В одну из ночей я проснулась, будто меня толкнули. Свеча прогорела, из чего я сделала вывод, что утро было близко, но петухи ещё не пели. Перевернувшись на другой бок, я готовилась досыпать, как вдруг раздался тихий стон. Я села рывком, вмиг проснувшись.
Стон повторился – приглушённый, будто кто-то мычал от боли, стиснув зубы.
Накинув халат и сунув ноги в домашние туфли, я открыла дверь спальни и вышла в коридор. Замок спал, и никаких стонов я больше не слышала, но продолжала идти к лестнице, потому что мне упорно казалось, что звуки доносились именно отсюда.
Мне было слышно сонное повизгивание собак на первом этаже, завывание ветра за окном, а потом я столкнулась с кем-то, кто стоял в темноте, возле лестничного пролёта, ведущего на второй этаж. Мужские руки схватили меня за локти, и удержали, когда я попыталась вырваться. Я была настолько испугана, что не смогла даже закричать, а в следующую секунду знакомый голос произнес:
– Тише, Бланш! Это я.
– Реджи!.. – ответила я нервным смешком и перестала трепыхаться в его руках.
– У меня здесь свеча. Подожди, сейчас зажгу, – он отпустил меня и завозился в темноте, пытаясь поджечь трут.
Я стояла и думала, что не видела Реджи со дня, когда готовила монастырскую коврижку. Он даже не пришел на свадьбу, хотя я отправляла приглашение. Затеплился огонек свечи, и Реджинальд поднял её повыше, освещая коридор.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я. – Ты напугал меня до смерти.
– Я-то здесь по поручению графа, – ответил он, разглядывая меня как-то слишком уж внимательно, – а вот ты почему не спишь?
Проследив его взгляд, я поспешила запахнуть халат, края которого в самый неподходящий момент разъехались на моей груди, открывая глубокий вырез ночной рубашки.
– Мне послышалось… что кто-то стонет… – я оглянулась в темноту.
– Стонет? Я ничего не слышал.
– Наверное, мне показалось. Спокойной ночи, Реджи, я пойду к себе.
– Постой, – он схватил меня за руку, свеча покачнулась, и на моё запястье пролился горячий воск, отчего я не смогла сдержать вскрика.
– Прости, Бланш, прости, – Реджи смахнул пленку застывшего воска и сжал мои пальцы в своей ладони. – Я провожу тебя. Не стоит бродить по этому страшному замку в одиночестве.
– Замок вовсе не страшный, – сказала я тихо, пытаясь освободить руку. – И провожать меня не надо, я прекрасно доберусь сама.
– Позволь мне это сделать…
Снова раздался стон, да так явно, будто прозвучал в моей голове. Но на этот раз Реджи тоже его услышал и замер.
– Это ветер, – сказал он неуверенно.
– Это не ветер. Кто-то стонет, кому-то плохо!
Я готова была броситься в темноту коридора, но Реджинальд меня удержал.
– Говорят, убитые жены Конморов бродят здесь по ночам, – сказал он.
– Уверена, что это не призрак!
– Тем более не надо пытаться раскрыть все тайны, Бланш. Прояви благоразумие.
– О каком благоразумии ты говоришь?! Бросить кого-то, кто нуждается в помощи?
– Кто тут шепчется? – раздался голос с третьего этажа, и мы с Реджи замерли, застигнутые врасплох.
По лестнице спускался граф де Конмор. Увидев нас, он остановился. Он ничего не спрашивал, и лицо у него было очень спокойным. Даже слишком спокойным.
– Милорд! – ахнула я. – Когда вы вернулись?
– Часа два назад, – ответил он. – Думал, все спят, не хотел никого будить. Но вы бодрствуете, как я погляжу?
– Доброй ночи, милорд, – сказал Реджи, отпуская меня. – Бланш услышала, что кто-то стонет, и мы пошли посмотреть.
– Это вы стонали? – спросила я, волнуясь.
– Я? Стонал? – граф вскинул брови.
Взгляд его был непроницаемым, и я волновалась всё больше и больше.
– Бланш… Миледи, вам лучше вернуться в свою спальню, – сказал Реджи. – Я провожу, с вашего позволения.
– Нет, не надо, – быстро произнесла я.
– Милорду так будет спокойнее, – сказал Реджи.
Я разом взмокла, подумав, что Реджи, верно, не понимает, что говорит. А если понимает, то…
– Я сам провожу госпожу графиню, – сказал де Конмор, – ты прав, так мне будет спокойнее.
Он спустился и пошёл по направлению к моей спальне, не оглядываясь, будучи совершенно уверен, что я последую за ним. Я и в самом деле пошла следом за мужем, ступая, как по тонкому льду. Угораздило же нам столкнуться с Реджи! Что подумает об этом граф? Мне казалось очень важным объяснить, что встреча произошла нечаянно, хотя муж ни о чём меня не спрашивал.
Мы прошли коридор, свернули к жилым комнатам, и только тогда я осмелилась заговорить:
– Наша встреча с Реджинальдом была случайной. Поверьте, милорд.
Остановившись у двери своей спальни, я медлила открыть дверь. Мне казалось, что как только я это сделаю, что-то разделит меня и Алена, как река берега. А он всё молчал и молчал, и не произносил ни слова.
– Я говорю правду…
– Я верю тебе, Бланш, – сказал он, протянул руку и запахнул на мне края халата, которые снова разъехались. Пальцы его коснулись ключа, что он мне дал, и, помедлив, граф спросил: – Он при тебе?
– Всегда, милорд, – ответила я. – Вы просили беречь его, и я выполняю вашу просьбу.
– Приказ, – пробормотал он.
– Просьбу, – поправила я его. – Хотите забрать ключ? – и я сделала движение, чтобы снять цепочку.
– Нет! – граф почти отшатнулся от меня, но потом заговорил, как и прежде – спокойно и холодно. – Пусть будет у тебя. Иди спать и не ищи больше в моем замке привидений. Их нет. Стоны тебе почудились.
Он подождал, пока я зайду в комнату и задвину засов изнутри. Я не утерпела и выглянула через несколько секунд, но графа де Конмора в коридоре уже не было.
Утром я готовила завтрак с особым старанием – поджаривала гренки с беконом, так как ждала к столу мужа. Но появилась Барбетта и объявила, что граф отбыл из Конмора ещё ночью.
– Приехал – и тут же уехал, – пожаловалась она. – Всё дела у него, дела – и всё королевские!
Уехал… Я задумалась и чуть не сожгла бекон.
Не во мне ли причина, что граф не пожелал провести дома хоть одну ночь? Я расспросила о Реджи, но Барбетта сказала, что все слуги графа уехали вместе с ним. С одной стороны – так спокойнее, но с другой…
– Дом без хозяина – сирота! – возвестила она. – А дела короля могли бы потерпеть недели две, он бы от этого не обеднел.
– Хорошо, что его величество вас не слышит, – слабо улыбнулась я и спросила: – Сегодня ночью я слышала чьи-то стоны… Кто бы это мог быть?
– Стоны?! – изумилась Барбетта. – Вашей милости, наверное, почудилось
– Нет, не я одна – слуга графа тоже их слышал. Мы осмотрели второй этаж, но никого не нашли. Может, кто-то болен?
– Вы ночью ходили по замку? – спросила служанка невпопад.
– Что в этом плохого?
– И никого не видели?
– Нет…
– Это Удушеная Дама, больше некому, – медленно произнесла Барбетта. – Плохой знак, очень плохой. Встреча с ней – дурная примета. Лучше не выходите из комнаты ночью.
– Удушенная Дама? Впервые о ней слышу.
– Ещё бы вам о ней слышать… – Барбетта собралась с мыслями, почесала ладонь и заговорила таинственно, понизив голос: – Удушенная Дама – восьмая жена первого графа де Конмора. У него было несколько жен, и всех их он убил. Восьмая жена прокляла его, она сказала, что готова не обрести покоя после смерти, лишь бы злодей был наказан. Граф удушил ее, а труп спрятал. Но с тех пор лунными ночами Удушенная Дама начала бродить по замку. Она одета в саван, а на шее у нее болтается черный шнурок, которым муж задушил её. Граф сошел с ума и бросился со скал. Так проклятье Дамы исполнилось, но сама она до сих пор бродит этим коридорам. Опасайтесь встречи с ней, миледи!
Я больше не задавала вопросов и только кивнула, размышляя над тем, сколько же еще тайн и загадок хранит старый замок Конмор.
В следующую же ночь стоны повторились.
Вскочив с постели, я набросила халат и открыла двери спальни, прислушиваясь. Снова приглушенный стон, а потом что-то стукнуло на лестнице, ведущей наверх.
Я не взяла свечу и пошла по коридору в темноте. Сердце моё бешено колотилось. Вдруг я сейчас и в самом деле увижу призрак Удушеной Дамы?.. Ведь сейчас почти полнолуние, а Барбетта сказала, что Дама приходит в лунные ночи.
Тёмная фигура на лестнице, залитой лунным светом, едва не отправила меня в обморок, но здравый смысл взял верх над страхом. Призраки – они ведь бесплотные? Значит, чёрными быть не могут. И значит, на ступенях стоит человек…
Фигура пошевелилась, и я разглядела резкий горбоносый профиль.
На лестнице стоял граф. Лунный свет поливал его холодным серебром, и от этого он выглядел особенно страшно. Как ворон в человеческом обличии. Он сделал ещё один шаг, сгорбился, привалившись к стене, а потом застонал сквозь зубы. Я взбежала по ступеням на одном дыхании.
– Что с вами? – спросила я, кладя руку ему на плечо. – Милорд, вам плохо?
Он медленно обернулся, и я попятилась, потому что лицо его показалось мне странным. Светлые глаза, обычно смотревшие твердо и пристально, сейчас были словно подернуты дымкой.
– Куда вы направляетесь? – спросила я взволнованно.
– Вообще-то, к себе, – сказал он.
– Вы почти добрались, – улыбнулась я. – Хотите, помогу вам?
– Дай ключ, – сказал он.
Я сразу поняла, о чем идет речь, и сняла с шеи цепочку с таинственным ключом. Граф забрал его у меня, выдернув из пальцев, сунул ключ в поясной карман и отвернулся. Я ожидала, что он сразу же уйдет, но де Конмор почему-то медлил.
– Знала бы ты, как я ненавижу эту комнату, – сказал он вдруг с сухим смешком.
– Тогда не ходите туда, милорд.
– Если бы я был смелее, то никогда бы не вошёл, – произнес он глухо, глядя в стену.
– Хотите, пойду с вами? – предложила я.
– Нет! – почти прорычал он. – Я запрещаю тебе заходить туда, что бы ни случилось. Ослушаешься – накажу жестоко.
Это было похоже на наш разговор в Ренне, когда де Конмор предлагал договор о браке на год. Но если тогда передо мной был спокойный и уверенный человек, то теперь я видела… чудовище? Что могло так изменить моего мужа? Какие страхи терзали его душу? Почему он боялся этой комнаты, но не мог не пойти туда? И я повторила те самые слова, что сказала в Ренне:
– Насколько жестоко?
Он не ответил, а схватил меня за горло левой рукой и сжал. Я задохнулась и вцепилась в его железные пальцы, но легче было разогнуть подкову, чем их.
– Пустите… мне больно… – прохрипела я.
Граф тут же разжал руку. Я закашлялась, потирая горло, но осталась стоять, хотя желала сбежать больше всего на свете. Граф смотрел на меня и молчал, и молчание его пугало больше, чем жестокие слова.
– Почему ты не убегаешь? – наконец спросил он.
– Куда же мне бежать, милорд? – ответила я мягко. – Я – ваша жена, вы – мой муж, церковь благословила наш брак, и теперь мы – одно целое. Разве может одна ваша рука убежать от другой?
Почему-то его это задело – он так и вскинулся, преодолел последние несколько ступеней, поднявшись на площадку третьего этажа, а потом позвал меня, словно я находилась за сотни миль от него, а не стояла совсем рядом:
– Бланш…
– Да, милорд, – ответила я. – Вам помочь?
– Помоги.
– Скажите, что надо сделать? – спросила я с готовностью, поднимаясь к нему.
Он схватил меня за талию, развернул и притиснул к стене так крепко, что у меня на секунду перехватило дыхание.
– Ты сделаешь всё, что прикажу? – спросил он, скользя взглядом по моему лицу и всё чаще останавливаясь на моих губах.
– Всё, что вы попросите, милорд, – ответила я тихо, но твердо. – Но только в рамках благоразумия и приличия.
– Вот как, – пробормотал он. – Ты очень услужлива. Но мне хотелось бы знать о твоих истинных желаниях.
– Они просты, милорд, – ответила я искренне, – я мечтаю, чтобы в ваш дом пришло счастье и умиротворение…
– Молчи! – прервал он меня.
Я замолчала, не понимая, чем могла разозлить его. Ведь он сейчас был именно зол – брови хмурились, морщины обозначились резче.
– А я мечтаю о твоих губах, – граф провел большим пальцем по моей нижней губе, заставляя меня одновременно запрокинуть голову. – Эти губы, эта улыбка… Я все время вспоминаю их…
Он жадно поцеловал меня и прижал к стене всем телом, так что я не успела даже пикнуть.
Сначала я решила, что он пьян, но вином от него не пахло, и на ногах он держался крепко, и так же крепко держал меня, хотя и одной рукой.
Правильнее было бы вырваться, напомнить про договор, но вместо этого я закрыла глаза, подчиняясь воле мужа. Как и раньше, поцелуй его вызвал легкое головокружение, но сейчас к чувству неги и сладости примешалось иное чувство – я вдруг стала более требовательной, и неожиданно для себя самой положила руки на плечи графу и потянулась к нему, ответив на поцелуй, пробуя так же коснуться языком его языка.
Он оторвался от меня и выдохнул, касаясь лбом моего лба:
– Ты делаешь это нарочно, маленькая ведьмочка?
– Делаю – что, милорд? – спросила я тоже еле слышно.
– Сводишь меня с ума.
– И не думала, милорд…
– Конечно, святая Бланш об этом и не подумает, – пробормотал он и потянул меня за собой. – Заходи! – он пинком открыл двери своей комнаты и затащил меня внутрь.
Споткнувшись в темноте о порог, я полетела вперёд, граф попытался подхватить меня правой рукой за талию, но почему-то не удержал, и я упала на колени, больно ударившись ладонью.
– Простите, я такая неловкая, – поднявшись, я потерла ладонь и отряхнула платье, а потом посмотрела на мужа.
Он стоял, словно окаменев, и не делал попытки подойти или прикоснуться, будто только что меня страстно целовал совсем другой человек.
– Милорд? С вами всё хорошо? – я шагнула к нему.
– Не подходи, Бланш, – сказал он глухо.
Я послушно замерла на месте, не понимая причины такого резкого перепада настроения.
– Если я чем-то вас огорчила… – начала я.
– Не ты, черт побери! – заорал вдруг он, перепугав меня до смерти.
– Прошу, не надо кричать, – залепетала я, – вы перебудите весь замок… Если объясните, что случилось, я попытаюсь помочь…
– Попытаешься помочь?! Хотелось бы посмотреть – как ты поможешь этому? – он начал задирать правый рукав, обнажая руку до локтя. – Видишь?
– Что, милорд? – я посмотрела удивленно.
На запястье у де Конмора был какой-то браслет, и именно это показалось мне странным. Я ни разу не видела, чтобы мужчина носил браслет – женское украшение.
Но муж говорил о другом.
– Она не действует, эта проклятая рука, – процедил он с ненавистью. – Совсем не слушается. И болит, как будто все демоны ада впиваются в неё зубами! Видишь, кто я? Калека! – он поднял правую руку, пытаясь пошевелить скрюченными пальцами, и скривился от боли. – Это я – граф де Конмор! Которого никто не мог победить ни на ристалище, ни на поле битвы! А сейчас я даже женщину не могу обнять нормально! Не говоря уже о том, чтобы стать ей защитником, – он надвинулся на меня, и я отступила к стене, не зная, чего ожидать. – Сейчас мне и вправду хочется кого-нибудь прибить, – он выругался сквозь зубы.
– Милорд, не надо грубостей… – попросила я, отворачиваясь, потому что смотреть ему в глаза было страшно.
– Это не грубость, – сказал он жестко, но отошел от меня. – Это – мука.
– Мне очень жаль, что из-за вашего недуга… – забормотала я, продвигаясь к выходу.
– Смотреть на тебя – это мука! – заорал он и вдруг схватил стул и бросил его в стену.
Я вскрикнула, закрыв голову руками.
Мой испуг охладил гнев де Конмора. Тяжело дыша, он несколько секунд смотрел на меня, а потом приказал:
– Убирайся сейчас же. И не имей привычки бродить по моему замку ночью.
Мне не надо было повторять приказ дважды. Я выскочила за дверь и бежала до своей комнаты, не останавливаясь. И только заперев засовы изнутри и юркнув в постель, позволила себе расплакаться.
Утром я раздумывала, как вести себя с мужем. Странное поведение графа испугало и шокировало, ведь я знала его, как человека сдержанного, поэтому вчерашний порыв поверг меня в ужас. Но, тем не менее, я встала в положенный час, надела домашнее платье, подвязала фартук и отправилась в кухню готовить завтрак. Слуги уже затопили печь, и я отослала всех досыпать, потому что по собственному опыту знала, как сладок сон в эти утренние часы. А завтрак для графа и его дочери я теперь готовила сама – с этим уже никто не спорил.
Порезав хлеб, я обжарила его на сухой сковородке до хруста, а потом занялась приготовлением миндального молока, которое хотела добавить в овсяную кашу для нас с Вамбри. Графа ожидала отбивная, которая мариновалась в соусе из взбитого яйца, пряностей и ложечки лучшего растительного масла.
Граф де Конмор появился неожиданно – бесшумно вышел из-за косяка. Я пожелала мужу доброго утра, словно ничего не произошло между нами ночью.
– Вы встали рано, милорд, – сказала я. – Я рассчитывала, что успею приготовить завтрак для вас, но если желаете, подам вам галеты и сидр…
– Ничего не нужно, я тороплюсь. Поем в дороге, – сказал он, хмурясь и глядя в сторону. – Мне надо, видимо, извиниться за вчерашнее?
– Можете не извиняться, если не считаете себя виноватым, – ответила я, продолжая методично толочь миндаль.
– Я не виноват… Да… Нет… – он окончательно запутался и решил рассердиться. – Я не хотел тебя пугать, Бланш!
– Так я и не испугалась, милорд, – ответила я, добавляя воды в миндальную массу.
– Черта с два ты не испугалась, – сказал он грубо. – Ты убежала от меня, как от прокаженного.
– Вам не надо ничего объяснять. Считайте, что я забыла обо всём. Я пришла в ваш дом и понятия не имею о ваших привычках. Теперь буду знать, что нельзя ходить по вашему замку ночью.
Граф молчал так долго, что я решила, что он ушел. Но когда обернулась, чтобы поставить горшок с кашей в печное углубление, де Конмор по-прежнему стоял возле стола, мрачно глядя в одну точку.
– Не корите себя за несдержанность, – сказала я мягко и дотронулась до его плеча. – Никто не узнает об этом, ваши тайны умрут вместе со мной.
Он шагнул ко мне и осторожно оттянул ворот моего платья. Я не сразу поняла, что он с таким вниманием разглядывал.
– У тебя синяки на шее, Бланш… – граф посмотрел на меня почти с отчаяньем, но тут же усмехнулся и превратился в уже знакомого мне графа де Конмора – спокойного, уверенного в себе, уверенного, что все в мире должны ему подчиняться. – Ничего подобного больше не повторится.
– Благодарю, милорд.
– И еще. Я заметил, что тебе не по нраву жить в Конморе…
– Ничего подобного! – щеки мои так и запылали.
– …и я ценю твои старания облагородить его. Ты права, я совсем запустил замок. У меня просто не было времени заняться им. Мы с дочерью привыкли, но тебе, должно быть, всё тут в тягость. Устройся, как хочешь, – он отцепил от пояса кошелек, набитый монетами, и положил на стол. – Потрать деньги по своему усмотрению.
Такой подарок, а вернее – подачка, отрезвили меня. Несомненно, граф искренне сожалел, что напугал меня ночью, и что был чрезмерно груб. Но вот извиняться он решил привычным способом – заплатив за причиненные неудобства. Как мило. Что ж, я смогу найти применение этим деньгам.
– Сколько здесь? – спросила я деловито.
– Сто золотых, – ответил он резко. – Тебе хватит?
– Вполне. Ещё раз благодарю, милорд.
– Я уеду на неделю или больше, – он натянул перчатки, не глядя на меня. – Когда буду возвращаться – сообщу, но встречать меня не надо. Хозяйничай тут, я велел Барбетте слушаться тебя во всём. И возьми вот это… – он положил рядом с кошельком ключ на цепочке. – Условия ты помнишь.
– Да, милорд, – ответила я коротко.
– Прощай, – он вышел из кухни, так и не посмотрев на меня.
На что можно потратить сто золотых?
О, у меня было много планов на этот счет!
Перво-наперво я отправилась в ле-Анже – этот город находился чуть дальше от Конмора, чем Ренн, но был несравнимо больше и богаче. Здесь я заказала мебель и ковры, приобрела занавеси, покрывала, прекрасные зеркала из самого прозрачного стекла, фарфоровые и бронзовые вазы и безделушки, и кучу других вещей, которые делают жизнь уютнее и приятней.
Вернувшись, я приказала нанять плотников и те в два дня привели в божеский вид псарню, утеплив её и надставив, после чего все псы, несмотря на вопли Вамбри, были выселены из замка. Впрочем, на новом месте им было ещё лучше, в чем я попыталась убедить дочь графа и – похоже – преуспела в этом.
После замены рассохшихся оконных рам на новые, стены замка были очищены от сажи, отштукатурены, проложены рейками, а затем обиты прекрасными тканевыми обоями. В гостиную я выбрала тёмно-красные с золотом, и подобрала мебель красного дерева с пунцовой обивкой, в комнаты слуг – светло-коричневые с растительным орнаментом, в свою спальню – обои золотистых тонов, потому что окна комнаты выходили на северную сторону, и мне хотелось сделать её потеплее даже на вид. С особой тщательностью я подобрала обивку стен для спален Вамбри и графа. Несмотря на любовь падчерицы к собакам и охоте, я посчитала, что комната Вамбри должна быть образчиком обиталища нежной девушки. Поэтому на стенах расцвели бледно-розовые цветы, занавеси были подобраны в тон, а мебель была из светлого дерева. Я специально приобрела изящные пуфики, комод и кровать с балдахином, чтобы придать комнате сказочный вид. Будь у меня такая комната в семнадцать лет, я бы воображала себя принцессой.
Как ни странно, Вамбри не сказала ни слова по поводу моего самоуправства, и зайдя в преображенную спальню лишь насупилась, пристукивая босой пяткой по полу. Да, с некоторых пор в доме было запрещено ходить в уличной обуви – я велела выкинуть весь тростник, перестелить полы новыми досками и укрыла их коврами, выписанными из столицы. Всем домочадцам были выданы домашние туфли и отдан строжайший приказ ходить только в них.
Для Вамбри я самолично купила замшевые туфли на мягкой подошве, отороченные мехом. Они были чудо, что такое – с ремешочком внахлест и серебряными пуговками. Туфли были поставлены у порога спальни, чтобы хозяйка комнаты не смогла пройти мимо.
Кстати, раскладывая одежду падчерицы по новым сундукам, я обратила внимание на бедность и скудость её гардероба. У Вамбри не было ни одного платья, всего две-три юбки, которые постеснялась надеть бы и моя бабушка, зато целая груда поношенных мешковатых штанов и камзолов – принадлежавших, видимо, графу.
Что же касается комнаты самого де Конмора, тут мне пришлось поломать голову.
Я с трепетом вошла в его спальню, не зная, как отнесётся по приезду мой муж к такому вторжению. Не осмелившись слишком менять обстановку, я оставила старинную тяжелую мебель, не открыла ни одного сундука, и не заглянула в ящики письменного стола.
Спальню мужа я решила сделать в приглушенных синих тонах. Мне не было известно, каков его любимый цвет, но показалось, что синий будет приятен графу, и не слишком раздражителен. На кровать я постелила новое покрывало из лучшей козьей шерсти – мягкое, легкое и пушистое, как снег. Новые подушки, набитые свежим гусиным пухом, новая перина – теперь граф будет спать, как король. Заканчивая уборку в комнате, я улыбалась своим мыслям. Ведь мой муж и не представляет, какие изменения ожидают его.
Кроме того, я распорядилась поставить ёлку. Даже в самые плохие наши годы матушка всегда ставила ёлку у нас дома. Невозможно представить, сколько радости мне доставила возня с лесной красавицей. По моим указаниям, слуги поставили новогоднее дерево посреди гостиной, вкопав в бочку, наполненную землей, а зеленые ветки я украсила орехами, яблоками и раскрашенными вареными яйцами, подвесив их на витых золотых шнурках. Получилось очень красиво и празднично, и за вечер все слуги замка перебывали в гостиной, чтобы полюбоваться на ёлку.
Даже Вамбри прибежала тайком – вечером, когда загасили свечи. Я увидела, как она стоит в полутёмной гостиной, перебирая игрушки, и побоялась зайти в комнату, чтобы не смутить её.
До нового года оставалось всего несколько дней, и в кухне началась настоящая каторжная работа. В помощь Барбетте были приглашены несколько женщин из деревни, и все они сбивали яйца, толкли орехи и пряности, выпекали штоллены и сладкие пироги с начинкой. Я почти не вмешивалась в их священнодейство, посчитав, что здесь справятся и без меня, но изготавливать шоколадные конфеты не доверила никому.
Барбетта с удивлением смотрела, как я крошу бобы какао, как дотошно отмеряю количество сахара и сливок, и болтала не переставая.
– Господи, я представить не могу, что произойдет, когда милорд вернется! Этот дом преобразился, когда вы появились, миледи! У меня такое чувство, что я попала в сказку! Да все наши так думают. Старый Сквирри говорит, что вы – ангел, посланный нам с небес. И это на самом деле так! Как бы мне хотелось, чтобы господин граф это оценил. Мужчины любят покой, уют и вкусную еду, а всего этого теперь в Конморе хоть отбавляй. Вот увидите, он вернется и станет, наконец-то, спать спокойно, и прекратит бродить… – она замолчала, сделав вид, что занята чисткой миндаля.
– В чём дело, госпожа Барбетта? – спросила я спокойно. – Продолжайте. И перестанет бродить по ночам. Вы это хотели сказать?
Служанка пристыжено молчала.
– Бросьте, – сказала я, орудуя толкушкой. – Я же не вчера родилась. Вы всё выдумали про Удушенную Даму. Вы не хотели, чтобы я ходила по замку ночью и наткнулась на графа.
– Простите, миледи. Но так для вас будет лучше. Граф, порой, сам на себя не похож – может накричать, может и ударить. Особенно перед тем, как запрется в своей проклятой комнате.
– В комнате? – спросила я, оставляя работу.
– Есть у него потайная комната наверху. Никого туда не впускает. Что уж он там делает – не знаю, но выходит оттуда, как старик – шаркает ногами, и лицо у него становится совсем жёлтым.
– И как часто он там запирается?
Барбетта посчитала по пальцам:
– Раз в две недели, бывает и чаще. Не подходили бы вы к нему, миледи, когда он не в себе. Про Удушенную Даму я хоть и приврала, но ведь прапрадед милорда и в самом деле трёх своих жен поубивал. Король приговорил его в вечному заточению, так он и умер в монастыре, в замурованной келье.
– Прадед милорда? – переспросила я.
– Прапрадед. Милорд похож на него, как две капли воды. Только вот не убийца он, нет.
Ключ от потаённой комнаты так и прижег меня между ключиц, наверное, я побледнела, потому что Барбетта спросила, не подать ли мне воды.
В ту же ночь я вышла из своей комнаты, чувствуя себя вором и разбойником, и прокралась на четвертый этаж, к хрустальному окну. Я несла с собой свечку, прикрывая её рукой, чтобы свет никого не потревожил. Но никто из слуг мне не встретился, и до потайной комнаты милорда графа я добралась без приключений.
Я долго не могла отыскать хитро запрятанную замочную скважину, а потом долго не могла попасть в неё ключом. Ключ повернулся легко и без скрипа, и я открыла двери, холодея от страшного предчувствия. Что я увижу? Какую страшную тайну графа раскрою? Я прекрасно помнила про запрет, и осознавала, что угрозы, которые высказывал мне муж, вполне реальны. Но остаться в стороне не могла.
Жена – это та, что делит с мужем жизнь, а жизнь – это не только радости и приятности. Став женой графа, я должна разделить и его страхи. Так я подбадривала себя, готовясь лицом к лицу встретить то ужасное, что скрывала комната.
Бог весть, что я ожидала увидеть, входя в неё. Я бы не удивилась, встреть меня там все призраки рода де Конмор. Ещё я ожидала каких-нибудь хитроумных ловушек, может даже колдовских, а ключ я что было сил зажала в кулаке, чтобы не уронить. Ведь всем известна сказка про Синюю Бороду – там на заколдованном ключе появилось пятнышко крови, когда любопытная жена умудрилась уронить ключ.
Но вопреки опасениям, внутри не ожидало ничего потрясающего воображение. Обычная комната – только грязная и пыльная. Стол, кресло, лежанка в углу. На лежанку брошены старое одеяло и засаленная подушка.
Внимание моё привлекла деревянная шкатулка, стоявшая на столе.
Однажды я уже видела эту шкатулку – её принес графу бывший помощник аптекаря. Господин Сильвани.
Откинув крышку, я обнаружила внутри темные кусочки неправильной формы – похожие на тростниковый сахар. Он был очень дорогой, и поначалу я решила, что граф заплатил золотом именно за этот редкий коричневый сахар. Но потом я вспомнила, что когда тростниковый сахар привозили в лавку сладостей, он был без запаха. Мы ароматизировали его корицей. А эти кусочки пахли… Пахли странно – приторно, сладковато. Так же пахло от губ графа, когда он впервые поцеловал меня.
Что это? Какое-то лекарство?
На столе также стояли серебряный бокал и бутыль, с горлышка которой была соскоблена смола. Я понюхала остатки жидкости в бокале и вытащила из бутылки деревянную пробку. Резкий дух так и ударил в нос. Я поспешно заткнула бутылку и чихнула.
Разумеется, я знала, что это такое. «Вода жизни» – так называли абсолютно прозрачное и ужасно крепкое южное вино. В нём было превосходно сохранять фрукты или добавлять в песочное тесто. Но граф далек от таких тонкостей, зачем же оно ему? Поразмышляв, я взяла один кусочек странного вещества. Если оно известно Сильвани, то его обязательно должен знать аптекарь Ренна – господин Рильке. Заказав себе съездить к нему при первой же возможности, я вышла из потайной комнаты и тщательно заперла двери, проверив замок на три раза.
Граф ни о чем не должен был догадаться.
За пару дней до нового года примчался гонец с письмом от графа. Хозяин Конмора намеревался вернуться к вечеру.
Сонный до этого замок мгновенно преобразился – забегали слуги, в кухне застучали кастрюлями и сковородками поварихи, пламя в каминах так и ревело – я приказала основательно протопить все комнаты, а не только жилые. И никакого торфа!
Уже в сумерках снаружи раздалось лошадиное ржанье, мужские голоса, и я глубоко вздохнула, готовая к встрече супруга. Я встретила его у порога, наряженная в домашнее платье тёмно-красного цвета, как и подобает замужней женщине. Это была единственная вещь, которую я купила для себя. Не сказать, чтобы я совсем не боялась, но постаралась выглядеть уверенно. Граф не должен догадаться, что я была в запретной комнате. Да и как он догадается? Я не оставила никаких следов, и сам ключ после моего ночного похода не изменился – я проверяла его каждый час.
Но всё равно волнение охватило меня, когда муж появился, отряхивая снег с мехового плаща.
Ален де Конмор вошел один – Пепе, насколько я поняла, отправился проследить, как перенесут в подвал какие-то бочки.
– Добрый вечер, милорд, – сказала я, едва граф переступил порог.
– Бланш? – удивился он. – Я же сказал, что встречать не нужно.
– Жена обязана встречать мужа, когда он возвращается, – я улыбнулась и поставила перед ним мягкие домашние туфли, обшитые мехом. – Извольте переобуться, милорд.
– Переобуться? – переспросил он и замолчал, увидев, как изменился холл после его отъезда.
Несколько секунд я наслаждалась ошарашенным видом графа, пока он оглядывал новые обои и мебель, но потом он загремел: