Но что же дальше? Айзек тешил себя фантазиями, как когда-нибудь он увидит письмо о приеме своего малыша Луи в Лигу Плюща. Он даст внуку все, чего бы тот не пожелал, он сможет подарить ему целую лабораторию, превосходящую ту, в которой он сделал свои лучшие открытия, в десятки раз. Лишь бы он поскорее бросил кисти и взялся за микроскоп. Художник – не профессия для мужчины, ладно еще хобби, но уж никак не работа, он не мог поощрять этого, как бы безгранична ни была его любовь. На краски и холсты он не выделил бы ни пенни. В последние недели Брендона мучила бессонница. Казалось бы, с чего, ведь теперь нет причин для волнения. Он потел, ворочался и кряхтел, его мучила тупая боль в левом боку, а потом он проваливался в тяжелый сон. Раньше он вскакивал вместе с солнцем, теперь же не мог подняться с кровати. Нет, это была не лень, но что-то другое, что вскоре стало слишком сильно тревожить его, чтобы продолжить игнорировать это.
Он пошел к доктору с жалобами на бессонницу. Доктор прописал таблетки, которые ему не помогли. Он пришел снова – доктор направил его на комплексное обследование. Брендон бурчал себе под нос недовольный тем, что из-за банального нарушения режима сна он теперь должен посетить каждого специалиста. Но доктор сумел поставить диагноз – опухоль, ничто иное. Неоперабельная. Болезнь оказалась такой запущенной, а диагноз таким неутешительным, что его только и могли спросить, есть ли ему, кому позвонить. Нет. Старый профессор не хотел никому звонить, не хотел никого видеть. Шарлотта примчится настолько быстро, насколько способен позволить транспорт, но вместе с ней, вероятно, примчится и Морелли, от которого его тошнило едва ли меньше, чем от болезни. К тому же он был слишком горд и не хотел, чтобы его помнили слабым и немощным, ему нечего было сказать дочери, а огорчать ее раньше времени он отказался. У Дэнни и телефона то своего не было, а даже если бы был, зачем ему, в сущности, звонить Брендон тоже не знал.
Он производил волшебные капли до тех пор, пока мог делать хоть что-то. В разговорах с дочерью он стал терпеливее, а голос его звучал уныло, но на ее вопросы он отвечал, что просто немного устал. Спустя некоторое время он умер.
Рослая светловолосая девушка впервые за долгое время переступает порог этого дома. Одновременно он кажется ей родным и совершенно непривычным. Он превратился в логово старого холостяка, потерял уют и тепло. Перешагивая через книги и диванные подушки, она направилась в кухню. Здесь все еще чувствовалось его присутствие. Будто через минуту он распахнет дверь и, как чокнутый профессор, влетит, сметая все на своем пути и крепко хватаясь за волосы, потому что его голову вновь посетила какая-то искрометная мысль. Но она знала, что этого никогда больше не произойдет. В ее красивых зеленых глазах проступили слезы, но она знала, что не позволит им выкатиться, слишком много их было пролито сегодня. Она услышала какой-то шорох в гостиной. Но никого не было видно. Она собиралась было уйти, как вдруг кто-то поднялся с дивана. Это был молодой парень, вид у него был заспанный, он потирал глаза и, зевая, прикрывал рот. Они уставились друг на друга и простояли в молчании с минуту, прежде чем он сказал: «Привет, я Дэнни», – и протянул ей руку. Это был уже не тот бродяга Дэнни, которого все мы хорошо помним, слишком много воды утекло с тех пор. Теперь он был похож на человека, вполне нормального человека.
– Я знал, что вы приедете, я ждал вас. Мы видимся с вами впервые, но, кажется, я давно с вами знаком, – он замялся. – Пойдемте, я покажу лабораторию.
Не успела она удивиться, что какой-то незнакомец выполняет в ее собственном доме роль экскурсовода, как они уже спустились вниз, а несколькими минутами позднее к ним присоединились Джошуа и Луи. Здесь царил полный бардак, но Шарлотта знала, что ее отец бы с этим не согласился. В чашках Петри завелись новые цивилизации, и колонии микроорганизмов вели ожесточенные войны на территории стеклянных кругляшков. На столах валялись какие-то растения, они же росли в горшках, подвешенных под потолком. Стояли сотни подписанных колбочек и склянок, и нельзя было знать наверняка, способно их содержимое убить тебя или исцелить. «А ведь у нас с ним было что-то общее», – подумал Джошуа, взглянув на то, что он часто называл художественным беспорядком. Шарлотта открыла несколько ящиков и в самом большом из них обнаружила конверт, на котором аккуратным почерком ее отца было выведено: «Моей дорогой дочери, Шарлотте Элисон Брэндон». Они поднялись наверх, чтобы выпить чая и выслушать малую часть рассказа Дэнни. И все четверо ночевали тогда в доме Айзека Брендона.
В доме стоял затхлый воздух, пропитанный аурой одиночества. Шарлотта затопила камин и сидела в окружении набитых до отказа книжных шкафов из красного дерева. Все давно заснули, и она осталась одна наедине с конвертом. Вот она, последняя весточка от отца. Шарлотта потеряла обоих родителей, теперь она сама родитель, а ребенком уже не приходится никому. Она испытывала странное чувство и не смогла бы охарактеризовать его, даже если бы мы ее попросили. Она вскрыла письмо.
«Дорогая Чарли,
Я бы хотел задержаться в этом мире подольше, но увы. Надеюсь, ты простишь меня, что не сообщил печальные вести. Не волнуйся, смею тебя заверить, мне не было одиноко. Я не Харпер Ли и не имею дара заворачивать мысли в красивые обертки, а потому буду говорить прямо. При всей моей большой любви к тебе я вынужден признать, что так и не смог побороть чувство неприязни и подозрительности по отношению к твоему супругу. За последние годы я сделал ряд научных открытий, не могу сказать, чтобы я сильно гордился их масштабностью, но они сумели принести мне определенный доход. На всякий случай, хоть мы и будем молиться, чтобы он никогда не настал, я прилагаю к письму формулу, самую особую и прибыльную мою формулу – это препарат весьма дорогой и востребованный. Дом при желании ты сможешь выставить на продажу, хоть мне и больно помыслить, что в нем станут жить другие люди. Обеспечь Луи лучшее образование, лучшее будущее. Знаю, ты хочешь, чтобы он сам избрал путь, и хочу верить, он изберет верный. Только об одном тебя прошу: никогда, повторяю, НИКОГДА не позволь пустить мое изобретение в массовое производство. Это мое детище и самое ценное, что я только могу оставить тебе, моей единственной дочери. Если этот препарат начнут клепать на своих фармацевтических заводах крупные предприятия, в аптеках ему цена будет не выше, чем на Pepto-Bismol. Только за собой сохрани право на его производство. Я хочу быть уверенным в том, что у тебя остается источник стабильного дохода, который даст тебе все, в чем ты будешь иметь потребность. И последнее мое наставление: будь счастлива и успешна во всем. Всегда.