История города Хулучжэня

11

Маленькая речка разделяет Хулучжэнь на две части – западный и восточный берег. Каменный мост соединяет оба берега между собой, но жители западного и восточного берегов ходят друг к другу не по мосту, а прямиком по дну реки, потому что большую часть года русло ее сухое. Летом, в половодье, в речку бросают несколько больших камней, и селяне с обоих берегов ходят через реку по этим камням, как им вздумается. По каменному мосту, который стоит на реке, могут ездить машины, к тому же в две полосы. Через реку есть большой мост, но в реке нет воды. По мосту ездят машины, но под мостом не плавают лодки.

Когда в речке есть вода, женщины стирают в ней одежду. Летом, когда идут обильные дожди, в речке можно купаться. Среди купающихся, помимо малых детей, сплошь одни только женщины, бабы из дворов западного и восточного берегов. А мужчины никогда не моются в реке вместе с женщинами, потому что по обеим сторонам реки есть две большие дороги, и идущим по ним отлично видно всё, что делается в воде. Юноши и девушки, молодые замужние женщины не отваживаются демонстрировать себя нагишом. И только женщины средних лет, собираясь вместе, бесстыдно плещутся в воде глубиной не выше щиколотки, обнажив грудь, громко смеясь и переругиваясь. А если какой-то идущий по дороге мужчина искоса на них поглядывает, то бабы в реке поднимают шум и говорят так грубо и пошло, что он смущенно опускает голову и убирается восвояси.

Эта река – место общения женщин городка, а также пункт сбора всяких слухов и обмена сплетнями. Семейные передряги и интимные секреты всех городских дворов – это вечная тема обсуждения у женщин, которые толпой купаются здесь и стирают белье. И новость о том, что жена паралитика Ваня забеременела от «донора», тоже пришла именно отсюда.

12

Паралитик Вань и его жена в деталях спланировали операцию «донорства». В качестве своей цели они выбрали И Ши, исходя из следующих соображений: во-первых, И Ши молодой и крепкий, чистый и невинный, он не мог путаться с другими женщинами; во-вторых, И Ши глупый и бестолковый, не станет болтать об этом на каждом углу, а даже если и разболтает, никто в это не поверит; в-третьих, проект не обещает быть особо затратным. Ну а самым главным соображением было то, что в случае с другими мужчинами паралитик Вань не мог быть уверен, что его жена, отведав лакомый кусочек, захочет вернуться к мужу.

Выбрав подходящий денек, жена паралитика Ваня тайком разыскала И Ши и наврала ему, что братец Вань хочет угостить его вином.

И Ши хоть и был глуп, но всё же способен был «отделять мух от котлет». За все те годы, что он прожил на белом свете, «угостить» его хотели впервые. Он ощерился и с хихиканьем сказал:

– Сестрица, нечего меня обманывать, я не дурак.

Жена паралитика Ваня, клянясь и божась, сказала:

– Братец И Ши, да за кого же ты меня принимаешь? Да разрази меня гром, если я тебе вру. Братец Вань дома совсем захандрил от одиночества, поэтому он хочет с кем-нибудь опрокинуть пару рюмочек и за жизнь поболтать.

И Ши готов был пуститься в путь тотчас же, но жена паралитика Ваня сказала:

– Солнце еще высоко стоит, я пойду домой, приготовлю чего-нибудь поесть, а ты приходи, когда солнце за гору сядет.

И Ши радостно поскреб в затылке и сказал:

– Как стемнеет, так я и приду.

Тогда жена паралитика Ваня наказала ему:

– Только ты один приходи и никому про это не рассказывай, в том числе и своему отцу, а то если много народу набежит, то вина не хватит.

И Ши ответил:

– Не такой уж я дурак! Лакомый кусочек каждый сам норовит съесть, а если я отцу про это расскажу, то мне разве что-то достанется?

13

Есть в городке одна непонятная традиция – бить жен и детей. Практически в каждой семье мужья регулярно или нерегулярно избивают своих благоверных. Когда опускается ночь и всё затихает, зачастую, помимо собачей брехни, можно услышать истошный вой женщин и горестные рыдания детей.

В городке, названном «тыквой-горлянкой», и заправляют всем «тыквы-горлянки»: последнее слово всегда за мужчинами. В Хулучжэне из поколения в поколение передается патриархальная присказка: «Бык нужен, чтобы запрягать его в плуг, конь – чтобы везти телегу, а жена и дети – чтобы добавлять хлопот». Подкаблучников здесь презирают, им не выбиться в люди.

Самый простой, самый прямой, самый эффективный способ доказать, что не боишься жену – это, конечно, поднять на нее руку. Поэтому в каждом доме сыновья наследуют от отцов эту жестокую традицию.

Мужчины Хулучжэня бьют своих жен не просто так, для виду. Уж если начнут махать кулаками, то дубасят со всей силы, не задумываясь о последствиях, поэтому в городке частенько можно увидеть женщин хромых, с согнутыми спинами, перебитыми руками, слепых, криворотых, с недостатком зубов и лицами, испещренными шрамами. Всё это – свидетельства свирепого и неукротимого нрава местных мужчин. Мужчины бьют женщин, женщины бьют детей, дети бьют собак, собаки кусают мужчин – таков уникальный жизненный уклад и картина нравов городка.

Старик И не бил жену, зато она иногда гоняла его по улице коромыслом. Дома он был козлом отпущения, а на людях не смел поднять голову. Начиная с движения «четырех чисток» он то и дело попадал в передряги, что было следствием его дурной славы, ведь все знали, что он боится жены. Большинство анекдотов, рассказываемых в городке о подкаблучниках, повествуют о старике И.

14

И Ши пришел домой к паралитику Ваню, не дождавшись, когда окончательно стемнеет. Он так проголодался, что у него бурчало в животе, а изо рта стекала струя слюны длиной в полфута.

Обеденный стол стоял на кане, в западном флигеле – там, где долгие годы без движения ютился паралитик Вань, и в комнате стояла такая вонь от мочи, что И Ши зажал рукой нос.

Жена паралитика Ваня нарядилась в полупрозрачную розовую рубашку, груди ее разделяла отчетливая ложбинка. Улыбаясь, она поприветствовала братца И Ши и принялась хлопотать, расставляя по столу только что приготовленные горячие блюда. Порция омлета, тарелка тушеного тофу, а еще крахмальная лапша с тушеным цыпленком и холодная закуска – шинкованные огурцы с креветками.

Паралитик Вань с усилием подвинул свое тело поближе к столу и дрожащими руками налил И Ши полную рюмку крепкой водки. «Давай, братишка, хлопнем с тобой по рюмочке». Не дожидаясь, пока И Ши поднимет рюмку, он запрокинул голову и осушил свой стакан.

Хмель развязал паралитику Ваню язык, и он изложил И Ши все перипетии своей жизни. Он то смеялся, то плакал, беспрестанно похлопывая себя по груди и пихая И Ши в плечо. А И Ши знай себе пил да ел: какое ему дело до размышлений о жизни и внутреннего мира паралитика Ваня. Про себя он думал: «Я-то знаю, чего ты плачешь, ты смотришь, как чужой у тебя еду ест, водку пьет, вот тебя жадность-то и терзает. А кто тебя заставлял меня к себе приглашать? Теперь уж поздно жалеть о содеянном. Некоторые меня дураком называют, а как по мне, паралитик Вань глупее меня в сто раз». Не дождавшись, пока И Ши напьется, паралитик Вань сам напился в стельку.

Жена паралитика Ваня сказала:

– Он слишком много выпил и уснул. А ты, братец, еще не наелся, давай перенесем столик в восточный флигель, и ты там выпьешь еще пару рюмочек.

И Ши взглянул на нее и сказал:

– Ну что ж, сестрица, выпью, неужто ты думаешь, что тебя убоюсь?

15

Значительнейшим зданием в Хулучжэне был клуб, расположенный в центре города. От японцев и русских, которые успели постоять гарнизонами в этом городке, осталось множество заимствованных слов, и «клуб» был как раз одним из них.

Этот клуб (его еще называли дворцом культуры) построили вовсе не японцы и не русские, его спроектировали и возвели местные жители, поэтому он был городской гордостью. По сравнению с обычными жилыми домами здание клуба выглядело весьма внушительно. И хоть внутри было всего четыреста мест, в него вполне могла вместиться тысяча с лишним человек, если набивать битком. Деревенским было не по нраву то, что каждому человеку полагается отдельный стул, главное было для них – втиснуться внутрь, а уж стоять или сидеть и где стоять или сидеть – на полу, на спинках стульев или даже на других людях – это всё равно. Основными функциями клуба были проведение митингов, показ фильмов и постановка спектаклей.

Среди спектаклей преобладали опера и танцы с песнями. Жители городка не особо любили слушать оперу, им больше было по душе смотреть песенно-танцевальные номера, которые сами ставили и показывали работники культурно-агитационной бригады.

Изначально культурно-агитационная бригада называлась коллективом художественной самодеятельности – его организовала группа местных мужчин, которые владели искусством игры на духовых и смычковых и пения под собственный аккомпанемент, а позже к ним присоединились многочисленные талантливые певицы и танцовщицы – девушки и молодые женщины. Кадровый состав городка их очень поддерживал и специально выделил несколько боковых помещений клуба для репетиций. Хотя коллектив и был самодеятельным, всё же каждый год у него было много возможностей для репетиций и выступлений. Прежде чем жениться, паралитик Вань играл в этом коллективе на эрху^[8]. А теперь его жена пела там оперные партии.

Некоторые говорили, что жена паралитика Ваня никогда по-настоящему не выступала на сцене, только выполняла целыми днями вокальные упражнения: «И-и-и, а-а-а», а полностью ни единой партии не спела.

16

Жена паралитика Ваня затащила И Ши за собой в восточный флигель и застелила на печи-лежанке постель. Запаха мочи здесь не было, но был аромат зубного порошка. И Ши, рыгая от сытости, уселся на край лежанки. Жена паралитика Ваня подтолкнула его, и И Ши упал навзничь на накрытую вышитым сатиновым одеялом лежанку.

В конце концов, благодаря всяческим заигрываниям и усердному соблазнению со стороны жены паралитика Ваня, а также в силу инстинкта, И Ши поборол свою врожденную тупость и из идиота превратился в самца. Он никогда не испытывал такого сильного наслаждения и пришел в такой экстаз, что начал громко кричать. Этот потрясающий до глубины души, пробирающий до печенок крик разбудил паралитика Ваня, который дрых, словно мертвый хряк. В пустой голове И Ши всплыло воспоминание о том куске вареной тыквы, который сунула ему в детстве бабушка. Он тогда сказал, что если станет императором, то будет каждый день есть тыкву, большими-большими кусками. Но теперь его мнение изменилось, ему казалось, что если бы он действительно стал императором, то, наевшись досыта тыквы, отправлялся бы к жене паралитика Ваня. И если бы ему предложили выбирать что-то одно, то он предпочел бы не есть тыкву, а вместо этого уложить под себя жену паралитика Ваня.

Стоны, которые доносились из восточного флигеля, где сплелись в экстазе разгоряченные тела, терзали паралитика, лежащего на печи в западном флигеле, пуще любых мук. Сначала он поочередно то одной, то другой рукой отвешивал себе пощечины, а после начал со всей дури биться головой о край печи. К тому моменту, как из восточного флигеля донесся последний протяжный стон И Ши, на лбу паралитика Ваня налилась шишка размером с пампушку.

Когда трижды прокричал петух, жена Ваня обманами и уговорами спровадила И Ши восвояси. Чтобы посеянное семя точно пустило ростки и дало всходы, она велела И Ши каждый вечер приходить к ним пить водку.

Практически целый месяц напролет И Ши каждый вечер наведывался в дом паралитика Ваня поесть и выпить. Ему казалось, что он получает от еды и любви удовольствие, неведомое даже самому императору. Лицо жены паралитика Ваня зарумянилось, и она стала выглядеть куда моложе, чем прежде.

Но однажды она переменилась в лице и сказала И Ши, чтобы тот больше не смел являться к ней на порог. Боясь, что И Ши не захочет уйти, она засунула ему в карман пару вареных яиц. И Ши расстроенно заплакал: его императорские мечты были бесжалостно разбиты.

17

По мере того, как всё жарче становилось лето, усиливался накал политических страстей в городке. Селяне с невиданным революционным пылом развернули в этом маленьком горном селении, которого не было даже на картах, невиданную классовую борьбу.

Размахивая руками и срывая голоса, они днями и ночами безостановочно выкрикивали стандартные лозунги типа «Долой!» и «Да здравствует!». Избитого учителя Цуна (Цуна Большую Челюсть) держали в заложниках «Драчуны» под предводительством Сунь Чжишу; они заставили его исписать все стены в городке шокирующими лозунгами, да еще и крупным шрифтом.

Селяне не занимались земледелием, но всё равно могли вести учет единиц работы. Раз засохли капиталистические всходы и выросла социалистическая трава, значит, цель движения достигнута. Главным врагом был Лю Шаоци, а его подельниками – старик И, Ню Цзогуань и Ван Личжэн, шайка буржуазных чиновников, которые мазали головы маслом, носили форму и красные кожаные сапоги – до того, как Ван Личжэна подвергли критике, он был начальником производственной бригады.

Полное имя старика И люди уже позабыли; на висящей у него на груди табличке были сикось-накось написаны два слова: «Чудовище И». Три омерзительных монстра – Чудовище И, Ню Униформа и Красные сапоги – каждый день жили по строго определенному порядку: склоняли головы, признавая грехи, ходили по улицам в позорном шествии и становились на колени для принятия порции новой критики…

После того как Цун Большая Челюсть исписал стены всего городка лозунгами, он с чистой совестью отдался в руки народного правосудия и совершил самоубийство ради избежания наказания под градом беспорядочных избиений.

Физиологические удовольствия заставили И Ши на время забыть о политических радостях. Воспользовавшись случаем, Яичная Скорлупка (Сунь Чжишу) получил перевес в свою пользу, «Драчуны» победили «Ругателей», а смерть Цуна Большой Челюсти стала блестящим достижением «Драчунов».

18

И Ши не мог сдержать свою страсть к жене паралитика Ваня. Он, как и прежде, каждый вечер стучался в дверь их дома. Начиная с того дня, когда жена паралитика сунула ему пару яиц, ворота их дома всегда были на замке.

И Ши стоял перед домом паралитика Ваня, крича, вопя, грязно ругаясь и умоляя, а паралитик Вань через окно отвечал ему точно такими же криками, воплями, мольбами и грязной руганью.

Сделка, которую предполагалось обставить втайне, теперь всплыла на поверхность. Хотя на протяжении почти целого месяца И Ши каждый день ходил домой к паралитику Ваню, никто из жителей городка этого не видел. В те дни люди всеми своими помыслами были погружены в дела государственной важности, встав на защиту своего милостивого предводителя, и никто не заметил, что в толпе городских дурачков недостает одного – И Ши.

Буйное поведение И Ши тотчас же стало центральной темой обсуждений женщин, которые купались и стирали одежду в реке; они озвучивали догадки о различных эротических деталях так, будто бы каждая из них была очевидицей событий. Они в красках описывали всяческие позы и стоны этой парочки, состоящей из дурачка и вдовы живого мужа, да так, будто бы присутствовали при этом лично.

И Ши перешел от стука в ворота к попыткам выбить окна и двери, и пришлось жене паралитика Ваня, скрепя сердце, поведать кадровому составу городка об истинном положении дел. Власти городка специально отрядили людей, чтобы пресечь преступное хулиганское поведение И Ши. Но И Ши не признал себя виновным, да еще и сказал: «Председатель Мао тоже этим занимается».

В результате в характере случившегося произошла существенная перемена. Содеянное И Ши превратилось из вопроса о его моральном облике в политическую ошибку. Связав, его посадили на телегу и отвезли на суд в вышестоящее учреждение.

Спустя месяц дурака И Ши осудили как «активного контрреволюционера», который злостно порочил великого кормчего, и посадили на пятнадцать лет.

Селяне говорили, что И Ши получил за свои бредни по заслугам, потому что председатель Мао вообще даже не был знаком с женой паралитика Ваня.

19

На второй день после ареста И Ши в Хулучжэнь из Пекина вернулся Ню Юньван. У Ню Юньвана была кличка «Два Пинка», и он был старшим сыном Ню Униформы – то есть Ню Цзогуаня. Он был единственным в городке студентом, который учился в Пекине. А Пекин был политическим центром в истинном значении этого слова; можно представить, какого накала достигло там движение. В университете прекратили занятия и устроили революцию; покуролесив в этой сумятице некоторое время, Ню Юньван понял, что ничего интересного в этом нет. К тому же из дома уже полгода с лишним как не присылали денег, поэтому встал вопрос о пропитании. Вот и пришлось ему попросту сесть в поезд да вернуться домой.

Из-за того, что разыгранная И Ши и женой паралитика Ваня необычная и трогательная, но при этом абсурдная и печальная любовная драма снизила накал политических страстей и охладила стремление селян к борьбе, во всеобщих взглядах и интересах произошла единовременная перемена. Преступные элементы – Чудовище У, Ню Униформа и Красные сапоги – больше не подвергались денно и нощно критике со стороны народа. Они понуро прятались по домам, зализывая раны, словно выдранные за мелкую пакость собаки.

Когда Ню Юньван увидел своего отца Ню Цзогуаня, здоровье того уже практически восстановилось.

Но отец вовсе не обрадовался возвращению своего сына в Хулучжэнь, напротив, оно повергло его в еще большую панику. Он тревожился о нынешнем положении своего сына и еще больше печалился о его дальнейшей судьбе. Он подозвал Ню Юньвана к себе, затворил окна и двери и шепотом велел ему быть крайне осторожным, ни в коем случае не болтать о ситуации в Пекине.

Хотя учился в университете Ню Юньван средненько, политически он был весьма зрел. По степени жестокости «борьба», которую он пережил в университете, ничуть не уступала злоключениям его отца. Он крепко помнил чужую науку и отцовский наказ и старался хранить молчание. Когда Сунь Чжишу спросил его о ситуации в Пекине, он ответил просто: «Ситуация отличная, не хорошая, не очень хорошая, а отличная, и будет становиться только лучше».

20

Жена паралитика Ваня родила сына, здоровяка. Он уродился крепким малым, уже в три месяца начал везде ползать. Чудовище И пришел тайком взглянуть на этого малыша, глаза его в тот момент увлажнились. Это действительно был сын И Ши – его внук. Во внешних чертах ребенка явно просматривалась наследственность рода И. Чудовище И не осмеливался намекать на это жене паралитика Ваня и уж тем более не смел какими-то другими способами демонстрировать родственную близость.

Характер паралитика Ваня становился всё хуже и хуже, теперь он уже не так жаждал сына, как прежде. Когда находились силы, он садился на печи и принимался за ругань, говорил сумбурно и неразборчиво. А жена его уже не потакала ему во всём, как раньше, а частенько брала в охапку ребенка и уходила в излучину реки стирать одежду. Ей не хотелось целыми днями сидеть дома и выслушивать укоры и брань мужа и уж тем более ей не нравился резкий запах мочи.

Память у большинства жителей городка была короткой, и уже мало кто обсуждал происхождение этого ребенка. Они не интересовались историей и куда больше следили за различными неподтвержденными новостями. Новость, по мнению хулучжэнцев, – это секрет, узнанный каким-то сомнительным способом и озвученный тайно каким-то загадочным человеком, который при этом несколько раз говорит слушателям, что посторонние об этом ничего узнать не должны. В силу специфики своего распространения эти новости назывались «информацией из тайных источников». Их нельзя было узнать по радио или из газет и уж точно нельзя было послушать в местах массовых сборов, например, на народных митингах. «Информация из тайных источников» не нуждалась в подтверждении, и люди не желали докапываться до истины, которая за ней кроется. Всем нравилось слушать информацию из тайных источников, и все в нее безусловно верили.

Информация из тайных источников подразделялась на два типа. Первый тип – это крупные события, которые касались военных действий, политической ситуации и кадровых перестановок на высшем государственном уровне. Эти новости были мужской прерогативой. Частенько компании из трех – четырех человек, обладающих общим уровнем познаний и сходными интересами, тихой ночью собирались в маленькой комнатке и под тусклыми, мигающими от недостатка напряжения электрическими лампами, покуривая сигареты, шушукались между собой. Все они сидели с серьезным видом и, понизив голос, обсуждали воображаемые или узнанные из сплетен сенсационные события. Другого рода информация из тайных источников была темой женских обсуждений, она не обладала спецификой эпохи и политической окраской, а ареал происхождения новостей ограничивался Хулучжэнем. Эти новости затрагивали домашние и интимные дела соседей, большинство участников событий были всем знакомы, а содержание их в основном составляли отношения между свекровями и невестками или мужчинами и женщинами. Местом распространения этих новостей было устье той самой безымянной реки. Под предлогом стирки белья или купания женщины собирались здесь, чтобы всласть пообщаться и обменяться этими новостями. Новость о том, что Ню Юньван по прозвищу «Два Пинка» влюбился в Албанию, распространилась тоже отсюда.