Без права на отказ

Глава 1

– Селезнёва спала с Коршуновым!

Я подняла взгляд на свою одногруппницу, Алю, сидевшую рядом со мной на скамейке в раздевалке. Выражение её лица буквально кричало о том, что я должна схватиться за голову. Вместо этого я непонимающе качнула головой, не зная, как реагировать на такую «сногсшибательную» новость.

– И что? – все же спросила я, потому как, судя по образовавшейся паузе, Алька ждала от меня именно этого вопроса.

Губы её растянулись в ехидной ухмылке, она оставила так и не зашнурованные до конца коньки и наклонилась к моему уху:

– А то, Яночка, что, когда эта дура получила травму, место в постели нашего красавчика тренера оказалось свободно.

– Что, хочешь занять? – не удержалась я от едкого смешка.

– А почему бы и нет? – пожала плечами Алька. – Олег Евгеньевич очень красивый мужчина, – она мечтательно закатила глаза и будто бы ненароком коснулась груди, обтянутой черной спортивной майкой. – К тому же, именно Селезнёва была лидером сборной и его протеже на протяжении последних двух лет. А теперь она вынуждена покинуть спорт, и я не хочу упустить свой шанс стать первым номером, – Аля поднялась на ноги и потянулась. Я оценивающе осмотрела её с головы до ног. Да, пожалуй, у Ермаковой есть все шансы. Миниатюрная зеленоглазая брюнетка, не тощая, как некоторые в группе, включая меня. В фигурном катании каждый грамм тут же сказывается на координации. Хотя вот некоторые, такие, как Алька, не выглядят как ходячий скелет, имея при себе и задницу и грудь, умудряются скручивать тройные прыжки и не полировать лед. Как, например, я.

– Удачи, – я затянула шнурки покрепче, спрятала ботинки под тренировочные черные колготки и тоже поднялась со скамьи. – Я на лед, – сказала Але и вышла из раздевалки.

Я шла по коридору к выходу на каток и думала о словах Ермаковой. Признаться честно, я никогда даже и не думала, почему Селезнёва – безоговорочный лидер. И почему её вторая оценка заметно выше, чем у всех остальных девочек. Тут техникой бери-не бери, а все равно опустят компонентами под «Елену Прекрасную», как Селезнёву окрестили между собой фигуристы. Ну хороша она была, конечно: скольжение, грация, артистичность, все при ней. Эдакая балерина на льду. Голубоглазая блондинка с пухлыми губами и потрясающей пластикой. Она была прекрасна в любой программе. В отличие от меня. Да, я – особый случай. Тяжелый, как говорила мой бывший тренер.

Я дошла до едва залитого льда и остановилась перед бортом. Потянулась, нагнулась сначала в одну сторону, потом в другую, сделала пару приседаний, а после закинула ногу на борт и потянулась к носу ботинка. Моя жизнь была подчинена спорту с самого детства. Меня воспитывала бабушка, мама умерла, когда мне было три, а отец… отец свалил ещё до моего рождения. Бабушка была тренером по фигурному катанию в Череповце, и после смерти мамы деваться мне было некуда – я тоже стала заниматься спортом. А в четырнадцать мы с бабушкой отправились на просмотр в Москву в группу Нины Лапышевой, и, о чудо! Я прошла! Мне даже выделили место в спортивном общежитии, так как денег у нас на оплату квартиры не было. Я-то думала, вот! Теперь я стану звездой, но…

Внезапно я почувствовала движение у себя за спиной. Выпрямила корпус и повернулась. Рядом стоял Олег Евгеньевич и очень пристально меня рассматривал. От его взгляда у меня всегда холодок по спине пробегал.

– Добрый день, Яна, – поздоровался он. На его губах проскользнула улыбка. Или мне только показалось? Потому что спустя мгновение его лицо приобрело все то же непроницаемое выражение.

– Добрый день, – пролепетала я, судорожно сглотнув. Господи, и всё же, какой он красивый! Высокий, темноволосый. А этот его взгляд синих-синих глаз… Девчонки за глаза называют его «Снежный король». Сколько его видела, он всегда выглядел с иголочки. Олег Коршунов… Олимпийский чемпион две тысячи десятого года в одиночном катании. Самый знаменитый спортсмен России, человек, имеющий такое влияние, что ни одному тренеру не снилось. Я перешла в его группу сразу по окончании прошлого сезона, и вот уже два месяца тренируюсь в его спортивном центре.

Почему я перешла от своего тренера? Потому что Олег Коршунов делает чемпионов, а я хочу стать чемпионкой. Такие уж мы спортсмены – сволочи. А если проще – люди, ставящие свой успех гораздо выше человеческих отношений. Мне восемнадцать, Олимпиада уже через два года, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы стать лидером сборной. Потому что на это положена вся моя жизнь.

– Давай на лед, – Коршунов, как всегда, был немногословен.

И я даже спрашивать не стала, зачем, когда до начала тренировки еще двадцать минут. На лёд, так на лед. Я убрала ногу с борта и поправила задравшуюся майку. Заметила, как глаза тренера вспыхнули, но огонёк потух тут же, и я решила, что мне снова показалось. Я туже затянула на волосах резинку. Мои рыжие длинные волосы всегда меня жутко бесили, впрочем, как раздражала себя и вся я сама. В моей внешности мне не нравилось ровным счетом ни-че-го. Рыжая-бесстыжая, как меня в школе дразнили. Да, и какая разница, что бабушка всегда меня в закрытые платья одевала и косички плела? Бледная кожа, покрытая веснушками, бледно-голубые глаза и рыжие брови. Страхолюдина, честно! Еще и кости во все стороны торчат. Я мотнула головой, хвост колыхнулся в такт. Открыла борт, стянула чехлы и передала Олегу Евгеньевичу. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись, и я тут же одёрнула руку. Не люблю прикосновения. Даже таких красавчиков, как мой тренер.

Я выехала на лед и обернулась. Олег стоял, облокотившись о борт, и внимательно, чуть прищурив глаза, наблюдал за мной. Это было странно, еще никогда я не была на льду одна. С ним.

– Разминка пять минут и далее отрабатываем каскад лутц-ритбергер, – донеслось до меня.

Я едва не застонала, этот каскад мне не давался от слова совсем. Совсем. Никогда. Я говорила про свою атрофированную ягодицу, которая не чувствует ударов? Нет? Вот именно на этом каскаде я и добила свои бедные нервные окончания. Я понимала, что этот каскад я обязана прыгнуть, но, я – тяжелый случай. Если у меня что-то не получается с первого раза, мне очень тяжело это выучить.

Но я покорно кивнула и начала раскатку. По прошествии отведенных на разминку минут, я начала прыгать. Прыжок – недокрут – падение. Прыжок— недокрут – падение. И так каждый раз. На втором ритбергере я всегда падала. А Коршунов только молча хмурился. После очередного падения я осталась сидеть на льду.

– Абрамова, вставай! – мне кажется, он злился.

Не поднимая головы, я цеплялась взглядом за трещинку во льду, оставленную зубцом лезвия, и упрямо не двигалась с места. Это тоже моя отвратительная черта. Я упрямая. Порой излишне.

– Если я сказал подниматься, значит, ты поднимаешься и продолжаешь, – меня вдруг тряхнуло, и я против воли оказалась на ногах. Вскинула голову и наткнулась на презрительный взгляд Коршунова. – И продолжаешь до тех пор, пока я не скажу «стоп».

– А «стоп» Вы скажете? – блин, надо бы прикусить язык. Я поморщилась. Да, и вот еще одна отрицательная черта – язык. Язык мой – враг мой…  Но у меня болело плечо, которым я приложилась в свое последнее падение, и мне было плевать, что он мне скажет. – Вы не видите, что я не могу прыгнуть?! – воскликнула я.

– Заткни своё «не могу» себе в зад, – прошипел он, приблизив свое лицо к моему практически вплотную. – По крайней мере, пока тренируешься в моей группе, – я не слышала, что он мне сказал. Клянусь. Я даже не дышала, как тупица смотрела в его глаза и чувствовала себя слабоумной, не способной и рта раскрыть. Да, с таким человеком как Коршунов лучше почаще молчать. Душу вытрясет, выбросит меня из группы и пойдет в согретую Алькой постельку…

Я опустила глаза с его лица чуть ниже. На Коршунове был светло-серый свитер, на вид очень мягкий, и мне неожиданно сильно захотелось провести по нему рукой, но я сдержалась. Снова посмотрела на него. Он сжимал моё плечо, то самое, что так сильно ныло. Это отрезвляло.

– Простите, – пискнула я. – Вы правы, – вот так, Яна, вдох, выдох, ты не умерла от того, что свое «я» запихнула именно туда, куда он просил запихнуть «не могу». Неумение признавать собственную неправоту – вот еще один мой минус. Знаете, есть в фигурном катании такое определение «плюс старт». Это когда фигуристы могут собраться в самый нужный момент и выдать впечатляющий прокат именно на тех соревнованиях, на которых это важнее всего. Вот у меня минус. Во всем. Я такой ходячий сплошной минус. Но я на правильном пути, раз понимаю это. Я усмехнулась своим мыслям, и это было моей ошибкой. Потому что Коршунов, кажется, воспринял этот смешок за издёвку и принял на свой счет. Лицо его напряглось, потемнело, скулы заострились, ровная линия рта искривилась, а пальцы сжались на моём плече еще крепче. Я поморщилась и зашипела.

– Ты бездарная малолетняя хамка, – пальцы его наконец отцепились, и он грубо оттолкнул меня от себя. – Чтобы больше я тебя не видел в своем центре.

Он окинул меня презрительным взглядом, даром, что не сплюнул. Затем развернулся и поехал к бортику. А я стояла и смотрела за тем, как только что моя надежда на олимпийское золото в светло-сером супер мягком свитере укатывает со льда.

Глава 2

Осознание того, что Коршунов выгнал меня из своей группы, приходило ко мне медленно и мучительно. Нет, я, конечно, сразу поняла, что ничего хорошего мне не светит, когда он ушел с тренировки и после его заменял наш второй тренер. Думала, что схожу к нему в тренерскую и попрошу прощения, потому что в реальность того, что произошло, я не верила. Ну правда, уже середина августа, старт сезона в сентябре, а меня исключают из группы? Ха! Но после тренировки в тренерской Олега Евгеньевича не оказалось. А потом в раздевалке ко мне подошла наша хореограф и попросила забрать документы, так как Олег Евгеньевич уже объявил всему тренерскому составу, что Яна Абрамова в центре имени Коршунова больше не тренируется.

И вот тогда у меня затряслись поджилки. И слезы появились, и сопли я на кулак наматывала, и истерично смеялась. Я испугалась. Так, что поняла – если не исправлю ситуацию и не поговорю с Коршуновым, вся моя карьера полетит к чертям. Потому что ни один нормальный тренер, после того, как я не очень красиво ушла от Лапышевой… Ну то есть совсем некрасиво, – написала смс, что больше у неё не тренируюсь, – ни один тренер меня не возьмет, и можно будет смело паковать чемодан и отчаливать в Череповец к бабушке!  Ну уж нет! Она столько сил в меня вложила, что я не имею права не оправдать её ожидания. А ждет она от меня ни много ни мало – медалей чемпионата мира и Олимпиады.

Именно поэтому сейчас я стою перед дверью квартиры Коршунова и давлю на звонок. Мне удалось проскользнуть в подъезд за каким-то мальчишкой, иначе стояла бы я и скреблась в домофон до ночи. Олег Евгеньевич и не подумал бы меня впустить, зуб даю! А тут… если понадобится, я ночевать перед его дверью буду, но добьюсь того, чтобы он меня выслушал.

С минуту я жала на звонок, потом приложила ухо к двери и прислушалась. То ли звукоизоляция в квартире хорошая, то ли его просто дома нет. Вот засада! Я чуть в голос не застонала, когда и повторный звонок был поглощен тишиной. Опустилась по стене на корточки, положила сумку на колени и, тяжело выдохнув, принялась ждать. Ведь если его нет дома, логично, что он обязательно придет? И я очень надеялась, что не ночью.

Я, наверное, уснула, потому что почувствовала, как меня грубо тормошат за… да, за то самое больное плечо, чтоб его! Вздрогнула и, встрепенувшись, поднялась на ноги. Передо мной стоял Коршунов и сверлил недовольным взглядом.

– Что ты тут забыла, Абрамова?

– Поговорить с Вами хочу, – уверенно выговорила я. На нем была черная кожаная куртка, из-под которой выглядывала белая футболка. Черные джинсы облепляли его стройные ноги. Взгляд мой скользнул чуть ниже его живота, и я вспыхнула. Черт! Что-то было не так. Я снова посмотрела ему в глаза и заметила, что взгляд его упирается мне в… Черт-черт! Глянула на грудь и в ужасе прижала к ней ладони. Видимо, я замерзла, потому что мои соски заметно топорщились, и ткань легкого зеленого платья с коротким рукавом не спасала меня от позора.

– Ну проходи, – Олег отпер дверь и кивнул в темный коридор квартиры. – Поговорим.

Я помедлила. Было страшно. Словно он загонял меня в клетку.

– Или тут будем разговаривать? – ехидно усмехнулся тренер и буквально втолкнул меня внутрь, а после захлопнул дверь. И прежде, чем загорелся свет, я ощутила, как его ладонь скользнула по моей груди и будто бы совершенно случайно дотронулась до соска. Меня бросило в жар. Я судорожно выдохнула, а потом… Потом свет залил прихожую, а я стояла, сжимая изо всех сил свою сумочку.

– Проходи в гостиную, – не глядя на меня и делая вид, будто бы мое присутствие его вообще не интересует, Коршунов бросил связку ключей на тумбочку. Я смотрела на него сквозь зеркало, висящее над ней, и когда на мгновение наши взгляды встретились, снова покрылась краской. Боже, да мои щеки были пунцовыми! Не дожидаясь меня, Олег Евгеньевич, разувшись, скрылся в комнате чуть дальше по коридору. Только тогда я позволила себе немного осмотреться. Судя по всему, в квартире у него было три комнаты и кухня. Довольно просторная квартирка с дизайнерским ремонтом. Не вычурно, но подчеркивающее статус жильца.

– Я долго тебя ждать буду? – раздалось из гостиной, и я поспешила стащить босоножки и пройти за тренером.

Олег сидел на большом кожаном диване. Куртка его лежала на подлокотнике.

– Олег Евгеньевич, я хотела изви… – было начала я, застыв в дверях. Однако он так резко повернул на меня голову и впился взглядом, что я невольно заткнулась.

Он встал и приблизившись, заговорил:

– Что такое, Яночка? Решила побыть хорошей девочкой? Поняла, что зад горит? – да что ему покоя мой зад-то не дает!

– Олег Евгеньевич, Вы не можете меня выгнать из группы! – выпалила я, сжав кулаки.

На что он… рассмеялся. Холодно и цинично.

– Не могу? – вскинул бровь. – А что я, скажи на милость, сделал несколько часов назад?

– Но это неправильно! – выдохнула я. – Я же ничего такого не сделала, Олег Евгеньевич!

Меня, честно, начинало потряхивать, потому что я смотрела в его глаза и видела там лишь… ничего. Ни капельки участия. Только лед. И тут я попыталась вспомнить, что я о нём знаю. Олимпийский чемпион, влиятельный тренер, кажется, когда-то он был женат. И еще эта Селезнёва. Едва я перешла в центр Коршунова, меня тут же поставили в известность, что Лена – протеже тренера и лучше не вставать у неё на пути. Что я, собственно, и делала эти два месяца. Но потом эта мутная история с её травмой… Никто не видел, как она её получила. Только Коршунов. Они были на… индивидуальной тренировке. Разрыв связок с каждым мог произойти, и в принципе, такое лечится, но у Лены все было гораздо хуже – порваны «кресты» – крестообразные связки колена. И это паршиво. Очень паршиво. Но и такая травма могла бы быть залечена. Вот только восстанавливаться Лена не стала. Объявила о завершении карьеры и уехала в Америку, где жили её родители.

– То, что я делаю, что говорю и даже что думаю – правильно, Яна, – услышала я. Он что, серьезно?! Ну, судя по выражению его лица, вполне.

– Это еще почему?! – вскинулась я прежде, чем успела понять, что снова что-то пошло не так. Ну что ж я промолчать-то не могу?!

– Потому что, – он наклонился ко мне и заглянул прямо в душу. – Я Олимпийский чемпион, а ты – никто. Пустышка. Думаешь, я взял тебя в группу из-за твоего таланта? – Коршунов снова усмехнулся. Нет, ухмыльнулся. В груди неприятно кольнуло. Губы затряслись. А он продолжил бить по больному: – Да ты самая посредственная фигуристка. И такая же посредственная девчонка. В тебе нет ни капли индивидуальности, таких как ты сотни в России.

– Тогда какого хрена Вы меня в Центр позвали?! – прохрипела я.

Он чуть отстранился и, не переставая улыбаться, ответил:

– Ты красивая.

Я чуть не задохнулась.

– В смысле?! Вы меня только что посредственной назвали!

Я попыталась отойти от Коршунова, но он не дал, притянул ближе к себе, так, что я ощутила. Блин!.. Да у него стоял на меня! Я в ужасе попыталась отпихнуть его, но силы были неравны. В итоге я оказалась прижатой к Олегу еще теснее, так, что моя грудь упиралась в его живот.

– Красивая посредственность.

И тут я почувствовала прикосновение его губ к шее. Против воли втянула в легкие его запах. Запах уверенного в себе мерзавца. Потрясающе красивого сволочного… мерзавца.

– Ай! – вскрикнула я, когда ощутила, как его ладонь, скользнув по бедру выше, задирает подол платья, как его пальцы очерчивают тонкую ткань трусиков. – Прекратите! – прошипела я.

– Уверена? – он оторвался от моей шеи и посмотрел на меня.

И тут я поняла. Поняла, чего он хочет от меня. Того же, что и от Селезнёвой. Да, Абрамова, вот ты влипла! Я сглотнула и попыталась убрать его руку со своей ягодицы, однако это у меня не получилось.

– Отпустите.

– Нет, – все та же нахальная усмешка. – Хочешь вернуться в группу? – ну да, я ждала, когда же он приступит к условиям.

– Хочу.

– Тогда ты знаешь, что должна делать, – и мы оба понимали, что именно я должна делать.

– Вы всем своим спортсменкам такое предлагаете? – новая попытка выбраться из его хватки обернулась оглушительным провалом. Чем больше я пыталась, тем сильнее Олег прижимал меня к себе, тем выше поднималась его рука. Он погладил мой зад и полез в трусики. Я во все глаза смотрела на него, пытаясь высказать свое возмущение, а он только шире растянул рот в улыбке и продолжил:

– Не всем.

Пальцы его подцепили ткань трусиков, и я ощутила прикосновение к моей плоти. Сдвинула ноги, но это не помогло. Он провел по моей промежности, проник пальцем внутрь, погладил клитор. Из моей груди вырвалось нечто странное, похожее не то на всхлип, не то на истерический смешок. Но больше всего меня напрягла горячая волна удовольствия, неподвластная моему разуму. Боже, меня лапает мой собственный тренер… Ну ладно, бывший тренер. А я стою и… мне нравится!

Видимо, почувствовав то, о чем я только что подумала, он убрал руку и поднес её к своим губам. Втянул мой запах, облизал пальцы и только потом довольно договорил:

– Только красивым, Яна.

Меня охватило два чувства. Отчаяние и стыд. И я готова была разрыдаться перед ним. Господи, ну почему это случилось именно со мной?!

– А если я кому-нибудь расскажу? – в моей ситуации, конечно, глупо угрожать Олегу, но попытаться стоило.

– Например? – он отошел от меня, и я спешно поправила платье. Надо бы бежать, но я стояла, будто истукан, и смотрела своему тренеру в глаза.

– Например, журналистам, – предположила я, сделав вид, будто бы это только что пришло в мою голову. Хотя это итак пришло в мою бедную рыжеволосую голову только сейчас. Опасно, Яна.

– Попробуй.

– Думаете, не смогу? – сипло выговорила я.

Коршунов ничего не ответил. Он вообще отвернулся от меня и подошел к шкафчику. Открыл дверцу и вытащил оттуда бутылку виски и бокал.

– Будешь? – через плечо глянул в мою сторону.

Я помотала головой. Пить мне нельзя определенно. Последний раз, когда мы с Сашкой напились, я… Блин, Сашка! Я достала из сумочки, которую до сих пор сжимала в руке, телефон и посмотрела на время. Мой парень меня убьёт, потому что мы договорились сегодня встретиться и сходить в кино… Он даже билеты заранее купил, на сеанс, который закончился час назад. У меня висело два вызова и пять смс. Паршиво. Ладно, потом прочитаю. Сунув телефон обратно, я снова посмотрела на Олега. Он не отрывал от меня взгляда и цедил виски. От этого его взгляда внутри у меня всё сжалось.

– Олег Евгеньевич, – я решила предпринять последнюю попытку уговорить его вернуть меня без последствий. – Пожалуйста, возьмите меня обратно. Не рушьте мою карьеру, и я… я забуду о том, что тут произошло, – щеки мои против воли вспыхнули. Снова. Но я мужественно держала плечи расправленными.

Коршунов продолжал молчать и сверлить меня взглядом. Допив виски, он поставил пустой бокал на журнальный столик и только тогда сказал. Точнее, приказал.

– Подойди.

– Нет.

– Подойди, Яна, – тон его не терпел возражений, и я повиновалась. Сделала один нерешительный шаг, затем второй. Он преодолел оставшееся расстояние между нами сам и, схватив меня за волосы, потянул назад.

– Мне кажется, мы уже обсудили условия твоего возвращения, – прошипел он, склонив ко мне голову так близко, что его шершавая щека прижималась к моей. Мне было больно, я схватилась за его руку, пытаясь отодрать пальцы от своих волос, но он сжал крепче. И добавил: – Будешь хорошей девочкой, завтра приходи на тренировку, а нет, собирай монатки и вали в свой Ярославль.

– Череповец, – зачем-то поправила его я. Хотя в сущности, какая разница. Ярославль, Новгород, Череповец… В Москве я точно не смогу остаться.

– Выбирай.

Он отпустил меня, и я чуть не упала. Схватилась за спинку дивана и выговорила:

– Зачем Вы так поступаете? – это уже без шуток.

– Ты мне нравишься, – пожал он плечами и улыбнулся.

Хозяин положения, мать его!

Ублюдок! Сама не понимаю, как сдержалась и не высказала это вслух.

– Идите Вы!.. – я окинула его ненавидящим взглядом. – К черту! – подобрала самое цензурное из того, что вертелось на языке, на что в ответ получила лишь леденящую душу улыбку.

Сорвалась с места и выскочила в прихожую. Спешно натянула босоножки и вывалилась на лестничную площадку. Неслась вниз так, будто он сейчас погонится за мной. Козел! Но, само собой, никто и не подумал за мной гнаться. Я вышла на улицу и глубоко вздохнула. Хотелось забыть об этом вечере, об этом предложении и об этом мерзавце. Но что-то подсказывало мне, что это еще не конец.

Глава 3

Ночью я спала беспокойно, то и дело то проваливалась в сон, то выныривала из него. Мне снился Коршунов. Его руки на моих плечах, на талии, на груди. Меня охватывало то необъяснимое возбуждение, то дикий страх, когда я понимала, что всё произошедшее вчера – реальность. И отчисление мое, и его предложение. Моя действительность. Утром же пришло осознание, что я не позволю Коршунову взять и выкинуть меня просто так! И плевала я на его предложения. Поэтому одевшись и позавтракав, я упрямо поплелась в центр подготовки с твердым намерением попасть на тренировку.

Впрочем, со льда меня никто не гнал. Что было странно. До тех пор, пока я не увидела Коршунова у борта. Он смотрел на меня, и мне казалось, что перед его взглядом я была обнажена, таким пробирающим он был.  Ну что, Олег Евгеньевич? Хотите увидеть, кого теряете?! Я, рвано выдохнув, зашла на прыжок и выполнила его чисто. Довольно улыбнувшись, посмотрела на тренера и тут же разочарованно поджала губы. Олег Евгеньевич не увидел мой успех – стоял и разговаривал… с Алькой. Та, оперевшись локтями о борт со стороны льда, весело что-то ему рассказывала, а он, поглаживая её по плечу, улыбался. Тут же в голове всплыли слова Ермаковой о том, что она хочет занять место Селезнёвой. А если Коршунов и ей такое… предложение сделал?! Ну уж нет! Не обращая внимания на второго тренера, непосредственно руководящего тренировкой, я сорвалась с места и поехала к ним.

– Олег Евгеньевич! – громко произнесла я, обращая на себя его внимание. Он как-то очень нехотя оторвал взгляд от вываливающейся из-под облегающей майки груди Альки и соизволил посмотреть на меня. – Я бы хотела с Вами поговорить.

На лице его заиграла едкая усмешка. Он оценивающе скользнул по мне взглядом, чем вызвал у меня нервный вздох. Краем глаза я увидела, как Ермакова смерила меня презрительным взглядом и молча отъехала от борта.

– Ну пошли, поговорим, – Олег открыл мне дверцу борта и протянул чехлы для лезвий.

Я посмотрела на протянутую мне руку, потом на его лицо, потом снова на чехлы и быстро выхватила их, чтобы не дать ему возможности коснуться меня.

– Ты обдумала мое предложение? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Какое предложение? – ну почему бы не притвориться тупицей? Я выпрямилась и, широко улыбнувшись тренеру, пошла вперед.

Олег нагнал меня в коридоре и, ухватив за плечо, поволок в тренерскую.

И только когда он завел меня в кабинет и запер дверь на ключ, а ключ положил в карман куртки, я поняла, что оказалась в ловушке. Снова. По собственной глупости.

– Ты приняла решение? – спросил Олег и тут же добавил, не дав мне и рта раскрыть: – Ну, судя по тому, что ты сегодня пришла на каток, я полагаю, да.

Он сделал резкий выпад и поймал меня за руку прежде, чем я успела сообразить, что происходит. Подтянул меня к себе и погладил по голому плечу. Я судорожно сглотнула. Меж тем Олег, чуть сдвинув лямку моей спортивной майки, коснулся большим пальцем моей кожи.

– Мне нравятся твои веснушки, – к большому пальцу добавились остальные.

Мне казалось, что его рука – это лава, которая опаляет мою кожу. Я никогда такого не ощущала. С Сашкой… с моим парнем были мокрые поцелуи, вызывающие у меня лишь сухой практический интерес. А его прикосновения были ничто по сравнению с этими горячими ладонями.

– И кожа, такая нежная, бархатистая.

Нет, Олег Евгеньевич, это Ваш голос сейчас казался мне бархатом! Дорогим бархатом, скользящим по моему разуму и отключающим все мысли нахрен!

Он потянул майку за бретельку ниже, ниже, и через мгновение я ощутила легкое дуновение. Смотрела за тем, как он проводит ладонью по груди, намеренно задевая тут же затвердевший сосок, и где-то там, в отдаленном участке сохранившегося сознания думала о том, что надо надевать лифчик на тренировку. И плевать, что мои пупырышки первого размера в этом не нуждаются.

– И вся ты такая сладкая… – его губы коснулись темной горошинки соска, я распахнула глаза, буквально захлебнувшись от доселе неизведанных, переполнявших всю меня чувств и острых ощущений.

Вторая бретелька последовала за первой, и теперь майка черной тряпкой болталась у меня на талии.

– Олег Евгеньевич, я… – во рту пересохло, и я, вскрикнув, схватилась за его плечи, когда он накрыл ладонью мою вторую грудь.  – Не надо!

– Уверена?

Язык его касался моего соска, вторую грудь ковшом накрывала широкая ладонь.

У меня вырвался стон, и я откинула голову назад, бросаясь в омут наслаждения. Чёрт возьми, если так хорошо, может быть, не стоит быть такой упрямой, Яна?

Олег прижал меня к своему паху. Сильно, так, что я чувствовала его возбуждение. Как и вчера, он хотел меня. Отведя руку от моей груди, он схватил меня за кисть и прижал её к своей ширинке.

– Я хочу тебя, Яна. Хочу, прямо здесь и сейчас. Чтобы ты извивалась подо мной, стонала и просила еще и еще.

Я смотрела ему в глаза. В его синие-синие, полыхающие огнем страсти глаза, и только быстро дышала, не в силах даже покачать головой. Этот взгляд, этот дьявольский взгляд лишал меня воли. Чертов Коршунов!

Видимо, он что-то увидел в моих глазах и, довольно ухмыльнувшись, подтолкнул меня к столу. Усадил на него. А затем его губы накрыли мои. От неожиданности я вздрогнула и приоткрыла их. Его язык, тут же воспользовавшись моментом, проник в мой рот. Пальцы Олега запутались в моих волосах, и он прижал мою голову к себе. Будто обезумевший, он терзал мой рот, касался языка, неба, покусывал зубами мои губы. Я продолжала сжимать его плечи и отвечала. Несмело, робко, но мне кажется, это сводило его с ума еще сильнее. Я терялась под его напором, но не могла остановить это безумие, да и… не хотела. Внизу живота всё пульсировало, скручивалось, стягивалось в тугой узел и требовало разрядки. Когда мои руки забрались под его куртку и коснулись пуговиц на рубашке, он зарычал, оторвался от меня и без слов начал стаскивать с меня легинсы вместе с трусиками. А я просто сидела и не сводила с него взгляда. В коньках, со спущенными до колен штанами, в болтающейся на талии и совершенно не прикрывающей меня тренировочной майке.

– Какая же ты…

Коршунов осмотрел меня таким взглядом, будто бы я была его золотой олимпийской медалью, не меньше. По крайней мере, на своё золото я бы смотрела точно так же.

Он снова приблизился, положил меня спиной на стол и завел мои руки наверх, удерживая их. Снова припал к моей груди, на этот раз вовсе не нежно: целовал, посасывал твердый сосок, затем начал спускаться ниже.

– Не… – я хотела закричать, чтобы он остановился, но вместо этого издала протяжный стон наслаждения, когда Олег коснулся моей плоти губами.

– Нравится, Яночка? – довольно прошептал он, а я только прикрыла глаза и выгнулась ему навстречу.

– Ты такая горячая девочка, – его язык проник в мои складочки, нашел горошинку клитора и начал ласкать.

– О Боже! – вырвалось у меня.

Олег отпустил мои руки и теперь поглаживал плечи, грудь, живот, ягодицы, бедра, мне казалось – он был везде. Его движения языком ускорились, и я начала извиваться, одновременно желая, чтобы он прекратил эту сладкую пытку и не желая, чтобы она заканчивалась. Запустила пальцы в его чёрные волосы и стиснула, прижимая его голову к своей плоти, желая получить еще большее удовольствие. Он накрыл мои груди своими большими, сильными ладонями и сжал так, что мне стало больно. В этот самый момент по телу моему прокатилась нереальная волна наслаждения, я кончила. Господи, я кончила. Вскрикнув, выгнулась дугой и задрожала. Удовольствие было таким острым, что я даже дышала с трудом.

Вначале всё во мне напряглось – каждая мышца, каждый нерв, а после внутри разлилась сладкая, приносящая расслабление нега.

– Вот так, девочка моя, вот так.

Лицо Олега оказалось перед моим, губы накрыли мой рот. Я ощутила собственный вкус, и это отрезвило меня. Боже, что я делаю? Лежу со спущенными штанами на столе в тренерской, как самая последняя шлюха и… получаю от этого бескрайнее удовольствие! Судорожно всхлипнув, я попыталась оттолкнуть продолжавшего поглаживать меня по бедрам Олега. Он всё ещё целовал меня, покусывал губы.

– Отпустите меня, – просипела я, и не в силах сдержать слезы, попробовала сесть.

Олег покорно отстранился и встал рядом со столом. Прикрыв рот ладошкой, я, трясясь то ли от страха, то ли от не до конца отпустившего меня возбуждения, снова всхлипнула и принялась натягивать лямки майки. А после, спрыгнув со стола, вернула на место трусики с легинсами. Всё это время Олег Евгеньевич молча наблюдал за мной. А когда я, не глядя на него, полетела к двери и дернула за ручку, сказал:

– Ключ у меня.

– Откройте! – воскликнула я, размазывая слезы по щекам.

– Тебе же понравилось, – он спокойно смотрел, а меня затрясло с новой силой:

– Не понравилось! – заорала я исступленно. – Вы не имеете права так себя вести со мной! Я не вещь! Мною нельзя пользоваться!