#заметкидоброгодантиста. Хроники Ассоциации

Каннибал

Это важная история.

Дело было в одном североитальянском городе. Приехали мы туда по делам Ассоциации и после успешного их завершения ушли в разврат. Были я, Мигель и двое испанцев, которых дома бьют жены и которые с первых минут заграничных командировок мстят им алкоголизмом, блядством и наркоманией.

Пили мы, кстати, нещадно. Особенно они.

И все бы ничего, но встретиться со мной и поболтать прилетел из бывшей Югославии мой дражайший друг Артур.

Пару слов про него. Артур… Как бы это помягче сказать. Он каннибал. Он так и записан у меня в телефоне: The Cannibal. Животное редкостное. Злой, агрессивный, упрямый и с бо́льшим количеством переломанных костей, чем у меня. А это надо постараться. С Каннибалом мы подружились на почве совместных проблем с управлением гневом, ненависти к нацизму и нежной, трепетной любви к поэзии. Помню, как он однажды на Арбате отпиздил отряд говнарей, насилующих с помощью гитары поэзию Есенина. Как и я, Артур был в душе́ нежным, трепетным интеллигентом, но из-за радикальной рожи, дарованной ему Господом нашим, он немного озлобился. Артур, кстати, меня читает. Каннибал, привет.

Вот. Прилетел он к нам в Италию и назначил встречу в мутно-пафосном клубе. В таких обычно умирают.

Бери, говорит, своих испанцев, они потанцуют, попьют, потрахаются, а мы по-человечески пообщаемся в VIP-ложе. Я за все плачу.

А я что, я ничего. Тем более он платит, а мы всучим Ассоциации счет на пять тысяч евро на представительские расходы. Это к тому, почему я так вегетариански беру с пациентов.

Я успел до.

Приехали. Как и предполагалось, испанцы пошли танцевать, а мы с Каннибалом и десятью бутылками шампанского засели в ложе, похожей на БДСМ-салон. И все шло хорошо.

Если кого-то это интересует, то Мигель спьяну трогал и целовал какую-то обкуренную болгарку, как две капли воды похожую на актера Дэвида Суше. Я даже засомневался, не он ли это.

Вышли мы с Каннибалом из ложи за полночь, наговорившись вдоволь про Сталина, Троцкого и коллективизацию. Настроение у нас было как у безумных, больных сифилисом шимпанзе с гранатометами. Ну, знаете – такой режим в душевной организации советских людей: «щас еще пару песен – и пойдем брать штурмом телеграф».

Ну и чтобы как-то закрепить настройки души, попросили диджея поставить «Катюшу», потом электронное безобразие на тему «Калинки», потом Цоя, гимн СССР, Вертинского, Апину, конечно, мою любимую «Окаянную любовь» Кадышевой и еще раз по кругу.

Ну что еще слушать двум агрессивным упырям с окраин СССР в Италии? Не Вивальди же.

Тут-то и появились фашисты. Ну, самые настоящие. Сидело там вдали пятеро бодрых парней из южных регионов Италии, которым объективно надоела та вакханалия, что мы устроили на танцполе, разогнав оттуда людей со здоровой психикой. Ну и поскольку они не были такими тонко сконструированными интеллигентами, как мы, то позволили себе неуважительные высказывания по поводу нашей модели бытия и оскорбили ойкумену нашего проживания. Как-то так.

Честно говоря, после пяти бутылок шампанского я столицу Молдавии с трудом назову, не то что детальные воспоминания того вечера.

Ну и помню, как Каннибал шел мимо их стола, потом опустил лицо одного об этот же стол. Потом я не помню. Затем ярко высвечивается момент, когда стул в моих руках ложится на чью-то голову. Мрак, охранники, полиция. Охранники, к слову, нам помогали. Как оказалось, Каннибал купил этот клуб. За год до этого.

Купил, забрал, съел прошлого хозяина – не знаю. Суть в том, что охрана была на нашей стороне. В том числе и из-за этого нам удалось одолеть пятерых и не попасть в реанимацию. Хотя палец на ноге я сломал.

А что делали в это время наши друзья испанцы? Правильно. Снимали на камеру. Не помогать же. К чести Мигеля, он в это время совокуплялся с «Дэвидом» и участия в происходящем не принимал.

В полиции нас приняли как долгожданных гостей – у Каннибала там, оказывается, был абонемент. В каждый свой приезд из Югославии он отмечался в участке. Тут же приехали люди, инспирированные Ассоциацией, руководству которой позвонил Мигель и сообщил, что «шеф, все пропало!» Нас выпустили через полтора часа, никак не испортив вроде бы нашу биографию. Каннибал уехал куда-то в Югославию, я в Мадрид. В следующий раз мы с ним поехали в Ирак. Но это уже другая история.

Прошло много лет. На фоне карантина, самоизоляции и галлюцинаций один из тех испанцев скинул мне фото со стулом, опускаемым на неизвестную голову, и чуть ли не стал шантажировать меня этим фото. В ответ я отправил ему фото своих гениталий, фото Каннибала и фото Сталина. В такой последовательности. Испанец с тех пор молчит.

Я это все к чему. Коль увидите мое фото со стулом, опускающимся на голову чувака в майке armani, – все нормально. Это за идею, за дело, за Эммануила Гедеоновича.

Пако и презики

История, где ни разу не упоминается Мигель, так что можете не читать.

Это одна из эпичнейших историй в жизни Ассоциации.

Имена изменены, ибо несколько человек могут погибнуть, если правда откроется.

Главного героя назовем Пако. Пол-Испании Пако, так что опасности нет.

Пако был женат на Марте. Марта внешне была удивительно схожа с Уго Чавесом. И характер примерно такой же.

Пако боялся Марты, как румыны – зимы под Сталинградом. Что не мешало ему блядствовать при первом удобном случае.

А еще в Ассоциации работал бухгалтер Маноло. Самый заурядный человек, которого только можно себе представить. К тому же из-за гипотиреоза и диабета он весил 120 кг, потел, пах как ломтики двухдневной репы и почти не двигался.

И вот Пако завел роман с замужней девушкой из фармкомпании, базирующейся на соседнем этаже. Ну и поскольку жена доверяла Пако как Уго Чавес капитализму, то встречался он с любовницей по утрам. Где-то в гостинице рядом с нашим бизнес-центром. Точно не знаю, меня они не звали.

Ради этого Пако даже стал жаворонком и просыпался ни свет ни заря.

И вот однажды утром.

Девушка пишет Пако – мол, хочет внепланово встретиться. Ну, как бы горит, дымится и клокочет все внутри. Как раз было что-то не так с Меркурием. Пако быстро одевается и уже готов выходить, как вдруг вспоминает, что заначка презервативов в аптечке машины иссякла.

А с круглосуточными аптеками и супермаркетами в Мадриде так себе. Пако смотрит в тумбочке. Презервативов нет. И тут он вспоминает, что они должны быть в тумбочке жены. Открывает. Как раз лежат два. Тихо достает. И в момент, когда рука с двумя презервативами движется в воздухе, жена открывает глаза.

Нам даже близко не представить, какой ужас, шок и смятение испытал Пако. Поэтому нам также не понять, как его мозг решил выпутаться из ситуации.

Причем говорил он так уверенно и без раздумий, что даже строгая жена поверила.

– Это не это. Это я для Маноло взял.

– Для Маноло???

– Ну да, нашего бухгалтера.

– ?!

– Слушай, у него роман с женщиной из соседней фирмы, и он попросил меня взять парочку, у нас утром совещание с ним. Ему ходить трудно, аптек по пути нет.

История про то, что бухгалтер Маноло звонит утром Пако и просит взять пару презиков на совещание, была настолько уморительной, что до сих пор актуальна шутка – писать Пако просьбы принести презервативы, лубрикант или вибратор. На совещание, на футбол, на собеседования. Пако, у нас сегодня аудит, возьми сразу пачку.

Егор-куни

Помнится, однажды в туалете департамента здравоохранения города N, где у меня были дела (в департаменте дела стратегические, в туалете – тактические… или, скорее, наоборот), я наткнулся на лапидарное предложение (просьбу, угрозу, воззвание – нужное подчеркнуть) по оказанию сексуальных услуг специфического характера, номер телефона и имя Егор. Все бы хорошо, но, сказать честно, внутренний мир людей, предлагающих интимную близость посредством стен лифтов и туалетов, всегда был для меня загадкой. Да и имя Егор как-то совсем не ассоциировалось с такой деятельностью, как и имя Тимур, например. Другое дело какой-нибудь Мишель, Стефан или, на крайний случай, Антуан. Не буду отрицать, сие есть предосудительный стереотип, сковывающий безграничный мир эротомании рамками латинской, и даже у́же, франкофонской традиции, виной чему фривольная литература XVIII века, которую я читал в ожидании факультатива по биологии в девятом классе, ибо других книг, не посвященных биологии, в кабинете биологии, как ни странно, не было. Не суть.

Озадаченный тягой тезки Гайдара к реализации своего хобби, видимо, настолько мучительной, что он воззвал к помощи общества, я пошел на встречу с работниками департамента. Но во время встречи думал про Егора. Было ли это его настоящее имя. Работал ли он в департаменте. Какого числа у меня билет в Мадрид. Почему произошла трагедия под Седаном. Относятся ли марийцы к финно-угорским народам. Под грузом этих мыслей я выглядел таинственно и сдержанно, как и подобало представителю европейской ассоциации сил добра. Переговоры шли с тремя дамами. И все они по душевной доброте не хотели тратить все наше время на обсуждение борьбы со злом, и через час переговоры можно было считать завершившимися, и меня потчевали чаем и земляничным пирогом, неформально расспрашивая о клинической смерти и гомеопатии в странах Шенгенского соглашения. Видимо, моя таинственность намекала и на длительное употребление траумеля, и на пару остановок сердца.

Запив третий кусок пирога, одна из дам посмотрела глубоко мне в душу и спросила, о чем же я постоянно думаю.

Я решил ничего не скрывать. Тем более переговоры завершились желаемым нулевым результатом, а своей склонности к эпатажу я во многом был обязан формированию в глазах руководства мнения обо мне, как о человеке, умеющем нестандартно мыслить. Мнения ошибочного, но столь необходимого в деле цивилизованной растраты денег непонятного генезиса на бессмысленные цели.

Решив не размениваться на Седан, я сразу перешел к главному и спросил:

– А вы были в Марий Эл?

– Ой, мы так редко ездим в Европу, – сказала дама помоложе и откусила датское китайское песочное печенье.

Я начал было, но потом подумал: а почему это Марий Эл – не Европа? Надо избавляться от стереотипов.

Я перешел к Егору. Тезисно рассказал мою позицию. Непонимание места его поисков, неприятие, в силу ограниченности моей психики, такого имени у участника разнузданных оргий, большие вопросы вызывало его обещание результатов встречи. Я спросил, где в городе обычно знакомятся. Есть ли клубы для свингеров. И нет ли у департамента здравоохранения города N репутации места, где много заинтересованных женщин.

Вопросы вызвали оживление.

Посетовали, что туалеты общие. Дни открытых дверей. Граждане постоянно ходят с жалобами. Вот и результат. И власть не вызывает уважения.

Да и, по правде, мужик уже не тот.

Потом дама помоложе, редко бывающая в Европе, раскрыла интересный мотив в действиях Егора.

– А потом, они же думают: раз департамент здравоохранения, то мы тут все здоровые. Не спидозные.

Старшая начальница рассмеялась:

– Это что, значит, в министерстве труда они в сортире объявления о поиске работы оставляют?

Все долго смеялись.

Егор предстал перед моими глазами в совершенно новом свете. Ответственным гражданином. ЗОЖ-ником. Поборником отказа от глютена и ГМО. Быть может, даже участником марафона в пользу детей-сирот.

Я допил чай, раскланялся и пошел читать про марийцев.

Итальянцы в бушлатах

Ну, раз заговорили о стереотипах, добью тему.

Естественно, во время моего пребывания в Испании стереотипы по отношению ко мне видоизменились. В России человек с армянской фамилией несет на себе гнет стереотипов от «Мимино» до юмористических программ на ТНТ. В Испании я сразу стал представителем некой Терра Инкогнита от Монголии до Карелии, православно-исламским, русско-татарским коневодом, обожающим балет.

Перечислять, какие суперспособности видели во мне люди (к слову – вполне образованные), не хватит никаких сил.

Я и в водке разбираюсь, и в балете, и в конях, и КГБ должно было меня прессовать и мучить током в подвалах на пару с русской мафией. Икра, медведи, русско-чеченские казаки, и все это на фоне экстремального холода, который выдерживаешь только благодаря меховым трусам, ушанке и водке с водкой. Плюс как-то смутно знали, что я армянин, поэтому однажды меня спросили, чего же хочет в конце концов этот Талибан. И соболезновали по поводу теракта в Пакистане. Все логично.

Теперь я понимаю, почему в западных фильмах есть русский казак по имени Буйдур – православный мафиози, ненавидящий грузин. Это пишут те же самые люди, что уточняли у меня, есть ли в Москве автобусы.

Ну, причащались бы хоть Википедией, перед тем как творить кино.

В одной серии «Черного списка» (нормальный вроде сериал) действие проходит в Узбекистане. Там католический священник – работающий под прикрытием агент ЦРУ, во время мессы его похищает борец за независимость Узбекистана по имени Руслан Денисов, у которого ярко выраженная кавказская внешность, и он рассказывает, что хочет освободить свой узбекский народ. Я выключил. Кровь из глаз мешала смотреть.

И вот история. Приехали в Москву в ноябре два итальянца, гости Ассоциации. Я должен был их встретить и сопроводить на переговоры и на ужин. Поселились они, по моей рекомендации, в отеле «Савой» на Кузнецком. Ибо это давало удобную логистику и «Детский мир» рядом.

Жду я их в холле. Выходят двое в каких-то бушлатах. То ли это лыжные костюмы для жизни под лавиной, то ли одежда заполярных охотников. Ребята, говорю, наденьте пальтишко и вперед, ноябрь месяц. После некоторых сомнений послушались и пошли переоделись.

Выйдя на улицу, говорю им, что нам до «Пушкинской» одна остановка на метро. Адские пробки, а ресторан прямо у выхода из метро «Пушкинская». Тот, что помоложе, спрашивает – безопасно ли это?

Метро? Да, говорю, а что?

Итальянец отвечает, мол, могут ли взорвать, ограбить, изнасиловать и т. д. Рэкет опять же – на входе и на выходе из вагона плати мафии. Массовые драки между продавцами краденых телефонов. Попытка отжать у тебя почку.

Ну все, как обычно, и я начинаю свою привычную лекцию о стереотипах. Говорю минут десять, параллельно с этим прогуливаемся, и я показываю им Кузнецкий мост с веганскими кафе, антикварными лавками и «Данкин Донатсом».

Ребят немного отпустило, и, продолжая беседу, мы вошли в арку, ведущую к входу в метро.

Ничто не предвещало беды.

Но тут, впервые за двадцать пять лет моего знакомства с этим местом, перед метро играл уличный музыкант. Не те многочисленные ребята, которые играют на самом Кузнецком все подряд, начиная от рока и заканчивая тибетской музыкой.

На деревянном ящике сидел мужчина в ватнике и ушанке и играл на гармони. И играл «Катюшу». Больше всех остолбенел я. Особенно с учетом того, что я недавно говорил. Итальянцы стали смотреть на меня с легким недоверием и весь перегон между «Кузнецким мостом» и «Пушкинской» держались за карманы и сумки, нервно озираясь по сторонам в ожидании атаки чечено-казаков.

Шампанское, потом борщи, беф а ля Строганов, Пожарские котлеты и оливье с раковыми шейками под хорошее красное расслабили наших гостей. К концу вечера итальянец постарше спросил меня, улыбаясь на всю ширину своего, порозовевшего от гастрономического удовольствия, лица.

– А на ночь, возможно, мы организуем какие-то безумные развлечения?

– Какие именно?

– Ну знаете, как это описывает массовая культура… Может, поедем на охоту, стрелять птиц?

– Хм. Ну до ближайшей охоты часа четыре ехать, а в городе мы не стреляем, особенно птиц.

Ночью мы поехали в клуб. С электронной музыкой, самбукой и дамами разного уровня социальной ответственности. Итальянцы подписали все необходимые договоры и уехали на аэроэкспрессе в Шереметьево очень довольные, хоть и страдающие от похмелья.

P. S. Были люди в моей жизни, которые трезво и реалистично представляют нашу страну, различают Узбекистан и Грузию и вообще большие молодцы. Но их не так уж много. И рассказ о них – это совсем другая история.

P. S. S. Рассказ не претендует на роль исследования по сравнительному анализу отечественного и зарубежного образования, когнитивных способностей жителей разных стран и т. д. Он вообще ни на что не претендует. Просто история про стереотипы.