Без права на отказ

– С каких это пор?

Она лишь неопределенно пожала плечами.

– Мне не нравится твое настроение, Яна, – выговорил я, прихватывая её за плечо. Подтянул к себе и, ухватив пальцами за подбородок, заставил посмотреть мне в глаза. – Что происходит?

– Ничего не происходит, просто я… – она закусила губу и рвано выдохнула.

– Что «ты»?

Она несколько мгновений смотрела на меня, не мигая, а после, убрав мою руку, качнула головой и, выговорив: – Встретимся позже, – скрылась в раздевалке.

Она была странной. И не только сейчас, в данную минуту, она словно находилась в прострации. Это не касалось тренировок, но после… после она уезжала домой на общественном транспорте, не давая мне даже шанса подвезти её. А я… я возвращался домой, где меня ждала Лена. Где с головой меня накрывало чувство тоски, когда утром я не видел рядом с собой мою рыжеволосую дурную девчонку. Я даже представить себе не мог, как сильно, оказывается, можно тосковать по человеку, которого видишь ежедневно на тренировках. Который так близко, но так далеко…

По прилету в Москву я вновь предложил Яне отвезти её домой, однако она, перехватив в другую руку большой букет цветов, который ей вручили собравшиеся в зале прилета поклонники, качнула головой и заявила:

– Я уже вызвала такси, – она говорила спокойно, но, черт возьми, я видел в глубине её глаз затаившуюся грусть! Хотел подойти и обнять, но она, будто бы предугадав мои действия, сделала шаг назад. – Встретимся послезавтра в Центре, – быстро проговорила она и, подхватив чемодан, направилась в сторону остановившейся неподалеку желтой Ауди. Я нагнал её, вырвал из рук чемодан и сам повез к машине. Только когда загрузил его в багажник и придирчиво осмотрел таксиста, я открыл Яне заднюю дверцу и выговорил:

– Садись. Как доберешься, позвони.

Она застыла, будто бы не решаясь забраться в тёплый салон, и мне пришлось чуть подтолкнуть её свободной рукой в спину.

– Не забудь позвонить, Яна, – снова повторил я, когда она уселась и, дождавшись её кивка, захлопнул дверь.

Наблюдая за отъезжающим автомобилем, я думал о том, куда все летит. Давно ведь уже не к чертям, а гораздо дальше. Но почему-то ни я, ни она, не можем сделать первый шаг, сесть и поговорить. Мне мешает собственное решение дать ей время, а ей… Я не знал, что её тревожит, но понимал одно – я люблю её. Люблю эту девочку, ставшую мне и спасением, и наказанием, и напоминанием. Ставшую моими мыслями, моими чувствами, моими желаниями. И что бы дальше нас ни ждало, это останется неизменным.

– Ты приехал! – едва я вошел в квартиру, приставил чемодан к стене, тут же увидел вынырнувшую из кухни Лену.

Она стояла, сжимая лопатку в кулаке и улыбалась.

– Я готовлю ужин. Мясо с овощами. Почти все готово, я…

– Прости, я не голоден, – сказал я, понимая, что, волне вероятно, мои слова вызовут негативную реакцию, но единственное, чего мне хотелось – остаться одному.

– Хорошо, – вопреки моим ожиданиям, Лена согласно кивнула и снова скрылась на кухне.

Ничего больше не сказав, я подхватил чемодан и ушел в свою комнату.

Лена постучала спустя пять минут и, получив разрешение, произнесла, не проходя дальше порога:

– Я пойду погуляю.

– Поздно уже, и холодно, – сказал я.

– Я недолго, – поморщила она нос и снова на её лице заиграла улыбка. Я, тоже улыбнувшись, кивнул. В такие моменты она так дико напоминала Дашку, что сердце мое болезненно сжималось. Она моя дочь… Я до конца этого так и не осознал. Яна спрашивала меня, люблю ли я её. Это, наверное, будет дико, но… в первую очередь я чувствовал, что обязан обеспечить ей нормальную жизнь. Я был ей должен за собственную трусость и за слабость её настоящей матери. А присутствовала ли в этой мешанине чувств любовь?.. Я не знал. Зато Лена знала. Я был в этом уверен.

Когда она ушла, я тут же получил смс от Яны. Она добралась до дома, и я, выдохнув, отправился в душ.

Глава 34

Лежа на постели, завернувшись в покрывало, как в кокон, я пыталась перестать думать об Олеге. Хотя бы минуту не вспоминать его. Минута… Это было выше моих сил. Я не знаю, как продержалась месяц, держась от него на расстоянии. А как дальше? Простить себя оказалось сложнее, чем я думала. Я честно пыталась быть сильной, самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность… Но по вечерам, вот в такие моменты, когда я приезжала в чужую квартиру, так нестерпимо хотелось рвануть к нему, обнять и еще раз попросить прощения. Сказать, как сильно я его люблю и хочу быть с ним. Но каждый раз желания мои натыкались на осознание того, что там, с ним, живет Лена, и она не захочет, чтобы я присутствовала в жизни Олега.

Я хотела, чтобы он гордился мной. Поэтому впахивала на тренировках за троих. Не обращала внимания на смешки за спиной, мне было все равно, что говорят обо мне, но… Я – это неминуемо и мой тренер. Если будут говорить плохо обо мне, это коснется и его. Поэтому вела себя образцово. Это было несложно. Ни с кем не общаться, сосредоточиться на работе и постепенно шушуканья за спиной прекратятся.

Алька говорила, чтобы я не обращала внимания и просила поговорить с Олегом. Она много мне говорила в те редкие моменты встреч, когда после тренировки я была способна на нечто большее, чем доползти до постели и, уткнувшись в подушку, реветь полночи. Пару раз мы выбирались в кафе. Точнее, она практически силком вытаскивала меня и пыталась изо всех сил расшевелить. Но шевелиться мне не хотелось. От слова совсем… Я была плохим человеком, у которого был хороший тренер. И я очень сильно хотела, чтобы он был счастлив, пусть и не со мной.

Внезапный звонок в дверь заставил меня недовольно выдохнуть и посмотреть на часы. Я никого не ждала в десять вечера. Потому даже не попыталась встать с постели. Никто, кроме Олега и Альки не знал мой адрес, а они бы точно позвонили перед тем, как прийти. Но нежданный гость, кажется, уходить не собирался: отрывистые звонки перетекли в сплошную неприятную трель. Укутавшись в покрывало, я вышла в прихожую и посмотрела в глазок. И какого же было мое удивление, когда за дверью увидела Селезневу! Господи, а ей-то что от меня понадобилось?! Пришла истерику закатывать? Так не трогаю я её папочку. Давно уже не трогаю и соблюдаю дистанцию, что ей еще нужно?!

Не хотела отпирать замок, но и Лена не оставляла попыток. Поэтому через пару минут я все же сдалась и, со вздохом открыв дверь, спросила:

– Что тебе от меня надо? – вышло, наверное, грубовато, но кто она мне такая, чтобы я с ней ласково разговаривала?! Пусть Олег с ней сюсюкается.

Лена вместо ответа усмехнулась и протянула мне бумажный высокий пакет.

Я, подтянув спадающее с плеча одеяло, недоверчиво глянула сначала на Лену, потом на пакет, и снова на неё. И только потом поинтересовалась:

– И что это значит?

– Пакет перемирия, белый флаг… как хочешь понимай, – Лена всучила мне пакет, содержимое его звякнуло, и не успела я сообразить, что мне делать, Селезнева вошла в квартиру и заперла дверь.

– Отличное место, – осмотревшись, она размотала шарф и бросила его на полку. Затем сняла пуховик и только тогда окинула меня насмешливым взглядом: – Пожалуй, мне пора от папочки съезжать. Он же купил эту квартиру мне.

– Я знаю, – недовольно скривилась я и потащилась на кухню вместе с пакетом, в котором лежало две бутылки какого-то вина.

Что она, задобрить меня решила? Или напоить и выставить из дома? Мда, Яна… Не было проблем, лежала спокойно, покрывалась пылью, а тут на тебе, не вполне вменяемая дочка бывшего нагрянула. И, главное, непонятно, что от неё можно ожидать… Стало страшновато. Я поставила пакет на стол, сняла покрывало и кинула его на кухонный диванчик.

– И ремонт хороший, – я вздрогнула, услышав голов Лены практически у себя за спиной. Резко обернулась и уставилась на неё как на призрака. Если она меня убьёт, её ведь даже не посадят, признают невменяемой и в больницу отправят… Я пыталась не думать в таком ключе, но это плохо получалось. Лена присела за стол и снова посмотрела на меня. Балеринка…

– Ты меня боишься, – это было скорее утверждение. Я даже не стала возражать, просто промолчала, продолжая настороженно разглядывать её. – Меня все боятся, кто знает правду. Но я пришла не истерику закатывать, Абрамова.

– А зачем ты пришла? Посмотреть на свою квартиру? Выгнать меня? Что ты еще не сделала, что хотела в отношении меня, Селезнева? – не сдержавшись, воскликнула я.

– Ну на квартиру я давно хотела посмотреть, – ухмыльнулась Лена и кивнула на пакет. – Тащи штопор и бокалы.

– Я не буду пить. Тем более с тобой.

– Думаешь, я буйная? Абрамова, мы пересекались с тобой сотни раз, скажи, я хотела что-то с тобой сделать в такие моменты? – Лена поднялась, и сама подошла к шкафчику. Открыла створки и вытащила две кружки. – Я так понимаю, бокалов тут нет?

– Нет, – нехотя ответила я и полезла за штопором.

Когда я открыла бутылку и разлила по бокалам, Селезнева отсалютовала мне своим и сделала глоток.

– Сойдет, – нахмурив брови, сказала она и отставила бокал в сторону. Я невольно засмотрелась на неё. Эта складка меж бровей, нос, взгляд – все это было от Олега. И как же я раньше не видела очевидного? Волосы и хрупкое телосложение у неё по всей видимости были в мать, а в остальном…

– Олег знает, что ты здесь? – опустилась напротив неё на стул и тоже взяла свою кружку. Белая с желтыми цветочками… Я купила её в гипермаркете неподалеку на следующий же день, как Олег привез меня сюда. Две кружки, две тарелки, две вилки и две ложки… Все по два. Будто бы надеясь, что помимо меня в этой квартире будет еще кто-то… Тот, кого сама же держала на удалении от себя.

– Нет, – со вздохом глянула на меня Селезнева. – Сидит, наверное, в своей комнате и даже не вспоминает обо мне.

– Зря ты так. Он любит тебя.

– Он тебя любит, – выговорила она, и губы её тронула печальная улыбка. – А меня любит разве что бабушка.

– Он ради тебя на многое пошел, он… – наткнувшись на взгляд Лены, я замолчала. Сама была не уверена в собственных словах.

– Он просто чувствует вину, что когда-то не поборолся за мою настоящую мать и о моем существовании забыл. Но это нормально, я его не виню. Он не растил меня, с чего ему меня любить? – криво усмехнулась Лена. Глаза её наполнились слезами. И я сама почувствовала, как глаза начинает пощипывать. Еще не хватало, чтобы я тут над её судьбой ревела. Нет уж! Я сделала большой глоток из кружки. Вино было приятное на вкус. Судя по всему, дорогое. Сделала еще один, потом еще. Напомнила себе, что пить мне нельзя и поспешила убрать из-под носа кружку.

– Ты же знаешь обо всем, – продолжила она. – Я просто хотела, чтобы он меня любил, чтобы его внимание было только мне. Все мне… Эгоистично, понимаю, – пожала плечами и допила остатки вина. С шумом поставила кружку на стол и потянулась к бутылке. Налила себе, не спрашивая, подлила и мне. Я следила за её действиями и думала о том, что в страшном сне мне не могло присниться, что я вместе с Селезневой буду напиваться на кухне, принадлежащей ей, квартиры. – Но ты же тоже хотела бы, чтобы он принадлежал лишь тебе?

Хотела. Хотела бы.

– Но он же не вещь, – все же возразила я.

Смотрела на Лену и понимала, что мы с ней, по сути, одинаковы. Да, я бы тоже ревновала Олега… Да что уж, я на протяжении этого месяца безрезультатно боролась с этим чувством. И проигрывала эту неравную борьбу раз за разом!.. Причем я тоже понимала, что Лена, которая рядом с ним, в его квартире – всего лишь его дочь и это нормально, это другие чувства. И все же…

– Я разрушила его брак с Ингой, – всхлипнув, она вытерла слезы и, обхватив обеими руками кружку, выпила вино, а после продолжила, вгрызаясь в меня ледяным взглядом. Да, взгляд у них с Олегом одинаковый… – Я тогда желала одного – чтобы он был моим, и делала с ней то же, что и с тобой. Вот только… я недавно это поняла… За Ингу он так никогда не заступался. Ей он не рассказал правду и предпочел развод. Тебя же он не хотел терять. И я… – она говорила, а у меня тоже потекли слезы. – Я знаю, какого человеку, который думает, что никому не нужен. Он переживает, что не нужен тебе, Абрамова, – я зажмурилась и слезы капнули на мои ладони, лежащие на столе. Как это не нужен?! Как? Как он вообще мог подумать такое? Не нужен… Просто я…

– Я его недостойна, – просипела я, качая головой. – Я дала это интервью, я…

– Я тебя спровоцировала!

– Это не отменяет того, что я его предала, Лена! – закричала я, вскакивая. Слезы катились и катились, и я понимала, что еще немного, и у меня случится истерика. Не у Селезневой, блин, а у меня! И скандал закачу ей я!

– Ну предала… Это ты так считаешь, он иначе думает. Он тоже винит себя. И страдает, черт возьми! А я не хочу, чтобы он страдал. Потому что даже если он меня не любит, его люблю я. И кем бы меня ни считал он или ты… – она тоже встала и приблизилась ко мне. А потом тихо произнесла: – Я хочу жить в этой квартире, в общем. Потому и приехала. А ты… ты можешь валить на все четыре стороны. Или к нему. Я не буду больше палки в колеса вставлять. И не благодари, – уголок её рта искривился в усмешке.

– Но я… – я так и стояла, не решаясь пошевелиться. Первым порывом было обнять Лену, но мне самой страшно стало от этого желания. Нет-нет. Нетушки. Еще я Селезневу не обнимала! – Я только вещи соберу, – выдохнула я и рванула прочь из кухни.

В комнате свалила в сумку вещи первой необходимости. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди, руки ходуном ходили. Неужели все это правда? Я его увижу, снова увижу… Как же я по нему соскучилась! По рукам его, по губам, по улыбке, по взгляду… По смеху. По его «не реви!»… По «не реви!» особенно сильно. Я засмеялась и вытерла катящиеся крупными каплями слезы тыльной стороной ладони. Застегнула сумку и, обернувшись на дверь, наткнулась на Лену.

– Только ты очень его береги, – сказала она, я закивала и заплакала еще сильнее.

Все стало неимоверно просто! Все мои страхи отступили, и я вдруг осознала, что весь месяц мучила себя и в первую очередь его. Мучила сомнениями, собственными страхами… Я и без того глупая и дурная, а он меня терпит и, я уверена, любит.

– Буду, – прошептала я. – Буду, Лен.

Лена бросила ключи на тумбочку и громко сообщила:

– Я дома!

Я снова не знала, что мне делать, будто бы никогда не жила в этой квартире, будто бы не знала человека, живущего здесь. Будто бы… Будто бы не видела только что вышедшего из спальни Олега много-много лет. Я выпустила ручки, и сумка упала. Цепкий, пристальный взгляд моего тренера тут же устремился к моим ногам. Затем поднялся выше, к моему лицу, задержался на несколько мгновений, и только потом посмотрел на Лену. Хмуря брови. А она, так же хмуря брови, заявила:

– Я выселила её из своей квартиры. Да, папа, я знаю, что ты купил её для меня, – с улыбкой проговорила Лена. – Я возьму кое-что из вещей и уеду. А вы думайте, что дальше делать, потому что обратно я её не пущу…  – она по всей видимости ждала какой-то реакции от Олега, но её не последовало. – В общем, я пошла, – тогда Лена разулась и, не снимая верхнюю одежду, ушла в свою комнату.

Я же смотрела на Олега, жадно впитывая в себя его образ. Я и правда не видела его, потому что вот он, мой настоящий Олег, в домашних серых штанах и футболке, обтягивающей сильное подтянутое тело. С копной черных волос, с прядкой, падающей на лоб. И глазами – синими-синими.

Он тоже не двигался с места. Проводив Лену взглядом, вернул его на меня.

Я осторожно перешагнула через свою сумку и подошла. Задрала голову и произнесла:

– Она не против наших отношений.

– А ты? – тихо спросил он, растворяя меня в своем взгляде, ломая все запреты.

– Я… Я просто хочу, чтобы ты был рядом со мной. Я… – я не договорила, Лена, вышедшая из комнаты, метнулась в ванную, и мы с Олегом вместе проследили за ней. Она забрала что-то с полочки и сунула в рюкзак.

– Я уже ухожу, – она наклонилась, чтобы обуться, но Олег не дал. Приблизившись, взял её за руку и увел в комнату.

Я же разделась, повесила куртку, но не решилась пройти дальше прихожей. Как-то все нереально… Будто бы игра, будто бы Лена могла придумать какой-то коварный план, чтобы я навсегда отстала от её отца. Но, спустя минуты три, они оба вышли из комнаты, и Лена тут же принялась обуваться. Затянув шнурки на ботинках, взяла рюкзак и, окинув нас обоих спокойным взглядом, выговорила:

– Увидимся.

А после ушла.

– Она любит тебя, Олег, – тут же выговорила я. – Любит и хочет, чтобы ты был счастлив.

– Я счастлив, если со мной рядом ты. И она это, кажется, поняла.

Я кивнула и тут же почувствовала тепло его рук. Олег развернул меня к себе лицом и произнес:

– Ты больше не будешь бегать от меня, Яна?

– Не буду, – покачала я головой и прильнула к нему, прижалась щекой к его груди и шумно выдохнула. Я слышала. Слышала, как быстро бьется его сердце, и не верила, что он действительно рядом. Что больше нам никто не помеха, в том числе и глупая Яна Абрамова.

– Я люблю тебя, Олег, очень сильно люблю!

Он поцеловал меня в макушку, погладил по спине и обнял еще крепче.

– И я тебя, – услышала я. – Очень сильно. Только попробуй от меня уйти.

Я покачала головой. Не уйду. Никогда от него не уйду. Потому что только в его объятиях я чувствую себя живой. Только в его объятиях я чувствую, что за спиной у меня вырастают крылья. Я много ошибок совершала. И еще обязательно совершу. Но больше никогда не причиню ему боли. Больше никогда не предам его. Никогда.

Эпилог

– И что это значит? – услышала я и резко обернулась. В руках у меня была шоколадка, которую я только что достала из автомата с едой, и взгляд тренера не сулил мне ничего хорошего.

Он потянулся к шоколадке, но я спрятала её за спиной и покачала головой:

– Не дам! Если я её не съем, я сойду с ума!

– Это я сойду с ума, если ты её съешь всю.

– Не буду всю. Обещаю, – улыбнулась я и, вытянув руку с батончиком вперед, хитро прищурившись, спросила: – Будешь половину?

– Дай сюда, – он, продолжая играть недовольство, забрал у меня шоколад и, распечатав, протянул мне один маленький батончик. Второй забрал себе и тут же откусил. – Ешь, – кивнул на шоколад у меня в руке. – И потом не говори, что я тебя голодом морю.

Я покорно откусила её и, ощутив спасительную сладость, застонала от удовольствия.

– Боже! Это прекрасно!

Я откусила еще один кусочек и, завернув остатки в обертку, сунула Олегу.

– Наелась? – насмешливо поинтересовался он, засовывая шоколадку в карман олимпийки.

– Нет, но, если бы я не съела её, я бы умерла, – искренне проговорила я и, взглянув на Олега, выпалила едва слышно: – Я боюсь.

Он тут же взял мою руку и потянул. Сделав шаг, я оказалась к нему вплотную. Закинув голову, посмотрела ему в глаза и нашла в них то, что мне было так необходимо в эту минуту – уверенность во мне.

Мы стояли в тренировочном зале, мне предстояло выйти на олимпийский лед уже через сорок минут. На огромных экранах показывали прокаты предпоследней группы участниц, но я старалась не смотреть. Пыталась отвлечь себя растяжкой, нарезала круги по залу, слушала музыку и, наконец, решила слопать шоколадку. В этот момент я невольно оглянулась назад. Туда, откуда начался мой путь наверх, начиная с того самого финала Гран-при два года назад. Тогда я вдруг перешагнула сразу через несколько ступеней и нагнала остальных. А после… После был чемпионат России, где я заняла первое место, за ним – чемпионат Европы, так же ставший победным. На чемпионате мира того сезона я проиграла лишь японке. А на следующий сезон, добавив в произвольную программу еще один четверной, взяла у неё реванш. И этот стремительный взлет не давал мне и секунды, чтобы опомниться и прийти в себя. Только вверх, вперед, не давая себе слабину. Олег взялся за меня серьезно, и иногда на тренировках мне хотелось его придушить. Но… сделать это я могла лишь дома, по нашему с ним уговору разделив личное и работу. Но дома… дома мне уже душить его не хотелось, потому что он становился моим Олегом, ласковым и властным, самым желанным, самым любимым. Я думала, что со временем смогу привыкнуть к нему, насытиться им, быть более спокойной, но… Нет. Каждый день, каждую ночь, я желала его все с той же силой, а, порой, сильнее. И видела, знала, чувствовала – с ним происходит то же самое.

– Ты сделаешь их всех, – окинув зал взглядом, где в том числе разминались и мои непосредственные соперницы, Олег вернул его на меня и чуть заметно улыбнулся. – А если не сделаешь… – глаза его многозначительно сверкнули, а губы мои против воли растянулись в улыбке.

– Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал.

– Потом будешь отрабатывать, – его ладонь коснулась моего оголенного плеча. Затем он склонился и коснулся его губами. – Ты прекрасно готова, Яна, и все, что может случиться, это если в твоей голове что-то переклинит. Отбрось сомнения, ты справишься. Ты лидер после короткой.

– У меня одна сотая преимущества, – тряхнула головой я. – Это ничто.

– Это золотая медаль, Яна, – возразил Олег. – Никто не вспомнит, сколько ты выиграла у второго места. Будут помнить лишь тебя и твою победу.

Я кивнула. Он был прав. Прав, черт возьми.

Набрав в легкие побольше воздуха, я шумно выдохнула и стрельнула взглядом в японку, разговаривающую со своим тренером. Моя главная конкурентка на протяжении двух сезонов. У неё тройной аксель и четверной, у меня два четверных и самый лучший тренер. Тренер, которого я не подведу.

– Ну и что вы тут стоите? – к нам подошла Селезнева и окатила меня рассерженным взглядом. – Ты почему еще не переоделась?! Скоро разминка. Предпоследняя девочка катается! – кивнула на экран, я тоже глянула. Лена была права, произвольную катала кореянка с бежевом платье. За ней только одна из американок и… и все.

– Ты не мой тренер, чтобы мне указывать, – все-таки признавать её правоту мне не хотелось.

Олег подавил смешок, а Селезнева скривила лицо.

– Я помощник твоего тренера, если ты забыла, – процедила она.

А я закатила глаза. Господи, когда я согласилась на это? Полтора года назад Олег заявил, что хочет взять еще одного тренера, который будет помогать ему в работе со мной, и я, конечно же, согласилась. Хорошие специалисты на дороге не валяются, но… когда он привел Лену на каток, я… вот тогда был один из моментов, когда мне хотелось его придушить. Причем прилюдно! Не сказать, что мы Леной были в плохих отношениях в то время, но и приятельницами не были. Не были мы ими и сейчас, спустя время. Мы обе – собственницы, и я видела, что, несмотря на её слова тогда, на кухне, Лена ревнует Олега ко мне. И я. Я тоже ревновала его к ней. Несмотря ни на что. Хоть десять тысяч раз Олег скажет мне, как сильно любит, это не изменит моего отношения к его дочери. Однако мы сработались, как ни странно. И именно Олег стал тем, кто нас объединил. Потому что обеих нас связывало одно чувство: мы обе желали, чтобы он был счастлив. И если он счастлив, когда мы не ругаемся и находимся вместе… Так тому и быть.

– Как я могу такое забыть, – округлив глаза, недовольно выговорила я и тут же наткнулась на взгляд Олега. Он снова погладил меня по плечу и выговорил:

– Иди переодевайся. Лена поможет тебе поправить прическу.

– Конечно, помогу, – с ехидной улыбкой подтвердила она.

– Главное без волос меня не оставь, остальное я вытерплю, – выговорила я и направилась в раздевалку.

Вернулись мы с Леной уже через десять минут. Наедине разговаривали мы мало, и пока она возилась с моими непослушными волосами, уже забранными в высокий пучок, но не перестающими пушиться даже под слоем лака, я открыла телефон и прочитала сообщение сначала от бабушки, которая держала за меня кулачки дома, а потом и от Альки. Она хотела приехать на Олимпиаду, но не смогла – роды. Она прислала мне фото своего сынишки и написала, чтобы без золотой медали в Россию не возвращалась. Отправив три сердечка, я выключила телефон и убрала в сумку. Больше ничего не должно меня отвлекать.

– Готова? – спросил Олег, придирчиво осмотрев меня с головы до пят.

Я уверенно кивнула и протянула свою сумку Лене. Та без слов забрала её.

Едва я ступила на лед, все мои страхи ушли. Остался лишь он, безмолвный и, казалось бы, бездушный на первый взгляд. Но нет, он впитывал частички души каждого, кто сегодня катался. Их мечты и надежды, их смех, их слезы. Ведь у каждой девочки, даже из последней, самой слабой разминки, есть свои цели. И если они здесь, на Олимпиаде, значит прошли огромный путь. Не всем дано выступать в последних разминках, но всем даны шесть минут пятьдесят секунд борьбы. Шесть минут пятьдесят секунд на Олимпийских играх – разве уже это не достижение?

Я проехалась вдоль борта, посмотрела на трибуны, заполненные до отказа и… не чувствовала скованности. Лишь понимание, что это – Олимпиада. Это мои оставшиеся четыре минуты. Мои заключительные четыре минуты на Олимпиаде, за которые я должна сделать все, что умею. То, чему меня научил мой тренер.

Бросила взгляд на Олега и улыбнулась ему. Мой тренер, моя душа и мое сердце. Моя любовь. Мы многое пережили с ним за то время, что были вместе. Были и слезы, и истерики, и бросание коньков в шкафчик в раздевалке, когда особенно что-то не получалось. Но всегда со мной был он. Всегда.

Олег показал жестом выполнить часть вращения, а после отработать прыжки. Я кивнула и сделала все, как он сказал. После подкатила к нему и, сняв олимпийку, протянула через борт.

– Ты готова.

– Я знаю, – я вытащила салфетку из ярко-жёлтой птички-салфетницы и высморкалась. – Но позавчера было проще.

– В короткой всегда проще. Есть чувство, что если что-то не получится, остается шанс в произвольной, – сказал Олег и забрал у меня смятую салфетку.

Каталась я первой в разминке, поэтому за пару минут до окончания, отведенного на неё времени, снова вернулась к Олегу. Он держал мои руки в своих, крепко сжимая, и смотрел в глаза. На мне опять же было белое платье. Как сказал Олег: «Этот цвет приносит тебе удачу». Впрочем, я катала под композицию «Ave Maria» исполнителя Thomas Spencer-Wortley, и белое платье как нельзя лучше подходило к моему образу.

– «Разминка завершена. Просьба спортсменов покинуть лед», – прозвучало под сводами арены. Девочки, одна за другой, ушли со льда, а я осталась. Олег все не выпускал моих ладоней, и его тепло меня согревало. Не хотелось отпускать его, ведь он всегда был рядом, но… Но это мои четыре минуты. Только мои.

– Иди и откатайся так, как никогда еще не каталась, – это больше походило на приказ, и, я, решительно улыбнувшись, вытащила ладошки из его рук и кивнула. Оттолкнулась от борта и покатила вперед.

Зрители приветствовали мое появление аплодисментами, я вскинула руки и тут же прозвучало представление:

– «На лед, для исполнения произвольной программы приглашается Яна Коршунова, Россия».

Я остановилась в центре и повернулась к Олегу спиной. Я не видела его глаз, но чувствовала кожей. Каждой клеточкой своего тела.

Разлившаяся по стадиону мелодия подхватила и понесла меня вперед. Четыре минуты, и одна сотая преимущества, которая в данное мгновение ничего не значила…

Я набрала ход и зашла на первый каскад четверной тулуп-тройной тулуп. Взмыла вверх без страха, без жалости к себе, без сомнений.

«Откатайся так, как никогда еще не каталась»… Не просьба – приказ. Разве я могу отказать собственному мужу? Никогда не могла. У меня нет права на отказ. И никогда не было.