Черновед. Свежая кровь

– Похоже на болезнь. Рак или что-то психическое, – заметил Егор. – У меня так сосед с ума сошел. Считал, что его преследуют люди из ФСБ. Потом в окно выпрыгнул с восьмого этажа. Хорошо, что выжил.

– Без всякого сомнения похоже! – кивнул Мечников. – Только с болезнью врачи могли бы справиться. А в случае с нашим трудягой они бессильны. Итак, диагнозы медиков ложные, назначенное лечение не помогает. Они собирают консилиум, меняют лекарства – тщетно. Не существует таблетки, способной убить напасть такого рода. Не существует и скальпеля. По крайней мере, в привычном смысле слова.

Мечников по-прежнему вел повествование таким образом, что Егор не мог предсказать его кульминацию и развязку. Человек-загадка, как и его истории. Однако теперь письмена в салоне «Фольксвагена», амулеты, четки и странные иконы выглядели иначе. Как инструменты, предназначение которых осознавалось смутно.

– Что за напасть? – спросил Егор.

– Мы подбираемся к самому интересному. – Мечников мотнул головой, указывая на заднее сиденье. – Сделай одолжение, возьми книгу из сумки и пролистай ее. Почитай пару страниц, если хочешь. Сейчас можно. А я попытаюсь подобрать нужные слова так, чтобы ты не посчитал меня страдающим от старческого слабоумия.

Егор отстегнул ремень безопасности, перегнулся через сиденье и дотронулся до корешка книги. Едва ощутимая волна пронеслась от кончиков пальцев до затылка. Такая быстрая, что ее легко можно было принять за дуновение ветра или игру воображения, если бы не мурашки, отрядом высадившиеся на задней части шеи.

«Будто прошелся рядом с трансформатором», – подумал Егор, пристегиваясь ремнем безопасности обратно.

Книга лежала на коленях. Массивная, с шероховатой кожаной обложкой, на которой крупными буквами значилось: «КНИГА ТРЕВОГ». Название не предвещало ничего хорошего. Плотные страницы книги – по виду картон – на ощупь казались чем-то средним между денежной купюрой и пластиком. Почти все исписаны аккуратным мелким почерком. От книги веяло чем-то нереальным, словно ей не было места ни в этой машине, ни в этой стране, ни в этом мире.

Егор нерешительно перевернул несколько страниц. Его взору предстало изображение генеалогического древа с одной странностью: даты указывали на то, что сразу девять членов семьи умерли в один год. В верхней части страницы Егор прочитал: «Потомственное проклятие смерти».

– Возвращаемся к нашему гипотетическому семьянину. С каждым днем он страдает все сильнее, напасть не сходит. Все это грозит закончиться плохо, отвратительно и ужасно, – нахмурился Мечников, обгоняя старенькую «Ниву», неспешно следующую почти посередине дороги, – если не появится черновед. То есть ведающий о неких черных сторонах жизни. Иначе говоря, о неестественных или необъяснимых бедах, которые неожиданно случаются с самыми разными людьми. Часто того не заслуживающими.

– Вы говорите о проклятиях, – полувопросительно сказал Егор, разглядывая очередную страницу Книги Тревог.

Проклятия – вот суть, к которой так долго подбирался Мечников. Нечто зловещее, сковывающее жертву, заставляющее ее страдать или делать что-то против воли. Егор подумал, что проклятие было бы прекрасным объяснением того, почему его мать после нескольких недель или месяцев воздержания срывалась и тратила последние деньги на самое дешевое пойло. Было бы неплохо обвинить проклятие в том, что оно вынуждает отчима орать по ночам и разносить кулаками стены. Тогда не пришлось бы никого уговаривать обратиться к наркологу, выливать спиртное в раковину и убирать блевотину по утрам. Черновед решил бы все проблемы.

Егор горько вздохнул. Проклятия не были причиной проблем его семьи. Мечников, точно прочитав его мысли, дружелюбно похлопал по плечу.

– Как ни называй эти напасти, черноведы помогают от них избавиться, – сказал он. – Мы в какой-то мере тоже врачи. Только боремся с болезнями малоизученными и потусторонней природы. Каждый раз приходится разбираться, почему человек заразился проклятием, в чем оно проявляется и как эту гадость убрать. Я старался описать в Книге Тревог то, с чем сталкивался лично.

– Кто-то за это платит? – усомнился Егор.

– И немалые деньги. Я знаю бывших черноведов, владеющих сетями ресторанов или торговыми центрами. Они отошли от дел, когда скопили достаточно. Не хочу никого судить, но их мышление мне не по нраву. Слишком много алчности, слишком мало сострадания. Как считаешь, правильно ли отбирать последнее у человека, находящегося в безвыходном положении?

– Почему-то я представил себе врача, который говорит: «Заплати или лечись сам». То есть без денег ты умрешь. Стремный выбор, – поморщился Егор.

Мечников кивнул.

– Так и есть. Поэтому другие черноведы ставят на первое место зараженного проклятием, а не деньги. Для них нет ничего важнее помочь другому. Мало их осталось, но каждый посчитает за честь работу с ними.

– И вы…

– Нет-нет, я не могу отнести себя к первым или вторым, – грустно улыбнулся Мечников. – Мне нравится помогать людям. Но гораздо больше мне нравится ощущение того, что я очищаю мир от противоестественной заразы. Проклятия не только причиняют невыносимые страдания, но иногда порождают другие несчастья, губят деревни, города. Вызывают новые, еще более страшные проклятия. Это злая сила, границы которой нам неведомы. Как вечно растущая и всепожирающая опухоль. Я бы с радостью уничтожил ее, даже ценой собственной жизни. А получается только отрезать мелкие кусочки.

В его словах был смысл, была своя логика. И в то же время сказанное так отличалось от привычной картины мира, что мало кто смог бы принять это на веру.

– Почему тогда о черноведах никто не знает? – осенило Егора. – А проклятия воспринимают… как сказки. Типа, на самом деле их не существует. В сети полно роликов на эту тему: о проклятии Тутанхамона или «заброшках» с призраками. Только это все на уровне рептилоидов и снежного человека.

– Хороший вопрос. Мы не любим выставлять себя напоказ. Понтоваться, как любят говорить парни твоего возраста. Ты, наверное, хорошо представляешь, как в обществе относятся к гадалкам, знахарям, колдунам или экстрасенсам. И не зря, ведь они паразитируют на несчастьях и редко могут оказать настоящую помощь. Для обычного человека черновед – это нечто из той же оперы. Можешь представить себе баннер с рекламой услуг по избавлению от проклятий? Как же нелепо он будет выглядеть! – усмехнулся Мечников. – Что касается видеороликов со свидетельствами проклятий… Скажем так, потустороннее плохо дружит с современными технологиями. Ты в этом убедишься на сто процентов.

– Ладно, я вижу, что вы не прикалываетесь. Вы правда верите в… проклятия, потусторонние силы и прочую дребедень, – с сомнением произнес Егор. Секундной позже он поспешно добавил: – Извините, если слишком грубо.

– О, ничего страшного. Продолжай.

– Знаете, давным-давно бабушка привела меня в церковь и попыталась объяснить, что такое Бог. Вышло так себе. В основном на все мои вопросы она отвечала, что Бог всемогущ и всеведущ, а его пути неисповедимы. Я так и не понял, почему он не может явиться во плоти или дать четкий знак, чтобы я увидел и тут же уверовал. Для меня этого было бы достаточно на всю жизнь. Да для любого из нас, наверное. Но как бы я ни просил, ничего подобного не произошло. Поэтому с верой у меня не задалось. Понимаете, о чем я?

– Тебе нужны доказательства. Весьма разумно. – Наклонил голову Мечников. – Я и не ждал, что ты поверишь мне на слово. Поступи ты иначе, я бы разочаровался. Если уж на то пошло, до сих пор помню, как сам отреагировал в первый раз. Фыркнул, отмахнулся. Едва не высмеял человека перед знакомыми. Обещаю, доказательств будет предостаточно. Можно начать прямо сейчас – с книги, которая лежит у тебя на коленях.

Егор уставился на картинку с Потомственным проклятием смерти. Потом вновь повернул голову к Мечникову:

– Библию я тоже видел не один раз. Если вы понимаете, о чем я говорю.

– Как насчет того, чтобы сфотографировать пару страниц на свой телефон? – Мечников проигнорировал фразу насчет Библии.

В данных обстоятельствах просьба прозвучала странновато. Помедлив немного, Егор занес телефон над книгой, включил камеру, однако она упорно не желала фокусироваться. Изображение на экране скакало и оставалось размытым. Кнопки не реагировали на прикосновения.

– Почему-то все заглючило, – отозвался Егор. – С утра камера работала нормально. Только не говорите, что мне придется покупать новый телефон!

Мечников издал короткий, но довольный смешок. Он явно знал, что должно было произойти. Егор потряс телефон, перевел камеру в режим посекундной съемки и сумел отснять несколько кадров. Все они получились испорченными: страница выглядела размытым пятном или набором квадратов, как в плохо оцифрованном фильме. Прочитать строчки или разглядеть рисунок было невозможно.

– Это… Это какой-то фокус, – пробормотал Егор. – Допустим, в книгу встроено излучающее устройство… Или все-таки камера сломалась? Нет, сдаюсь. В чем секрет?

– Как я сказал, сверхъестественное плохо дружит с современными технологиями, – невозмутимо ответил Мечников. – Однажды мне пришлось работать с проклятыми, потерявшими контроль над собственными конечностями. Они ходили, спали и питались с большим трудом. Тяжело съесть что-либо, если рука вместо ложки хватает нож и направляет его острием в тебя. Один из проклятых, еще до моего прибытия, погиб, выбросившись из окна. Свидетели хором уверяли, что он отчаянно вопил, изворачивался, однако разбил стекло и вышел с десятого этажа. Вернее, его вынесли ноги, которые словно обрели собственную волю. Я просмотрел видеозапись того случая. Знаешь, что увидел?

– Ничего?

– Я видел, как тот человек встал из-за стола с ошеломленным выражением лица. Он явно не верил в то, что окончательно потерял контроль над телом. Его конечности стали дергаться, как у одержимого. Затем неожиданно пошли помехи, сквозь которые невозможно было что-либо разглядеть. Изображение нормализовалось лишь к тому моменту, когда парень выпал из окна. Свидетели успели заметить, что их телефоны чудили, хотя потом заработали как прежде.

– И так каждый раз?

– Да. Это какая-то закономерность, которую черноведы объяснить не могут, но охотно используют в своей работе. Электроника, особенно новейшая, здорово помогает найти проклятых людей, вещи или источник потусторонней силы.

Егор провел по обложке книги ладонью. Получается, она тоже была проклятой? Не опасно ли держать ее на коленях? Нет, тогда бы Мечников предупредил.

Загадочный старик с загадочными историями. Причин обманывать у него не было, если он, конечно, не тронулся головой. Чем подтверждались его рассказы? Сбоем в камере телефона, непонятными надписями внутри машины и сомнительными иконами. И Книгой Тревог, полной секретов. Не так много для того, чтобы признать существование потусторонних сил в привычном мире.

– Давайте так. Я все еще не верю, но поверить готов, – признался Егор. – Только, если увижу проклятого или проклятие своими глазами. Тогда смело можете вербовать меня хоть в святую инквизицию и отправлять в бой.

Мечников нервно крутанул шарик четки.

– Проклятый ждет нас, – задумчиво произнес он. – Прямо сейчас. Но верит моим словам ничуть не больше тебя.

12

В сияющем чистотой холле клиники «Бриз» было немногочисленно – к огромному облегчению Ольги. Если бы она увидела сквозь стеклянные двери очередь – да хотя бы двух или трех ожидающих приема посетителей – то, не раздумывая, бросилась бы домой, несмотря на все увещевания Юрки. Правда, неизвестно, чем бы закончилась эта затея, поскольку бегство от людей подразумевало контакт еще с большим количеством людей: в метро, на остановках, на тротуарах или в подъезде собственного дома, жители которого наверняка точили на нее зуб за… за что угодно.

«В какой момент бегство стало для меня приемлемым? – недовольно подумала Ольга, минуя любезно открытые Юркой двери. – Не думала, что докачусь до этого».

Холл подкупал своей изысканностью и просторами. Собственник «Бриза» определенно не пожалел средств: поставил мягкие кожаные диванчики и кулеры с водой, установил фонтан в форме золотой рыбки, выпускающей струю воды, и включил успокаивающую музыку. На стенах висели грамоты и благодарственные письма, подчеркивающие исключительный профессионализм сотрудников. В воздухе витал аромат свежей хвои.

Единственным посетителем был пожилой мужчина, который побрел от стойки регистрации как раз тогда, когда в холл вошли Ольга с Юркой. Молодая брюнетка в белом халате сверилась с записями в компьютере, поколдовала с клавиатурой и предложила пройти к кабинету психотерапевта.

– При таких ценах у вас должны быть лучшие врачи в городе, – присвистнул Юрка, глядя на прейскурант.

– Не могу прокомментировать цены, но врачи действительно хорошие, – ослепительно улыбнулась брюнетка.

– Не ты ведь платишь, – буркнула Ольга, увлекая Юрку за руку.

Брюнетка действовала ей на нервы своими длинными ногтями, похожими на аляповатые сосульки. Пройдя по коридору, обставленному неизменными кожаными диванчиками, Ольга оглянулась на стойку регистратуры и прошептала:

– Видел, как она злобно на меня зыркнула? Улыбнулась так, будто какой-нибудь клоун из фильма ужасов. И для чего ей такие когтищи? По кнопкам-то не попадет.

– Милая, все было совсем не так. Она общалась с нами, как с обычными посетителями. А ногти у нее чуть больше твоих.

– Хочешь сказать, что мне снова привиделось? – подозрительно прищурилась Ольга. – Или ты с ней заодно?

Юрка похлопал глазами и поднял руки вверх в успокаивающем жесте. Его нелепые оправдания прервал сигнал табло электронной очереди. Повертев головой, Юрка с явным облегчением на лице выдавил:

– Твой номер, милая. Позволь мне открыть дверь.

Ольга замерла, не решаясь переступить порог кабинета. Однако из холла послышались голоса, означающие, что прибыло еще несколько посетителей (и любой из них мог оказаться тем, кто затаил на нее обиду), поэтому, затаив дыхание, она вошла в кабинет.

Ее взору предстало чистое помещение, оформленное в светлом скандинавском стиле. Стол, шкафы и кушетка сияли белизной, словно их натирали после каждого пациента. Из окна открывался умиротворяющий вид на сад с фигурками из камней и ухоженными сиренями. На стене висел ободряющий плакат с надписью: «Вы делаете важный шаг к полной жизни».

За столом сидел психотерапевт – молодой, но уже стремительно лысеющий мужчина в очках. Он поздоровался и предложил присесть. Напротив стола располагался стул с широкой спинкой, справа – кушетка с маленькой подушкой. Ольга растерялась:

– Где лучше расположиться?

– Как вам удобнее, – вежливо улыбнулся психотерапевт.

Кушетка выглядела соблазнительно, но Ольга не горела желанием разлеживаться перед незнакомым человеком, даже если он был врачом. Это явно отдавало слабостью: позиция подчинения, превозношения мужчины и признания собственного бессилия. Если продолжать в том же духе, можно не рассчитывать на роль руководителя и в самой захудалой компании. Ольга села на стул – села с выпрямленной спиной и горделиво поднятым подбородком. Она не представляла, с чего начать и как должен проходить процесс психотерапии, но продемонстрировать волю и уверенность не помешает. Пусть знает, с кем имеет дело.

– Меня зовут Константин Иванович, – произнес психотерапевт мягким, вкрадчивым голосом. – Расскажите, что вас беспокоит?

– Разве вы не будете давать мне опросники или что-то в этом роде? Измерять давление? Надевать на голову какое-нибудь устройство? – осведомилась Ольга.

– Если вы будете настаивать, – пошутил Константин Иванович. – Правда, психотерапия – это прежде всего разговор. Не обычный, а лечебный. Вы удивитесь, когда узнаете, насколько полезной может оказаться беседа. Понимаю, что поначалу трудно раскрыться перед незнакомым человеком…

– Еще бы!

– Просто начните с чего угодно. Хоть с погоды за окном. Обещают дожди всю неделю. Вы любите дожди?

Слово за слово, Ольга принялась рассказывать о неуверенности, которую впервые за долгое время испытала несколько дней назад на работе. Она всем сердцем хотела показать, что проблема не такая уж серьезная, однако, когда стала описывать панические атаки, случающиеся с ней при контакте с людьми, то не выдержала и расплакалась. Константин Иванович внимательно слушал, иногда задавал уточняющие вопросы или произносил слова поддержки.

У Ольги складывалось ощущение, что психотерапевт понимает ее проблемы и тревоги лучше, чем кто-либо другой. Она ударилась в травмирующие воспоминания о школе, Дылде и враче, который прописал ей таблетки. Разговор и слезы заставили ее почувствовать легкость – свободу от фобии, пусть на короткое время. Услышав о таблетках, Константин Иванович задумчиво погладил лысину и спросил:

– Сейчас вы бы хотели справиться с проблемой при помощи лекарств или без них?

– Я не уверена, – покачала головой Ольга. – Почему вы спрашиваете? Все настолько плохо?

– Нет, нет. Я не только психотерапевт, но еще и врач-психиатр, поэтому разбираюсь в медикаментозном лечении и, самое главное, имею право выписывать рецепт. Вопрос в том, насколько лекарство необходимо именно вам? Разумеется, ничего сильного я не пропишу – не вижу для этого показаний.

Ольга задумчиво уставилась в окно за спиной врача. Антидепрессанты, транквилизаторы – еще одна форма слабости. Тяжело осознавать, что организм не может справиться с болезнью без пинка под задницу.

– Может, порекомендуете что-то на крайний случай? – решилась она. – Вдруг все станет еще хуже… Какое-нибудь успокоительное, я не знаю…

Константин Иванович пристально взглянул на нее.

– Давайте так, – сказал он. – Я выпишу рецепт для слабого успокоительного без побочек, вроде мышечного тремора или повышенной утомляемости. Взамен вы пообещаете принимать его только в том случае, если не заметите эффекта от психотерапии. А ее, хочу заверить, мы еще только начали. Готовы ли вы дать мне такое обещание?

– Готова, – кивнула Ольга после непродолжительной паузы.

Константин Иванович выдвинул ящик стола и зашуршал бумагой. Затем извлек на свет желтоватый листок, ручку и ножницы. Переложил их с места на место, и обратно. Взгляд врача странным образом изменился – стал отсутствующим, неживым. Быстрые и уверенные движения по какой-то причине стали дерганными, как у марионетки. Ольга с тревогой заметила, что психотерапевт взял ножницы, провел пальцем по лезвию. Криво ухмыльнувшись, поднес их к уху и пару раз щелкнул: чик-чик.

– Что-то не так? – тихо спросила Ольга. – Вы, кажется, хотели выписать рецепт?

Константин Иванович пробормотал что-то неразборчивое в ответ.

– Простите? – Ольга сжала края кресла до боли в пальцах. – Зачем вам ножницы?

– Чтобы отрезать твой поганый язык, паршивая сука! – закричал психотерапевт, вскакивая с места.

Первые несколько секунд Ольга не могла пошевелиться. Просто не верила своим глазам и ушам, а какая-то ее часть продолжала считать, что перекошенное от злобы лицо психотерапевта – такой же плод параноидальной фантазии, как ненависть окружающих ее людей. Когда лезвие ножниц просвистело перед носом, Ольга взвизгнула и с силой оттолкнулась ногами от стола, едва не перевернувшись на спину.

– Надоело бояться каждого шороха? – процедил Константин Иванович, перелезая через стол. – Я дам тебе настоящий повод! Жаль, ненадолго!

Выставив ножницы вперед, он медленно приближался к Ольге. Веревка бейджа с фотографией, фамилией и должностью перекрутилась у горла. Губы разошлись в кривой улыбке, обнажив ровные маленькие зубки. Глаза бегали из стороны в сторону, как у обдолбанного наркомана.

Ольга пятилась, неустанно озираясь в поисках выхода или средства защиты. Еще пара секунд, и она упрется в стеллаж с книгами. Дверь, ведущая в коридор, находилась в стороне, в паре метров. Можно было рискнуть развернуться и выскочить наружу, но стоит замешкаться, как лезвие ножниц тут же вопьется в спину.

Он ведь спятил, этот психотерапевт. Рехнулся. Наслушался всяких отклонений и не выдержал. Его ничуть не заботит то, что такое явное и жестокое убийство обеспечит ему долгие годы за решеткой.

«Только глянь на его улыбочку – пронеслось в голове Ольги. – Господи».

Пока она судорожно соображала, бежать ей, защищаться или кричать о помощи, Константин Иванович подбирался все ближе. Он как будто растягивал удовольствие, намереваясь подольше поиграться с жертвой. Или сам не вполне понимал, что делает.

Его движения заставили Ольгу вспомнить об Эдике – бездаре из отдела продаж. Тот играл канцелярским ножом и злобно ухмылялся, представляя, как вспорет им плоть.

Константин Иванович мало чем от него отличался. Рука с зажатыми в ней ножницами выделывала волнообразные движения в такт невидимой музыке: нырок вниз, подъем наверх. Лезвие коснулось веревки бейджа. Короткий смешок психотерапевта, щелчок ножниц – прямоугольная карточка с фотографией упала на пол.

– Я чувствую себя художником, а не целителем, – выплевывал слова Константин Иванович. – Иди ко мне, полотно. Я распишу тебя красным-красным-красненьким!

Психотерапевт выбросил руку с ножницами вперед, намереваясь пырнуть Ольгу. Она с воплем юркнула в сторону. Лезвие лишь задело ее руку и вонзилось в дверцу шкафа. Константин Иванович разочарованно крякнул. Ольга помчалась к двери, вопя во весь голос:

– Помогите, помогите! Он меня режет! Юр, сделай что-нибудь! Вызови полицию!

Она выбежала в коридор и почувствовала, как чья-то сильная рука схватила ее за плечо. Ольга задергалась, попыталась лягнуть ногой, но прекратила попытки вырваться, как только услышала хорошо знакомый голос:

– Успокойся, милая, это я. Не кричи, все в порядке.

– Ни в каком не в порядке! – взвизгнула она, уставившись широко раскрытыми глазами в сторону кабинета. – Он пытался меня зарезать! Колол ножницами и хохотал! Еле убежала! Говорила ведь, что мне не кажется! Говорила!

Юрка сочувственно посмотрел на нее, потом бросил короткий взгляд в сторону холла, словно проверяя, сколько людей стали свидетелями выходки супруги. Еще бы извиняться начал!

– Да о чем ты говоришь? – спросил он. – Я слышал только твои крики.

Вместо ответа Ольга ткнула пальцем в сторону кабинета психотерапевта. В дверном проеме показался Константин Иванович со смущенной улыбкой на лице. Его бейдж был в полном порядке – аккуратный прямоугольник на синей веревке. Вместо ножниц рука сжимала шариковую ручку и чуть помятый рецепт.

– Полагаю, вы сейчас не готовы продолжить разговор? – К голосу Константина Ивановича вернулись мягкие, вкрадчивые интонации.

– Он… Он… – Ольга боролась с желанием рассказать все о нападении, но вид психотерапевта сбил ее с толку. Столь интеллигентный, скромный и спокойный человек просто не мог угрожать ей ножницами минуту назад. И уж точно веревка бейджа не обладала способностью к регенерации.

– Вы сможете записаться ко мне или любому другому психотерапевту, когда решите, что готовы. – Константин Иванович тепло улыбнулся и протянул желтоватый листок. – Вот, возьмите рецепт на успокоительное. Если почувствуете, что оно не помогает, не стесняйтесь обращаться за помощью.

Словно во сне, Ольга поблагодарила Константина Ивановича, взяла рецепт и направилась к выходу. Юрка брел рядом, обнимая ее за плечи и приговаривая, что все наладится. Ольга бы не поверила, даже если бы он перестал заискивающе улыбаться другим посетителям. Ее голова пыталась переварить то, что произошло в кабинете психотерапевта, однако самым правдоподобным объяснением было умственное помешательство.

«Ранняя деменция или шизофрения – одно лучше другого, – подумала Ольга. – И то, и другое предвещает короткую и весьма грустную жизнь. Даже Юрка не выдержит и уйдет после пары месяцев мучений. Винить его не стану. Зато ему не придется за меня оправдываться».

При выходе из клиники она задела плечом дверной проем и вздрогнула от боли, хотя удар получился совсем слабым. Ольга взглянула на руку и увидела тонкую кровяную полоску, просочившуюся сквозь ткань блузки. Как раз в том месте, где ее полоснул ножницами психотерапевт.

13

Ника лежала на кровати в своей комнате и просматривала ленты социальных сетей: отпуск друзей на море, жизнеутверждающие посты о любви, навязчивая реклама. Мысли ее против воли возвращались к Теплым ручкам. Хотела бы она не думать о нем вовсе! Хотела бы удалить воспоминания, как с жесткого диска, а еще лучше – прожить жизнь заново так, чтобы никогда с ним не встречаться. Прошел день с момента появления (или видения) почившего дяди Вити перед дверным глазком, а Ника так и не смогла заставить себя выкинуть этот эпизод из головы. Ночью пришли кошмары с ожившими мертвецами, гнавшимися за ней по улицам опустевшего города. Каждый раз, когда разлагающиеся пальцы дотрагивались до Ники, она резко просыпалась и всматривалась в темноту комнаты. Прелесть кошмаров в том, что обычно они исчезают при пробуждении, если и оставляя след, то совсем тонкий, почти неощутимый. Легкая парасомния, как наверняка сказали бы профессора с кафедры психологии, и непременно ударились бы в дискуссию о причинах. Для Ники причина была очевидной: дядя Витя с похотливой улыбкой и вездесущими пальцами.

Четыре года назад он упал на асфальт перед собственным домом, сраженный сердечным приступом. А еще через несколько дней скрылся под плотным слоем земли, навсегда унеся с собой постыдные тайны, и чудесным образом сохранив репутацию семьянина, волонтера и талантливого школьного учителя.

Ника безуспешно пыталась рассказать родителям о том, как дядя Витя, подвыпивший после семейных посиделок, приходил к ней в комнату и присаживался на краешек кровати.

«Спишь?» – неизменно спрашивал он.

Ее ответ не имел никакого значения. Ника знала, что последует дальше.

«Мои руки такие теплые, – говорил дядя Витя. – Сейчас, сейчас. Тебе будет приятно».

Он запускал руки под одеяло и шарил, поглаживал. Иногда больно щипал, если Ника начинала сопротивляться. От дяди Вити воняло спиртом и табаком. Комната, казалось, сжималась до невероятно малых размеров, а проблески света меркли во тьме. Ника не понимала, что он хочет, и что от нее требуется, но терпела. Ведь если дергаться или плакать, то Теплые ручки мог залезть прямо на нее и зажать рот. Тогда Ника боялась, что задохнется.

Рано или поздно мучение заканчивалось: дяде Вите надоедало ее трогать или голоса за дверью раздавались слишком близко. Он вставал, ронял небрежное: «Тебе пора спать, мелкая девка», и выходил из комнаты. Тогда, наконец, можно было заплакать.

Мама отказывалась верить девятилетней дочери. Говорила, что маленькая Ника просто привлекает к себе внимание всякими россказнями. Отец же вовсе отмахивался, не желая слушать мерзопакостные выдумки про собственного брата – уважаемого и известного педагога.

Так Ника поняла, что взрослые тоже боятся – боятся обрушить хрупкие представления о собственной жизни и репутации близких. А ей предстояло терпеть или справляться с поползновениями Теплых ручек самостоятельно. Наверное, с тех пор Ника и не могла избавиться от ощущения одиночества, даже в присутствии других людей. Что толку от лишних ушей, если тебя все равно не слышат?

Кошмар наяву продолжался пять лет. Дядя Витя не собирался его прекращать, напротив, домогательства приобретали все более открытый и навязчивый характер. Иной раз он мог поймать ее прямо в школе, чтобы «проверить» форму, если никто из учеников или учителей не смотрел. Ника прибегала к помощи подруг или шла на хитрость, отпрашиваясь с уроков раньше на десять-пятнадцать минут, но это срабатывало не всегда. У Теплых ручек было сверхъестественное чутье на те моменты, когда она оставалась в одиночестве.

В четырнадцать лет Ника прекрасно понимала, к чему все идет. Теплые ручки не успокоится, пока не использует ее полностью, а потом выбросит, как пустой тюбик от зубной пасты. Во время очередной семейной попойки по случаю Дня защитника Отечества, она взяла из ящика остро наточенный кухонный нож, наигранно заявила, что хочет спать и отправилась в свою комнату. Дядя Витя пришел к ней через минуту. С уродливой похотливой улыбкой на лице и выпирающим из брюк бугром. Ника с трудом удержалась от того, чтобы вонзить нож ему между ног.

«Спишь? – поинтересовался он, хотя знал ответ. – Соскучилась по мне? Соскучилась по моим теплым ласкам? Почему сама никогда не попросишь? Сейчас, сейчас. Тебе будет приятно».

Она промолчала. Дядя Витя сел на краешек кровати, запустил скользкие пальцы под одеяло. Ника терпела, содрогаясь от отвращения. Теплые ручки принимал дрожь за волны удовольствия. Он склонился над ней, намереваясь поцеловать или прижаться всем телом, но замер, ощутив острие ножа, направленное в живот.

«Если еще хоть раз тронешь меня, даже случайно, то эта штука, – Ника качнула ножом, – окажется внутри тебя. Понял?»

«Но тебе же нравилось», – озадаченно прошептал дядя Витя.

Ника кольнула его ножом. Достаточно сильно, чтобы повредить кожу, но не выпустить кишки. Дядя Витя охнул, вскочил с кровати и выбежал из комнаты. Ника ожидала, что он расскажет обо всем родителям, однако праздник за дверью продолжился. Теплые ручки больше никогда не оставался с ней наедине. Пятна крови с одеяла и линолеума Ника оттерла на следующий день.

Однако воспоминания о дяде не потускнели. Иначе как можно объяснить галлюцинацию с Теплыми ручками в главной роли?

Галлюцинацию ли? Он был таким реальным, что, казалось, только дверь мешала ему наброситься на Нику и пустить в ход свой вонючий отросток. Почему же дядю Витю больше никто не видел? Никто не слышал стук, и когда Кузьмич открыл дверь, подъезд оказался совершенно пустым. Поэтому галлюцинация, вызванная, по всей видимости, стрессом от учебы и детскими кошмарными воспоминаниями, служила хорошим объяснением. До тех пор, пока не позвонил Пепел.

В дверь громко и настойчиво постучали. Ника дернулась так резко, что едва не слетела с кровати.

– Это к тебе? – прокричала Марго из соседней комнаты.

Отлично. Значит, в этот раз не галлюцинация. Ника направилась к входной двери, наскоро оценив свой вид в зеркале прихожей. Она не успела накраситься (и не горела желанием, если честно), но домашние майка и джинсы выглядели прилично.

Ника прильнула к двери, собираясь посмотреть в глазок, однако в последний момент внутри что-то екнуло, и она отвела взгляд. А вдруг по ту сторону стоит очередной оживший мертвец?

– Кто там? – неуверенно спросила Ника.

– Привет из прошлого! – послышался хорошо поставленный голос в ответ.

Ника открыла дверь, впуская Пепла внутрь. Она сотню раз представляла, как поведет себя при случайной встрече: небрежно поздоровается, заведет пустой, ничего не значащий разговор о погоде или вообще сделает вид, что не заметит; останется холодной или же сердце в груди ускорит ход.