Девушки с палаткой

Девушка вздрогнула и замерла, вытаращив глаза. Её испуганная гримаса начала переходить в состояние возмущения.

– Да я её пальцем не трогала!

– А кто тогда?

– Я же говорю – ведьма!

Медсестра, засунув руки в карманы, сделала несколько шагов обратно к кровати. В её лице угадывалась ирония.

– Значит, получается… тебя – Марьяна, Марьяну – ведьма. Так?

– Именно!

– Ладно. – Олеся снова нависла над больной. – Кто с вами был третий? Скажи честно.

– Карга! – ни на минуту не задумываясь, ответила Маркус.

– Ясно.

Медсестра развернулась на каблуках по кругу и демонстративно пошла к двери. Татьяна не стала её задерживать, пытаясь принять решение: уж не вернуться ли ей снова к обету молчания…

В часы посещений перед постовым «аквариумом» возник худой долговязый мужик в клетчатой рубашке, застёгнутой до последней пуговицы, с большими накладными карманами на груди. Из левого кармана топорщился сложенный в несколько раз документ; мужчина выглядел обеспокоенно, шея его была изогнута с выдающимся вперёд подбородком, спина сутула – так он напоминал болотную птицу, либо вопросительный знак.

– Извините, – заговорил он виновато, – в какой палате лежит Маркус Татьяна?

Олеся уставилась на него оценивающе: в этой старомодной клетчатой рубашке он выглядел, словно червяк, выбравшийся на поверхность, и ему не надо было представляться – отчим и отец, звезда городских сплетен, незаслуженный заключённый – только он мог иметь подобный вид, только он мог смотреть по сторонам взглядом побитой собаки.

– Мар-кус… – попытался повторить он более чётко.

– Я поняла вас.

Медсестра вышла к нему навстречу.

Перед ней стоял явно хронический алкоголик, находящийся в стадии ремиссии, и хотя она понимала без особого труда, что в больницу прибыл один из главных персонажей этой загадочной истории, но удивлялась – зачем. В руке он трогательно сжимал сияющий новизной пакет, в котором просвечивались фрукты.

– Что вы там принесли? Ей можно не всё подряд.

Мужчина распахнул перед ней пакет. За фруктами виднелась палка копчёной колбасы.

– Колбасу забирайте – ей сейчас нельзя никакие копчёности. А там что?

Отчим с хрустом вытянул блестящую упаковку.

– Чипсы – она их любит, – пояснил он виновато.

– Чипсы тоже забирайте. А что там на дне?

– Чупа Чупс.

Мужчина полез рукой на самое дно, чтобы продемонстрировать эксклюзив, который он принёс.

– Забирайте! – Олеся не стала дожидаться, пока он его выловит со дна пакета, потом передумала: – Хотя нет… оставьте. Отнесите бананы, йогурт и этот ваш… Чупа Чупс.

Мужчина захлопнул пакет, войдя в стадию боевой готовности – сейчас его предъявят избитой падчерице.

Олеся сопроводила его до четырнадцатой, чего она не делала никогда в отношении родственников других больных. Когда он исчез за дверью, её начал распирать интерес. Хотелось найти причину, кинуть во флакон дополнительную дозу безобидного лекарства, чтобы был повод войти в палату… Но Татьяна за прошедшие дни освоилась и уже знала – когда и что ей приносят. Этот визит вызвал бы подозрение.

Через определённое время отчим вышел из палаты расстроенный, со слезящимися глазами, произнёс, проходя мимо поста: «До свидания!» и покинул отделение. Лопухина после того, как он скрылся за углом, тут же позабыла про завал работы и юркнула в четырнадцатую.

Маркус в это время с удовольствием наворачивала банан.

– Ко мне отшим прыходыл, – выпалила она сразу с набитым ртом, не будучи в курсе, что Олеся давно срисовала его вдоль и поперёк. Все мысли медсестры были только и заняты его приходом.

– Выпустили? – Лопухина брякнула наобум, лишь бы что-то вставить и не показывать столь явного интереса.

– Ну да… Он же не виновен. – Татьяна отбросила кожуру на тарелку, взялась распечатывать Чупа Чупс, настроение у неё было приподнятое. – Он уже полтора месяца не пьёт, исправляется… Хоть какая-то польза от нашего побега. Наказание не прошло даром.

Медсестра опустилась на соседнюю кровать.

– Про что ты?

Маркус откинулась на подушку с торчащей из уголка рта белой пластиковой палкой, издала громкий выдох.

– Из всех, с кем я общалась, только вы малость верите моим словам… – сказала пациентка. – По вашему лицу это видно. Сомнения, поиск истины… А все остальные – противные, занудные, зацикленные сухари! Нашли козла отпущения, отчима, и стоят на своём. – Карамель громко загромыхала в зубах. – Говорят мне: «Он вас запугал? Не бойся… Мы его посадим. Он вам больше ничего не сделает. Ты только заявление на него накатай».

Резкий порыв ветра задёргал приоткрытой оконной рамой. Олеся подошла к окну, наглухо закрыла его и окинула взглядом ненастную обстановку на улице: быстро набежали тучи, небо почернело, ветер подбрасывал всё, что попадалось ему на пути, взвинчивал клубы пыли вперемешку с опавшими листьями. Вероятно, снова надвигались ливневые дожди.

– Ну а как же было на самом деле? – спросила Олеся, присев на край соседней кровати.

Пациентка перевела взгляд с потолка на медсестру и перестала громыхать карамелью. Вытащив её изо рта за конец трубочки рукой, залепленной лейкопластырями, она облизала губы, произнесла с виноватым видом, опустив глаза:

– Это отчиму надо на нас с Марьянкой заявление катать… Мы его подставили, понимаете? – Карие радужки вновь уставились на Олесю. – Мы организовали побег специально с таким расчётом – не взяли телефонов, одежду не тронули, постель оставили не заправленной… В общем так, чтобы все подумали, будто бы он нас укокошил.

Дверь распахнулась. Наина вошла задом, подтаскивая за собой наполненное водой ведро и швабру. Диалогу суждено было прерваться. Олеся сразу молча вышла, чтобы у санитарки не возникало предположений, что постовая медсестра вместо выполнения своих обязанностей часто засиживается в палате под номером «14».

Вечером, перед отходом отделения ко сну Олеся занималась бумажной, рукописной и канцелярской деятельностью: что-то подклеивала, нарезала, что-то записывала, подписывала, вкладывала, а заодно прислушивалась к беседе женщин-коллег с выздоравливающим больным Смирновым. Разговор с Маркус не давал покоя, что-то было не так. Несмотря на несуразные объяснения, чувствовалось: жертва, попавшая в переплёт событий, не врёт и не повторяет чужой текст под чью-то дудку.

За всё время пребывания в стационаре Маркус ни с кем не вошла в контакт, а с ней, с Олесей, разговаривает охотно, делает откровенные признания, хоть и бредовые…

Смирнов, общительный мужчина в рассвете лет, облокотился о стойку поста, словно о стойку бара, он пытался привлечь внимание обаятельных работниц травматологии. По всей видимости в мужской палате его красноречие не производило должного эффекта перед сонной лежачей аудиторией – битыми мотоциклистами и другими участниками ДТП.

Олеся оторвалась от писанины, с улыбкой наблюдая за коллективом. Раздался взрыв хохота. К смеющемуся коллективу приковылял ещё кто-то загипсованный. Олеся ушла в раздумья, но улыбка на лице так и осталась. Казалось, что она сейчас принимает участие в обсуждении, но на самом деле она анализировала произошедшее с юными сёстрами, витала в собственных мыслях, не выдавая ничем оторванность от коллектива.

…Старая ведьма бродит по лесу и стращает девочек: нападает на них, доводит до реанимации – Олеся задумчиво почесала карандашом переносицу. Вряд ли они признаются, что накануне принимали. Обычные глюки от психотропов, ничего удивительного тут нет. Надо выяснять и это кажется очевидным по характеру повреждений – с ними был кто-то третий. Может их собралась целая компания – устроили вакханалию, затем обкурились, передрались, а результат налицо. Олеся перевела взгляд: в стороне, с серьёзным выражением, подперев спиной стену, стояла Маркус. Безделье и одинокое пребывание в палате вынудило её прибиться к группе людей. Татьяна слушала о чём они говорят, хоть и без явного интереса. Заметив, что на неё пристально смотрят, она развернулась и поковыляла на свою койку.

Когда больные разбрелись по палатам, и свет постепенно начал в них затухать, Маркус прошла мимо поста, затем обратно. По прошествии часа Олеся заметила её вновь. Когда та возвращалась обратно, медсестра не выдержала.

– Не спится? – спросила она. Та в ответ отозвалась невнятно, но сразу остановилась. – Шоколадку хочешь? – Олеся отломила несколько квадратов и протянула, сама при этом уже смаковала.

Ей стало жаль девчонку, которая до сих пор ходила в больничной одежде, ела из больничной посуды и довольствовалась тремя бананами с одной карамелькой на палке.

Угощению Татьяна обрадовалась, сделав одобрительный кивок. Медсестра предложила присесть.

– Мы с сестрой каждый вечер пьём чай с молоком вприкуску с шоколадом, – произнесла Татьяна, попробовав маленький кусок. – Не знаете – как она сейчас?

Медсестра неуверенно отреагировала пожиманием плеч.

– Пока без изменений. Ты не волнуйся, я первая узнаю, когда она придёт в себя. У меня свой человечек работает в реанимации, так что… сразу известит.

Маркус немного оттаяла, после чего залюбовалась красочным календарём.

– Я была ещё мелкой, когда моя мама вышла замуж за вдовца. – Сейчас Татьяна говорила как взрослая, детские гримасы и интонация девочки-глупышки сразу куда-то исчезли. – И у этого вдовца была маленькая дочка, мы с ней оказались почти ровесницы. Мы с Марьянкой быстро спелись – это было скорее рождение нашего с ней союза, а не бессмысленного брака матери с отчимом. Иногда бывает такое ощущение, что мы с ней самые настоящие кровные сёстры, а никак не сводные…

Голоса, доносившиеся из палат, стихли совсем – больница погрузилась в повальный сон. За окном продолжали светиться сотни окон многоэтажек – город не придерживался правил больничного распорядка.

– Но после шести лет брака, – продолжала Маркус, – мама заболела и умерла. – У неё выступили слёзы. – Меня хотели родственники к себе забрать, да только я упёрлась, что мы с Марьянкой ни при каких обстоятельствах не расстанемся. – Чем больше она улавливала интерес в глазах Олеси, тем больше ей хотелось рассказать. – Меня даже силой пытались увезти к двоюродной тётке, которую я толком не знаю, а я убежала и неделю в сарае просидела в нашем потайном месте – Марьянка втихаря еду мне таскала. А остальные тогда просто чокнулись с моим розыском – так же листовки по городу висели.

Звезда заборных листовок оказалась интересной рассказчицей, и Олеся совершенно забыла про желание прикорнуть на кушетке в сестринской, сейчас её больше всего волновала исповедь пациентки, которая говорила и говорила без умолку.

– А дальше… Дальше сестра не выдержала и проговорилась отцу – вот с того момента он вроде активизировался, начал бороться за меня, чтоб я с ними осталась жить, доченькой называл, плакал. И родственники отвязались. От нас все отвязались, потому что отчима в округе прозвали «роковым вдовцом». Про него такие легенды ходили… И что он жён своих на тот свет отправил… И вообще, если кто пропадал где-нибудь на другом конце города, сразу на него пальцем показывали, за спиной у него шептались – людям ведь надо языки почесать.

Тот червяк в старомодной рубашке, подумала Олеся, оказывается роковой мужик, центральная фигура главных сплетен на районе. Кто бы мог подумать…

– Марьянка из-за этих сплетен сильно переживала, – рассказывала Маркус. – Это я общительная, а Марьянка… она у нас такая… замкнутая при чужих, общается с узким кругом. Думаю, в этом вина злых языков – она сильно по этому поводу комплексовала. Зато знаете, как она хорошо рисует, ну там мультяшки всякие… Она строит из себя такую взрослую, а на самом деле ещё дитё…

Кто бы говорил, подумала Олеся, если это дитё сейчас ту, другую, дитём называет, то страшно представить какое дитё лежит в реанимации…

– После смерти моей матери, – продолжала Татьяна, – отчим всё чаще стал приходить домой под шафе и с каждым разом по нарастающей. Заходил в коридор, уже с порога начинал корячиться… Видит: мы не спим, запрётся к нам и давай нас жизни учить. Мы с Марьянкой мечтали, чтобы он возвращался как можно позднее, когда мы улеглись, чтобы не видеть его пьяной рожи, и чтобы он к нам не вламывался каждый раз. Трезвый вроде человек человеком: на собрания родительские ходит, вникает что к чему, и задачу по математике решит за нас… Ну короче, нормальный, когда трезвый. А вот напьётся… Всё! Разбегайтесь кто куда… Начал гонять нас за беспорядок, за двойки, за его неудавшуюся жизнь… А мы-то в чём виноваты? С какой стати он выставил нас причиной всех его бед, заставил за всё отдуваться? Мы-то тут причём?

– Успокойся, Таня, вы ни в чём не виноваты, – поддержала Олеся.

– Ну вот… А он начал за нами с ремнём гонять… Один раз ножницами в меня запулил. Знаете, как было больно? У меня потом такой синячище проявился возле глаза. И Марьянку дубасил – совсем с катушек слетел. Короче, надоело нам. Решили мы его как следует проучить.

– Я уже догадываюсь, что было дальше… – вставила Олеся. – И чья была идея?

Маркус мысленно перенеслась в июньский вечер, такой же, как этот, полный таинственности и неопределённости. Отчим завалился спать в старой бане, разумеется, в состоянии полной прострации, как раз перед этим произошло очередное рукоприкладство с полётом тяжёлого табурета, расколовшегося в момент приземления на части. По пути табурет зацепил Марьянину бровь. Назавтра у сестёр намечалось участие в грандиозной вечеринке, к которой они тщательно готовились почти полгода, но с таким синяком на лице Марьяна идти отказывалась.

– Может за сутки спадёт? Давай тональником попробуем замазать! – Таня сочувствовала и кружилась вокруг неё, успокаивала, обнадёживала, но любое прикосновение к синяку вызывало у сестры жгучую боль, тональник не спасал, и Марьяна расплакалась.

– Ненавижу его! Надоело это терпеть! Он не только роковой вдовец, но ещё и роковой отец! Было бы куда свалить, я давно бы свалила!

Марьяна кричала навзрыд, и сестра, слушая её с опущенными промеж колен руками понимала, что права она на все сто. Только сваливать было некуда, сколько не вой… То были крики от безысходности. Боль, вызываемая гематомой над глазом, казалась ничтожной в сравнении с болью в душе.

Марьяна смолкла, напряглась, гоняя извилину… Опухшее лицо на чём-то сосредоточилось – в данный момент она активно шевелила мозгами, рождался какой-то план.

– Ты случайно не помнишь Илью? Того, у которого предки уехали за рубеж… – В этих словах не было преступления, но Татьяна смекнула не сразу: почему сестра обратилась к ней еле слышно, да ещё наклонилась как можно ближе, бросая тревожный взгляд?

В обзор Марьяны попала открытая форточка – девушка не поленилась встать, чтобы её прикрыть, задёрнула шторы. Назревала приватная беседа без ненужных свидетелей и случайных слушателей. Маркус молча следила за её перемещением, пытаясь понять: к чему такая смена настроя, что с ней произошло? Марьяна прислушалась, затаив дыхание: на улице стояла тишь – во дворе ни единого звука, от бани тоже не доносилось ни шороха, ни бряцанья дверной защёлки – одни собаки, ленивый лай которых навеяло ветром издалека.

– Илья… Какой Илья? С которым вы в «Контакте» познакомились? – Татьяна наконец сообразила.

Сестра уставилась в телефон, поводила, пролистала, после чего выставила перед ней экран с изображением благополучного парня на фоне пылающего костра.

– Недавно мы с ним пересеклись в гипермаркете, в том, огромном, что на проспекте Мира… – Она продолжала вводить в курс дела тем же полушёпотом, будто делилась секретной информацией. – В кафе посидели, короче, я призналась ему, как мы на самом деле живём… – Во время разговора она непринуждённо перелистывала многочисленные снимки с его страницы: закаты, рассветы, горы, водопады… – Он предложил мне одну идею… – Девушка отложила телефон на стол. – Как можно отца нашего проучить.

– Я вся во внимании, – сказала Маркус.

Пришло смс – обе вздрогнули от неожиданности, новый сигнал у Марьяны стоял дерзкий – хлопок, короткий и настораживающий.

– Фигня… – отмахнулась от смс Марьяна, затем продолжила делиться секретом: – Родители Ильи вместе с ним ещё до отъезда ходили по походам. Ну повёрнутые они на туризме. Вот, смотри… – Снова засветился экран. – Здесь он у озера, здесь – у пещер… Видишь – полная экипировка. У него вообще крутое снаряжение – он мне рассказывал. У него чего только нет.

– И что вы предлагаете? Я вижу, вижу…

Марьяна подалась вперёд, затаив дыхание. Глядя сестре в глаза исподлобья, она начала излагать ближе к делу:

– Илья снабдит нас всем необходим: даст крутую палатку, горелку газовую с баллонами, котелки походные, спальные мешки… Даже удочки даст – рыбу ловить сможем. Представляешь, как прикольно?

– Не представляю… – Татьяна вяло покачала головой.

Марьяна обежала взглядом по сторонам, заговорила ещё тише:

– Да что тут непонятного? Тайком уедем в лес!

Сводная сестра вылупила на Маркус глаза, недоумевая: почему ей приходится настолько подробно всё разжёвывать? План в её понимании казался гениальным.

Заметив, что та всё-таки не врубается, она продолжила разъяснять:

– Илья отвезёт нас на своей машине, а отец пускай разыскивает… Учитывая его репутацию «рокового барана», полиция затаскает его по допросам. Может вообще в камере посидит какое-то время – ему полезно будет.

– Подожди… Как мы уедем тайком?

– Да мы всё продумали… – Тон у Марьяны достиг апогея заговора. Оказывается, она далеко не безобидное юное создание, в ней сидел отпетый махинатор. – Когда отец свалит на работу в ночь, мы оставим здесь всё, как есть: постели не заправленными, телефоны разбросанными, вещи все оставим на своих местах – только то, что было одето на нас исчезнет вместе с нами… Тёплыми вещами Илья снабдит, вдруг ночи будут холодными. И потом незаметно пробежим огородами за посадки, а там Илюхина машина дожидаться будет. Никто не увидит, как мы уедем. Крутой план, правда?

– М-м… И сколько мы будем в этом лесу торчать?

– А вот тут надо набраться терпения – до конца лета, как минимум. Зная нашего отца, он спохватится только через недельку-другую. Пока с кем-либо поделится своими подозрениями, пока туда-сюда…

Татьяна удручённо запрокинула голову назад, сморщив лицо, будто наелась кислятины.

– О-о-ой, ну нет… – сказала она. – Я так долго не смогу… Я там чокнусь. Да и питаться чем-то надо будет.

– Насчёт этого не волнуйся: Илья нам полные рюкзаки набьёт походной едой – он парень не из бедных. Он классные консервы достаёт, типа армейских: тушёнка, борщи, даже нормальный сыр и сливочное масло, закатанные в жестяные банки. Уху будем варить… Наберём с собой картошки, крупы… Знаешь, как классно! Не пропадём! Люди в походах так и живут: в реках купаются, в роднике воду набирают… Купальники с собой возьмём. Романтика! А ещё он знает места, где не ступала нога человека – нога его семейства не в счёт.

Реклама проведения романтических каникул до сих пор Татьяну не впечатляла, та реагировала сухо в отличии от сводной сестры, заводящейся от собственных слов.

– Блин, Марьян, там наверняка звери водятся: медведи, волки… Я их пипец как боюсь!

– Да никого там нет, кроме лося! Ну зайцы, лисы – их-то чего бояться? У него палатка дорогая двойная – в неё ни один зверь не заберётся, в ней ни жарко, ни холодно, в ней, как в маленькой уютной квартирке. Даже двуспальная кровать имеется – специальный надувной матрац. Вот такая высокая… Щ-щас я покажу тебе на фото…

Пальчики Марьяны мягко заскользили по экрану, затем она выставила перед сестрой одну из сотни походных фотографий, на которой блаженный Илья распластался на добротном надувном матраце, подложив под голову руки.

– А как же цивилизация, интернет? – взглянув на гаджет, спросила Татьяна.

– Да ну её нафиг – цивилизацию! Я лучше без интернета буду жить, зато никто мне над ухом орать не будет, да ремнём перед мордой размахивать, а уж табуретками в меня швырять тем более.

– Ну я не знаю…

Глаза Марьяны вспыхнули – почти уговорила.

– А этот Илья… Что ты о нём знаешь? Ты с ним встречалась-то пару раз… – Татьяна вернулась на исходную, обламывая и обламывая затею. Её занудствам не было конца, отчего сестра громко измождённо выдохнула.

– И что?! – возмутилась она. – Мы с ним целых полтора года переписывались…

– Ага! Раз в месяц по сообщению!

– И что раз в месяц?! Этого достаточно, чтобы узнать человека… Что он нам сделает?

Маркус вскочила с места, раздражённо слоняясь из угла в угол. Так она напоминала свою мать: задумчивую, осторожную и подозрительную на фоне сумасбродной сестрицы – копии своего папаши.

– Отвезёт в жопу мира и бросит! – выпалила Татьяна. – Как мы оттуда выберемся? Ты об этом подумала?

– Он же и заберёт – мы с ним договорились.

– А если не заберёт?

Марьяна психованно фыркнула.

– Ну почему не заберёт? У нас же будет в залоге его арсенал. За своими пожитками он точно вернётся.

– Знаешь, что мне больше всего не нравится в вашей затее? – поразмыслив спросила Татьяна. – То, что об этом никто не будет знать, кроме нас троих и если чего случись…

– Тань, мы не на Марс улетим…

Обе притихли.

– И вообще… – завелась Марьяна. – Не нравится моя затея, не соглашайся! Я одна в лес упрусь и буду там жить…

Козырь был найден. Такого старшая сестра никак не могла допустить. По одному её виду стало ясно – она согласна.

– Ну что, назначаю встречу Илье? – Марьяна уставилась в ожидании ответа. – Даём добро на эту авантюру?

Всю следующую неделю в доме сестёр витал дух заговора – его бы заметил кто угодно, адекватный и внимательный, но только не вечно пьяный родитель. Сёстры вели себя подозрительно тихо, тем временем они складывали в ящике дивана припасы.

Илья получил ответ – Марьяна назначила встречу с чужого номера, чтобы не оставлять следов, по которым на его контакты могли бы выйти. Зачинщик авантюры был одним из многочисленных контактёров в массе бестолковой переписки, какую можно найти у большей части молодёжи: «Привет!», «Ты классная!», «Чем занимаешься?» и тому подобное, к тому же последний раз Марьяна с ним списывалась месяц назад. Диалог как всегда закончился пустословным «Ну ладненько…»

В тот день, когда они с Ильёй случайно столкнулись в гипермаркете – это было дня за три до того, как отец швырнул в неё табуретом, на вопрос Ильи: «Как поживаешь?» Марьяна сразу расплакалась. Ему понадобилось время, чтобы она успокоилась, и разговор свёлся к размышлению, как утихомирить безумного отца. Тогда Илья, сочувствуя ей, предложил свою идею, та обещала подумать. При следующей встрече, назначенной Марьяной, план был утверждён окончательно: никаких звонков, никакой переписки – следующий раз они увидятся в ночь отправки.

– Этот способ проучить отца самый действенный, верняк! – продолжала накручивать сестру Марьяна. – Ну представь: пошли мы жаловаться на него в полицию… И что? Знаешь сколько там таких семей неблагополучных приходит жаловаться? А теперь мы стали совершеннолетними. Кому мы теперь нужны? Нас же не переселят в другой дом, не выделят квартиру. И в отношении отца… Ну и что? Побеседуют с ним по душам, а он от этого только злее станет.

– Можно подумать, после нашей выходки с исчезновением он злее не станет… – скептически отреагировала Татьяна.

– А мы ему после того как преподадим урок не кинемся рассказывать, что уезжали с палаткой рыбачить… Скажем, что смотрели как обычно телек и вдруг увидели светящийся шар, который плыл прямо на нас… А потом провал! Ничего не помним! Мы с тобой станем ключевыми фигурами в истории о похищении людей пришельцами. Репортёры набегут… Уа-а-ау! – Она взмахнула руками, изображая восторг. – Обступят с микрофонами со всех сторон. А потом начнут приглашать на ток-шоу. Отец, наоборот, от нас шарахаться начнёт, вдруг в нас самих что-то вселилось, как в том фильме, вдруг за нами сверху наблюдают? Да и вообще… Мы станем популярными – разве он посмеет нас тронуть…

– Ага! Будто наше враньё не раскусят…

– Да кто нас раскусит с таким гениальным планом? Пока мы будем с тобой природой любоваться, там всё и обговорим, придумаем подробный сценарий нашего исчезновения… Я уже так и вижу перед собой, как открываю глаза… – Марьяна, наоборот, их томно прикрыла. – А надо мной нависли странные серые… нет, серебристые существа, похитившие меня ради экспериментов, и я снова теряю сознание… Бах! И снова в прострации… А если спросят: сколько времени прошло, скажу, что проваливалась в забвение на пять минут. Мне скажут: а вы знаете какой сегодня день? Сейчас август месяц. А я вытаращу глаза и отвечу: этого не может быть! Какой август месяц? Я только что потеряла сознание, очнулась, а мне говорят, что я побывала в бермудском треугольнике…

Татьяна наблюдала за сестрой с иронией, по её лицу постепенно расплывалась улыбка. Одновременно она протирала влажной тряпкой полки с учебниками, хотя до отъезда оставалось всего два дня. Марьяна не стала её отговаривать от уборки – план от этого становился только совершеннее: здесь жили хорошие девочки, и в их комнате царил полный порядок. А в другой комнате тем временем выстроились в ряд пустые бутылки среди переломанной, стянутой скотчем мебели, потому что на неё периодически заваливалось невменяемое пропитое существо, называющее себя отцом.

– Илья нас так же посадками домой привезёт и так же по темноте. – Марьяна всё продолжала строить планы. – Снова переоденемся в домашние шмотки и сядем перед телеком как ни в чём не бывало с офигевшими глазами… Докажи обратное!

– Интересно, как ты будешь объяснять появившийся загар?

– Да кто его видел… наш загар? Откуда кто вспомнит, какой у нас был загар до исчезновения? Я и сейчас загорелая – взгляни на меня!

Татьяна тем временем добралась до шкафов с одеждой – её рука с тряпкой лихо сновала, не обходя вниманием всё свободное пространство полок, поднималась выше, протирала от пыли стенки, потолок.

– Тебе не противно, что в наших вещах будут копаться какие-то дядьки с обыском? – спросила она.

– Ой, я тебя умоляю… Если бы именно нас с тобой в чём-то подозревали, то может быть… перетряхивали бы каждую вещь в нашей комнате, а то будут подозревать отца, поэтому примутся за подвал, за сараи, по участку пройдутся с собакой – места свежих захоронений поищут.

– Кстати, о собаках… А если она возьмёт наш след, ведущий за огороды?

– Надо в инете поискать, чем отбивается запах. – Марьяна тут же схватила телефон.

– Не вздумай! – запротестовала Татьяна. – В нашем компе всё проверят, вычислят куда мы заглядывали накануне. Сами что-нибудь придумаем. – Она направилась в ванную, прихватив с собой пакет с грязными вещами. – В любом случае, я перестираю своё бельё. Не хочу, чтобы в нём кто-нибудь рылся.

Из ванной послышались звуки запускающейся стиральной машины. Через несколько минут сестра вернулась назад и продолжила:

– А тебе советую избавиться от той упаковки с презервативами, которую тебе девчонки подарили на день рождения. Не факт, что у этих дядек всё в порядке с чувством юмора. Страшно представить, что они о нас подумают…

– Да не вопрос! Завтра отнесу и пожертвую на благотворительность…

Через день состоялся очередной конфликт с отцом, после чего тот хлопнул дверью и ушёл, бросив реплику, что «вы, девки, зазря едите хлеб и напрасно расходуете ресурсы и без того перенаселённой планеты, и если б вы отчалили на Луну, все б только перекрестились…»

После того, как скрипнула калитка за спиной отца, ушедшего на работу в ночную смену, сёстры продолжали сидеть молча – до запланированного побега оставалось около семи часов.

– Ну давай, погнали собираться! – Первой вскочила Марьяна. – Мне ещё волосы красить.

В новые дешёвые рюкзачки сёстры сложили необходимое: средства гигиены, одежду, обувь, еду. Всё, что они доставали из диванной ячейки, было куплено заранее.

Зубные щётки из ванной, вещи из шкафа, продукты из холодильника они не трогали: отец и все остальные должны думать, что исчезли только они, в том, что было на них. И больше ничего не исчезло. Марьяна собираясь пританцовывала под музыку, у Татьяны было неспокойно на душе. Если бы не светящееся от радости лицо сестры, она бы в тот же миг бросила эту затею и отправилась гулять с друзьями. Она выглянула в окно: тучи сгущались, сверкнула молния – неподходящий день ни для прогулки, ни для палатки. Чёрно-синее небо говорило о приближении проливного дождя, возможно с градом. Сестра танцевала…

Выбор пал на побег, иначе у Марьяны случится истерика. А может действительно нормальный план? Отчим с каждым днём обращался в первобытного дикаря. Малейшая неосторожность с его стороны, малейшая несдержанность с языка сестёр, и он кого-нибудь прибьёт… Насмерть.

Дождь начал накрапывать, когда все вещи были собраны. С собаками не стали заморачиваться – впереди ожидался такой ливень, что ни одна служебная овчарка не уловит следов, особенно к затяжному моменту переобращения отца в забеспокоившегося по дочерям родителя. Интересно, Илья не передумал?

– А ты муку взяла? – встрепенулась Татьяна по окончании сборов.

– Зачем?

– Рыбу обваливать.

Сёстры топтались у порога в одинаковых синих кедах и серых ветровках, рюкзаки стояли наготове. Входная дверь протяжно скрипнула от сквозняка – вот-вот они готовы были двинуться на выход. Марьяна не разуваясь прошла в кухню, заглянула в стол, где стояла начатая пачка муки.

– Тут в столе только эта. Может отсыпать в отдельный пакет?

– Забирай её всю! – скомандовала Татьяна.

Со стороны комнаты доносились звуки атакующих монстров из включенного телевизора, по которому транслировали фантастический фильм ужасов. Марьяна не стала выключать – выдуманные ею инопланетяне забрали их в момент просмотра телевизора, а значит, всё останется на своих местах, будто они с сестрой только что были здесь, будто они где-то рядом…

Татьяна прикрыла за собой входную дверь – её не всегда запирали и не было ничего удивительного в том, что она осталась просто прикрытой. Дождь уже тарабанил вовсю по карнизам, ему создавал дуэт южный ветер, бьющий безжалостно в рамы. Ветер швырял из стороны в сторону гибкие кроны растений, сбивал незрелые плоды. Ветви скреблись о старый шифер, дождевая вода стекала по его волнистым рядам ручьями.

Девушки с заплечными рюкзаками обогнули дом тихо, незаметно, и даже если бы они громыхали, переговаривались и смеялись, их всё равно бы никто не услышал – сегодня царствовало ненастье, дождь глушил всё. Сверкнула молния, на секунду озарив дворовые постройки, словно вспышка фотокамеры, раздались пугающие раскаты грома. Татьяна оглянулась в последний раз: окно комнаты отчима бледно светилось – через открытые двери проникали мелькающие световые эффекты от телевизора.

Дорожка была узкой, сочная растительность наваливалась на неё с обеих сторон; кеды переступали одним ручейком от следа к следу, мокрая трава хлестала по щиколоткам. Первой через ограждение перелезла Марьяна; четыре ноги захрустели по веткам сваленной засохшей берёзы, затем они двинулись вдоль посадок, отделяющих огороды от полей, после свернули к деревьям. Внутри посадок было тепло, сюда даже дождь не проникал в полную меру, не ощущалась сила ветра.