Послышался скрежет, а потом сталь мечей потеряла четкие очертания, превратившись в полумраке зала в призрачную стальную дымку. Фиделиас наблюдал за поединком, едва веря своим глазам, с такой скоростью одна атака сменяла другую. За какие-то две-три секунды мечи встретились с дюжину раз, высекая искры.

И почти сразу же дуэль завершилась. Каликс зажмурился, потом широко открыл глаза и поднял руку к горлу, из которого хлынула кровь. Он попытался что-то сказать, но не издал ни звука.

А потом граф из Родиса упал и больше не двигался, если не считать слабых судорог.

Одиана с сонной мечтательной улыбкой посмотрела снизу вверх на Аквитейна:

– Желаете, чтобы я его спасла, сиятельный господин?

Аквитейн покосился на Каликса и пожал плечами:

– Полагаю, в этом нет необходимости, дорогая.

– Хорошо, господин.

Одиана обратила восхищенный взгляд на Олдрика, который, опустившись на колено, стирал кровь с меча подолом плаща Каликса.

Тот вдруг захрипел, и пальцы его сжались в кулак. Олдрик не обратил на это внимания.

Фиделиас встал и подошел к Аквитейну:

– Вы удовлетворены, сиятельный господин?

– Каликс был полезен, – заметил Аквитейн. Он повернулся к Фиделиасу. – Как вы узнали?

Фиделиас склонил голову набок:

– Что он замышлял убить вас? А сами вы разве этого не ощущали?

Аквитейн кивнул:

– Как только догадался проверить. Он сломался, стоило тебе обрисовать роль, которую отвел ему Родис. Возможно, мы найдем где-нибудь у него под плащом заговоренный кинжал с моими приметами и выгравированным на клинке моим именем.

Олдрик крякнул, перевернул еще подававшее слабые признаки жизни тело Каликса на спину и обыскал его. Замеченная Фиделиасом выпуклость оказалась на поверку маленьким кинжалом. Дотронувшись до острия, Олдрик зашипел и поспешно отодвинул кинжал от себя.

– Заговоренный? – поинтересовался Фиделиас.

– Сильное заклятие, – кивнул Олдрик. – Очень сильное. Мне кажется, кинжал лучше уничтожить.

– Сделайте это, – сказал Аквитейн. – Сейчас же. Одиана, ступай с ним. Я хочу поговорить с Фиделиасом с глазу на глаз.

Оба приложили сжатые кулаки к сердцу и поклонились. Одиана прижалась боком к мечнику, и тот обнял ее своей ручищей. Они вышли, не оглянувшись.

Лежавший на полу Каликс дробно застучал ногами по полу, глаза его остекленели, а рот безжизненно открылся.

– Как вы узнали? – повторил Аквитейн.

Фиделиас оглянулся на мертвого графа и пожал плечами:

– Честно говоря, сиятельный господин, я не знал. Только догадывался.

Аквитейн слегка улыбнулся:

– На каком основании?

– Слишком много лет проработал по этой части. И я встречался с Родисом. Он ни на дюйм не отклонится от пути, чтобы помочь кому-либо, и он готов отрезать собственный нос, просто назло своему лицу. Каликс был…

– Слишком приятен, – пробормотал Аквитейн. – Разумеется. Возможно, мне стоило разглядеть это раньше.

– Главное, вы действовали правильно, как только увидели это, сиятельный господин.

– Фиделиас, – сказал Аквитейн. – Ты мне не нравишься.

– Я и не должен.

– Но мне кажется, уважать тебя я могу. И уж если выбирать, от кого получить нож в спину, так, пожалуй, лучше от тебя, чем от Родиса или кого-нибудь из его подручных.

Фиделиас чуть раздвинул уголки губ:

– Спасибо.

– Не заблуждайся на мой счет. – Аквитейн повернулся к нему лицом. – Я предпочитаю работать с людьми, подчиняя их своей воле. Но и с тобой сработаюсь. И я ведь всегда смогу убить тебя, если ты начнешь создавать проблемы. Ты ведь это понимаешь, верно?

Фиделиас кивнул.

– Вот и хорошо, – сказал Аквитейн. Он прикрыл рот рукой и зевнул. – Уже поздно. И ты прав, действовать надо быстро, не давая верховным властям возможности совершить ответные действия. Поспи несколько часов. А с рассветом отправишься в долину Кальдерона.

Фиделиас снова склонил голову:

– Сиятельный господин… У меня здесь нет покоев.

Аквитейн махнул рукой рабыне:

– Эй, ты. Отведи его к себе на ночь. Дай ему все, чего он пожелает, и проследи, чтобы он проснулся к рассвету.

Рабыня молча, не поднимая глаз, поклонилась.

– Вы изучали историю, Фиделиас?

– Так, по верхам, сиятельный господин.

– Весьма захватывает. Судьба целого столетия может решиться за каких-то несколько часов. За несколько драгоценных дней. Ключевые события, Фиделиас, и люди, которые становятся частью этих событий, – вот что определяет завтрашний день. Я тоже ощутил эхо далеких сил со стороны долины. Возможно, Гай уже будит фурий Кальдерона. История тронулась с места. Она ждет, чтобы ее повернули в ту или иную сторону.

– Я не думаю об истории, сиятельный господин. Я просто делаю свое дело.

Аквитейн коротко кивнул:

– Что ж, делай. Я буду ждать вестей от тебя.

Консул повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из зала.

Фиделиас смотрел ему вслед до тех пор, пока двери за ним не захлопнулись, потом повернулся к девушке-рабыне. Он протянул ей руку, и она легонько сжала ее. Пальцы ее оказались теплыми и мягкими, а смотрела она на него чуть неуверенно.

Фиделиас приосанился, поклонился и церемонно поцеловал рабыне пальцы.

– Сиятельная госпожа Инвидия, – произнес он. – Позвольте выразить вам мое неподдельное восхищение.

Лицо рабыни вспыхнуло от потрясения, потом она откинула голову назад и рассмеялась. Черты ее менялись на глазах, и очень скоро перед ним стояла женщина на несколько лет старше, с намного более мудрым взглядом. Глаза ее были пепельно-серыми, волосы – чуть припорошены сединой, хотя по виду больше тридцати ей не дал бы никто. Собственно, любой аристократический род Алеры обладал подобным мастерством заклинания и водяных, и всех прочих фурий.

– Как ты догадался? – спросила она. – Даже мой муж не заметил подлога.

– Ваши руки, – пояснил Фиделиас. – Когда вы омывали мне ноги, пальцы ваши были теплыми. Ни одна здравомыслящая рабыня не испытывала бы в этом помещении ничего, кроме страха. Ее пальцы были бы ледяными. И еще: никто, кроме вас, госпожа, не обладал бы такой смекалкой или мастерством, чтобы отважиться на такую шутку с консулом.

Глаза госпожи Аквитейн заискрились.

– В высшей степени проницательное наблюдение, – сказала она. – Верно, я использовала Каликса, чтобы узнать побольше о намерениях Родиса. И как раз сегодня мне показалось, что я могла бы избавиться от него. Я сделала все, чтобы мой муж набросился на этого родисийского болвана, если тот помешает ему развлекаться. Однако должна признать, вы, похоже, быстро разобрались в происходящем и провели все без сучка и задоринки и без малейшей подсказки с моей стороны. И без привлечения фурий.

– Логика тоже в своем роде фурия.

Она улыбнулась, но тут же посерьезнела:

– Операция в долине… Думаете, она удастся?

– Возможно, – кивнул Фиделиас. – Но если удастся, это даст нам то, чего не достигнуть ни сражениями, ни заговорами, – возможность завоевать Алеру, не пролив ни капли алеранской крови.

– По крайней мере, напрямую, – сказала Инвидия и негромко фыркнула. – У Аттиса мало предубеждений против кровопролития. Тонкости в нем не больше, чем в извергающемся вулкане, однако если силы его направить должным образом…

Фиделиас кивнул:

– Именно так.

Мгновение женщина молча смотрела на него. Потом взяла за руку. Черты ее дрогнули, расплылись, и она вновь обернулась девушкой-рабыней: из волос исчезла седина, глаза из серых снова сделались темно-карими.

– Да, кстати. Я же получила на ваш счет приказ касательно этой ночи.

Фиделиас замялся:

– Госпожа…

Она улыбнулась и коснулась пальцами его губ:

– Не заставляй меня настаивать. Идем со мной. Я прослежу, чтобы в оставшееся время ты отдохнул как следует. – Она повернулась и двинулась дальше. – Тем более что на рассвете тебе предстоит долгий путь.

Глава 8

Когда сгустились сумерки, опасность все еще продолжала грозить Тави. Он не видел и не слышал своих преследователей с момента, когда скатился с почти отвесного утеса, цепляясь за редкие чахлые кустики, поэтому смертельное падение превратилось в более-менее упорядоченный спуск. Шаг был рискованный, но Тави пошел на это, решив, что веса взрослого марата кусты не выдержат.

План увенчался успехом, но лишь отчасти. Марат бросил взгляд на склон и бегом пустился искать более пологий спуск. Все же это дало Тави немного времени, чтобы оторваться от преследователя, и ему казалось, что отрыв увеличивается. Мараты не похожи на алеранцев: у них нет способностей к заклинанию фурий, зато, говорят, они обладают сверхъестественным пониманием всех диких зверей. Это означало, что у марата не было огромного преимущества перед ним – как и Тави, ему приходилось полагаться только на свои сообразительность и опыт.

Гроза надвигалась на долину переливавшейся вспышками завесой, и свет начал меркнуть. Гром грохотал почти непрерывно, но ветер пока не усиливался и дождь не начинался. Гроза дожидалась ночи, чтобы обрушиться всей своей мощью, и Тави с опаской косился на небо и окружавший его бурелом. Ноги его болели, в груди жгло, но он все-таки ушел от марата и перед самым заходом солнца вышел из чащи на дорогу в нескольких милях от поворота к родному домену. Он нашел полоску глубокой тени от поваленного бурей дерева и забился туда, задыхаясь, давая своим усталым мускулам короткую передышку.

Сверкнула молния. Он не собирался забираться так далеко на запад. Для того чтобы вернуться домой, ему придется еще не меньше часа идти только до поворота к усадьбе. Громыхнуло – на этот раз так громко, что с упавшей сосны посыпалась хвоя. Со стороны Гарадоса послышался приглушенный, протяжный рев, и с каждой минутой он делался все ближе. Дождь наконец начался. Он накатил волной пронизывающе-ледяного ливня, и Тави едва успел поднять и затянуть капюшон, как с севера налетел первый порыв свирепого морозного ветра.

Гроза смела с неба последние остатки дневного света и заполнила долину холодной тьмой, которую не рассеивали до конца даже вспыхивавшие в грозовых тучах молнии. Хотя плащ у Тави и считался непромокаемым, никакая ткань из изготовленных в Алере не удержала бы такого напора воды и ветра дольше нескольких минут. Плащ сразу же сделался холодным, мокрым и тяжелым; он лип к телу, и ледяной ветер, казалось, проникал сквозь него сразу в кости.

Тави била крупная дрожь. Останься он на месте, и гроза убьет его в считаные часы, если только прежде до него не доберется этот кровожадный дикарь со своей тварью. И хотя Брутус наверняка уже донес Бернарда до домена, Тави не надеялся на помощь со стороны его обитателей. Те были достаточно умны, чтобы носу не казать на улицу в такую грозу.

Дождавшись очередной вспышки молнии, Тави всмотрелся в окружавший его бурелом. Совсем рядом с ним под стволом зияло темное отверстие, устланное хвоей, – и на вид оно казалось совсем сухим.

Тави полез туда, и следующая же вспышка молнии высветила для него картинку из ночного кошмара. Здесь уже имелись обитатели: с полдюжины слайвов. Проворные, покрытые темной чешуей ядовитые ящеры в длину почти достигали роста Тави, и ближайший из них находился сейчас на расстоянии вытянутой руки. Ящер беспокойно встряхнулся, выходя из забытья. Он отворил пасть и испустил противное, липкое шипение, показав при этом несколько рядов острых, как иглы, зубов.

Передние клыки слайва были покрыты густой желтой массой. Тави уже доводилось видеть действие яда слайва. Если слайв укусит его сейчас, он упадет на землю и уснет. Тогда слайвы утащат его к себе в логово. И съедят живьем.

Первой реакцией Тави было отчаянное желание броситься прочь. Однако быстрое движение могло спровоцировать не оправившегося пока от потрясения слайва на бросок. Даже если хищник и промахнется, бегство Тави будет расценено слайвами как то, что он – добыча, которую нужно догнать и съесть. На открытом, ровном месте он мог бы и убежать от них, но у слайвов была неприятная привычка преследовать свою жертву часами и днями, дожидаясь, пока та ослабеет и ляжет отдохнуть.

Он весь дрожал от страха и возбуждения, но заставил себя не шевелиться. Выждав несколько секунд, он как можно более плавно и медленно попятился из норы. Стоило ему оказаться за пределами броска слайва, как тварь снова зашипела и ринулась на него.

Тави отчаянно вскрикнул, сорвавшись на визг. Он увернулся от зубов слайва, перекатился по земле, вскочил на ноги и бросился наутек. И тут – к полнейшему своему удивлению – услышал ответный крик, почти заглушенный нарастающим ветром. Тави даже зарычал от досады. Он как-то забыл о марате и его кошмарном спутнике. Неужели они его все-таки догнали? Ветер донес до него новый крик – нет, для марата слишком высокий. И в этом голосе несомненно слышались страх и паника.

– Кто-нибудь, помогите! Помогите же!

Тави прикусил губу, покосившись в сторону дома и безопасности, потом повернулся в противоположную сторону, откуда донесся крик. Он сделал неуверенный, судорожный вдох и шагнул на запад, прочь от дома, с трудом заставляя свои усталые ноги снова двигаться – все быстрее, пока не сорвался на бег по каменистой дороге.

Снова блеснула молния – стремительный язык огня, метнувшийся от тучи к туче, сначала зеленый, потом красный, словно это бились друг с другом небесные фурии. Свет заливал насквозь промокшую долину почти полминуты, и только потом удар грома сотряс брусчатку старой дороги, почти оглушив Тави.

У самой земли, в гуще водяных брызг, начали роиться неясные очертания; они метались и плясали по дну долины. Вместе с грозой пришли ветрогривы. Их светящиеся тела кружились и порхали во все стороны, не обращая внимания на порывы ветра, – призрачные светло-зеленые облачка, отдаленно напоминающие людей, с длинными жадными руками и похожими на черепа лицами. Они визжали, и визг их, полный голода и ненависти, заглушал даже раскаты грома.

Страх сковывал его движения, но Тави стиснул зубы и заставил себя бежать, до тех пор пока не увидел места, куда собирались со всех сторон ветрогривы, – точки, вокруг которой они водили свой безумный хоровод, протягивая внутрь круга бледные, с острыми когтями руки.

Там, в самом центре призрачного циклона, стояла молодая женщина. Тави никогда прежде ее не видел. Она была высокая и стройная, немного похожая на тетю Исану; впрочем, сложением сходство и ограничивалось. Кожа ее имела темный золотисто-коричневый цвет, как у торговцев из южных городов Алеры. Ветер развевал ее густые прямые волосы; цветом они почти не отличались от кожи, из-за чего она немного напоминала золотую статую. Черты ее лица, возможно и не идеально красивого, все же не могли не обратить на себя внимание: высокие скулы и длинный, изящный нос чуть смягчались полными губами.

Сейчас на этом лице застыла гримаса отчаяния. На руке ее была окровавленная повязка; похоже, она оторвала клочок от своей юбки, чтобы сделать ее. Просочившаяся кровь перепачкала ее рубаху, промокшую насквозь и прилипшую к коже. На шее темнел плетеный рабский ошейник. На глазах у Тави один из ветрогривов, закрутившись волчком, метнулся к ней.

Девушка закричала, выбросила руку в направлении ветрогрива, и Тави увидел в воздухе бледно-голубой сгусток, не столь четкий, как ветрогривы, но все же различимый силуэт длинноногого коня, ударившего нападавшего ветрогрива копытами. Ветрогрив взвизгнул и отпрянул, а фурия незнакомки устремилась вперед, хотя в скорости и уступала ветрогривам. Три других ветрогрива навалились на фурию с боков, а женщина выпрямилась – Тави только теперь разглядел, что она стояла, опираясь на палку, – и с яростью отчаяния заковыляла вперед.

Тави действовал не размышляя. Он бросился в сторону ветрогривов, на бегу сунув руку в сумку на поясе. Он едва не оступился в темноте, но в следующую же секунду тучи снова осветились: синие, зеленые и красные молнии сражались за господство над небесами.

Один из ветрогривов резко повернулся в его сторону и бросился на него сквозь ледяной дождь. Тави выудил из сумки маленький сверток и рывком разорвал его. Ветрогрив испустил леденящий душу вопль и широко растопырил свои руки-клешни.

Тави захватил пальцами щепотку соли из свертка и швырнул в нападавшего ветрогрива.

С полдюжины белых кристалликов прорвали фурию, как свинцовые грузила – марлю. Ветрогрив испустил полный боли вопль, от которого у Тави свело внутренности, и свился в клубок. Зеленый огонь вырвался из пробоин, и он начал распадаться на части. За считаные секунды призрак превратился в несколько мелких клочков, сразу же унесенных ветром.

Остальные со злобным визгом рассыпались широким кругом. Рабыня оглянулась на Тави, и в ее широко открытых глазах вспыхнула отчаянная надежда. Она крепче взялась за свою палку и захромала в его сторону. Изорванные очертания ее фурии снова сделались невидимыми, стоило ветрогривам отступить от них на несколько шагов.

– Соль? – крикнула она сквозь грозу. – У тебя есть соль?

Тави едва удалось перевести дух, чтобы ответить.

– Совсем немного! – Сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди, и он из последних сил подбежал к рабыне и стал рядом с ней, настороженно оглядываясь на окружавших их ветрогривов. – Проклятые вóроны! – выругался он. – Нам нельзя здесь оставаться. Никогда еще не видел их столько в одну грозу.

Женщина, дрожа, вглядывалась в темноту, но голос ее звучал на удивление ровно.

– Твои фурии могут нас защитить?

Тави ощутил противную пустоту в желудке. Конечно, не могут, тем более что их и нет вовсе.

– Нет.

– Тогда нам нужно укрыться где-нибудь. Эта гора. В ней наверняка есть пещеры…

– Нет! – выпалил Тави. – Не эта гора. Она не любит посторонних.

Она усталым жестом приложила руку ко лбу:

– У нас есть выбор?

Тави заставил свои усталые мозги шевелить извилинами, но страх, усталость и холод сделали их неуклюжими, как слайв на снегу. Было… было ведь что-то такое, что он должен вспомнить, что может помочь… если он только вспомнит, что это…

– Есть! – воскликнул он. – Есть такое место. Это недалеко отсюда, если мне удастся найти его.

– Как далеко? – спросила рабыня, не сводя глаз с круживших на безопасном расстоянии ветрогривов. Голос ее уже дрожал; возможно, от пробравшего ее наконец холода.

– Миля. Ну, может, немного больше.

– В темноте? В такой? – Она недоверчиво покосилась на него. – Нам ни за что не добраться.

– У нас нет выбора, – прохрипел Тави сквозь ветер. – Или там, или нигде.

– Ты сможешь найти его? – спросила девушка.

– Не знаю. Сможешь пройти такое расстояние?

Мгновение – на протяжении следующей вспышки молнии – она пристально смотрела на него.

– Да, – выдохнула она. – Дай мне немного соли.

Тави протянул ей половину оставшейся у него пригоршни, и рабыня крепко стиснула белые кристаллики в кулаке.

– Фурии! – сказала она. – Нам ни за что не пройти столько.

– Особенно если мы не тронемся с места, – крикнул Тави и потянул ее за руку. – Идем же! – Он повернулся, но девушка вдруг прыгнула на него и с силой толкнула плечом в сторону. Тави вскрикнул и покатился по земле.

Он поднялся на ноги, дрожа от холода и злости:

– Ты что?!

Девушка медленно выпрямилась, глядя ему в глаза. Вид у нее был теперь совсем усталый; она едва могла стоять, опираясь на свою палку. На земле у ее ног лежал мертвый слайв с размозженной головой.

Тави перевел взгляд с ящерицы на рабыню. Конец ее палки был в крови.

– Ты спасла меня, – пробормотал он.

Снова вспыхнула молния. В свете ее Тави увидел, что она дерзко усмехается.

– Будем надеяться, не зря. Вытащи нас из этой грозы, и будем квиты.

Он кивнул и огляделся по сторонам. Новая молния высветила дорогу – темную прямую линию, и Тави попытался сориентироваться. Потом повернулся спиной к черной громаде Гарадоса и двинулся в темноту, отчаянно надеясь, что найдет убежище прежде, чем ветрогривы наберутся храбрости для нового нападения.

Глава 9

Исана проснулась от топота ног по лестнице, ведущей в ее комнату. Пока она спала, прошел день и сгустилась ночь; по крыше барабанил дождь. Она села, хотя от этого у нее застучало в висках.

– Госпожа Исана, – чуть слышно прошептала Беритта. Она оступилась в темноте и издала не совсем подобающее юной девушке восклицание.

– Свет, – пробормотала Исана, привычно напрягая волю.

Крошечный дух в фитиле лампы ожил, осветив комнату неярким золотистым сиянием. Она прижала ладони к вискам, пытаясь собраться с мыслями. Дождь все хлестал по крыше, и до нее доносилось злобное завывание ветра. За окном сверкнула молния, за которой последовал странный рычащий раскат грома.

– Гроза, – выдохнула Исана. – Что-то не так.

Беритта поднялась с пола и присела в реверансе. Бубенцы в венке начали вянуть, роняя алые лепестки на пол.

– Это ужасно, госпожа, просто жуть какая-то. Все боятся. И еще доминус. Он вернулся, и он тяжело ранен. Госпожа Битте послала меня, чтоб я вас привела.

Исана вздрогнула:

– Бернард.

Она вскочила с кровати. Движение отдалось в голове острой болью, и ей пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть. Исана сделала глубокий вдох, пытаясь совладать с охватившей ее паникой, устоять перед болью. Теперь она начинала смутно ощущать страх, злость и беспокойство людей, доносившиеся до нее из нижнего зала. Сила и власть нужны им теперь больше, чем обычно.

– Ладно, – сказала она, открывая глаза и пряча лицо под маской спокойствия. – Веди меня к нему.

Беритта выпорхнула из комнаты Исаны, и та решительным шагом поспешила следом за девушкой. Стоило ей спуститься по лестнице, как заполнивший помещение страх накатил на нее волной – словно холодная, мокрая ткань липла к ее коже, пытаясь просочиться внутрь. Она вздрогнула и задержалась на мгновение, отгоняя этот холод от себя, пока ощущение не отпустило ее. Она понимала, что страх никуда не делся, но пока хватало и этого – отогнать его чуть подальше, обрести способность действовать.

Совладав с собой, Исана шагнула в зал. Большой зал усадьбы имел в длину добрых сто футов и примерно половину этого в ширину. Он был сделан из цельного гранита, взращенного из земли много лет назад. Позже сверху над ним надстроили жилые помещения из кирпича и дерева, но сам зал представлял собой цельный каменный массив, изваянный долгими, утомительными часами заклинаний из костей земли. Самые свирепые бури не смогли повредить большому залу или тем, кто искал в нем убежища. Неповрежденным осталось и другое сооружение домена – хлев, где содержался драгоценный скот.

Зал был полон народа. Здесь собрались все обитатели домена – несколько больших семей. В основном они теснились у одного из дощатых столов, на который выставили приготовленную еще с утра еду. В зале царило тревожное напряжение – даже дети, обыкновенно встречавшие неожиданно подаренный грозой выходной день визгом и игрой в догонялки, казались непривычно притихшими и подавленными. Никто не повышал голоса громче шепота, да и тот стихал с каждым новым ударом грома.

Зал сам собой поделился на две половины. В обоих торцах его пылал в очагах огонь. У дальнего очага собрались за небольшим столом приехавшие доминусы. Беритта вела ее к другому очагу, возле которого положили Бернарда. Между очагами расположились небольшими группами местные – с одеялами, чтобы остаться на ночлег в зале, если гроза продлится всю ночь. Разговаривали мало и неохотно – возможно, из-за дневной стычки, решила Исана, и никто не хотел находиться слишком близко к очагам.

Исана обогнала Беритту и подошла к огню. Старая Битте, местная мастерица заклинаний, склонилась над тюфяком, на который уложили Бернарда. Это была дряхлая высохшая старуха с седой косой ниже пояса. Руки ее постоянно дрожали, и она почти не выходила из усадьбы, но ремесло свое знала хорошо, и дух ее, равно как и зрение, с годами не ослабел.

Лицо Бернарда было бледно-восковым, как у покойника, и на мгновение горло Исаны сдавил панический страх. Однако грудь Бернарда поднялась и опала – он с трудом, но дышал, и она закрыла глаза, приходя в себя. Его укутали мягкими шерстяными одеялами, оставив открытой только правую ногу, всю залитую кровью. Кто-то перевязал рану на бедре, но Исана видела, что пропитанную кровью повязку уже надо менять.

– Исана, – прохрипела старая Битте. – Я сделала все, что могла, детка. Иголка и нитка могут сделать не так уж много.

– Что случилось? – спросила Исана.

– Мы не знаем, – вздохнула Битте, присаживаясь на ближайшую скамью. – У него страшная рана на бедре. Возможно, это зверь, хотя такую можно нанести и топором, и клинком. Похоже, он сумел наложить себе жгут и перекрутить раз или два. Может, нам удастся спасти ногу – но он потерял слишком много крови. Он в забытьи, и я не знаю, очнется ли он.

– Ванна, – сказала Исана. – Нам нужно погрузить его в теплую воду.

Битте кивнула:

– Я уже послала за ней. Сейчас принесут.

– И приведите сюда Тави. Я хочу услышать, что случилось с моим братом.

Битте печально посмотрела на нее:

– Тави с ним не вернулся, детка.

– Что?

Страх снова захлестнул ее – мгновенный, ледяной, ужасный. Ей пришлось сделать усилие, чтобы отогнать его, но она умело скрыла это, поправляя упавшую на лицо прядь волос. Она должна казаться спокойной, уверенной.

– Не вернулся с ним?

– Нет. Его здесь нет.

– Его нужно отыскать, – сказала Исана. – Гроза ведь. Он там совсем беззащитен.

– Только безмозглый Линялый выйдет в такую грозу, детка, – ровным голосом возразила Битте. – Он вышел проверить, крепко ли заперт хлев, там и нашел Бернарда. Говорят, фурии берегут дураков и детей. Может, они и Тави помогут… – Она наклонилась к самому уху Исаны. – Потому что кто-то другой ничего не в силах сделать.

– Нет, – настаивала Исана. – Нам нужно найти его.

Несколько мужчин спустились по лестнице, таща большую медную ванну. Они поставили ее на пол рядом с ними и с помощью детей принялись наполнять водой.

– Исана, – сказала Битте твердым, почти ледяным тоном. – Ты устала. Ты единственная из всех, кого я знаю, способна вернуть Бернарда, но я не уверена, что тебе удастся даже это, не говоря уж о том, чтобы найти Тави в такую непогоду.

– Все равно, – не сдавалась Исана. – Я отвечаю за Тави.

Рука старой Битте, теплая и неожиданно сильная, крепко сжала ее запястье.

– Мальчик там, в этой буре. Он уже нашел убежище, Исана. Или уже мертв. Ты должна сосредоточиться на том, что можешь еще сделать, – или Бернард тоже умрет.

Страх, тревога снова подступили – в унисон с нараставшей в ней паникой. Тави. Она не должна была с головой уходить в приготовления, не должна была позволить Тави провести ее. Она в ответе за него. Образ Тави, застигнутого грозой, растерзанного в клочья ветрогривами, стоял у нее перед глазами, и она не удержалась от стона.

Она открыла глаза. Руки ее дрожали. Исана посмотрела на Битте.

– Мне нужна будет помощь, – сказала она.

Старая Битте кивнула, но выражение лица ее было тревожным.

– Я поговорила с нашими женщинами, и они дадут все, что могут. Но этого может не хватить. Без умелого заклинания воды у нас не будет шансов спасти его, и даже так…

– Только женщины? – вскинулась Исана. – А Отто, а Рот? Они же доминусы. Они многим обязаны Бернарду. Да если на то пошло, почему они до сих пор не позаботились о нем?

Старая Битте болезненно скривилась:

– Они не помогут, Исана. Я уже просила.

Долгое мгновение Исана потрясенно смотрела на старуху.

– Они… что?

Битте опустила глаза:

– Они не помогут. Ни один из них.

– Во имя всех фурий, почему?

Старуха покачала головой:

– Не знаю. От грозы все дерганые, особенно доминусы… Они тревожатся о своих, которые остались дома. И Корд постарался как мог.

– Корд? Он здесь? Не в хлеву?

– Ага, детка.

– А где Уорнер?

Битте поморщилась:

– Старый дурак. Он чуть не бросился на Корда. Сыновья Уорнера отвели его наверх. Эта их девчонка уговорила его принять горячую ванну – он ведь как приехал, так еще умыться не успел. Если бы не это, они бы вцепились друг другу в глотку еще час назад.

– Проклятые вóроны, – прошипела Исана и поднялась на ноги.

Мужчины и дети, наполнявшие ванну, вздрогнули и отступили от нее на шаг. Она окинула взглядом зал и повернулась к старой Битте:

– Надо положить его в ванну. Они помогут моему брату, или я затолкаю их цепи доминусов в их трусливые глотки.

Она повернулась на каблуках и зашагала через весь зал к столу в дальнем его конце, у которого собралось несколько человек – соседи-доминусы.

За ними у огня устроились сыновья Корда: немногословный Арик и младший, обвиняемый, – Биттан. Еще подходя, Исана заметила Линялого в насквозь промокшей одежде. Низко опустив голову, он пытался подобраться поближе к огню. Он протянул руку к половнику, торчавшему из котелка с похлебкой, подвешенному у огня, чтобы не остывал.

Сидевший ближе других к огню Биттан нахмурился. Линялый придвинулся еще чуть ближе, и его обезображенное клеймом лицо скривилось в гротескном подобии улыбки. Он опасливо кивнул Биттану, взял миску и потянулся за половником.

Биттан рявкнул что-то Арику, повернулся к Линялому и сказал ему какие-то явно оскорбительные слова. Раб округлил глаза и пробормотал что-то в ответ.

– Трусливый пес, – повысил голос Биттан. – Не перечь тем, кто лучше тебя. От тебя смердит, а я сидел здесь и буду сидеть. Пошел прочь от меня!

Линялый кивнул и торопливо взялся за половник.

Арик схватил раба за плечо, резким рывком развернул его к себе и, почти не замахиваясь, ударил кулаком. Линялый вскрикнул и отшатнулся от огня. Он удержался-таки на ногах, но попятился от сыновей Корда, опасливо втянув голову в плечи.

Арик закатил глаза и хмуро посмотрел на Биттана. Потом скрестил руки на груди и прислонился к стене с другой стороны каменного очага.

Биттан ухмыльнулся и крикнул вслед Линялому:

– Трус полоумный! И не вздумай вернуться! – Он опустил голову, губы его кривились в жестокой улыбке.

Снова раздался раскат грома, и Исана сжалась, не давая волне страха захлестнуть и ее. Страх накатил чуть позже, чем она ожидала, и она стояла, зажмурившись, пока он не миновал.

– Чертовы помои, – буркнул один из собравшихся у стола, и ругательство повисло в звонкой тишине, наступившей после удара грома.

Исана резко выпрямилась, оценивая доминусов, прежде чем встретиться с ними лицом к лицу.

Говоривший, доминус Олдо, в упор смотрел на Корда, упрямо выставив вперед бритый подбородок.

– Доминусы долины не могут стоять в стороне, когда один из них нуждается в помощи, – продолжал он. – И мы поможем ему.

Корд склонил косматую голову набок, занимаясь нанизанным на нож куском мяса.

– Олдо, – пророкотал он. – Ты ведь недавно надел цепь доминуса?