Девушки с палаткой

Долго вспоминать не пришлось – Олесю бросило в холод. Всё, что здесь сегодня творилось, в точности соответствовало повествованию Маркус о походных приключениях двух сестёр, закончившихся для них подрывом здоровья. Каждый шаг, каждое действие, случившееся здесь сегодня было как по сценарию, прозвучавшему из уст Татьяны.

Пока она искала ответы, обхватив голову руками, закрыв уши от посторонних звуков, которые не давали сосредоточиться, мир вокруг изменился – это был не тот лес, среди которого она до этого находилась… Трава позеленела, и деревья стали не те. Невесомые облака превратились в грозовые, ветер поднялся в один миг. Она вдруг почувствовала, как похолодало – ей было зябко в одном купальнике, пора бы возвращаться к машине.

В обзоре – на все триста шестьдесят отсутствовала Татьяна, да и кустарника с повислыми клоками волос вблизи не стало. Олесе казалось, что она вроде бы топталась на одном месте, теперь же выяснилось, что далеко ушла. В какой стороне река – теперь неизвестно. Что она наделала, приехав сюда? Почему никого не взяла с собой, на что понадеялась? Как же глупо…

Она боялась сдвинуться с места – каждый шаг мог увести далеко в глубь, откуда не выбраться – с ней повторится та же история, случившаяся с сёстрами. Надо кого-нибудь позвать – пришла ей идея. Олеся стала выкрикивать все варианты подряд: Таня, Марьяна, Илья, люди, кто-нибудь!

К величайшей радости тучи пронесло мимо, и солнце снова выглянуло, заиграло на листьях, растянуло от земли до небес тончайшие струны – это означало, что мир живой, настоящий. Всё, что здесь происходило стало вызывать сомнения: а было ли оно на самом деле?

– Марьяна, Илья! – хрипела она, подорвав голосовые связки.

Стволы деревьев вращались дружелюбно обманчиво, никакой надежды на спасение… Она уколола ногу до крови – чёртов надломленный штырь, приложила к ране сорванный лист, надавила, по-прежнему озираясь по сторонам. Вот бы сюда ту коробку с медикаментами, что была в рюкзаке в палатке…

Сзади неё что-то хрустнуло – Олеся обернулась: за деревом вдалеке прятался чёрный мужской силуэт – она оценила это по достаточно большим пропорциям в плечах и росте. Ей стало боязно: кто знает, захочет этот человек ей оказывать помощь, или он хуже любой беды…

Человек выглянул с опаской, перебрался от дерева к дереву – теперь Олеся различила испуганного парня лет двадцати пяти.

– Откуда вам известны все эти имена? – выкрикнул он, скрываясь за очередным стволом и высовываясь то справа, то слева. – Откуда вы меня знаете?

Он не спешил пересекать черту безопасного расстояния.

– Илья? – Она пришла в немыслимый восторг. – Ведь ты же Илья?

Олеся бросила залечивать раны и выразила намерение бежать к нему сломя голову.

– Стойте там, где стоите! – воспрепятствовал он, наблюдая за ней из-за ствола одним глазом. – Так откуда вы про нас знаете? Вы кто? – Пятернями, покрытыми пылью, он держался за шершавую кору, будто за твердыню, способную его защитить.

Олеся замерла на одном месте, не смея приближаться.

– Девочки мне всё рассказали – я познакомилась с ними в больнице! – ответила она.

– Что у вас с голосом?

– А? – Сначала она не поняла – о чём это он, но затем пояснила: – Связки сорвала… Я говорю: связки сорвала, пока кричала!

Он подошёл ближе, пристально оглядывая её с головы до ног – ей показалось это неприличным, несмотря на то, что он смотрел на неё не вожделенным взглядом, а как и прежде до смерти напуганным и сомневающимся.

– Что это у вас за штуки на ногах? Я такого в жизни не видел.

– Какие штуки?

Олеся глянула вниз, но кроме собственных босых поцарапанных и искусанных комарами ног ничего не обнаружила. Тогда она медленно подняла голову – радостный взгляд сменился испугом, и она обрывисто произнесла:

– Илья… Пожалуйста, я тебя умоляю, опиши мне: кого ты сейчас видишь перед собой?

Какое-то время он соображал, пытаясь отыскать скрытый смысл данного вопроса, но когда её глаза налились слезами, заговорил:

– Я вижу, что вы женщина.

– Дальше!

– Вид у вас какой-то странный…

– Давай дальше! Не томи!

– У вас длинные волосы и с ногами что-то не в порядке.

Машинально она провела по своим волосам средней длины, допуская, что кому-то они покажутся длинными. Терпение её стало лопаться.

– Возраста я какого?!

Илья замялся:

– Ну-у-у…

– Говори! – крикнула она осипшим голосом в нетерпении. Он ответил с сомнением почти полушёпотом:

– Так… семьдесят пять… восемьдесят… – сделал паузу, – пять…

Выражение его лица теперь было, как у провинившегося школьника, которому невдомёк, чего от него требуют. Олеся схватилась за виски, медленно опускаясь к земле, сжимаясь в комок и заплакала, уткнувшись лицом в колени.

– Семьдесят четыре… – продолжал Илья, думая, что перестарался.

Закончив горевать об утраченной молодости, она притихла. Её вдруг осенило, что и он может исчезнуть в любой момент, а значит надо успеть расспросить его обо всём, пока этого не случилось.

– Где ты пропадал все эти дни? – Она говорила в колени.

– В смысле? Какие дни?

– Ты же приехал сюда девятого?

– Ну?

Олеся подняла голову в недоумении.

– Ну так с девятого где ты пропадал?!

Он снова отдалился от неё на безопасное расстояние, поглядывая вокруг.

– С вами всё в порядке? – спросил он, доставая из кармана смартфон. – Сегодня девятое и есть.

Похоже телефон не работал, зарядка иссякла окончательно. Илья многократно давил на боковые кнопки, смотрел в экран, затем говорил, но уже сам себе:

– Девчонки куда-то пропали… Странно… Зарядил прямо перед отъездом до ста процентов… Блин, гады! На гарантии, и так быстро аккумулятор сдох!

На её лице появилась ухмылка.

…Перед отъездом… девятое… Знал бы ты какое сегодня число…

Но она не торопилась озвучивать эти мысли вслух. Она вдруг вспомнила об электронном приборе, теоретически, по рассказам, висящем у неё на шее и сделала попытки поймать его рукой – рука хватала воздух. Татьяна в своём повествовании описывала, что устройство светилось огнями: показывало цифры, слова… А может…

– У меня на шее висит какое-либо устройство? – Она разогнулась, выставив грудь. Илья, услышав вопрос, резко оторвался от телефона. – Что на нём есть? На приборе. Светится что-либо?

– А вы сами не видите? – опасливо спросил он.

– Я же больная и старая…

Илья подался вперёд, стал всматриваться, не приближаясь.

– Время… вторник… тридцатое мая… – Он ухмыльнулся. – Да это у вас проблемы с календарём! Дальше год… – Он наклонил голову на бок, будто надпись была перевёрнута, приблизился ещё на пару шагов. – Год какой-то… две тысячи… сто, блин, две тысячи сто тринадцатый! Охренеть!

Оба уставились друг на друга. Он выпрямился, ухмылка медленно сползала с его лица, так как, видимо, за сегодняшний день с ним происходило слишком много событий, показавшихся неестественными. Его карие, почти чёрные, глаза суетились в поисках вывода, ожидаемого от того органа, который этими глазами сейчас управлял.

– Ты конечно мне можешь не верить… – сказала вставая Олеся, – но место, где мы находимся, аномальное. – Она собралась с мыслями. – Это нереально какой неправильный лес. Здесь смешались день-ночь, месяцы, годы, события… Прошлое и будущее… Здесь творится что-то страшное… – Илья молчал. – Вот ты думаешь: девочки пропали… А их нашли в день твоего приезда – девятого. Побитыми – одна в коме… – При этих словах у парня на лоб полезли брови. – И тебя… с того же дня разыскивают… Стёпа твой там убивается, что огребёт от родителей по полной за то, что знал и молчал… И я после вашего исчезновения успела отработать в больнице несколько смен!

Илья отступил в удивлении, но с выводами не торопился. Олеся догадалась, что ему показалось неуместным слово «отработала», она поспешила объяснить:

– Сколько ты думаешь мне сейчас лет? Семьдесят-восемьдесят? А если без твоего льстивого подхалимажа, то девяносто-сто? Кабы не так… Мне тридцать! И работаю я медсестрой в травматологии! И живу в две тысячи восемнадцатом, а это тело… – Она бегло прошлась глазами по своему, как ей на самом деле виделось, тридцатилетнему телу, но для Ильи – ссутуленному, бледному, костлявому и хромому. – Таким оно станет в будущем, когда мне будет девяносто с гаком! Господи, неужели я так долго проживу?

Олеся внезапно смолкнув вдруг сморщилась от нахлынувших слёз, оседая в отчаянии на подстилку из хвои, плаксиво дополнила:

– Или скоро умру от старости…

Любитель дикого отдыха стоял, как вкопанный столб, слушал содержательную речь, не смея возразить. Она приготовилась к тому, что он, не изнурённый тяжким трудом, сытый и обеспеченный, выставит её на посмешище – сдвинутой по фазе старухой, больной на всю голову сумасбродкой с изощрённой до смешного фантазией. Олеся ждала, что из его рта вот-вот вылетит трусливая фраза: «Я вспомнил, что мне надо ехать по делам», или «Я пожалуй пойду», но вместо этого он разразился целой тирадой, адресованной самому себе:

– А я-то никак в толк не возьму: куда могла подеваться моя машина? Думал увели прямо из-под носа, да так, что трава не шелохнулась, следов от резины не осталось, а отошёл всего ничего – на пару шагов… Побродил по лесу и бах, а у меня руки все в грязи… Вот только что ключи в карман засовывал – руки были чистыми. Глянул: да я весь в листве и репьях по уши! Офигеваю – как? Хожу, разыскиваю девок и ни с того, ни с сего чувствую языком, будто я нажрался холодного мяса с жиром, типа тушёнки… Я из зубов замучился его выковыривать… Да я выезжал – зубы чистил электрощёткой!

Олеся преклонных лет выпала из его внимания, теперь он был поглощён собой. Его грудная клетка учащённо расширялась и спадала под влиянием беспокойства. Девушка обратила внимание насколько его одежда была вывалена в сухой растительности по самое горло, вероятно, он спал на лесной подстилке и не одну ночь.

– Да что за хрень со мной творится?! – закончил Илья, обхватив голову и сжимая её, будто сейчас он выдавит из своего, сбившегося с нормального восприятия мира, мозга всё постороннее. Затем переключился на деревья, лупя нещадно по ним кулаками, выплёскивая накопившийся гнев. Врезав по очередному стволу, он прохаживался по кругу, раскачивая руками, и подыскивал себе новый, чтобы вымесить на нём свою ярость – так он пытался мстить ни в чём не повинным деревьям. Закончив, он опустился вниз, потирая окровавленные кулаки, молчал и думал, думал и молчал, пока наконец не вспомнил, что он такой не один: ему была представлена ещё одна жертва аномальных явлений, да и сёстры, не исключено, попали в тот же переплёт.

– Как будем выбираться из этого дерьма? – произнёс он, свесив голову.

Если бы она знала – как… Нашёл у кого спрашивать. Олеся сама надрывала мозг и ничего на ум ей не приходило.

– Может сначала попробуем выбраться отсюда? – предложила она, акцентируя на слове «отсюда». – А там обратимся за помощью… – Тут она осеклась, ведь Татьяна уже обращалась за помощью, а в результате количество жертв заколдованного круга только прибавилось.

– Когда я приехал, видел выход на реку, затем вернулся – машины нет… – Илья говорил отрешённо, направив взор в одну точку, уперев лоб в ладонь. – И больше ни выхода, ни реки, ни дороги, ровным счётом ничего – одни грёбаные деревья, одни бесконечные ёлки-палки… – Он запрокинул голову назад, сосредоточившись на безмятежном клочке голубого неба. – Я скоро сойду с ума, я словно рыбка в круглом стеклянном аквариуме… Хотя нет – рыбка видит хоть сколько-нибудь за его пределами – за стеклом, а я не вижу ничего, кроме сплошного короба из бесконечных столбов, в который меня загнали.

Скитание по территории – самой что ни на есть колыбели коварного Лешего им казалось тупиковым, несмотря на то, что бродить вдвоём куда проще – есть с кем обсудить варианты дальнейших действий. Но варианты иссякли. На запад, на юг, на север, по ориентиру на солнце, местонахождение которого они хорошо представляли, запомнили ещё у реки, – никакие порывы ни к чему не приводили. Видимо, с часами действительно происходил сдвиг, из-за чего и творилась путаница с расположением солнца. Когда они встретились, у Ильи было послеобеденное время, у неё – продолжалось утро. Иногда он пытался звать на помощь, опустошая лёгкие и снова вбирая воздух, чтобы его крик прозвучал с большей силой, раскатился по округе вплоть до ближайшей автотрассы.

Их мучила жажда, и слава богу подвернулся родник – вода в нём была прохладной, неутолимой. Они старались напиться всласть, омывали вспотевшие лица, руки, шею… Опечалило то, что с собой налить было не во что: зря Олеся не прихватила пакет с консервной банкой, зря Илья оставил в машине недопитую кока-колу, а сначала намеревался отправиться с ней.

Подвернулась дикая яблоня – они набросились на неё. Пусть яблоки были отвратными, терпкими, кислыми, жевались, будто старая засохшая резина, но это единственное, что у них было в непростой ситуации, сгодились и они. Молодые люди прекрасно понимали, что рано или поздно силы стремительно начнут покидать, а значит нужно их восполнять, надо поддерживать, подкреплять водой и пищей.

Сгущались сумерки – скоро раздетая она начнёт замерзать, августовские ночи становились чем дальше, тем холоднее. Илья снял и пожертвовал куртку, которую поначалу хотел оставить дома из-за погожего дня, а теперь понимал, что всё надо брать и носить при себе – случиться может всякое, даже то, чего в жизни не бывает.

Когда совсем стемнело, он развёл костёр. Олеся сидела скукожившись – в его глазах дохлявое существо с тремором головы на тонкой шее, с натянутыми на ней кожными складками и таким же трясом в конечностях, с приспособлениями, по всей вероятности, для того, чтобы держать в целостности раздробленные кости, собралось в комок, в её полуприкрытых глазах мелькали блики, взгляд был задумчивым и несчастным. Он вдруг подумал: какие шикарные волосы у дряхлой старухи… Значит, технологии будущего достигнут методик, благодаря которым волосы подвергнутся невообразимому омоложению, или их научатся вживлять без особых усилий… Странно, что за сто лет так и не нашли эликсира молодости для всего организма… Очевидно, в этом вопросе человечество по-прежнему не одолеет время, какие бы средства на это не выделялись.

– Может дело в палатке? – неожиданно спросил он.

Сгорбленное существо с дивными волосами перевело взгляд с костра на него.

– А при чём тут палатка?

Илья поразмыслил и вспомнил следующее:

– Да брал у меня её как-то на выходные один друган на рыбалку… Я тогда особого значения не придал… Ездили они втроём. Так он говорит: отоспались так отоспались мы на природе в твоей палатке! Сон, говорит, был какой-то наркозный… Думали, подремали пять минут – оказалось прошёл целый день… Они и рыбу не успели толком поймать. И перед тем, как ехать: завели будильник на утро, а в результате проспали ещё половину дня – из-за этого он опоздал на работу во вторую смену. Долго удивлялся, как вообще такое могло случиться.

Когда Илья смолк, вокруг костра возникло напряжение, огонь затрещал с особой силой, будто торжествовал, что наконец причина найдена. Треск подначивал, издавая звук, похожий на фразы:

Точно в палатке! Дело в палатке! Палатке…

– Значит, надо отдалятся от неё подальше, – выдал Илья умозаключение. – Тогда нам возможно повезёт, и мы вырвемся из-под её вредоносного излучения. Если б знать, где она стоит… Я по идее должен был на днях возле неё ошиваться, ведь где-то я наелся мясных консервов… И видимо меня возле неё так накрыло, что я всё позабыл, несколько дней выпало из памяти – вот, что значит приблизился. А ещё, судя по всему, воздействие идёт по нарастающей: сначала друг немного попал – ну проспал человек выходные и на работе получил нагоняй. Ладно. Потом девки вляпались похуже… Теперь вообще… – Он осёкся, озираясь по сторонам. – Теперь как бы по нам, канувшим без вести, не запели панихиду…

От последних слов Олесю передёрнуло. Неужто им никогда не выбраться из этого леса? И как такое возможно, что ещё утром она вовсю радовалась жизни, планировала поездку в деревню, чтобы навестить родителей, а теперь ей пришёл конец?

– Нам надо найти эту палатку, – едва слышно произнесла она, от чего тот уставился на неё, как на сбрендившую окончательно. – Ты понял о чём я? Нам надо наоборот её отыскать! Срочно!

– А на фига? – удивился он.

Тогда Олеся разъяснила, что палатку обязательно надо найти, разобрать на части и уничтожить. Развести на берегу огонь и бросать в него последовательно каждый сегмент, каждую деталь, пока та не сгорит дотла.

– Не-е, теперь я точно убедился, что дело в ней. Я к палатке близко не подойду, я до неё вообще не дотронусь.

Старушка сорвалась с места, слишком резво для хромой, и стала эмоционально, а главное доходчиво объяснять:

– Илья, послушай меня! Ты сам предположил, что воздействие только усиливается… И как видишь оно расширяется. Значит скоро оно захватит всю область, все начнут с ума сходить и теряться во времени… Массово. Возможно, об этом знаем только мы. Не исключено, что мы: ты, я и эти девицы, являемся первоисточником, нулевыми пострадавшими. И потом, впоследствии, в хаосе и неразберихе никто не определит – откуда взялась причина. Тебе понятно?

Звучало вполне убедительно, почти правдоподобно. Парень согласился с возможными рисками для окружающего мира, подумав, дал положительный ответ: от палатки надо действительно избавляться немедля.

С рассветом, с первыми лучами оба засобирались в дорогу. Олеся почувствовала, как онемели ноги, крепко подобранные из-за холода – ей понадобились усилия, чтобы размять их, и чтобы кровь потекла по сосудам ровно, а судорогу отпустило. Илья предложил двигаться дальше, произнеся странную фразу, что давно рассвело. Но в её понятии лес только начал выходить из ночного мрака.

– Какое светится время?! – осенило её. – Ты сказал: тридцатое мая… Тридцать первого мая, я помню, сидя на работе я посмотрела восход: 04:06! Сколько светится?

Илья приблизился, склонил на бок голову, пытаясь рассмотреть экран чужеродного устройства, к которому он не рисковал прикасаться.

– 04:28 светится. И что?

– Я кажется поняла! Время сейчас идёт согласно моему календарю будущего. Смотри: солнце начало всходить, как на вот этих часах, как раз минут двадцать назад. Нет разницы который год – природа идёт своим чередом, солнце по-прежнему всходит и заходит. Будем ориентироваться по моему́ времени, не по твоему́. Так! Похоже у тебя совпадает год, но сбилось время и день… Помнишь ты сказал, что день показался слишком коротким: не успел приехать, а уже стемнело? И сейчас у тебя давно рассвело, а я вижу самое начало рассвета, как на этих часах и охотно верю, что время: четыре двадцать восемь. Значит, у меня не совпадают месяц и год, но совпадают часы! Итак, ровно в десять я выходила из машины, когда приехала, и я в точности помню, как светило солнце в десять часов, когда машина была за спиной…

Олеся бросилась на поиски подручных предметов, чтобы соорудить наглядный план. Искать пришлось наощупь: посветлело только небо, в лесу по-прежнему царил сумрак – солнечные лучи в него пока не пробрались. Она подобрала пару палок и несколько шишек, выстроила их на земле. Оба склонились, чтобы лучше видеть.

– Вот так располагался берег, здесь осталась моя машина, здесь палатка, а солнце здесь… – Суетилась она. – Мы никуда сейчас не двинемся – можем забрести дальше в дебри. А ровно в десять отправимся согласно расположению солнца и выйдем к реке. Только идти надо быстро – откуда мы знаем насколько оно сместится, к примеру, в двенадцать, да и учитывая коварную игру со сменой часов и времён? – Илья отреагировал скептически. – Ну в чём ты сомневаешься? Вчера мы с тобой ходили по твоему́ времени, как ты сам представлял, где у тебя было солнце, – это же огромная погрешность! Судя по картам, которые я изучила, возможно мы пёрлись прямо в огромный лесной массив, а думали, дураки, что нас водит за нос Леший… Мы тупо шли не туда!

Илья углубился в размышления, перекатывая с места на место сосновые шишки, символизирующие их самих, солнце и палатку. Светлело прямо на глазах, деревья озарялись утренними лучами.

Наконец он спросил:

– С часами логично… А вы уверены, что месяц май?

– Конечно уверена! – воскликнула Олеся. – Я же работаю по суткам: мне приходится видеть и рассветы, и закаты… Сейчас, в смысле в августе, солнце восходит после пяти, а значит оно, получается, не могло взойти – время только половина пятого! Мы сейчас находимся в мае! И не смотри на опадающие деревья, которые готовятся к осени… Я же говорю: здесь всё перемешалось! Деревья стоят августовские, как и стояли, а время сменилось на майское!

До него дошло, в глазах Ильи заискрилась надежда – Олеся дело говорила, хотя звучало это зловеще.

Пять часов бездействия растянулись до состояния изнеможения: обоим показалось ненароком, что время снова затеяло с ними жестокую игру – искривление текущей действительности, дней, столетий и времён года. Но экранное время на устройстве Олеси менялось последовательно, минута за минутой – Илья осмелился осторожно снять его с тонкой шеи старухи, чтобы периодически на него поглядывать. Это медленно тянущееся время он просидел вибрируя ногой под воздействием нервного напряжения. К размеренному ходу минут на табло он почти привык, его ужасал год, светившийся снизу.

Пока пленники леса от безделья изучали облака, разместившись в траве на поляне, между ними завязалась беседа.

– Я сначала подумала, что ты привёз девчонок с дурной целью… – Олеся крошила соцветие пахучей травы, вспоминая недавние события в стенах стационара. – И что ты попросту мог вообще не приехать за ними…

– С дурной целью?! – Он приподнял голову. – Да вы бы видели, как она плакалась! Она мне сказала, что отец превратил их жизнь в настоящий ад, и куда бы они не обращались, перед ними все только разводили руками, потому как они совершеннолетние…

– Странно… – Олеся задумалась. – Таня не говорила, что они куда-либо обращались…

– Она мне жаловалась… – не унимался Илья, пересказывая разговор с Марьяной, – что отец избивает их ежедневно и морит голодом, денег вообще не даёт, а за более вескую провинность закрывает в холодном подвале и ещё заставляет на него работать, при этом сам нигде не работает.

– Во-о-от значит как? – Олеся привстала, витая по-прежнему в мыслях. – И Таня мне жаловалась, но не до такой степени – ни о каком подвале не было речи, да и по разговору… Девчонки себе покупали, что хотели: одежду, косметику, сладости… Что значит: денег вообще не даёт и как это нигде не работает? Он у них, насколько мне известно, ходит по сменам. Я сама его видела – нёс падчерице фрукты, колбасу. Слёзы вытирал, когда выходил от неё.

– И что значит: мог вообще не приехать? – Илья совсем завёлся. – Я своего соседа специально держал в курсе дела, чтобы не проворонить момент. Одна голова – хорошо, две – лучше! Брательник – это сосед мой, беспрерывно о них далдонил: как там девчонки, когда поедешь? Даже предлагал забрать их раньше срока… Что я… монстр какой-нибудь – отвезти и бросить? Да я не сразу согласился на эту её авантюру – отца проучить…

Последнее, что вылетело из Ильи Олесю кардинально насторожило.

– Так разве это не твоя идея? – Она на него уставилась.

– Чего-о-о?! – Илья вскочил с места. – Она, когда услышала – я похвастался перед ней, что увлекаюсь туризмом и что у меня хороший арсенал есть, она тогда и разревелась, стала выпрашивать палатку, и чтобы я отвёз их подальше в леса поздней ночью тайком… Ничего себе! Моя идея… Мне делать нечего, как такими путями проблемы решать! Я предлагал кризисные центры, психолога… Она ни в какую! До последнего надеялся, что она передумает и не позвонит по этому поводу. Но она позвонила и сказала, что отец избил её табуреткой и что на ней места живого нет.

Олеся хаотично прохаживалась, пытаясь понять: кто истинный лжец? Илья был настолько эмоционален и убедителен в данный момент, что она понимала – этот не врёт. Татьяна в больнице ни разу не отвела глаз, рассказывала, как на духу – хорошая девочка, Лопухина не могла в ней так ошибиться. Но осталась ещё одна: хитрая не по годам, мстительная, обидчивая маленькая авантюристка Марьяна – вот кто оказался главным организатором дерзкой выходки, повлекшей за собой испытания, опасные для жизни, выпавшие на их долю.

Теперь Олеся знала с кого спрашивать, когда они выберутся отсюда. Если конечно выберутся…

Десять утра превратились в гонку, начавшуюся со старта после беззвучного хлопка. Заблудившиеся люди понеслись по невидимой траектории, оставляя солнце немного левее. Илья постоянно опережал, останавливался – Олеся стремилась догнать его, выбиваясь из последних сил. Он не видел, как с её босых ног слетают рваные листья лопуха, которыми она заранее обмотала ступни. Наоборот, его удивляла прыть пожилой дамы, быстро переставляющей стальные палки, при этом земли она практически не касалась. Как легко, думал он, прыгать по воздуху шаг за шагом, при этом до конца он не осознавал, что ею управляет другой двигатель – вымотанное тридцатилетнее тело из две тысячи восемнадцатого года с расцарапанными в кровь ступнями.

Усилиями был достигнут желаемый результат – в зазоре мелькнул камыш, и оба отчётливо расслышали, как булькнула рыба. Река! Наконец-то! Они подбежали к воде, затянутой ряской, с громкими воплями. Старушка несказанно радовалась, безостановочно проваливаясь в мягкое песочное прибрежное дно – скобы задевали подвернувшуюся на пути растительность. Илья, отбросив кроссовки, погрузился в воду следом за ней, не снимая одежды.

Вода бодрила, смачивала пересохшие губы, омывала царапины – в данный момент она символизировала свободу от дремучего плена.

Отплыв на середину, Олеся увидела вдалеке мыс, от которого они отклонились вправо – довольная улыбка сползла с её лица, девушка вновь ощутила себя в яме, некой червоточине, оставив которую без внимания можно нарваться на более пагубные последствия. Поначалу она колебалась, держась на плаву, – теперь она ясно представляла, в какой стороне её машина: переплыви пару-тройку метров вместе с Ильёй, они умчались бы прочь из этого жуткого места.

Её взгляд задержался на склоне другого берега, взобравшись по которому можно отыскать автомобиль, затем перевёлся на печально известный мыс – в половине расстояния до него, где торчит из воды коряга, должно находиться главное зло – палатка. Дно под ногами не ощущалось – она устала сучить в воде израненными ногами, пора было принимать решение.

Она предложила Илье забрать кроссовки и поплыть по реке – попутное течение было кстати. Пока они переправлялись, мир в их глазах разделился надвое: правая сторона ассоциировалась с возвращением к прежней жизни, левая – с порталом, способным откинуть их куда угодно, возможно обратно в лес, в самую гущу. Последняя секунда принятия окончательного решения далась Олесе с трудом. Резко она свернула к торчащей коряге.

– Блин, я кроссовки утопил… – Слышала она за спиной недовольное ворчание Ильи, когда карабкалась на берег. – Теперь не одеть, пока не просохнут, иначе придётся хлюпать…

За деревьями стояла опустевшая палатка – Илья шокировался, так как до сих пор ничего не знал о её переносе на другое место, точнее не помнил. Как оказалось, он следовал за Олесей чисто доверившись её правильному ходу мыслей – как отсюда выбраться, сам же он видимо настолько устал, скитаясь далеко не первый день, что мозги у него просто плавились. Он шарахнулся назад, как от чумы.

– Я думал, что вы забили на палатке… Думал мы на пути к свободе… Что она здесь делает? Ведь это и есть моя палатка!

– Забыла тебе рассказать, как сёстры перенесли своё барахло, когда запаниковали увидев меня…

– Давайте лучше валить отсюда! И как можно быстрее! – Илья кричал в панике. Неожиданно он наступил на банку с борщом и волнение сразу сошло с его лица. – О! Хавчик! – Он бросился перебирать снизку ключей, которые лежали в застёгнутом кармане его мокрой куртки. Олеся снисходительно наблюдала, как он нервозно пытается вскрыть банку брелоком-открывалкой. – Пока не поем разбирать ничего не буду! – закончил он.

После холодного густого борща он с жадностью уплетал слипшийся брикет консервированной перловки, Олеся в это время довольствовалась родниковой водой из запасов сестёр и съела пару сухарей.

– Я смотрю, вы так мало едите… – сказал он. – Да и от девок осталось много провизии. Думал им еле хватит, а они похоже клевали, как цыплята… Повезло мне с бабами!

Олеся не стала дожидаться, когда он насытится и начала сооружать холм из скомканных газет на кострище, где накануне пылал огонь, разведённый девчонками. Удовлетворённый Илья приступил к разбору палатки. Каждую деталь, что приходилось ему отсоединять, они разглядывали с особой тщательностью. У Ильи начали возникать сомнения:

– Вроде палатка, как палатка, ничего в ней особого… Может мы зря добро уничтожаем?

– Хочешь проверить: в ней дело, или не в ней?

– Не-е! – встрепенулся он. – Лучше зазря спалим, чем опять повторится такое попадалово.

Некоторые части он теперь без сожаления резал ножом: мельчил полотнище нейлона на более мелкие куски. Олеся последовательно отправляла их в огонь. Столб коптящего дыма уходил прямо в небо, по округе распространялась едкая вонь. Для экологии это было уроном, но на кону стояла вероятность более глобальной катастрофы.

Илья заметил, что в комплекте не хватает одного колышка, стал ходить по местности, осматривая утоптанную тропу, в это время Олеся рыскала по рюкзакам девчонок. Ей попался крем с пантенолом, она начала выдавливать и прикладывать его к раздражённым местам. Подвернулся гель от укусов – обмазалась и им. Ощутила блаженство. В рюкзаке лежали духи, дезодоранты и другой парфюм, напомнивший о нормальном течении жизни в нормальном мире – Олеся с удовольствием растворилась в головокружительных запахах, перебивавших характерную вонь растопленного полиэстера. Илья сосредоточенно продолжал толкать в огонь куски материи, фыркая при этом – больше от того, что расправляется с обыкновенной, ничем не примечательной палаткой, добром, купленным за хорошие деньги. Между делом он снова прохаживался в поисках недостающего элемента. Тропинка увела его в заросли, откуда девчонки всё перетаскивали. Наконец-то в траве блеснул алюминивый стержень с кольцом на конце – Илья радостно подобрал его, вернулся и закинул в огонь.

Олеся брызнулась духами.

– А-а-а-а… – из кустов раздался тонкий девичий голосок, давший понять, что их застукали с поличным. – Слышу: кто же тут мародёрствует, а это вот кто…

Марьяна выбралась из укрытия навстречу Илье, застывшего у костра, одетая в джинсовые шорты и розовую майку, настроенная явно недружелюбно. Затем перевела взгляд с Ильи на Олесю.