Последний классик. Том второй

© Рим Юсупов, 2022

ISBN 978-5-0059-0615-1 (т. 2)

ISBN 978-5-0059-0442-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

РИМ ЮСУПОВ
ПОСЛЕДНИЙ КЛАССИК

(Роман в стихах)

ТОМ ВТОРОЙ

2020 г.

К 150-летию со дня рождения великого русского поэта и писателя Ивана Алексеевича Бунина

 
ТОМ ВТОРОЙ
 
 
СМЯТЕНИЕ ГЕНИЯ
 
 
ОН, ТО, В МОСКВЕ, ТО, В ПЕТЕРБУРГЕ…
«Следуй своей дорогой,
и пусть люди говорят что угодно».
Данте Алигьери
1
Уже двадцатого столетья
Оканчивался третий год.
Декабрьский холодный ветер
Снега по улицам метёт.
Мороз усилившись, стремится
Проникнуть к людям в их дома.
Шальными вьюгами кружится
По улицам Москвы зима.
И Бунин там, в Москве, он тоже,
Подвержен вьюгам озорным,
Как и любой, иной прохожий
Среди всесилия зимы.
Но нынче, Бунин зря не бродит,
Усталость чувствуя в ногах.
Приют себе, он здесь находит
У брата и в иных домах.
Здесь у него знакомых много.
Друзей, пожалуй, и не счесть.
Но он гостить не любит долго,
На то свои причины есть.
2
К нему в те дни был многих ближе
Найдёнов – русский драматург,
Кто славой вовсе не обижен,
Не зря его все люди чтут.
«Детей Ванюшина» – спектакль,
Пересмотрела вся Москва.
Во всех театрах многократно
Та пьеса жизненная, шла.
Такого яркого успеха,
В те дни не каждый достигал.
Ценил Найдёнова сам Чехов,
Как драматург и театрал.
Он откровенно признавался,
Что им театр сегодня жив.
И всё же, скромным оставался
Найдёнов, славу ощутив.
Он не любил восторгов шумных,
Застенчивым и тихим был.
И может быть, за это, Бунин
Его всем сердцем полюбил.
3
Они недаром подружились,
Поэт и славный драматург.
Друзьями став, они решились
Во Францию поехать вдруг.
Да и Италия там рядом.
Уговорить сумел поэт
Того, кому казался адом
Мир запада – источник бед.
Враждебным к западной культуре,
Найденов, почему-то был.
Не стал с ним спорить Бунин мудрый —
Культуры мира он ценил.
Возможно, что и друг оценит.
Зимой они пустились в путь,
Набрав в дорогу нужных денег,
Чтоб не скитаться как-нибудь.
И вот к Варшаве поезд мчится,
Как прежде, быстро и легко.
Встречает польская столица
Как всех, их зимним холодком.
4
И здесь зима, и здесь декабрь
Людские чувства холодит.
А им тепла живого надо.
А им охота ярко жить.
Любовью, дружбой безупречной
Страну бы, эту, озарить!
Нельзя же, людям бесконечно,
В сердцах живое зло таить.
Поляки гордые не смеют
Былую славу позабыть.
Их души эта слава греет
И не даёт спокойно жить.
Знал Бунин: много раз поляки
Свободными пытались стать.
Не удавалось им, однако
Российских воинов изгнать.
Хотя не в рабстве жили вроде,
Они, в те мирные года.
И всё же, истинной свободы
Недоставало им всегда.
5
О Польше часто думал Бунин.
И в нём была поляков кровь.
Но время, протекая бурно,
Иную, в нём зажгла любовь.
Видать не зря, по воле рока,
Кровь русских и иных славян
Перемешалась ненароком,
Родив немало дивных тайн.
Дворяне многие из Польши
Царю служили на Руси.
Какой в них крови стало больше,
Никто не смог бы, объяснить.
Но Бунин русским был, отчизну
Не зря, он искренне любил.
А в Польше он никем не признан.
Как гость здесь, временно он жил.
Ничем их Бунин не тревожил,
Поскольку, всё же, был чужим.
Ах, впечатления! Не может,
Поэт не отдаваться им.
6
А из Варшавы прямо в Ниццу
Доставил поезд двух друзей,
Проехав Австрии столицу
И города иных земель.
Они устроились неплохо
В гостинице «Континенталь».
Мир Франции иной эпохи,
Средь гор им замками предстал.
И Бунин, как поэт, прельщённый
Их красотой, торжествовал.
Найденов этим возмущённый,
Кричал: «Я б, замки те взорвал!
Что в них? Былых времён спесивость,
Чей дух забвение несёт.
Хотя и выглядят красиво,
Та красота мир не спасёт.
Всё грубо в них и безобразно,
Всё неуютно, мрачно тут».
Быть может, Бунина он дразнит,
Не признавая красоту.
7
Не очень-то любил Найденов
Ходить в музеи стран чужих —
Всё чуждо здесь, всё незнакомо.
Здесь непонятен каждый штрих.
Чужих времён былую ценность,
Реликвии чужих побед,
Он отвергал довольно смело.
В нём, знать о них желанья нет.
Зачем ему чужая гордость,
Идеи чуждые душе.
Он знал: у русского народа
Любая песнь звучит слышней.
А здесь он, ничего не слышит,
Среди чужой ему толпы.
Здесь каждый, что-то жадно ищет,
В плену тревожной суеты.
Здесь вечный поиск и движенье,
И шевеление веков.
Победы здесь и пораженья
Переплетаются легко.
8
Но Бунин был иным, отважно
В иную жизнь врывался он,
И всё познать, увидеть жаждал,
Горя невидимым огнём.
В нём, просыпаясь, любопытство
Стремилось миром завладеть.
Он всё постичь, понять стремится,
Стихами, позже, чтоб воспеть.
Края красивые, чужие,
И замки гордые, средь гор,
Что сохранить смогли былые
Победы, славу и позор.
Историей здесь дышит время
И той, цветущей новизной,
В чьей яви жизнь необыкновенна
Во всём, и летом, и зимой.
Приятней, мягче здесь погода
В долинах чудных и в горах.
Живётся людям здесь свободней
Чем, может быть, в иных краях.
 
 
9
Как не желал Найденов, всё же,
В музеи с Буниным ходил.
Себя сомненьями тревожа,
Любви к ним он не находил.
Они и в Каннах побывали
И в Монте-Карло, как и все,
Немного денег проиграли,
В игре одуматься успев.
Из Ниццы дальше покатили,
Уже в Италию они.
И во Флоренции пожили,
Под небом чистой синевы,
Хотя порой и омрачали
Их снеговые облака.
Но вовсе не было печали
И не томила их тоска.
Их и Венеция сумела,
Как всех иных, очаровать,
Хотя Найденов то и дело,
Пытался, как всегда, ворчать.
10
Не зря Венеция осталась
В душе поэта навсегда,
Как непредвиденная радость
Людского, дивного труда.
И красотой, и вдохновеньем,
И дивной прелестью своей,
Она пронизывала время,
Легко плывущее над ней.
Оглядывал он острым взором,
Не без живого торжества:
Святые, вечные соборы —
Приют любви и божества,
Дворцы изысканного стиля
Архитектуры древних лет.
Издалека, над морем синим
Сверкал их гордый силуэт.
А по каналам гондольеры
Плыли, куда-то не спеша.
Здесь красоте смогла поверить,
Поэта чуткая душа.
 
 
11
Здесь Бунин, сердце растревожив,
Познал величие времён.
Ведь здесь и Байрон был, он тоже
Венецией был восхищён.
Немало гениев Европы,
Венеции отдали честь.
Признаться Бунину охота,
Что он не зря сегодня здесь.
Любой писатель и мыслитель,
Любой художник и поэт,
Не зря в Венецию стремится,
Спеша оставить в ней свой след.
Спеша надолго зарядиться
Её нетленной красотой,
Чтоб навсегда оставить в мыслях
Ту, красивей которой нет.
И Бунин тоже был не в силах
Здесь, хоть немного, не побыть.
И всё же, родина, Россия,
К себе тянула, как магнит.
12
И Бунин не сопротивлялся,
Услышав зов страны родной.
Найденов же, и вовсе рвался
В Москву, на родину, домой.
И из Венеции «с экспрессом»
Уехали друзья в Москву.
В вагоне им совсем не тесно.
И Бунин вновь примкнул к окну.
Там горы снежные, долины
И небольшие города
Мелькая, проносились мимо
И исчезали навсегда.
Но не из памяти – надолго
В себе их Бунин сохранит,
Как промелькнувшую свободу,
В мгновеньях чьих привык он жить.
А поезд мчался, не теряясь
Среди белеющих снегов,
Пока Москва не показалась
С весёлым шумом голосов.
 
 
13
Москва наполнена движеньем
И неподдельной суетой.
Весёлым этим оживленьем
Отвергнут был людской покой.
Все были заняты делами,
Хотя по-прежнему зима,
Играет снежными ветрами
И непривычно холодна.
Февраль, всегда он расторопен
И щедр на вьюги и снега.
Здесь холоднее, чем в Европе,
Но это вовсе не беда.
Наоборот – бодрее люди
И здоровее может быть.
Но климат людям не подсуден.
В любое время нужно жить.
Зимой живёшь ты или летом,
Не в этом всё же, жизни суть.
И Бунин тоже знал об этом,
Живя легко, не как-нибудь.
14
Вновь по редакциям он ходит,
Стихи, рассказы отдаёт.
И время нужное находит —
И вновь шедевры создаёт.
Стихи и новые рассказы
И даже повести опять,
Всплывают блёстками алмазов,
Готовых в днях любых сверкать.
То снова он спешит на «Среду»,
К коллегам близким и друзьям,
Легко внедряясь в их беседы,
Забыть которые нельзя.
То в ресторан идёт с друзьями,
Спеша стихами их увлечь.
В Москве всё время Бунин занят,
Во власти творчества и встреч.
В Москве, вновь Чехова он встретил
И был, конечно, очень рад.
Хотя, как многие, заметил,
Что Чехов видимо ослаб.
 
 
15
Болезни, явно он поддался,
Был бледен, ничего не ел,
Хотя, как прежде улыбался,
На всех приветливо глядел.
Наверно, силы иссякали,
Теряла живость в сердце кровь.
И лишь душа не уставала,
Храня в себе его любовь.
В кругу друзей побыв немного,
Простившись с ними, он ушёл,
Наполнив Бунина тревогой,
Рождая в нём незримый шок:
Как быстро изменился Чехов.
Лишь шесть недель прошло с тех пор
Когда и с юмором и смехом,
Они вели свой разговор.
Был оживлён и бодр писатель,
Рассказам Бунина внимал,
Стараясь, тут же, отыскать в них,
Для тем своих материал.
16
Болезнью Чехова, безмерно
Был в дни те, Бунин удручён.
И всё ж, по-прежнему не верил,
Что потеряет друга, он.
А жизнь звала его в дорогу.
И как всегда, легко и вдруг,
Отбросив лишние тревоги,
Он уезжает в Петербург.
Знакомый путь вновь повторяя,
Бежит по рельсам паровоз.
Тьму ночи снова озаряет,
Летящих искр созвездье звёзд.
Мелькают быстрые деревья,
Белеют яркие снега.
А Бунин, новым грёзам внемля
Сидит, как прежде у окна.
О чём его живые думы
Плывут, в сознание скользя? —
Об этом знает сам лишь, Бунин,
В стихах, поздней, чтоб рассказать.
 
 
17
Он в Петербурге, как в угаре,
Спешит к редакторам опять,
Забрать остатки гонораров,
Рассказы новые отдать.
Стихами загрузить журналы,
Да и газетам передать.
Зайти к друзьям, их здесь немало.
Любой из них поэту рад.
Жаль, Куприна, здесь не застал, он —
Тот в Балаклаву укатил.
И говорят, что с кем попало
Куприн, по страшному, кутил.
А ведь писал теперь он лучше.
Не слава ль, тянет многих вниз
И обещая радость, мучит,
Рождая горестный каприз.
Поэтам нужно быть сильнее,
Да и мудрее, может быть.
Хотя писать они умеют.
Но честь свою, как сохранить?
18
А в Петербурге наступила
Вдруг долгожданная весна.
Деревьям добавляя силы,
Светило солнце в небесах.
И зелень брызнула из почек,
Питаясь соками земли.
И эти первые листочки,
Преобразить весь мир смогли.
Они с днём каждым укреплялись.
И дружный рост их был богат.
Сады цветами наполнялись,
Распространяя аромат.
Трава зелёная дарила
Неповторимость красоты.
Природа снова повторила
Земные яркие мечты.
В садах опять запели птицы,
Согревшись солнечным теплом.
В весенних, ярких днях, искристых
Преображалось всё кругом.
 
 
19
И Бунин тоже, словно птица,
Поверил сердцем всем, весне.
В края родные он стремится,
К своей, проснувшейся земле.
К родной и кровной, где родился,
Мир, познавая, подрастал.
Где ярко мыслить научился
И где, давно поэтом стал.
Решил в Огневку, он на лето
Уехать, чтобы там пожить,
Среди степей великолепных,
В полях, шумящих морем ржи.
Среди разросшейся пшеницы
И удивительных садов.
У рек, с водой зеркально чистой,
Где он, весь день бродить готов,
Отдавшись самым светлым мыслям
И ярким думам, что опять
В стихи готовы превратиться,
Жизнь, превращая в благодать.
20
Вошло у Бунина, в привычку
В дни лета у родных бывать.
Жилось поэту здесь отлично,
Но не привык он отдыхать.
Восточной темой увлекаясь
Писал стихи, читал Коран,
Познать сознанием стараясь,
Религию восточных стран.
И странно: истины их тоже,
Добром и мудростью своей
Во всём, на Библию похожи,
А в чём-то, может и мудрей.
В те дни переводил, он, так же,
И драму Байрона – «Манфред»,
Врываясь в мир страстей отважно,
В мгновеньях, чьих свободы нет.
Сочувствовал Манфреду Бунин,
И он любовь не оживил,
В прошедших, давних днях угрюмых,
В мгновеньях чьих, страдая жил.
 
 
21
Так жизнь в Огневке протекала.
И вдруг, на почте, из газет
О смерти Чехова узнал, он,
И для него померк, весь свет.
По сердцу лезвием, как будто,
Вдруг полоснули те слова:
«Скончался Чехов…» Стало жутко
И закружилась голова.
Поэту не хотелось верить.
Но не могли газеты врать,
Что, на курорте Баденвейлер,
Ушёл из жизни друг и брат.
Брат по перу и по таланту,
Наставник мудрый, мысли чьи,
Так удивительно богаты.
Не зря он Бунина учил
Быть справедливым, чутким смелым —
Таким, каким и сам он был.
В иные, новые пределы
Уйдя, людей он не забыл.
22
Сдержаться Бунин попытался
От слёз, но не хватило сил.
Сев на коня, он вдаль помчался
И по полям родным кружил.
Стекали слёзы с глаз ручьями,
В сознанье наплывал туман.
Душа, как будто бы, кричала:
«Нет смерти! Это всё обман!»
А мир молчал, воспринимая
Живое горя явью дня.
И сам себя, не понимая,
Вновь Бунин торопил коня.
Конь запыхавшийся, не верил,
Что вне рассудка был седок.
Вернуться надо бы, в деревню,
А Бунин слёз сдержать не мог.
Коню как будто передалась
И боль поэта, и тоска.
И в нём отчаянье рождалось,
Сливаясь с горем седока.
 
 
23
Для сердца чуткого поэта
И для души, и для ума,
Была страшна потеря эта.
Явленьем горестного дня.
Хотя подсказывала зримо
Болезнь летальный свой, исход.
Но Чехов, многими любимый,
Покинуть, просто всех не мог.
Казалось, гений был обязан,
Во имя всех жизнь продолжать.
Но время, жизненные связи,
Спешит внезапно разорвать.
Причин для этого немало —
Лишенья в детстве, тяжкий труд.
Здоровья телу не хватало —
В нём жил чувствительный недуг.
Был Чехов доктором и знал, он,
Своей болезни злую суть.
Зато, его, плоды сознанья
В мир вечной славы вознесут.
24
Легко ушёл из жизни Чехов,
Своих друзей опередив.
Болезнь бессмертью не помеха —
Всегда в России Чехов жив.
Но в дни те горькое известье
Смутило многие умы.
По долгу совести и чести,
Прощались с гением они.
А, Бунин, среди этих, многих,
Был самым грустным, может быть.
Отдавшись горестной тревоге,
Не смел он Чехова забыть.
Лишь рядом с ним он был счастливым,
Ему лишь, посвятить он мог,
Свои душевные порывы
И мыслей радостный полёт.
Лишь Чехов мог, легко и мудро,
Критично, мягко, подсказать,
В чём прав, а в чём не прав был Бунин,
Его талантливым признав.
 
 
25
От горя выглядя устало,
Поэт, почти не ел, не пил.
В нём вдохновение пропало.
О творчестве он позабыл.
Всё стало для него не мило,
И даже пошло, может быть.
Всё неприятно. Всё уныло.
И даже неохота жить.
Всё скверно, серо, апатично
И неприемлемо душе.
И сердце билось непривычно,
Словно подвижная мишень
Для стрел отчаянья и боли.
Он похудел и побледнел,
Готовясь к наихудшей доли,
Забыв про праведную цель.
Отбросив все мечты, в которых,
Ещё недавно ярко жил.
Он утопал, как птица в море,
В беде, оставшись вдруг без крыл.
26
Не зря вдруг братья всполошились,
Ивана потерять боясь,
Чтобы отвлечь его, решились
Они поехать на Кавказ.
Печальный Бунин согласился,
Хотя, как прежде тосковал.
И вовсе даже не стремился,
Пронзить собой иную даль.
Но может быть развеет мысли —
Он на Кавказе не бывал.
Не там ли, Бунин озарится
Свободой, позабыв печаль.
Но горе видимо сильнее —
Не пишет о Кавказе, он.
Хотя, там ярче и синее,
Чем над Огневкой, небосклон.
Красив там, снежных гор высоких
Величественный, гордый вид.
И всё же, слов живые строки,
Кавказу, Бунин посвятит.
 
 
27
А мир Кавказа был прекрасен
И удивительный ландшафт,
Красивый и многообразный,
Средь гор и рек и буйных трав,
Мог оживить любую душу,
Любое сердце оживить.
Шум водопадов Бунин слушал
И чувствовал, что надо жить.
Глядел, как горные бараны,
Мелькая, высоко в горах,
Спешили ввысь по скальным граням,
Не ведая, как люди, страх.
Как высоко, орлы кружились,
Чертя невидимый узор.
Конечно же, обворожила
Поэта, местность дивных гор
И бездны пропасти, и скалы,
И реки, чья вода чиста…
Вновь душу Бунина спасала
Земной природы красота
28
Поэт, земной природы милость,
Душой и сердцем ощущал.
Когда в деревню возвратились,
В нём кризис духа миновал.
Он у Пушешниковых, в их доме
На время приобрёл приют.
И по местам, ему знакомым,
Бродил, как прежде, там и тут.
Порой задумавшись, беспечно
Сидел на берегу реки
И был безмолвием отмечен,
В плену печали и тоски.
Но пенье птиц и трав дрожанье,
Свет солнца, синева небес,
Земную радость отражая,
Влекли его вновь в мир чудес.
И ветер, свежестью овеяв,
Как будто к жизни пробуждал.
Незримо, тихо лечит время,
Того, кто горе испытал.
 
 
30
К перу, вновь, Бунин потянулся —
О Чехове поэт писал.
В былые годы окунулся,
Родного друга вспоминал.
И то, волнующее время,
Чьей явью Бунин дорожил.
Как счастлив был он в те мгновенья,
Когда с ним рядом Чехов жил.
Был для него всех выше Чехов,
Не мог его он, не любить.
В Москву решился он уехать,
Его родных, чтоб навестить.
И вот и он в кругу любимых,
Родных для гения людей.
Их горе явственно и зримо
Растёт, врываясь в каждый день.
Они, отдавшись злой печали,
Чью суть душе не одолеть,
Великой скорбью отмечали
Не ожидаемую смерть.
31
В те дни беспечно и сумбурно
Жил Бунин, на судьбу не злясь.
Он побывал и в Петербурге,
Чтоб поддержать былую связь
С редакциями тех журналов,
Куда рассказы отдавал,
Или стихи. За них немало
Он гонораров получал.
Любой редактор, принимая
Его, шедевров новых ждал.
О Чехове – «Воспоминанья»
Он там же, для печати сдал.
Но не хотелось жить в столице
К друзьям он там не заходил
В Москву спешит он возвратиться.
Но и в Москве недолго жил.
В Одессу вдруг заторопился,
Ведь у него в Одессе сын.
О нём у Бунина все мысли —
Давно не виделся он с ним.
 
 
32
Поэт увидит сына должен,
Не зря он дал такой зарок.
А впрочем, в Киеве он всё же,
На сутки задержаться смог.
Для киевлян здесь пьесу ставил
Найденов. Рад ему поэт.
В беседе их, по духу равной,
Ни зла, ни отчужденья нет.
Объединяло их стремленье
К любви и правде вековой.
Так жить учил их Чехов, гений.
Проник в них, дух его живой.
Смысл ярких чеховских традиций,
Не им ли нужно продолжать?
И в пьесах, и в стихах искриться
Святая истина должна.
Беседа с явным интересом
Для собеседников лилась.
И Бунин вновь спешит в Одессу,
Навстречу к сыну торопясь.
33
Шёл сыну пятый год. Увидел
Он сына – мальчик милым был.
Вновь сердце таяло, как льдина.
Себя он в сыне находил.
Свои черты в лице прелестном,
Поэт увидеть сразу смог.
И сам он был, когда-то в детстве,
Таким же, нежным, как цветок.
Теперь и сын его, с ним рядом,
Как ангел, блещет красотой.
Им в жизни, вместе быть бы, надо,
Но обделён поэт судьбой.
Из сердца сын как будто вырван,
А он хотел бы, жить лишь с ним.
Нет справедливости в том мире,
Где от отца оторван сын.
И лишь короткие свиданья
Старались сердце оживить —
Судьбы скупые подаянья,
Осколки счастья и любви.
 
 
34
У Куровских он жил в Одессе,
У друга. Вновь они, вдвоём.
У моря вспоминают вместе,
О путешествии своём.
Незабываемые Альпы,
Ущелья гор и блеск вершин,
Дома швейцарцев аккуратных,
Костров пастушьих сизый дым.
И звуки музыки из рога,
Что наполняли царство гор…
Приятно вспомнить им о многом,
Не позабытом до сих пор.
Но Бунин тосковал, не мог он,
В Одессе сердце разрывать.
Могла лишь дальняя дорога
Его от грусти оторвать,
Развеять сумрачные мысли,
Изгнать ненужную тоску.
Опять на родину решился
Уехать он, через Москву.
35
И вот он в поезде, как прежде,
Вне тишины и суеты.
Растеряны его надежды,
Забыты дивные мечты.
Поэт, уже не сомневался,
Что он чего-то потерял.
А поезд, словно и не мчался,
Хотя всё время грохотал.
Казалось, поезд не стремился
Преодолеть рубеж времён,
И слишком медленно тащился
И тряс немыслимо вагон.
Но, так не думалось соседям,
Устроившихся, рядом с ним.
А за окном, над белым снегом
Тускнела призрачная синь.
Всё гуще звёзды наплывали
На небо, отражая блеск.
И время, словно бы теряло,
К земле и к людям интерес.
 
 
36
Вновь у Пушешниковых он.
Опять в Васильевском. Здесь рады
Ему племянники. Их дом,
Стал для писателя отрадой.
Здесь тихо, мирно и тепло,
Хотя декабрь морозит сильно.
Здесь время медленно текло
И жертв невинных не просило.
Не надо было зря кромсать
Дни на не нужные соблазны.
Вновь Бунин начал здесь писать
Стихи и дивные рассказы.
И снова мыслью уходил
В живую красоту природы.
Он и для чтенья находил
Отрезок времени свободный.
Коран и Библию читал,
Поэзией их удивляясь.
Из них он многое познал,
Их мудрость сохранить стараясь.
37
Он здесь же, встретил Новый год —
Год тысяча девятьсот пятый.
Не зная, что его в нём ждёт.
Ждать счастье каждому приятно.
Надежде каждый посвящал
Свои мечты, и Бунин тоже,
От жизни лучшей доли ждал.
Но время было ненадёжным.
В нём было множество причин,
Чтоб сделать жизнь невыносимой.
Уж, в январе, вдруг получил
Письмо он о болезни сына.
И не оправился, иным
Письмом сражён был: «Умер Коля…»
Недавно только был живым,
Скончался вдруг от страшной кори.
Ослабло сердце, не смогло
Преодолеть болезнь. Не знает
Об этом Бунин ничего.
И сам, как будто умирает.
 
 
38
Одна потеря за другой,
Вчера лишь Чехов, друг любимый,
И вот сегодня сын родной,
Его душе необходимый —
Ушли, исчезли, улетев,
Подобно ангелам в синь неба.
Смерть сына, из иных смертей,
Казалась Бунину нелепой.
Такой красивый, светлый лик,
Такая яркая прозрачность
Души! А умер, как старик,
Отдавшись телом смерти мрачной.
Кто в этой смерти виноват?
Конечно, мать не доглядела.
Пусть не удачным был их брак,
Но с сыном быть – святое дело.
Мать предназначена любить
И охранять дитё родное,
В любой болезни рядом быть,
Душой, не чувствуя покоя.
39
И вновь поэт беде отдался,
В тоске глубокой утонув.
Он в боль живую превращался,
В безмолвье душу окунув.
Былые радости и страсти
Спеша отвергнуть и забыть.
И было некому признаться,
Что невозможно стало жить.
Ломала жизнь его, как ветку
Ломает ветер штормовой.
Поехать он решил в Огневку,
Там жил отец его родной.
Хотя и старым стал, как леший,
Но вовсе не был он чужим.
Отец лишь мог его, утешить,
Каким-то способом своим.
Он мог по-своему отметить,
Зигзаги ветреной судьбы,
Признав, что жизнь в руках у смерти,
А люди – времени рабы.
 
 
40
Ему как будто полегчало,
Но боль его не отошла.
На зов времён не отвечала
Его притихшая душа.
Он, побледнев, преобразился,
Устав, как высохший старик.
И к новым целям не стремился,
К страданьям, словно бы, привык.
Такие горести, легко ли,
Преодолеть, борясь с судьбой?
Но и в деревне нет покоя.
Здесь, в тишине страшнее боль.
Гнетут чудовищные мысли
О безвозвратности потерь.
В Москву желает возвратиться,
Он к брату Юлию, теперь.
Всегда ему он доверялся,
Любую тайну мог открыть.
И Юлий с ним не расставался,
Стараясь к жизни возвратить.
41
В Москве немного оживился,
Поэт, среди иных людей,
И к лучшему переменился,
Не покоряясь злой судьбе.
Хотя по-прежнему не пишет,
Он ни рассказов, ни стихов,
Но чей-то глас диктует свыше
Ему отрывки дивных слов.
Надолго их запоминая,
Он для стихов их бережёт,
И жизни разумом внимая,
Мгновенья радостного ждёт
Чтобы стихами вновь пролиться,
Рассказами запечатлеть,
Живые трепетные мысли,
Отторгнув из сознанья смерть.
Хотя как будто невозможно,
Ему теперь, вне сына, жить,
Преодолеть судьбу он должен,
Чтоб свой талант не погубить.
 
 
42
А в это время, в Петербурге
Расстрелян был рабочий люд,
За то, что шёл, довольно бурно
К дворцу царей, на царский суд.
В них силу страшную приметив,
Царь, расстрелять их приказал.
Приказом страшным и нелепым
Покорность подданных взорвав.
Их поп Гапон вёл, безоружных
Рабочих, женщин и детей,
С петицией, о том, что нужно
Улучшить жизнь простых людей.
Облегчить труд для их здоровья,
И одарить свободой всех.
Но грянул залп и лужи крови,
Окрасили багрянцем снег.
День января девятый, всеми,
Не зря в России признан был,
Кровавым, чёрным, воскресеньем.
Тот день Россию изменил.
43
По всей России тихий шепот,
Пролился в смелые слова,
И нарастал незримо, ропот.
Не отставала и Москва.
И здесь повсюду обсужденья
И речи тайные о том,
Что царь достоин осужденья —
Как много крови пролил, он!
Но вслух о том не заявляют.
Нельзя – правительство не спит.
Писать в газетах запрещает,
Стараясь правду утаить.
Но, что же было в Петербурге?
Решил поэт поехать сам,
Чтоб о событиях тех, бурных
Узнать, пожив немного там.
Друзей суждения послушав,
Признав явленье страшных бед,
Волнуя новой болью душу,
В смятенье пребывал, поэт.
 
 
44
Здесь, в Петербурге, всё не просто.
Встречался Бунин с Куприным,
С Ростовцевым и Котляровским.
Заглядывал к друзьям иным.
Во всех редакциях столицы,
Не мог поэт, не побывать.
В те дни, как многие, стремится
Писатель истину понять.
В чём смысл случившегося? Разве
Царю желали люди зла?
Царь выслушать их был обязан.
В ответ же вдруг раздался залп.
А если это бунт? Не смеют
Царя дворяне осуждать.
Он богом дан. Ему виднее,
Кого любить, кого карать.
И всё же, видимо, кончалась
Эпоха царственных особ.
И как бы, не было печально —
Свободы требует народ.
45
Сумбурность этих, мрачных мыслей
И сам поэт осознаёт.
В Москву он в марте возвратился
И с прежней болью в ней живёт.
У Юлия бывал он часто,
У Телешовых – лишь иногда.
Просило сердце соучастья,
Таясь в груди осколком льда.
В нём стало меньше оживленья
И юмор Бунина угас.
И груз накопленных сомнений,
Словно сдавил былую страсть.
И чувства, чуть мерцая, гасли,
Желаний сердцу не даря.
И рвётся Бунин не напрасно,
Опять в родимые края.
Быть может там, к земле прижавшись,
В себя вновь силы он вдохнёт.
Такое было с ним и раньше.
Он должен жить, стремясь вперёд.
 
 
46
Легко и быстро, как и прежде,
Он уезжает из Москвы.
Знакомый путь поэта нежит
Живыми красками весны.
Мир изменяется заметно.
Светлеет, чистый, нежный лес.
Сияньем солнечного света,
Как прежде, озарён он весь.
И тучки солнцу не мешают,
Скользить по синеве небес.
Берёзы радостно вбирают
В себя тепло и солнца блеск.
В лесу, пока ещё, прохладно,
И всё ж, дыханием весны
Лес изменяется наглядно.
Свежеет крона у сосны.
Осыпан весь упавшей хвоей,
Под ёлками ноздрястый снег.
Он тает и водой живою,
Незримо начинает бег.
47
И пахнут почками деревья,
Как и проснувшейся корой.
В стволах их сок уже не дремлет,
Хотя пока ещё сырой.
И всё ж, под солнцем, нагреваясь
Достигнуть всех ветвей готов,
Сплетая в них живую завязь,
И ранних листьев и цветов.
Ольха готова распуститься,
Свои серёжки опустив,
Пыльца чья, жёлтая дымится,
Свою свободу оживив.
Как облачко, она готова,
Легко по воздуху уплыть.
Пыльцу ту, шмели, пчёлы ловят,
Спеша себя озолотить.
И ивы, ценное богатство
Цветов, раздаривают всем —
Все насекомые кружатся
У ив, в весенний, тёплый день.
 
 
48
Но иногда, холодной местью
Зима пугает мир цветов.
И лишь черёмухе известно,
Когда не будет холодов.
В садах, в лесу, уже немало
Деревьев разных отцвело.
Но вдруг, опять похолодало
И снегом землю замело.
Хотя к утру он вновь растаял,
Но, как назло, деревьям всем,
Вновь моросящими дождями
Окутался прохладный день.
В стволах деревьев еле-еле,
Сок продолжал незримо течь.
И лишь черёмуха сумела
Себя от холода сберечь.
Но новый день принёс деревьям
Вновь изобилие тепла.
И лишь тогда, теплу поверив,
Черёмуха вдруг расцвела.
49
Любил весну поэт, немало
Стихов о ней он написал.
Его душа весны желала.
Себя весне он посвящал.
Но, в эти дни, когда смятеньем
Наполнен был от разных бед,
Не мог весенние явленья
Стихами высказать поэт.
В то время жаждал он покоя,
Спеша отвлечься от всего.
Жаль, нет лекарства никакого
От непредвиденных тревог.
И всё же, он решил забыться
От шума жизни в тишине,
Изгнав тревожащие мысли
Былых и проходящих дней.
Не зря торопится в деревню
Поэт, подальше от людей,
От их призывов, жалких мнений,
Не убедительных идей.
 
 
50
И вот в Васильевском он. Бунин.
Племянник Коля, лучший друг,
Встречает радостно и шумно
И создаёт ему уют.
В отдельной комнате, с кроватью
И нужным, письменным столом,
Поэту жить весьма приятно.
И Коля в доме здесь, при нём.
Они беседовали часто.
Заметил Бунин: изучал
Он астрономию пристрастно,
И много тайн её познал.
Они друг к другу привязались,
Найдя во многом общий смысл.
Так до июля продолжалась
Поэта праведная жизнь.
Но получил вдруг из Огневки
Письмо он – заболела мать.
Схватила воспаленье легких —
Температуру не согнать.
51
Опять великая тревога
Пронзила Бунина за мать.
Он тут же, бросился в дорогу,
Не зная, что же, предпринять.
Чуть не сошёл с ума, но надо
В таких делах разумным быть.
Врача елецкого, Виганда,
В семье решили, пригласить.
Врача того знал каждый житель,
Лечил людей он, словно бог.
Известный доктор и целитель,
Виганда, матери помог.
Поднял на ноги, дал лекарство,
Режим больничный прописал.
И Бунин должен был признаться —
Таких врачей он не видал.
И вот когда ей легче стало,
И он прийти в себя сумел,
В нём вновь душа возликовала,
Спеша в неведомый предел.
 
 
52
К поэзии он потянулся,
К дремавшим тихо в нём, стихам.
В живые мысли окунулся,
Отдавшись ритмам и словам.
Чувств, просыпающихся, живость,
В стихах искала свой приют.
Мысль отточенная, стремилась
Прорвать неведения круг.
Чтоб в явь великую ворваться,
Не признавая в том греха,
И яркой истиной остаться
В строке красивого стиха.
Живым явлением стараясь
Любую душу разбудить,
Даря ей истинную радость,
Ту, без которой трудно жить.
Не зря в стихах тех прорастала
Любовь, во имя всех людей.
В те дни разбрасывал горстями,
Поэт стихи, как чародей.
53
Его стихи читайте сами.
Но лично я забыть не смог
Ни «Тэмджид» Бунина, ни «Тайну»,
Ни «Мистику» и ни «Потоп».
Ни «Новую весну» поэта
И не «Ольху» – они во мне.
Разнообразие всё это —
Как яркий отблеск давних дней
И осмысление свободы,
Что не даётся всем легко.
А в описаниях природы
Есть отражение веков.
Не зря, наверное, тянулась
Душа поэта к чистоте
Глубокой древности, чья мудрость
Всегда была на высоте.
Чья справедливость отражала
Святую истину людей.
А нынче: подлость обнажая,
Гнетут нас лживостью идей.
 
 
54
От всех волнений отрекаясь,
Отбросив дум печальных груз,
Работал Бунин, отдаваясь,
Порывам ярких, светлых чувств.
Покой души не признавая,
Писал он, жадно, каждый день,
В стихах, как будто исчезая
И растворяясь в них, как тень.
А дни спешили. Незаметно,
Легко и быстро, как всегда,
Промчалось ласковое лето,
В заботах сельского труда.
Кончалась летняя отрада.
Прохладно стало по утрам.
И возвратившийся сентябрь,
На землю напускал туман.
И Бунин вновь, подобно птице,
К теплу поближе, в Крым спешит.
Он в Ялту милую стремится,
Чтоб в доме Чехова пожить.
55
Не зря желание такое
В нём возрождалось много раз.
С великим гением любовью,
Всю жизнь поддерживал он связь.
Смерть Чехова не прерывала
Их единение, хотя
Печалью душу наполняло
И угнетало, не шутя.
Никак не мог поэт привыкнуть,
Что Чехова с ним рядом нет.
И смех его и юмор скрытый,
Не зря оставили в нём след.
Лишь с Чеховым, легко и просто
Себя, всегда, он ощущал.
И Чехов, Бунина не гостем —
Родным и близким признавал.
Не зря с желанием огромным
К ним часто Бунин заходил.
И вот, опять он в Ялте, в доме
Того, которым дорожил.
 
 
56
Вновь Чеховы его встречают:
Сестра писателя и мать*.
Опять они, за чашкой чая,
Антона будут вспоминать.
Каким он был в далёком детстве,
Как он писателем смог стать.
Могли родные лишь, без лести
Его правдиво описать,
Без всяких внутренних соблазнов.
Особенно родная мать.
А Бунин слушал их рассказы,
Спеша в тетрадь переписать.
Ему всё это пригодится
В труде: «О Чехове», поздней.
Глядя на их простые лица,
Что стали мягче, но грустней.
Он видел родственность их взглядов
И одинаковость морщин
И, окажись вдруг Чехов, рядом —
Слилась бы, родственность та с ним.
57
Октябрь в Ялте продолжался.
Стояли серые деньки.
Туман на горы опускался,
Костров скрывая огоньки.
В селеньях горных воцарилась,
Дней первобытных тишина.
Всё небо тучами накрылось.
А к ночи мир сокрыла тьма.
И даже море не искрилось —
Ни звёзд над нею, ни луны.
А волны валами катились,
На берег дремлющей земли.
Так дни за днями, тихо, сонно,
Шли, оставляя грустный след.
И в этой жизни монотонной,
Не видел выхода поэт.
Душа от горестей устала,
Стремясь в неведомый предел.
Но, в одиночестве оставить,
Он женщин Чехова, не смел.
 

Сестра писателя и мать* – сестра писателя Чехова: Мария Павловна, мать – Евгения Яковлевна

 
58
Чтоб поддержать, скорбящих женщин,
Он их беседой отвлекал,
Рассказывая, каждый вечер,
Всё, что об этой жизни знал.
О том, как начал он скитаться
И где при этом, побывал.
О Чехове довольно часто
И непременно вспоминал.
И дружно женщины вздыхали,
И быть иначе не могло.
Ведь всё здесь Чеховым дышало.
Здесь мир трепещущий его.
Вот комната, где он трудился
Вот спальня, где он отдыхал.
Здесь в Чехове рождались мысли,
Здесь он шедевры создавал.
Сюда заглядывая, солнце
Спешило подчеркнуть уют.
Таким и нынче остаётся,
Тот, вдохновения приют,
59
Так жил он, Бунин, и по Ялте
Конечно, часто он бродил
И для себя картин приятных,
В её пейзажах находил.
Писал о ней он: «Ялты, розы
И кипарисов стройный ряд…»
Хотя писал всё это в прозе,
Стихами можно их назвать.
И запись ту продолжил дальше,
Что были в море, в этот день,
«Купальщицы, в своих рубашках,
Вздувающихся на воде»
«В кофейне, там, на сваях» часто,
У набережной бывал поэт,
Оставив в записи бесстрастной,
Живого романтизма след.
Так жизнь текла. Вдруг позвонили
Семнадцатого октября,
Что революция пронзила
Россию, пламенем горя.
 
 
60
Немедленно решил уехать
В Одессу Бунин, торопясь.
Иная начиналась веха
Годов. Он, за родных боясь,
Желает тут же, возвратится.
Как хорошо, что пароход
Идёт в Одессу, этой мысли
Отдавшись, Бунин утра ждёт.
И, наконец, поплыл по волнам
Их пароход, вперёд спеша.
И ощущением знакомым
Опять наполнилась душа.
Стихийной качке он отдался
Под ритм морских, упругих волн.
В каюте зря уснуть старался,
Лишь подремал немного, он.
Ему казалось слишком долго
Их судно по морю плывёт.
И непонятная тревога,
Как многих, Бунина гнетёт.
61
Все волновались и не спали.
Дождливым утром, наконец,
К причалу медленно пристали,
Под стук измученных сердец.
Сошли по сходням с парохода.
И вот Одесса перед ним.
В ней явно, что-то происходит.
В ней кто-то яростно гоним.
Из слухов, тайных и открытых,
Он узнавал, что там и тут,
Евреев множество убито,
Что их в Одессе, всюду бьют.
Но, не хотелось верить сплетням,
Спешил он истину узнать.
И всё же, явный запах смерти,
Не мог поэт, не ощущать.
Войдя в редакцию журнала*,
С которым Бунин был знаком,
Евреев встретил там немало
С венками траурными, он.
 

Войдя в редакцию журнала* – журнал «Южное обозрение».

 
62
Спешит друзей увидеть Бунин.
Пошёл с ним Нилус к Куровским.
Толпа вопила рядом с ними,
Зловещим рёвом, не людским.
Все, что-то громко восклицали,
Чего-то жаждала толпа.
Там, где еврейские кварталы,
Внезапно началась пальба.
Туда же, люди поспешили,
Продолжив возгласами путь.
От Куровских, друзья решили
И к Буковецким заглянуть.
То там, то здесь, уже стреляли —
Ходить по улицам нельзя.
У Буковецкого узнали,
Что грабят босяки базар.
Они сидели, как в осаде.
На улице же, за окном,
Творилось, что-то, вроде ада
И раздавался чей-то стон.
63
Одни бежали, а другие
За ними шли, стреляя в них.
Спешили спрятаться живые,
Но догоняя, били их.
Евреев, лавки разрушали,
Открыто грабили дома
И их товары забирали,
За что-то громко их кляня.
Повсюду крики, плач и стоны
Проклятья страшные слышны.
Всё это было недостойно,
Противно, мерзко для души.
Откуда эта злоба многих,
Соединённая в порыв
Толпы, сознанием убогим,
Вдруг прорвалась в жестокий взрыв?
Всё это, явно не от бога
Не дал бы, людям он пропасть.
Не зря, в тех страшных днях, тревога
За Русь, в поэте, родилась.
 
 
64
Ведь гибло то, чем восторгался
Поэт, то, чем он дорожил.
Он с первым поездом умчался
В Москву, которую любил.
Ноябрь весь и весь декабрь
В Москве жить Бунину пришлось.
Там воздвигали баррикады.
На каждой улице был пост.
Вооружённые дружины
Таились где-то, по углам.
И иногда, неудержимо
Стучали пулемёты там.
На Пресне зарево вздымалось —
Пылала фабрика вдали.
Снаряды пушек разрывались
Там, где и люди быть могли.
Но сколько было жертв, об этом
Никто, нигде не говорил.
Молчали дружно все газеты,
Видать им цензор запретил.
65
В Москве, в те дни с семьей, жил Горький.
Порой к ним Бунин, заходил.
На злобу дня, в беседах кротких,
Никто свой смысл не находил.
Что видел Горький в тех восстаньях,
Что Бунин? – трудно угадать.
Они как будто перестали,
В те дни друг друга понимать.
Конечно, можно и представить:
Один – за пролетариат.
Но трудно Бунина заставить
Идею Горького принять.
Ведь бунт бессмысленный народа
И не разумен, и жесток.
И Пушкин нам такой свободы
Желать, конечно же, не мог.
И всё же, как могли старались
Они те споры укротить.
Не зря, наверно, опасались,
Что могут дружбу погубить.
 
 
66
Наверно, рано или поздно,
Такой разрыв произойдёт.
Один из них – амбициозный,
Взорваться, случая лишь ждёт.
Другой – дотошно благодушен
И бескорыстен для коллег.
И всё-таки готов разрушить
Пером и мыслью старый век.
Пока, что, Бунин защищает
Устои старые и всё ж,
И сам, наверно, понимает,
Что в старом мире правит ложь.
Но гордый Бунин не посмеет
Свой род изменой очернить.
А Горький, кто? Он из плебеев,
Хотя он нынче знаменит.
Так думал Бунин, но открыто
О том в те дни не заявлял.
Всё то, что было не забыто.
Но мир явлений новых ждал.
67
По улицам плыл дым угарный
И от него снег чёрным был.
В тех днях восстания, недаром,
Он револьвер себе купил.
Кто знает – может пригодиться,
Себя ведь нужно защищать,
От кровожадных проходимцев,
Готовых в каждого стрелять.
Когда восставших усмирили,
Их главарей арестовав,
Движенью улицы открыли,
Все баррикады разобрав.
И люд московский, оживая,
Сейчас же, начал торговать.
Помчались первые трамваи,
Газеты стали выпускать.
Но, видел Бунин – изменился
Народ, каким-то мрачным стал.
Поэт людей угрюмых, мысли,
Как будто по губам читал.
 
 
68
Хотя и было предписанье
Властей – оружие всем сдать,
Он револьвер себе оставил.
Не трудно Бунина понять.
Возможно, снова повторится
В Москве нелепый, страшный бунт.
Написано на многих лицах,
Что за свободу все умрут.
Какая им нужна свобода?
Да и вообще, что нужно им?
В толпе московского народа,
Казался Бунин, не чужим.
Одет, как все, возможно чище.
И вовсе даже, не богат,
Хотя, конечно же, не нищий,
Тому, что есть, пока, что рад.
Да, нынче, стало больше денег —
Печатают и там, и тут.
Но он и сам, ведь не бездельник —
Зря гонорары не дают.
69
Москва его не устрашила,
Но удивила, обожгла
Своей стихийной, страшной силой,
Своей ужасной мощью зла.
Теперь он более серьёзно
Воспринимал её порыв.
Таил народ её угрозу,
Невидимый для многих, взрыв.
Желая страшной перемены
Для родины, для всех людей.
Казалось Бунину изменой
Менять былой порядок дней.
И все традиции разрушив,
Отчизну в хаос погрузить.
В Москве поэту стало душно
И даже больно стало жить.
Решил он, в край родной вернуться
К любимой матери, к отцу
И возродив святые чувства,
Припасть к знакомому крыльцу.
 
 
70
Он жил в Васильевском, в деревне.
Уж, приближался Новый год.
Не зря поехал он в Ефремов,
Где Отто Карлович живёт.
Там собралось гостей немало,
Чтоб вместе встретить Новый год.
Друг другу радости желали
Они, встречая праздник тот.
Встречая новый год, не знали
Они, что им он принесёт.
Шутили, пели, танцевали,
Сплетаясь в дружный хоровод.
Так жил он зиму всю в деревне
И отдохнув в живой тиши,
В Москву уехал вдруг, поверив
Вновь зову собственной души.
Он там, дела свои устроив,
Помчался дальше, в Петербург,
Свою энергию утроив,
Спеша к писателям, в их круг.
 
 
71
Был занят Бунин в Петербурге,
Первоначально, как всегда,
Устройством дел литературных —
Не в них ли, вся его судьба.
Ведь он поэт, известный людям,
К тому же, и писатель он.
Вся жизнь его – живые будни,
Вдаль торопящихся времён.
Чьи красочные эпизоды
И дни, он смог остановить,
Стихами дивными и прозой,
Стараясь, время оживить.
И чувствуя биенье мысли
И трепет, резвых, быстрых слов,
Спешил, шедевром повторится,
Даря им всю свою любовь.
И вот издателям подносит
Поэт, плоды ума и рук.
И никаких к нему вопросов —
Рассказ ли, стих ли, всё возьмут.
 
 
72
Как яви отклики живые,
Его рассказы всем нужны.
Немало истин обнажили,
Отвергнув ложь тех дней, они.
Немало видимых пороков
Людей, сумели отразить.
Пусть не пронзительны их строки
И всё-таки, смогли пронзить,
Умы людей, той правдой явной,
Что оживала неспроста.
Хотя писал он не о главном,
Но совесть Бунина чиста.
В любом рассказе отражал, он,
Суть золотого бытия.
Любовь словами выражая
К любому проявленью дня.
С природой, словно бы сливаясь,
В леса и степи, уходя,
И в солнце чувствовал он радость,
И в каждой капельке дождя.
73
Не зря сумели вновь пролиться,
Подобием земных стихий,
Живые, трепетные мысли
В его рассказы и стихи.
В их изумительность поверив,
Сумев в них, новый мир открыть,
Все эти дивные шедевры
Спешат редакторы купить.
Теперь, от дел освободившись,
Поэт торопится к друзьям.
Об их, разгульной, бурной жизни,
Давно, конечно, Бунин знал.
И не отказывался с ними
На вечеринках их бывать
И там рассказами своими,
Да и стихами, удивлять.
А после встреч тех, рестораны,
Почти до самого утра
А утром в голове туманной,
Ни чувств, ни мыслей для пера.
 
 
74
Нет, жить так больше не годится.
Не зря, тех пиршеств мрачен след.
Из Петербурга снова мчится
В Москву, на поезде поэт.
Оттуда сразу же, в Огневку,
К отцу. Он сильно постарел.
Хотя шутил, как прежде, метко
И интерес ума имел
К политике, к событьям разным
И власть критиковал, слегка.
Та встреча с сыном, словно праздник,
Обогатила старика.
А лето только начиналось.
Вновь, на родимой стороне,
Душа поэта затерялась,
Поверив знойной тишине.
Он жил в Ефремове всё лето,
Затем отца вновь навестил.
Теплом любви его согретый,
Он счастлив в те мгновенья был.
75
С отцом приятно он общался.
Поэт, конечно же, не знал,
Что в эти дни он с ним прощался —
Никто из них не ощущал,
Что эта встреча – дань бессмертью.
Навек расстанутся они.
Поэт отца уже не встретит,
Когда-нибудь, в иные дни.
Но не было подобной мысли
Ни у него, ни у отца.
Шутил отец, как прежде в жизни,
Стирая пыль годов с лица.
И даже жалобы все в шутку
Он, неизменно превращал.
Подумать даже было трудно
Что он о смерти что-то знал.
А может, знал и не старался
Об этом сыну говорить.
Он раньше жизнью восторгался,
Теперь устал наверно, жить.
 
 
76
В Москву вновь Бунин уезжает.
Опять в гостинице живёт
В гостях у Юлия бывает,
К знакомым, вместе с ним идёт.
Всех обошёл, увидел многих,
Со всеми переговорил.
И снова бросился в дорогу,
Туда, где лишь недавно жил.
Его в столицу потянуло.
Зачем? Он сам лишь понимал.
Там государственную Думу
Царь, почему-то разогнал.
И проявив святую смелость,
Вновь встал над собственной судьбой.
Узнать поэту захотелось
Причину лихости такой.
Быть может, власти пожелали
Опередить явленья бед.
Но от друзей услышал мало
Об этом случае поэт.
77
К тому же был он равнодушен
К политике, хотя порой,
Она опять вползала в душу,
Тревожа низменной игрой.
Её влиянье ощущалось
Людьми, и проникала в жизнь.
И не могла уже, реальность,
Как прежде, правдой дорожить,
Окутываясь той тревогой,
В чьих сотах сотни новых бед.
И жизнь, приобретая строгость,
Меняла сущность новых лет.
Иной идеей обрастая,
В иные дали торопясь,
Иным явленьем прорастая,
Стирая с прошлой жизнью связь.
А Бунин этого не жаждал
И вовсе даже не хотел,
По чьей-то прихоти, однажды,
Покинуть истины предел.
 
 
78
Поэт, он, Бунин, не пристало
Ему политиков любить.
Своими дивными стихами
Он мог людей освободить
От многочисленных пороков,
От зависти и прочих зол.
От намерений их жестоких,
Несущих людям произвол.
От подлости и от обмана,
От разрушающей мир, лжи.
От клеветы и гнусной брани…
Спеша, их сущность обнажить.
Стараясь красотой нетленной,
Сердца людские осветить.
Остановить пытаясь, время,
Где он, привык свободно жить.
Политики же, разрушая
Мир, и покой, и тишину
Иное счастье обещая,
Стране готовили войну.
79
Он это чувствовал наверно,
Не потому ли, иногда,
Опять спешил в свою деревню,
Не доверяя городам.
От стачек, демонстраций разных
И от восстаний уходил.
Лишь в красоте природы, праздник
Своей душе, он находил.
Лишь в ней, пусть даже и не броской
Живую радость ощущал.
Он обожал весну, и осень,
Всегда легко воспринимал.
Особенно, когда багрянцем
Блистал озолочённый лес.
Не мог в стихах он не признаться
Что нет прекрасней этих мест,
Где он когда-то появился,
И стать поэтом пожелал.
Где он, накапливая мысли,
Стихами душу наполнял.
 
 
80
В любом явлении природы
Он видел истину любви.
Всегда он чувствовал свободным
Себя, под небом синевы.
И находил успокоенье
Среди лугов или дубрав,
Где, заблудившееся время,
К траве невидимо припав,
Опять, как будто бы, уснуло,
Таясь безмолвно в тишине.
И сам он, вдруг забылся Бунин
Под тенью дуба, в полусне.
В тиши безмолвно утопая
И просыпаться не хотел.
И дуб, как будто охраняя
Его, ветвями не шумел.
Раскидистой, широкой тенью,
Поэта, он прикрыл легко,
Чтоб, позабыв свои смятенья,
Поэт, почувствовал покой.
81
И раньше, часто так, бывало.
Когда от многих дел и встреч
Душа поэта уставала,
Он, торопясь её сберечь,
Сейчас же, к лесу торопился
Или в живой простор степей,
Прочь уходя от мрачных мыслей,
Подальше от любых людей,
Чьё многословье надоело,
Чьи изречения пусты.
Он помнит, как они шумели,
Пытаясь, суть свою спасти.
Друг друга громко восхваляли,
Спеша, заслуги подчеркнуть.
Других безжалостно ругали,
За то, что пишут как-нибудь,
И сочиняют, что угодно,
Отдавшись горькому уму.
За то, что, честь свою и гордость
Не уступают никому.
 
 
82
Таким и был, наверно, Бунин.
Побыв немного средь друзей,
Живых, блистательных и умных,
Он мчался вдаль иных земель.
И в этот год, весьма сумбурно,
Легко и резво Бунин жил.
То он в Москве, то в Петербурге,
То по родным лесам бродил.
Был в октябре, в Москве. Чуть позже,
Вновь в Петербург он, укатил.
Ненастье там его тревожит.
Там, климат Бунину немил.
И вновь в Москве он. Жизнь всё та же:
Собранья, встречи, вечера.
Он в ресторанах не однажды
Сидел с друзьями до утра.
Что делать? Трудно отказать им.
Писатели – одна семья.
Близки друг к другу, словно братья.
Хотя не знаю – прав ли, я?
83
Не всех любил поэт, наверно,
И не любого уважал.
Не каждому из них он верил,
Хотя при встречах руку жал.
И выглядеть стараясь проще,
Не подчинялся воле зла.
Так принято. Культурой общей
Интеллигенция жила.
И всё ж, поэзии отдавшись,
Не всех поэтов признаёт,
Не ощущая, как и раньше,
В стихах их искренности взлёт.
Подчёркивая недостатки,
Убогость рифм и грубость слов.
И было многим неприятно,
Что он в суждениях суров.
Они терпели, чуть не плача,
Хотя не зря был каждый бит.
Но поступать не мог иначе,
Тот, кто с поэзией был слит.
 
 
84
Своим путём в литературе,
Он продолжал шагать вперёд,
Как Саади, поэт премудрый,
Стихи чьи Бунин признаёт.
Один из мудрецов восточных,
Кто вовсе славы не желал
И мир в себе сосредоточив,
Стихами каждого пленял.
И, уподобившись пророку,
Спешил к божественной мечте,
И к философии глубокой,
И к несказанной красоте.
К любви людей всех призывая.
Не зря он миром вознесён.
А жизнь у Бунина иная,
Но близок он ему во всём.
И он в стихах своих старался
Оставить вечности следы.
И он всю жизнь свою скитался
По миру, как и Саади.
85
Жил вне любви почти что вечность,
Поэт, забыв былую страсть.
Иные, с женщинами встречи,
Спешил отвергнуть он, боясь
Измены, или же, коварства,
Притворства или тайной лжи.
Не признавая постоянства,
Поэт свободой дорожил.
К тому же женщины могли бы,
Его от творчества отвлечь.
Ведь молчаливы только рыбы.
А женщин трудно уберечь
От многословия, в котором
И смех, и радость, боль и гнев.
И трудно с женщинами спорить.
Уж лучше смолкнуть, присмирев,
Причудам женщины внимая,
Пылающих живым огнём.
Так думал Бунин, вспоминая
Былой любви кошмарный сон.
 
 
86
Но он в себе не замыкался,
От женщин прочь не убегал,
Со многими легко встречался.
Любил, ценил и обожал.
И иногда, забыв о грусти,
Вновь на свидание спешил.
И всё ж, до искреннего чувства
Любви, душой не доходил.
Не те, наверно попадались,
Хотя и были все умны.
И интеллектом озарялись.
Но, как достичь их глубины?
Что там, внутри их душ таится,
Какой невидимый огонь,
Назло судьбе готов пролиться
Жестокой болью на него?
Всё это было, испытал он
От злой любви немало бед.
И нынче в жизни не желал бы,
Познать те горечи поэт.
87
Не потому ли осторожным
Был Бунин в выборе любви.
Он знал, что жизнь свою не сможет,
Довольно резко, обновить.
Привык к скитаниям, не станет
Менять свой образ жизни, он.
Не сможет он себя заставить
Жить вечно в городе одном.
Без путешествий, дальних странствий
Себя представить он не мог.
Хотя и трудно расставаться
С родными, но всему свой срок.
Он в вечном поиске, в движенье,
В круговращенье, как Земля,
Вся жизнь – над временем скольженье
В необъяснимость бытия.
Один – он волен, словно ветер.
Но сможет ли, его понять
Та, кто его случайно встретит,
Чтоб жизнь свою ему отдать?
 
 
88
В Москве стихам он отдавался,
Писать рассказы продолжал.
У брата часто появлялся.
Его любовью дорожа.
У Телешовых был, на встречах
С писателями выступал,
Стихи читая безупречно.
И сам чтецам другим внимал.
Затем обеды и банкеты
И разговоры до утра.
А время мчалось незаметно.
Уже, наверное, пора
Опять куда-нибудь умчаться,
В иную призрачную даль,
Где, может быть, он будет счастлив.
А может обретёт печаль.
Всё, как всегда. Но что-то держит
Его в Москве, среди людей.
Даря неясную надежду
На изменения в судьбе.
89
В те дни, в Москве и с Гиляровским
Встречался Бунин, чтоб познать,
Через него тот быт московский,
Чью правду трудно воспринять.
Тот мир вместилищем пороков,
Дном жизни стали называть.
Иные люди, ненароком
Срывались в страшный этот ад.
В то чрево, по ступенькам скользким,
Чтоб написать о нём обзор,
Спускался часто Гиляровский —
Поэт, писатель, репортёр.
Он многих знал об их паденье
На дно, из жизненных вершин,
Писал он не без снисхожденья,
И часто благоволил к ним.
Сочувствовал, жалел, пытался
Любому чем-нибудь помочь.
Не зря им Бунин восхищался.
Лились беседы их всю ночь.
 
 
90
И было тех бесед немало
У хлебосольного стола.
Их многое объединяло.
Любовь в них к Гоголю жила.
И Гиляровский, как и Бунин
На Украине часто был,
В местах, что памятью хранимы,
Там, где когда-то Гоголь жил.
О Гоголе ряд новых фактов
Найти он в документах смог,
И уточнил рожденья дату
И этим родине помог.
И в мелочах нужна нам правда.
И был рад Бунин за него.
Обоим им, все были рады.
И даже, более того —
Их литераторы ценили
Хвалили, не скупясь в словах.
Жаль – кратковременными были
Беседы их в московских днях.
91
А за окном уже ноябрь
Снегами землю обелил.
Снегам тем первым люди рады.
Не зря их снег обворожил.
Светлее, ярче, чище стало.
Повеселел осенний день.
Земля, как будто бы, устала
От долгих затяжных дождей.
И вот, сияя, вся искриться
От этой, яркой белизны.
Теперь уж, осень не продлится,
Отдавшись милости зимы.
Так в зимний месяц превращаясь,
Найдя в морозах ранних смысл,
Ноябрь, с зимой соприкасаясь,
Как будто обновляет жизнь.
Но, дни становятся короче,
И наполняет сумрак их.
И что-то новое пророчит
Ноябрь всем, средь дней иных.
 
 
92
Шестой, двадцатого столетья,
Заканчивался бурный год.
Чем мог Россию он отметить?
А тем, что бунтовал народ.
Владивосток пылал восстаньем.
И в Красноярске, и в Чите,
Поднял своей свободы знамя,
Народ, живущий в нищете.
Войска восставших разгромили,
Арестовав всех вожаков.
И вслух о том не говорили,
Но пролилась на землю кровь.
И Государственную Думу
В тот год сумели разогнать.
Но, обо всех событьях Бунин,
Как многие, мог и не знать.
Он не политик, не старался
Людей к чему-то призывать.
Хотя, конечно же, пытался
Явленья времени понять.
93
И вот уже ноябрь года,
А он по-прежнему в Москве.
Что здесь душе его угодно,
В тревожной сумрачной тоске?
Чего он ждёт от дней ненастных,
Каким предчувствием томим?
Что ищет он, какого счастья?
Что движет в этой жизни им?
О чём он в эти дни мечтает?
Зачем опять спешит к друзьям?
И сам, наверное, не знает,
Себя неведеньем дразня.
Но, все сомнения отбросив,
Он всё ещё в Москве живёт.
Кто знал, что будет судьбоносным
Для Бунина ноябрь тот.
Что, наконец, осуществится
Его желанная мечта.
Что он любовью озарится,
Начав жизнь с нового листа.
 
 
94
Ах, Вера Муромцева, где ты
Была до встречи роковой,
С непредсказуемым поэтом,
Чей облик, яркий и живой
Мелькнул вдруг солнечным сияньем?
Не зря поэт, красив и мил.
Он тут же, с первого свиданья
Тебя навеки покорил.
Его манеры, артистичность,
Приятный голос, добрый смех
Для многих были симпатичны,
Хотя, возможно не для всех.
Но не случайно оценила
Ты то, чем был он обрамлен —
И красоту его и силу
И всё, что находилось в нём.
Была подчёркнута в поэте
Мужская истинная стать.
Хотя смогла не только это,
Ты в нём умом предугадать.
95
И Бунин тоже в ней заметил
Явленье дивной красоты,
И может быть, не только это,
Ведь в ней все помысли чисты.
Хотя и выглядела строго
И в мире праведно жила,
Но вовсе не была холодной
И равнодушной не была.
И вызывала уваженье
На вечерах в среде любой.
К тому же, по происхожденью
Была дворянкой столбовой.
И Бунину приятен этот.
Факт единения сердец.
Не зря он Муромцеву встретил.
Пришёл сомнениям конец.
Теперь не станет отрекаться
Он от любви её живой.
Как можно столько лет скитаться
Наедине с самим собой.
 
 
96
Дворянка Муромцева Вера,
Росла в профессорской семье.
И жизнь свою, судьбе доверив,
Спешила смело вслед за ней.
Не зря её мир светлых знаний
С дней самых ранних, увлекал.
Любила химию и знала
Четыре разных языка.
Чтоб знанья зря не растворились,
Явлением бесплодным став,
Вдруг, переводами решилась
Она заняться неспроста.
И вот она стран чуждых книги,
Спешит по-русски оживить,
Чтоб россиянин мог увидеть,
Как по-другому можно жить.
Стараясь новые явленья
Осмыслить, в будущее рвясь,
Литературой современной
Она в то время увлеклась.
97
И не поэтому ли, Вера,
В Москве решила посещать,
Литературные премьеры,
Чтоб там, писателям внимать.
Что пишут и в какие темы
Их творчество устремлено.
Чем привлекает современность
И что поэзии дано.
И почему она меняясь,
Находит новые пути.
И смыслом новым наполняясь
Спешит от классики уйти.
Чем модернизм иных прельщает,
Меняя смысл привычных слов.
Как символизм, мир упрощая,
На знаки перейти готов.
На вечерах, из уст поэтов
Она выслушивает вновь,
Пророчеств страшные приметы
Уничтожения миров.
 
 
98
Как много странного, чужого,
Необъяснимого, как страх,
Непостижимого и злого
В иных рассказах и стихах.
Зовущих к грусти, к горю, к боли
Сквозь тьмы чернеющий предел.
Никто из них святой любовью
Мир озарить не захотел.
Стих каждый, страшное явленье,
Крушенье мира предрекал.
Поэт, считая, что он гений,
Аплодисменты принимал.
«Долой всё! Мир пора разрушить!» —
Кричал, уже иной поэт,
Смущая злом живые души,
Ревя над залом, как медведь.
И третий тоже бесновался
И громко бурю призывал.
И крик его в сердца врывался,
И вглубь сознанья проникал.
99
Но Вера, выслушав угрюмо,
Стихи, не стала в них вникать.
И вдруг на сцену вышел Бунин,
И тоже стал стихи читать.
Читал он громко, с должным чувством,
Чтоб зал сумел его понять.
К ней не могла не прикоснуться
Живых стихов тех, благодать.
Читать так, звучно, но не строго
Не удавалось никому.
Не зря запомнились ей строки
Стихов, написанных в Крыму:
«Весна! Темнеет над аулом.
Свет фиолетовый мелькнул —
И горный кряж стократным гулом
Ответил на громовый гул.
Весна! Справляя новоселье
Она весёлый катит гром.
И будит звучное ущелье
И сыплет с неба серебром».
 
 
100
Его стихи своей отрадой,
Природной, явной красотой,
Несли невидимую радость,
Пленяли душу чистотой.
В них находила Вера счастье
И удивительный покой
Не зря же, стала озаряться,
Душа любовью золотой.
У Зайцевых в квартире, вечер
Литературный в ноябре,
Был встречей двух сердец отмечен.
Он душу Бунина согрел.
Они, как будто спохватились,
Соединенные судьбой,
И, не случайно, озарились
Любовью истинной, живой.
Быть может и не самой первой,
Зато желанной и святой,
Неповторимой, чистой, верной.
Им долго жить любовью той.