– СКАЖИ, СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ВЕРОЯТНОСТЬ ТОГО, ЧТО ТЫ МЕНЯ НЕ ПОНЯЛ?

– Не до конца, сэр, – признался Мор.

– НАВОЗ, ЮНОША. НАВОЗ. У АЛЬБЕРТА В САДУ ЕСТЬ КОМПОСТНАЯ КУЧА. ПОЛАГАЮ, ГДЕ-ТО ДОЛЖНА БЫТЬ И ТАЧКА. ПОШЕВЕЛИВАЙСЯ.

Мор обреченно кивнул.

– Да, сэр. Все ясно, сэр. Только…

– ЧТО ЕЩЕ?

– Сэр, что-то я не пойму, какая связь между навозом и тайнами времени и пространства.

Смерть не отрывался от книги.

– ВОТ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЭТО ПОНЯТЬ, – сказал он, – ТЫ ЗДЕСЬ И ОКАЗАЛСЯ.

* * *

Хотя Смерть Плоского мира и был, по собственному выражению, АНТРОПОМОРФНОЙ ПЕРСОНИФИКАЦИЕЙ, ему давно пришлось отказаться от использования традиционных лошадей-скелетов из-за необходимости делать постоянные остановки и приматывать проволокой отвалившиеся детали. Поэтому теперь Смерть выбирал лошадей исключительно из плоти и крови, лучших пород.

И кормили их щедро, как выяснил Мор.

Некоторые виды деятельности предполагают надбавки. Эта предполагала… скажем так, совсем обратное, но, по крайней мере, проходила в тепле и не требовала особых умений. Вскоре Мор выработал свой ритм и принялся играть сам с собой в маленькую математическую игру, в которую в подобных обстоятельствах играют все. «Итак, – думал Мор, – я продвинулся почти на четверть или, скажем, на треть, следовательно, когда я расчищу вот тот угол у яслей, получится больше половины, то есть пять восьмых, а значит, останется всего три ходки…» Популярность такой методики по большому счету ничего не доказывает, кроме того, что постичь величественную красоту Вселенной гораздо проще, если мысленно разделить ее на части.

Из стойла за Мором наблюдал жеребец, то и дело пытаясь по-свойски зажевать его волосы.

Спустя некоторое время Мор почувствовал на себе еще чей-то взгляд. Облокотившись на низкую дверцу и подперев голову руками, в конюшню заглядывала Изабель.

– Ты слуга? – спросила она.

Мор выпрямился.

– Нет, – ответил он. – Я ученик.

– Глупости какие. Альберт говорит, ты не можешь быть учеником.

Мор продолжал сосредоточенно махать лопатой, загружая тачку. «Еще две лопаты, даже три, если хорошенько утрамбовать; следовательно, остается всего четыре ходки, ладно, допустим, пять, и будет половина…»

– Он говорит, – Изабель повысила голос, – что со временем ученик вырастает в мастера, но больше одного Смерти быть не может. Так что ты всего лишь слуга и обязан выполнять мои приказания.

«…стало быть, через восемь тачек я доберусь до ворот, а это уже без малого две трети всего объема, и, следовательно…»

– Слышишь меня, мальчик?

Мор кивнул. «А потом еще четырнадцать тачек, ладно – пятнадцать, потому что нужно будет снова пройтись в углу, и…»

– Ты что, язык проглотил?

– Мор, – негромко сказал Мор.

Изабель яростно уставилась на него.

– Что?

– Меня зовут Мор, – повторил Мор. – Или Мортимер. Но обычно меня называют Мор. Ты хотела о чем-то со мной поговорить?

Ненадолго она потеряла дар речи и лишь переводила взгляд с его лица на лопату и обратно.

– Только мне велели пошевеливаться, – добавил Мор.

Она взорвалась.

– Зачем ты вообще тут нужен? Зачем отец тебя сюда приволок?

– Меня выбрали на ярмарке по найму, – ответил Мор. – Все парни куда-то пристроились. И я тоже.

– А ты, значит, хочешь сюда пристроиться? – резко спросила она. – Он же Смерть, а не кто-нибудь. Мрачный Жнец. Важная персона. Таким невозможно стать, таким нужно быть.

Мор невнятно махнул рукой в сторону тачки.

– Думаю, все как-нибудь устроится само собой, – сказал он. – Мой отец говорит, обычно так и бывает.

Мор снова взялся за лопату и отвернулся от Изабель, а когда услышал ее недовольное фырканье и удаляющиеся шаги, ухмыльнулся, глядя на лошадиный круп.

Толкая тачку через двор к компостной куче под яблоней, Мор отработал все шестнадцатые и восьмые, все четверти и трети.

Сад у Смерти был большой, опрятный и ухоженный. И совершенно черный. Черная трава. Черные цветы. Черные яблоки бликовали средь черной листвы черной яблони. Даже воздух был какой-то чернильный.

Спустя некоторое время Мору почудилось, будто он различает… хотя нет, это ведь уму непостижимо – различать… оттенки черного.

Не просто самые темные варианты красного, зеленого или любого другого цвета, а именно что оттенки черного. Целый спектр тонов, и все разные, но при этом все… ну, черные. Мор опрокинул последнюю тачку, поставил ее на место и вернулся в дом.

– ЗАХОДИ.

Смерть стоял за конторкой, изучая карту. Он отсутствующе взглянул на Мора.

– СЛЫХАЛ ЧТО-НИБУДЬ О ЗАЛИВЕ МЭЙНТ?

– Нет, сэр, – ответил Мор.

– МЕСТО ЗНАМЕНИТОГО КОРАБЛЕКРУШЕНИЯ.

– Там корабль затонул?

– ЗАТОНЕТ, – поправил Смерть, – ЕСЛИ, КОНЕЧНО, Я ОТЫЩУ ЭТО ТРЕКЛЯТОЕ МЕСТО.

Мор обошел конторку и уставился на карту.

– Вы собираетесь пустить ко дну судно? – спросил он.

Смерть, похоже, ужаснулся:

– КОНЕЧНО ЖЕ, НЕТ. ВИНОВНО БУДЕТ СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ: БЕЗДАРНОЕ КОРАБЛЕВОЖДЕНИЕ, ОТМЕЛЬ И ВСТРЕЧНЫЙ ВЕТЕР.

– Вот беда, – расстроился Мор. – Много будет утопленников?

– ЭТО УЖ КАК РОК РАСПОРЯДИТСЯ. – Смерть повернулся к книжному шкафу и выудил увесистый географический справочник. – ОТ МЕНЯ ЗДЕСЬ НИЧЕГО НЕ ЗАВИСИТ. ЧЕМ ЭТО ПАХНЕТ?

– Мной, – не стал юлить Мор.

– А. КОНЮШНЯ. – Повисла пауза; рука Смерти задержалась на книжном корешке. – КАК ПО-ТВОЕМУ, ЗАЧЕМ Я ОТПРАВИЛ ТЕБЯ НА КОНЮШНЮ? ПОДУМАЙ ХОРОШЕНЬКО.

Мор не спешил с ответом. В промежутках между подсчетами выгруженных тачек он уже пытался в этом разобраться. Предполагал, что задание должно развить его глазомер и координацию движений, или научить его послушанию, или донести до него важность выполнения незначительных, по человеческим меркам, задач, или внушить ему простую мысль: даже великие должны начинать со дна. Но ни одно из этих объяснений не выглядело однозначно верным.

– По-моему… – начал он.

– СЛУШАЮ.

– Ну, если честно, мне кажется, у вас просто была полная конюшня конского дерьма.

Смерть долго взирал на Мора. А тот беспокойно переминался с ноги на ногу.

– АБСОЛЮТНО ВЕРНО, – отчеканил Смерть. – ЯСНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ. ТРЕЗВЫЙ ПОДХОД. В НАШЕЙ РАБОТЕ БЕЗ ЭТОГО НЕ ОБОЙТИСЬ.

– Да, сэр. Можно спросить?

– М-М-М? – Смерть сражался с алфавитным указателем.

– Люди ведь умирают постоянно, правда, сэр? Миллионами. График у вас должен быть очень плотный. Но при этом…

Смерть посмотрел на Мора уже знакомым тому взглядом. Он начинался с чистого удивления, ненадолго смещался к раздражению, заскакивал пропустить стаканчик вместе с пониманием и, наконец, останавливался на сдержанной терпеливости.

– НО ПРИ ЭТОМ?..

– Мне всегда казалось, что вы, как бы это сказать, не сидите на месте. Ну, вы понимаете. По улицам бродите. У бабули в календаре имеется ваш портрет – с косой и всем прочим.

– ПОНИМАЮ. БОЮСЬ, ЧТО ТРУДНО БУДЕТ ОБЪЯСНИТЬ ЭТО ЧЕЛОВЕКУ, НЕ ЗНАКОМОМУ С ПОНЯТИЯМИ ЦЕЛЕВОЙ ИНКАРНАЦИИ И УЗЛОВОЙ ФОКУСИРОВКИ. ТЫ ВЕДЬ С НИМИ НЕ ЗНАКОМ?

– Кажется, нет.

– КАК ПРАВИЛО, МОЕ НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ ПРИСУТСТВИЕ ТРЕБУЕТСЯ ЛИШЬ В ОСОБЫХ СЛУЧАЯХ.

– Это как с королями, – сказал Мор. – В том смысле, что король правит всегда, даже когда занят чем-то другим или просто спит. Так ведь, сэр?

– БЛИЗКО, – кивнул Смерть, сворачивая карты. – А ТЕПЕРЬ, ЮНОША, ЕСЛИ С КОНЮШНЕЙ ТЫ РАЗОБРАЛСЯ, СХОДИ УЗНАЙ, НЕ НАЙДЕТСЯ ЛИ У АЛЬБЕРТА ДЛЯ ТЕБЯ ДЕЛ. А ВЕЧЕРОМ, ЕСЛИ ЗАХОЧЕШЬ, МОЖЕШЬ ОТПРАВИТЬСЯ СО МНОЙ НА РАБОТУ.

Мор кивнул. Смерть вернулся к фолианту в кожаном переплете, взял перо, задумался на мгновение, а потом вновь поднял взгляд на Мора, склонив череп набок.

– ТЫ УСПЕЛ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С МОЕЙ ДОЧЕРЬЮ?

– Э-э. Да, сэр, – ответил Мор, уже взявшись за дверную ручку.

– ОНА ОЧЕНЬ СЛАВНАЯ ДЕВУШКА, – сказал Смерть, – НО, ПО-МОЕМУ, ЕЙ НЕ ХВАТАЕТ ОБЩЕНИЯ СО СВЕРСТНИКАМИ.

– Простите, сэр?

– САМО СОБОЙ, ОДНАЖДЫ ОНА УНАСЛЕДУЕТ ВСЕ ЭТО.

В глубинах его глазниц вспыхнуло что-то похожее на маленькую голубую сверхновую. До Мора вдруг дошло, что Смерть неловко и неумело пытался ему подмигнуть.

* * *

В краю, который неподвластен пространству и времени, который не значится ни на одной карте, который существует лишь на той далекой окраине множественной вселенной, что известна лишь некоторым увлекающимся сильными галлюциногенами астрофизикам, Мор провел остаток дня, помогая Альберту пикировать саженцы брокколи. Черные, с пунцовыми прожилками.

– Он старается, ты пойми, – говорил Альберт, орудуя тяпкой. – Просто на цвета фантазии не хватает.

– Не уверен, что понимаю, – признался Мор. – Вы говорите, что все это он сотворил?

За садовой оградой земля уходила в глубокую долину, откуда выныривала мрачной вересковой пустошью, которая тянулась до пиков на горизонте, острых, будто кошачьи клыки.

– Ага, – ответил Альберт. – За лейкой своей следи.

– А что же здесь было раньше?

– Понятия не имею, – сказал Альберт, переходя к следующему ряду лунок. – Небесная, надо полагать, твердь. Так по-умному кличут голое ничего. По правде говоря, работа выполнена довольно топорно. Нет, сад еще более-менее, но горы – чистой воды халтура. Стоит подойти поближе, как они расплываются. Я однажды проверил.

Мор прищурился, вглядываясь в растущие неподалеку деревья. С виду – похвально прочные.

– Зачем ему все это? – спросил он.

Альберт фыркнул:

– Знаешь, что бывает с теми, кто задает слишком много вопросов?

Мор на мгновение задумался.

– Нет, – признался он наконец, – и что же?

Воцарилось молчание.

Затем Альберт разогнул спину и ответил:

– Будь я проклят, если знаю. Видимо, получают ответы – и поделом.

– Он сказал, что вечером я могу поехать с ним, – поделился Мор.

– Везунчик ты, выходит, – туманно проговорил Альберт, направляясь обратно к дому.

– Значит, он и правда тут все создал? – уточнил Мор, следуя за ним по пятам.

– Да.

– Для чего?

– Наверное, захотелось обустроить такое местечко, где можно чувствовать себя как дома.

– Альберт, а вы мертвы?

– Я-то? Разве я похож на покойника? – Под долгим испытующим взглядом Мора старик хмыкнул. – Ты это брось. Я живехонек, как и ты. А может, и живее некоторых буду.

– Извините.

– То-то же. – Толкнув дверь черного хода, Альберт с самым благодушным видом, на какой был способен, обернулся к Мору.

– От подобных расспросов лучше воздерживаться, – посоветовал он, – не стоит людей огорчать. Ну, как насчет яичницы с беконом?

Когда Мор с Альбертом играли в домино, снова зазвенел колокольчик. Мор встрепенулся.

– Конь ему нужен, – объяснил Альберт. – Идем.

В сгущающихся сумерках они отправились на конюшню, и старик на глазах у Мора принялся седлать жеребца Смерти.

– Его зовут Бинки, – сказал Альберт, затягивая подпругу. – По нему и не скажешь, верно?

Бинки любовно пожевывал его шарф.

Мору вспомнилась гравюра из бабушкиного календаря: между сведениями о начале посевной и о лунных фазах имелась страница с изображением Смерти – Великаго Уравнителя Всего Рода Человеческаго. Обучаясь грамоте, Мор сотни раз вглядывался в эту иллюстрацию. Она не была бы и вполовину столь впечатляющей, откройся миру тот факт, что огнедыщащий скакун, на котором восседает фантом, носит имя Бинки.

– Я б назвал его Клыком, Клинком или Ониксом, – продолжал Альберт, – но у хозяина, видишь ли, свои причуды. Сгораешь от нетерпения, как я понимаю?

– Вроде того, – неуверенно ответил Мор. – Никогда не видел Смерть в деле.

– Мало кто видел, – сказал Альберт. – Дважды, по крайней мере.

Мор сделал глубокий вдох.

– А вот насчет его дочери… – начал он.

– А-А. ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, АЛЬБЕРТ И ЮНОША.

– Мор, – машинально поправил Мор.

На входе в конюшню Смерти пришлось склонить голову, чтобы не удариться лбом о притолоку. Альберт кивнул – как отметил для себя Мор, безо всякого раболепия, просто из вежливости. Во время редких поездок в город с отцом Мор пару раз встречал слуг, и Альберт на них совершенно не походил. Он вел себя так, будто на самом деле дом принадлежал ему, а Смерть был не более чем временным гостем, которого следовало терпеть, как облезающую краску или обосновавшихся в нужнике пауков. Смерть не возражал, словно они с Альбертом давным-давно сказали друг другу все, что нужно было сказать, и теперь могли не сотрясать воздух, а мирно заниматься каждый своим делом. Мор же ощущал себя как на прогулке после кошмарной грозы: в воздухе веет свежестью, ничего особо неприятного не происходит, но при этом чувствуется, что недавно здесь бушевали могучие силы.

Разузнать, что представляет собой Альберт… Мор дополнил список запланированных дел еще одним пунктом.

– ПОДЕРЖИ-КА.

Смерть всунул косу в руки Мора и вскочил на Бинки. Коса выглядела совершенно обычной, если не считать лезвия: оно было таким тонким, что Мор мог сквозь него видеть, бледно-синим мерцанием в воздухе, способным рассекать пламя и резать звук. Поэтому косу Мор держал со всей осторожностью.

– ЛАДНО, ЮНОША. ЗАПРЫГИВАЙ. АЛЬБЕРТ, МОЖЕШЬ НАС НЕ ЖДАТЬ.

Конь рысью выбежал со двора и взмыл в небо.

Следовало бы ожидать какой-нибудь вспышки или звездопада. Следовало бы ожидать вихрей и размывающихся потоков света – ведь обычные межпространственные гиперскачки без такого не обходятся. Но Смерть в совершенстве владел искусством перемещаться без показных эффектов и скользил меж измерений так же легко, как просачивался сквозь наглухо закрытые двери; легким галопом они двигались через облачные каньоны мимо исполинских клубящихся тучевых хребтов, пока дымка внизу не рассеялась и не показался Диск, нежащийся в солнечных лучах.

– ЭТО ПОТОМУ, ЧТО ВРЕМЯ ПОДАТЛИВО, – пояснил Смерть, когда Мор спросил насчет солнца. – ОНО НЕ ИМЕЕТ БОЛЬШОГО ЗНАЧЕНИЯ.

– А я всегда думал, что имеет.

– ЛЮДИ СКЛОННЫ ПРИПИСЫВАТЬ ЕМУ БОЛЬШУЮ ЗНАЧИМОСТЬ ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО САМИ ИЗОБРЕЛИ ЕГО, – мрачно ответил Смерть. Мору это показалось банальностью, но вступать в дискуссию он не стал.

– Чем мы теперь займемся? – поинтересовался он.

– ЕСТЬ МНОГООБЕЩАЮЩАЯ ВОЙНА В КЛАТЧИСТАНЕ, – ответил Смерть. – ЕСТЬ НЕСКОЛЬКО ВСПЫШЕК ЧУМЫ. И ОДНО ДОВОЛЬНО ГРОМКОЕ УБИЙСТВО, ЕСЛИ ТЕБЕ ЭТО БОЛЬШЕ ПО ДУШЕ.

– Что, убийство?

– И НЕ КОГО-НИБУДЬ, А КОРОЛЯ.

– А, короли… – протянул Мор. О королях он кое-что знал. Раз в году в Овцекряжье наведывалась труппа странствующих, а точнее сказать, бродяжничающих лицедеев, чьи представления всегда были на одну и ту же тему – о королях. Короли вечно убивали других королей или же умирали сами. Сюжеты были весьма запутанными – с недоразумениями, ядами, сражениями, потерянными в детстве сыновьями, привидениями, ведьмами и, как правило, изобилием кинжалов. Сомнений не возникало: жизнь короля – это тебе не фунт изюму; тем удивительнее было наблюдать стремление доброй половины персонажей взойти на трон. О жизни королевского двора у Мора сложились несколько туманные представления, но он уверовал, что спать там не приходится.