Глава 33
Ален медлил, и королева тут же высмеяла его колебания:
– Или вы сомневаетесь в добродетели леди Бланш? Которой верите больше чем себе?
– Вы неправильно поняли моё замешательство, – возразил Ален спокойно. – Я не могу согласиться на это, не зная, что предстоит пройти Бланш. Я не хочу ею рисковать.
– Ей ничего не грозит, де Конмор, – подперев подбородок, королева смотрела на него прямо и насмешливо. – Она останется жива, здорова и невредима. Даю вам в этом слово. Или вы настолько не доверяете своей королеве? Разве я хоть раз вела себя глупо и необдуманно, чтобы вы могли меня в этом упрекнуть?
– Нет, ваше величество, – ответил Ален. – Вы всегда были мудры и справедливы.
– Так будет и в этот раз. Вы согласны?
Ален медленно оглянулся, посмотрев на меня. Лицо его смягчилось, он еле заметно улыбнулся мне и кивнул, давая понять, чтобы я не боялась.
– Я согласен, – сказал он громко. – Я уверен, что моя жена Бланш де Конмор – добродетельнейшая из женщин.
Сердце моё оборвалось куда-то в пятки, и я даже не могла дышать. Добродетельная? Я?! Та, которая из-за денег согласилась вступить в брак, который на самом деле не был браком? Которая желала чужого мужчину так, что готова была отдаться ему при первой же возможности? Которая обманывала мужа, обещая принять на себя проклятие, которого не существовало? Лоб мой покрылся испариной, и я отерла его рукавом, позабыв о платке. Наверное, я крикнула бы, что не желаю этого испытания, но взгляд Алена остановил меня. Его взгляд удерживал, успокаивал, безмолвно убеждал, что все будет хорошо. Может, и вправду – будет?
– Я тоже согласна, – подтвердила Милисент. – О моем позоре известно уже всем, но я готова поклясться, что ни один мужчина, кроме милорда Конмора не держал меня в объятиях.
– Леди Бланш тоже согласна? – поинтересовалась королева.
Мне пришлось приложить усилие, чтобы кивнуть.
Король заерзал в кресле и спросил:
– Вы что задумали, моя дорогая? Это будет уместно при таком скоплении народа?
– Думаю, вам предстоит забавное зрелище, – ответила королева загадочно и поманила одну из своих фрейлин.
Прошептав что-то ей на ухо, королева улыбнулась с таким торжеством, как мог бы улыбаться Господь Бог, свершив последний суд на этой грешной земле.
От страха ноги совсем не держали меня, и я села на лавку. Что касается Милисент, она, наоборот, выпрямилась – златокудрая, похожая на фею, ничем не выказывающая боязни.
– Солома прелая, порой,
Казаться может розой…[1]
Надтреснутый голос, прозвучавший под сводами Конмора, поразил меня точно так же, как если бы эту песенку пропела моя покойная бабушка, вдруг объявившись перед королевской четой.
Вильямина!
Нищенка, гадалка, сумасшедшая – именно такой ее все считали, но сейчас даже королева благосклонно приняла её появление. Вильямина несла длинный ларец из черного дерева и с поклоном преподнесла его королеве. Она поставила ларец на колени, положила ладони на крышку и сказала:
– Когда я собиралась сюда, то знала, что установить истину будет непросто. Поэтому мне пришлось обратиться… к мудрой женщине. И она подсказала мне выход. Вот в этом ларце находится верное средство. Оно долгое время хранилось в королевской сокровищнице, от всех втайне, но пора показать его миру.
Она сделала эффектную паузу, наслаждаясь общим изумлением.
– Не томи, что там? – не вытерпел король.
– Это кое-что драгоценное, удивительное, божественное, – королева медленно подняла крышку, и все мы подались вперед, ожидая увидеть нечто волшебное – средство из страны фей, или ангельский эликсир правды, или ещё что-то столь же чудесное.
Но её величество достала… простую полотняную рубашку.
Фрейлина убрала ларец с колен королевы, и та развернула тонкую ткань – рубашка была некрашеной, белой, слежавшейся от долгого хранения, с заломами на сгибах. Глядя, с каким благоговением королева разворачивала её, я готова была поверить, что это не простая рубашка, но выглядела она совсем не по волшебному.
– Каждая из вас наденет эту рубашку на голое тело, – сказала ее величество нам с Милисент. – И мы сразу увидим, кто из вас добродетельней.
– Как прикажете, крёстная, – сказала Милисент, кланяясь, а я невольно обхватила себя за плечи.
Неужели мне придется обнажаться перед всеми?! Нет, нет, невозможно!
– Моя жена не станет раздеваться, – сказал Ален угрюмо.
– Но другого выхода нет, – королева сделала знак своим фрейлинам: – встаньте вокруг, чтобы поберечь стыдливость наших леди. Кто готов первым?
– Я готова, крёстная, – Милисент опять поклонилась, а у меня язык присох к нёбу.
Фрейлины пестрым ручейком перетекли из-за кресла королевы к нам и встали вокруг леди Милисент, полностью скрыв ее от сторонних глаз. Королева передала главной фрейлине рубашку, и чудесное одеяние было отнесено Милисент осторожно и со всем почтением.
Раздевалась Милисент достаточно долго, и вот по рукам фрейлин поплыла белая рубашка.
– Готово? Теперь разойдитесь, – приказала королева.
Благородные дамы расступились, и Милисент предстала перед собранием в одной лишь тонкой рубашке, льющейся от плеч до самого пола. Милисент улыбалась, поворачиваясь из стороны в сторону, показывая, что чудесная рубашка не приносит ей вреда.
– И в чем тут секрет, дорогая Ригунта? – спросил король.
Королева положила руку ему на плечо, призывая к терпению.
Все смотрели на леди Милисент, и только я посмотрела на Алена, а он на меня. И опять его взгляд ободрил и согрел меня. Всё будет хорошо, потому что небеса не могут быть так жестоки…
Истошный визг старшей фрейлины заставил меня отшатнуться, а следом за ним раздался общий возглас удивления, а потом воцарилась тишина, которую нарушали лишь сдавленные смешки.
– Совушки-воробушки! Вы и вправду поразили всех, моя королева! – рассмеялся король и три раза хлопнул в ладоши. – Леди Милисент! Похоже, рубашечка-то не считает вас слишком добродетельной!
Я посмотрела на Милисент, и рот мой раскрылся сам собой – златокудрая фея стояла красная, и тщетно пыталась натянуть на оголившиеся груди рубашку, которая вдруг растянулась в вороте до пояса и никак не желала возвращаться обратно.
После нескольких безуспешных попыток, Милисент догадалась отвернуться, перебросив на грудь золотистые кудри, но в ту же секунду в зале раздался мужской хохот – рубашка разошлась по спинке, словно разрезанная бритвой, явив собранию спину и ягодицы благородной леди, клявшейся в своей добродетели.
– Дорогуша, вам лучше прикрыться и уйти, – сказал король, фыркая в кулак. – Зрелище, конечно, приятное для глаз, – тут он покосился на королеву, поймал её гневный взгляд и приподнял брови с самым невиннейшим образом: – но мы должны позаботиться о целомудрии своих подданных. Правда, Ригунта?
– Вы правы, ваше величество, – сказала она сквозь зубы. – Снимайте рубашку осторожнее, леди Милисент. Волшебная вещь не виновата, что вы предпочли ложь правде.
Едва натянув платье, Милисент растолкала фрейлин и помчалась к выходу. Ее провожали веселым улюлюканьем, а мужчины не стесняясь отпускали вслед посрамленной красавице сальные словечки. Особенно веселилась Вильямина – она принялась даже приплясывать возле королевского кресла, и никто не упрекнул её за подобное неуважение.
– Теперь ваша очередь, леди Бланш, – промолвила королева.
Я поднялась с лавки, как будто была столетней старухой. В голове не было ни одной мысли, и меня трясло, как в лихорадке. Фрейлины окружили меня, и теперь даже взгляд Алена не был поддержкой. Провозившись со шнуровкой, я кое-как стащила с себя платье, а потом нижнюю рубашку и белье вместе с чулками. Боже, как стыдно! Хотя никто кроме старшей фрейлины не видел моей наготы, меня так и бросало в жар.
– Поднимите руки, – спокойно сказала старшая фрейлина. – Я надену на вас рубашку.
Я подчинилась, испытывая уже панический ужас, и прохладная ткань скользнула по мне, скрывая от плеч до пола, совсем, как леди Милисент до этого.
– Покажите нам её, – раздался голос королевы, и фрейлины послушно расступились.
Я едва не юркнула за их юбки и заметалась из стороны в сторону, но Ален позвал: «Бланш!», – и я остановилась, тяжело дыша.
Последовала долгая тишина, показавшаяся мне бесконечно долгой.
– Рубашка не исчезает… – разочарованно сказал кто-то из свиты короля.
Только тогда я осмелилась посмотреть на себя.
Волшебное одеяние ничуть не изменилось и скрывало меня от чужих взглядов. Не веря такому чуду, я коснулась её ладонями, вознося благодарственные молитвы, и вдруг подол пожух, словно сухие листья, брошенные в костер. Сначала обнажились мои ступни, потом щиколотки… а рубашка становилась всё короче и короче…
– На свете бывают волшебные рубашки, но не бывает добродетельных женщин! – сострил королевский шут, и господа лорды захохотали.
Бежать! Немедленно бежать, пока никто не увидел моего позора!
В глазах поплыли темные пятна, и я рванула к двери, совсем как Милисент, но кто-то цепко схватил меня за локти. Я забилась в крепких руках, теряя остатки разума, но голос Алена разорвал черную пелену:
– Бланш! Кто целовал тебя до свадьбы?
Его слова слышались мне, как со дна морского, и Ален повторил ещё раз:
– Кто целовал тебя до свадьбы? Ответь!
Зрение моё прояснилось, и я увидела совсем рядом лицо, которое было для меня самым дорогим и желанным. Серые прозрачные глаза смотрели с любовью, и я всей душой потянулась к тому, кто стал моим мужем по странной случайности, а потом воцарился в моем сердце.
– Вы, милорд, – прошептала я. – Вы поцеловали меня. Я разрешила это вам, хотя мы не были женаты, я грешница…
– Небеса святые! – завопил король. – Вы это видите?!
Я испуганно дернулась, но Ален снова удержал меня. Потом чуть отстранил, разглядывая с макушки до пят, а потом улыбнулся. Это была самая замечательная улыбка, которую я когда-либо видела – нежная, ласковая, гордая одновременно. И счастливая.
– Ну, господа, – сказал Ален, не отводя от меня глаз, – и дамы, разумеется. Теперь кто-нибудь сомневается в добродетели моей жены?
Только тут я опустила глаза, рассматривая волшебный наряд. Невозможно было поверить, но рубашка, казавшаяся такой старой и неприглядной, сейчас сияла ослепительной белизной. Я коснулась ее кончиками пальцев, не совсем уверенная, что это мне не чудится. Но нет – сияние становилось все ярче и ярче, и ткань, не обжигая, испускала уже столько света, что лавка, на которой я недавно сидела, начала отбрасывать тень.
– Сомнений нет, – произнес король. – Эта женщина – сама добродетель! Ригунта? Что скажете?
– А что она может сказать? – проворчала Вильямина, и её опять никто не одернул.
Я посмотрела на королеву умоляюще, и её породистое, немного жестокое лицо постепенно смягчилось:
– Вы победили, маленькая леди, – сказала она. – Получите своего мужа и простите свою королеву за подозрительность. Но нам всегда трудно поверить, что близкие неискренны с нами. Мне больно, что моя крестница так поступила. Обещаю, она больше не побеспокоит вас.
Победила!..
В тот миг я была по-королевски великодушна и хотела уже объявить, что не держу зла на леди Милисент, но тут граф схватил меня на руки и понес к выходу под оглушительные аплодисменты лордов и слуг. Женщины вели себя сдержаннее, но кланялись, когда Ален проносил меня мимо.
– Верните рубашку!!! – перекрыл вдруг все голос королевы, и нам пришлось вернуться.
– Простите, ваше величество, – покаялся мой муж, – я совсем потерял голову.
– А я могла потерять бесценную вещь, если бы вы донесли госпожу графиню туда, куда намеревались, – ответила королева добродушно. – Вижу, что вы вряд ли проявили бы осторожность.
Фрейлины окружили меня, помогая снять волшебное одеяние, которое сразу же утратило сияние и стало обыкновенной на вид льняной тонкой рубашкой.
– На этот раз, Конмор, тебе никто не помешает, – сказал король, когда фрейлины выпустили меня уже одетую, красную от смущения, волнения и счастья. – Даю в том мое королевское слово.
– Очень на это надеюсь, – сказал мой муж, не сводя с меня глаз.
– Теперь вас точно никто не побеспокоит, когда уединитесь в спаленке! – завила Вильямина, деловито забирая рубашку и укладывая её в ларец. – Идите и запритесь там смело, милорд графчик и госпожа графинечка! Вильямина никому не позволит вам помешать!
Мне до сей поры не известно, кто сдержал слово – король или старая прорицательница, но в этот раз и в самом деле никто не помешал нашей с Аленом любви.
А снег за окном падал лёгкими белыми хлопьями, как будто кто-то там, наверху, просеивал сахарную пудру, превращая реальный мир в самую настоящую волшебную зимнюю сказку.