Тави выскользнул из комнаты, спустился по лестнице сквозь последние лепившиеся по углам клочки ночи. В большом зале царила гулкая тишина, только слабый свет пробивался в него из кухни. Старая Битте страдала бессонницей, и Тави слышал, как она шаркает ногами по кухне, готовя завтрак.

Он отпер дверь и вышел во двор усадьбы. Одна из собак высунула морду из превращенной в конуру пустой бочки, и Тави задержался, чтобы почесать ее между ушами. Собака стукнула несколько раз хвостом по доскам и убралась обратно – досыпать. Тави запахнул плащ – ночи поздней осенью холодные – и, отворив заднюю калитку, приготовился шагнуть наружу, вон из теплого безопасного дома.

Глухая деревянная створка отворилась, и мальчик увидел дядю Бернарда. Тот стоял, небрежно прислонясь к забору, одетый в кожаную куртку и тяжелый зеленый плащ для работы в лесу, окружавшем поля фермы. Он поднес ко рту яблоко и с хрустом откусил половину. Бернард был крупным мужчиной с нажитыми тяжелым трудом широкими плечами и крепкими мускулами. В коротко стриженных, как у легионера, темных волосах мелькали кое-где седые нити, но в аккуратной бороде их не было ни одной. На его боку рядом с легионерским мечом висел колчан со стрелами; в руке он держал самый легкий из своих луков со спущенной тетивой.

Тави застыл как вкопанный, потом развел руками, признавая свое поражение, и слабо улыбнулся дяде:

– Как ты узнал?

Бернард улыбнулся в ответ, хотя и немного хмуро:

– Линялый видел, что ты пил вдвое больше обычного, после того как вернулся вчера так поздно, и сказал мне. Это старый солдатский прием, чтобы встать пораньше.

– А-а, – вздохнул Тави. – Да, дядя.

– Я пересчитал стадо, – сказал Бернард. – Похоже, нескольких голов недостает.

– Да, дядя, – повторил Тави и нервно облизнул губы. – Я как раз за ними.

– У меня сложилось впечатление, будто ты уже проделывал это вчера, раз уж ты сделал засечку на учетной рейке.

Тави покраснел; хорошо еще, что было темно.

– Доджер увел своих маток и ягнят вчера вечером, когда я пытался пригнать южное стадо. Я не хотел тебя тревожить из-за этого.

Бернард покачал головой:

– Тави, ты же знаешь, какой сегодня важный день. Все окрестные фермеры собираются на дознание, и мне не нужно лишних хлопот.

– Извини, дядя. Тогда чего ты торчишь здесь? Я и сам найду Доджера и приведу его.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты ходил по долине в одиночку, Тави.

– Рано или поздно, дядя, мне все равно придется это делать. Если только ты не собираешься ходить за мной по пятам до конца моих дней.

Бернард вздохнул:

– Твоя тетя убьет меня.

Тави ухмыльнулся:

– Я справлюсь с этим сам. Я буду осторожен и вернусь до полудня.

– Дело не в этом. Тебе нужно было пригнать их вчера ночью, – сказал Бернард. – Что помешало тебе сделать это?

Тави поперхнулся:

– Э… Я обещал сделать кое-что. Ну и не успел до темноты.

– О вóроны, Тави, – вздохнул Бернард. – Мне казалось, ты достаточно повзрослел за это лето, чтобы понимать свою ответственность.

У Тави вдруг засосало под ложечкой.

– Ты не подаришь мне овец, да?

– Мне не жаль выделить тебе справедливую долю, – покачал головой Бернард. – Я был бы рад – я и сейчас хотел бы помочь тебе завести собственное стадо. Но я не желаю выбрасывать деньги на ветер. Если ты не способен доказать мне, что позаботишься о стаде как положено, я не могу дать тебе овец.

– Можно подумать, у меня было много времени доказать это.

– Возможно, и так. Тут все дело в принципе, парень. Ничто не дается даром.

– Но, дядя, – вскинулся Тави, – это же единственная возможность добиться хоть чего-то в жизни.

– Если так, – хмыкнул Бернард, – тебе вряд ли стоило выбирать… – Он нахмурился. – Скажи, Тави, что такого тебе нужно было сделать более важного, чем найти отару?

Тави покраснел сильнее:

– Ну…

Бернард поднял брови.

– Ясно, – сказал он.

– Что ясно?

– Девушка.

Тави опустился на колено и притворился, будто шнурует башмак, чтобы скрыть лицо.

– С чего это ты так решил?

– Тебе пятнадцать лет, Тави. Значит, девушка.

– Вовсе нет, – настаивал Тави.

Бернард помолчал, потом пожал плечами:

– Захочешь поговорить об этом – дай знать, ладно? – Он оттолкнулся плечом от стены и, согнув коленом лук, накинул тетиву на зарубку. – Подарок тебе обсудим позже. Как думаешь, где нам искать след Доджера?

Тави достал из сумки кожаную пращу, потом положил в карман несколько гладких камешков:

– А что, Брутус его не найдет?

Бернард улыбнулся:

– Кажется, кое-кто говорил, что справится сам.

Тави смерил дядю хмурым взглядом, потом задумчиво сморщил нос:

– Надвигаются холода, и они это чуют. Для крова и пищи им нужны вечнозеленые растения… но на южных склонах пасутся гарганты, а они к гаргантам ни за что не подойдут. – Тави кивнул сам себе. – На север. Доджер повел их в сосновые лощины за дамбой.

Бернард одобрительно кивнул:

– Хорошо. Не забывай, что заклинание фурий не заменяет собственных мозгов.

– Но и мозги фурию не заменят, – понуро буркнул Тави и пнул башмаком комок грязи, раскидав землю и сухие листья.

Бернард положил свою ручищу на плечо Тави, крепко сжал, потом повернулся и решительно зашагал на север по старому тракту.

– Все не так плохо, как тебе кажется, Тави. Фурии – это еще не все.

– Ага, у самого небось их две, – сказал Тави, стараясь не отставать. – Тетя Исана говорит, ты мог бы требовать себе полного гражданства, если бы захотел.

Бернард снова пожал плечами:

– Если бы захотел… что ж, возможно. Но я не дозрел до своих фурий, пока не дорос… ну, почти до твоего возраста.

– Но ты просто медленно созревал, – заметил Тави. – Совсем не так, как я. Никто еще не дорастал до моих лет и так и оставался без фурий.

Бернард вздохнул:

– Ты не можешь знать этого, Тави. Не беспокойся, парень. Со временем все придет.

– Это ты мне с десяти лет твердишь. Будь у меня свои фурии, я бы сумел удержать Доджера, и еще… – Он успел вовремя прикусить язык.

Дядя Бернард оглянулся на Тави; лицо его оставалось серьезным, но глаза смеялись.

– Пошли, парень. Нам надо спешить. Мне нужно вернуться прежде, чем соберутся доминусы.

Тави кивнул, и они быстрым шагом двинулись по извилистой дороге. По мере того как они миновали яблоневые сады, пасеки и углублялись в сжатые северные поля, небо становилось все светлее. Потом дорога нырнула в лес, в котором росли такие старые дубы и клены, что выжить в тени их крон могли только самые стойкие кусты и травы. Ко времени, когда предрассветная синь окрасилась на востоке желтым и оранжевым, они дошагали до последней полоски леса, обозначавшей границу их домена. Этот лес был не таким старым, поэтому и подлесок здесь рос гуще и местами еще зеленел, несмотря на позднюю осень. Алые и золотые листья висели на скелетах кустов, а обнаженные деревца поскрипывали, раскачиваясь на ветру.

И тут что-то заставило Тави насторожиться. Он замер и еле слышно предостерегающе зашипел. Бернард пригнулся, и Тави инстинктивно последовал его примеру.

Бернард оглянулся на Тави, вопросительно приподняв бровь.

Тави на четвереньках подполз к дяде и зашептал ему на ухо:

– Там, впереди, в ближних к ручью деревьях. Там обычно гнездятся перепела, а сейчас они летают над дорогой.

– Думаешь, их спугнуло что-то? – таким же шепотом спросил Бернард. – Сайпрус, – позвал он и махнул рукой в направлении деревьев, подавая сигнал меньшей из двух его фурий.

Тави поднял глаза и увидел, как с одного из деревьев к ним спускается нечто, отдаленно напоминающее человеческую фигуру, но ростом не больше годовалого младенца. Взгляд светло-зеленых глаз обратился на мгновение на Бернарда, и фигурка опустилась на землю, свернувшись, как зверек. Листья и ветки мгновенно сплелись, прикрыв то, что находилось под ними. Сайпрус склонил голову набок, не сводя глаз с Бернарда, потом издал звук, больше всего напоминавший шелест листвы, и исчез в кустах.

Тави все пытался отдышаться после долгого бега.

– Что там? – прошептал он.

Взгляд Бернарда на мгновение затуманился.

– Ты был прав, – ответил он наконец. – Молодчина, малыш. Кто-то прячется в засаде у моста. И у них там чертовски сильная фурия.

– Разбойники? – прошептал Тави.

Бернард прищурился:

– Это Корд.

Тави нахмурился:

– Я-то думал, остальные доминусы должны собраться сегодня, но позже. И зачем им прятаться в деревьях?

Бернард встал и отряхнул колени:

– А вот мы сейчас и узнаем.

Он решительно зашагал по дороге к мосту, словно намереваясь пройти мимо засады; Тави старался не отставать. Неожиданно Бернард повернулся влево, натянул лук и пустил стрелу с серым оперением в кусты, которые росли в нескольких шагах от негромко журчавшего ручья.

До Тави донесся вопль, и кусты заколыхались, как от сильного ветра. Мгновение спустя из них вывалился паренек примерно одного с Тави возраста, держась руками за мягкое место. Сложение он имел крепкое, был коренастым, и лицо его было бы симпатичным, если бы не капризное выражение. Биттан, младший сын доминуса Корда.

– Чертовы вóроны! – взвыл он. – Ты что, спятил?

– Биттан? – воскликнул Бернард с наигранным удивлением. – Надо же! А я и не знал, что это ты там сидел.

Чуть дальше от моста кусты зашевелились, и на дорогу вышел еще один юноша, старший сын Корда. Он был выше и стройнее младшего брата, волосы на затылке собирал в хвост, а на его лбу уже пролегли морщины от привычного задумчивого выражения. Он с опаской покосился на Бернарда и повернулся к брату:

– Биттан? Ты как, в порядке?

– Я в полном беспорядке! – злобно взвизгнул мальчишка. – Меня подстрелили!

– Ты и впрямь его подстрелил? – негромко спросил Тави дядю.

– Чуть-чуть поцарапал.

Тави ухмыльнулся:

– Похоже, ты ему прямо в мозг попал.

Бернард улыбнулся волчьей улыбкой и промолчал.

Снова зашелестели и затрещали кусты – еще дальше от них. Спустя мгновение из зарослей появился и сам глава семейства, доминус Корд. Он был не слишком высок, но плечи имел не по росту широкие, да и руки его казались неестественно длинными. Одет он был в линялую заплатанную серую куртку, которой явно не помешала бы хорошая стирка, и плотные штаны из гаргантовой кожи. На шее его красовался символ статуса: тяжелая цепь доминуса. Цепь была грязная и засаленная, но Тави решил, что так она даже лучше подходит к его всклокоченным седеющим волосам и пегой бороде.

Корд двигался откровенно угрожающе, а его глаза налились злостью.

– Что, вóроны подери, ты себе позволяешь, Бернард?

Бернард приятельски помахал Корду, но Тави заметил, что лук и стрелу дядя держит наготове.

– Маленькое недоразумение, – произнес он. – Я принял твоего мальца за разбойника, засевшего у дороги в ожидании мирных путников.

Корд злобно прищурился:

– Уж не обвиняешь ли ты меня в чем-то?

– Ну конечно нет, – улыбнулся Бернард, хотя глаза его оставались пронзительно-настороженными. – Я же сказал: это недоразумение. Хвала великим фуриям, что никто не пострадал. – Он помолчал пару секунд, и улыбка исчезла с его лица. – Мне бы не хотелось, чтобы кто-либо пострадал на моей земле.

Корд злобно зарычал – совсем как зверь – и шагнул вперед. Земля под его ногами дрогнула и заколыхалась, словно под ее поверхностью ползла большая змея.

Бернард продолжал в упор смотреть на Корда; лицо его не дрогнуло и не сменило выражения.

Корд снова зарычал, но уже тише, с видимым усилием подавив свою злость:

– Ох и выведешь ты меня когда-нибудь из себя, Бернард.

– Не говори так, – отозвался дядя Тави. – Мальчика напугаешь.

Взгляд Корда скользнул по Тави, и пареньку вдруг стало не по себе.

– Ну что, созрел он наконец до фурий или ты все-таки признаешь, что это бесполезный уродец?

Это нехитрый укол больно задел Тави, и он открыл было рот, чтобы дать наглецу достойный отпор, но Бернард положил руку ему на плечо.

– О моем племяннике не беспокойся, – посоветовал он и выразительно покосился на Биттана. – В конце концов, у тебя и своих хлопот хватает. Кстати, почему бы нам не пройти ко мне в дом? Уверен, у Исаны найдется чем вас угостить.

– Мы, пожалуй, посидим здесь еще немного, – сказал Корд. – Заодно и перекусим на свежем воздухе.

– Что ж, на здоровье, – улыбнулся Бернард и двинулся дальше по дороге. Тави не отставал от него ни на шаг. Бернард не оглядывался на Корда до тех пор, пока они не пересекли мост. – Да, кстати, – бросил Бернард через плечо, – совсем забыл сказать: Уорнер уже приехал к нам вчера вечером. Сыновей его отпустили на побывку из легиона, вот они и навестили отца.

– Приведи их сюда, – рявкнул Биттан. – Мы их на куски порвем.

Корд с размаху залепил Биттану оплеуху, от которой тот полетел на землю.

– Заткни хлебало!

Биттан, слегка оглушенный, замотал головой. Поднявшись, он не сказал отцу ни слова и не посмотрел на него.

– Пошли потолкуем, – сказал Бернард. – Уверен, мы сможем все уладить.

Корд не ответил. Он махнул сыновьям рукой и двинулся прочь по дороге. Они потянулись за ним, только Биттан бросил на Тави полный ненависти взгляд.

– Урод, – шепнул он, проходя мимо.

Тави стиснул кулаки, но промолчал. Бернард одобрительно кивнул, и они подождали, пока Корд с сыновьями не скроются за поворотом дороги, ведущей к домену Бернарда.

– Они ведь собирались напасть на Уорнера, да, дядя?

– Возможно, – кивнул Бернард. – Потому-то твоя тетя и пригласила Уорнера приехать еще вчера, заранее. Корд способен на все.

– Но почему? Это же Биттана обвиняют, не его.

– Изнасилование бросает тень на весь домен, – ответил Бернард. – Корд – глава семьи, и он несет ответственность за то, что делают другие ее члены. Если дознание покажет, что необходим суд и Биттана признают виновным, граф Грэм может лишить Корда прав на домен.

– Думаешь, он пойдет на убийство, чтобы защитить их? – спросил Тави.

– Я думаю, человек, снедаемый жаждой власти, пойдет почти на все. – Он покачал головой. – Для Корда власть – средство удовлетворения своих желаний, а не защиты и помощи людям, которые от него зависят. Поведение глупее некуда, и рано или поздно оно сведет его в могилу – но до тех пор это делает его опасным.

– Он меня пугает, – признался Тави.

– Он пугает всякого обладающего здравым смыслом.

Бернард отдал лук Тави и развязал поясную сумку. Он достал из нее маленькую стеклянную пуговку и бросил ее через перила в ручей.

– Рилл, – твердо произнес он, – мне нужно поговорить с Исаной. Пожалуйста.

Они прождали на мосту несколько секунд, прежде чем шум воды начал меняться. Из ручья вырос водяной столб, постепенно принимавший очертания человека, пока не превратился в жидкое изваяние тети Тави, Исаны, сочетавшей фигуру юной девушки, умелой заклинательницы воды, с голосом зрелой женщины. Изваяние огляделось по сторонам и повернулось к Бернарду и Тави:

– Доброе утро, Бернард, Тави. – В голосе его звучали металлические нотки, словно он доносился с другого конца длинной трубы.

– Тетя Исана. – Тави вежливо склонил голову.

– Сестренка, – буркнул Бернард. – Мы тут напоролись на Корда с сыновьями. Они ждали в кустах у северного моста.

Исана покачала головой:

– Вряд ли этот болван задумал что-то серьезное.

– Боюсь, ты ошибаешься, – возразил Бернард. – Мне кажется, он понимает, что натворил Биттан и что Грэм больше не будет с ним церемониться.

Губы Исаны сложились в ехидную улыбку.

– Сомневаюсь также, чтобы ему понравилась женщина, которую назначили дознавательницей по этому делу.

Бернард кивнул:

– Возможно, тебе захочется, чтобы в доме с тобой находился кто-нибудь из наших – так, на всякий случай. Они сейчас идут по дороге к тебе.

Водяной образ Исаны нахмурился:

– Ты скоро вернешься?

– Если повезет, до полудня. Если нет – к обеду.

– Постарайся побыстрее. Я по возможности буду держать его в рамках приличий, но не уверена, чтобы кому-либо удалось утихомирить Корда, не пролив при этом крови.

– Я смогу. Ты только осторожнее.

Исана кивнула:

– Ты тоже. Старая Битте говорит, Гарадос с супругой готовят нам грозу – самое позднее нынче ночью.

Тави тревожно оглянулся на северо-запад, где высилась громада Гарадоса, сердито взиравшая сверху на обитателей долины Кальдерон. Его верхние склоны уже побелели от снега, а сами вершины прятались в тучах – это злобная фурия горы сговаривалась с Лилвией, фурией холодных ветров, задувавших с Ледового моря на севере. Они собирали тучи, как овец в отару, доводили их до бешенства при дневном свете и обрушивали на жителей долины яростную бурю, после того как садилось солнце…

– Мы вернемся раньше, – заверил ее Бернард.

– Вот и хорошо. Да, Тави…

– Что, тетя Исана?

– Ты не знаешь, случайно, откуда у Беритты свежий венок из бубенцов?

Тави виновато покосился на дядю и покраснел:

– Ну, наверное, нашла где-нибудь…

– Ясно. Она еще не доросла до брачного возраста, она слишком безответственна, чтобы растить ребенка, и уж наверняка слишком молода, чтобы носить бубенцы. Как ты думаешь, найдет она их еще раз?

– Нет, тетя.

– Вот и отлично, – немного резко произнесла Исана. – Мы обсудим этот вопрос, когда ты вернешься.

Тави поежился.

Бернард сдерживал улыбку до тех пор, пока водяное изваяние не растворилось в ручье.

– Значит, не было девушек, да? А мне казалось, это Фред гуляет с Бериттой.

– Он и гуляет, – вздохнул Тави. – Возможно, для него она и носит венок. Но она попросила меня набрать ей бубенцов, и… ну, тогда мне казалось, что это очень важно.

Бернард кивнул:

– Совершать ошибку не стыдно, Тави, если ты извлек из нее надлежащий урок. Мне кажется, ты достаточно умен, чтобы это стало для тебя уроком: нужно делать то, что важнее. И что?

Тави нахмурился:

– Что – «что»?

Бернард продолжал улыбаться:

– Что ты усвоил этим утром?

Тави уперся взглядом в землю:

– Что с женщинами одни неприятности, господин.

Бернард открыл рот и вдруг оглушительно захохотал. Тави осторожно покосился на дядю и позволил себе слабо улыбнуться. Глаза Бернарда сияли весельем.

– Ох, парень! Это всего лишь половина истины.

– А другая половина?

– Другая? То, что тебя все равно к ним тянет. – Он покачал головой, и улыбка его сделалась мечтательной. – В твои годы я тоже отчебучил пару глупостей, чтобы произвести впечатление на девиц.

– А стоило?

Улыбка исчезла с лица Бернарда, но мечтательное выражение осталось. Просто улыбка ушла вглубь, словно он дарил ее тому, что существовало только в его памяти. Бернард никогда не говорил ни о своей покойной жене, ни о детях, тоже давно уже умерших.

– Да. До последнего синяка, до последней ссадины.

Тави вдруг очнулся:

– Как думаешь, Биттан виновен?

– Скорее всего, – ответил Бернард. – Но я могу ошибаться. До тех пор пока мы не выслушали все стороны, нам стоит воздержаться от окончательных суждений. Солгать твоей тете ему не удастся.

– Мне удается.

Бернард рассмеялся:

– Ты все-таки поумнее Биттана. И потом, у тебя богатый опыт.

Тави улыбнулся в ответ:

– Дядя, я и вправду могу отыскать отару. Нет, честно.

Мгновение Бернард молча смотрел на Тави. Потом кивнул:

– Вот и докажи, парень. Докажи мне.

Глава 4

Недовольно хмурясь, Исана подняла взгляд от кастрюли с водой. Когда-нибудь этот парень вляпается в неприятность, из которой хорошо если сумеет выкрутиться… Неяркое осеннее солнце светило в окна главной кухни усадьбы Бернарда. Ее наполнял запах выпекаемого хлеба и жареного мяса, которое шипело на вертеле над углями. Спина у Исаны уже болела от утренних хлопот, ведь они начались задолго до восхода солнца, и ни малейшего шанса отдохнуть в обозримом будущем у нее не было.

Всякий раз, как выдавалась пара свободных минут, она тратила их на то, чтобы, поглядывая на кипящий котел, с помощью Рилл следить за Кордами и Уорнерами. Уорнер с сыновьями помогали Фредерику-старшему, отвечавшему за всех гаргантов в хозяйстве, который вместе с долговязым сыном, Фредериком-младшим, чистил хлев.

Корд с младшим сыном бездельничали во дворе. Старший сын Корда, Арик, все утро колол дрова, давая выход жгущей его изнутри энергии. Напряжение сгущалось все утро, и это ощущалось всеми – даже теми, в телах у которых не было ни унции водяной магии.

Женщины забежали на кухню за своей полуденной трапезой – наскоро разогретой овощной похлебкой, вчерашним хлебом и сыром, – но есть предпочли в прохладном дворе. Усталое осеннее солнце освещало двор усадьбы, защищенный от холодного северного ветра высокими каменными стенами домена. Исана не пошла за женщинами. От напряжения, сгущавшегося во дворе, ей становилось дурно, и она старалась по возможности дольше сохранять силы и самоконтроль на случай, если ей придется вмешаться.

Поэтому Исана, не обращая внимания на голодное бурчание в животе, сосредоточилась на делах, не забывая при этом прислушиваться к ощущениям своей фурии.

– Что, даже не перекусите, госпожа Исана? – Беритта оторвалась от чистки овощей.

Хорошенькое личико ее было чуть подрумянено, а ее и без того соблазнительные глазки подведены тушью. Исана уже предупреждала ее мать насчет того, что Беритта слишком молода для подобной ерунды, и нате вам: в волосах светлеют свежесорванные цветы, напоминающие колокольчики, а корсаж нарочито вызывающе зашнурован под грудью, и ей явно хочется любоваться своим отражением в любой блестящей поверхности куда больше, чем помогать готовить вечернюю трапезу. Исана уже истощила свою изобретательность в попытках занять девку, чтобы та не шаталась по двору. Беритта часто развлекалась, глядя на то, как молодые люди соперничают за ее внимание, а уж в такой рубашке, да еще с бубенцами в волосах она и вовсе заставит их поубивать друг друга. Исане же и без того хватало сложностей.

Она покосилась на девицу, потом пошевелила кочергой угли в очаге, где одна или две мелкие фурии огня явно ленились, исполняя свои обязанности. Она тронула их кочергой, и огонь сразу заплясал веселее.

– Как только найду свободную минуту, – ответила она девушке.

– А вам бы следовало… – отозвалась Беритта немного огорченно.

– Ты чисти, Беритта, чисти. – Исана повернулась к столу.

Вода в миске зарябила, поверхность ее приподнялась и выгнулась, приняв форму лица – ее собственного лица, каким оно было много лет назад. Исана улыбнулась своей фурии. Рилл всегда помнила, как выглядела Исана в день, когда они нашли друг друга, когда Исана, тогда еще совсем девчонка, младше нынешней Беритты, заглянула в тихое лесное озерцо.

– Рилл, – сказала Исана и коснулась поверхности воды. Жидкость в миске взвихрилась вокруг ее пальца и чуть сдавила мягким пожатием. – Рилл, – повторила Исана. – Найди Бернарда. – Она представила брата: его уверенную, бесшумную походку, его негромкий бас, его крепкие руки – и передала этот образ через кончик пальца. – Найди Бернарда, – повторила она.

Фурия дрогнула, поверхность воды разгладилась, а потом Рилл исчезла из миски, скользнув бесшумной невидимой волной, ощутимой только по едва заметному покалыванию кожи.

Исана подняла голову и уже пристальнее посмотрела на Беритту:

– Скажи, что происходит, Беритта?

– Простите, – пробормотала девушка и покраснела, не сводя глаз с ножа, снимавшего темную кожуру со светлой мякоти. – Я не понимаю, о чем это вы, госпожа.

Исана уперла руки в бока.

– Думается мне, понимаешь, и очень даже хорошо, – резко произнесла она. – Выбирай, Беритта: или ты мне сейчас же скажешь, где взяла цветы, или можешь подождать, пока я сама узнаю.

Исана ощутила нотки паники в голосе девушки.

– Честное слово, госпожа, я нашла их лежащими у двери. Я не знаю, кто…

– Еще как знаешь, – сказала Исана. – Бубенцы не появляются сами собой из ниоткуда, и ты знаешь закон на их счет. Если хочешь, чтобы я сама дозналась, откуда они у тебя, клянусь великими фуриями, уж я постараюсь, чтобы ты получила по заслугам.

Беритта замотала головой, и один из цветков сорвался и упал на пол.

– Нет-нет, госпожа! – (Исана буквально ощутила, как противна девушке необходимость лгать.) – Я не рвала их, ни одного! Нет, правда, я…

Исана все-таки не смогла сдержать гнев:

– Ох, Беритта. Ты пока недостаточно взрослая, чтобы врать мне. Мне еще надо настряпать на целую ораву гостей и подготовиться к дознанию, поэтому мне некогда тратить время на распущенную девчонку, считающую, будто если у нее круглые сиськи и бедра, то она умнее старших.

Беритта повернулась к Исане, опасно раскрасневшись:

– А вам завидно, госпожа?

Раздражение, охватившее Исану, сразу сменилось гневом. На какое-то мгновение она забыла про кухню, про все события последних дней, угрожавшие ферме, и сосредоточила все свое внимание на полногрудой девушке. Всего на мгновение она утратила контроль над своими эмоциями и позволила старому, полному горечи гневу захлестнуть ее целиком.

Все котлы и чайники на кухне сразу вскипели. Пар свился в облако, устремившееся, обогнув Исану, к девушке, и к ножкам ее стула по полу хлынула кипящая вода.

Исана почувствовала, как обида сразу сменилась у Беритты ужасом; глаза девушки, прикованные к лицу Исаны, испуганно расширились. Раскинув руки, Беритта вскочила со стула; тех жалких фурий ветра, которые она успела накопить, хватило лишь на то, чтобы замедлить пар. Она перепрыгнула через почти успевшее окружить ее кольцо воды и с плачем бросилась к двери.

Исана стиснула кулаки и зажмурилась, заставив себя не думать о девице. Несколько глубоких, размеренных вдохов помогли ей вернуть контроль над своими эмоциями. Злость – неприкрытая, горькая – клокотала в ней, вскрикивая, словно живое существо, пытаясь вырваться на волю. Она ощущала, как скребут ее когти по желудку, по костям… Усилием воли она заглушила ярость, уняла взбесившийся и заполонивший всю кухню пар, от которого сразу запотели все окна. Чайники стихли. Вода перестала растекаться по полу.

Исана постояла немного в луже воды, от которой поднялось облако пара. Снова она разрешила эмоциям, которые ощущала в других, захватить ее собственные мысли и чувства. Неуверенность, обида и злость Беритты, попав к ней в голову, пустили корни в ее собственных чувствах – и она позволила себе сорваться.

Исана подняла тонкую руку и потерла виски. Побочное свойство водяной магии – способность слышать иные звуки. Звуки, которые лезут в уши, как тополиный пух в глаза, стучатся с такой силой, что череп едва не раскалывается под напором чужих эмоций.

Впрочем, она ничего не могла с этим поделать, только владеть собой и терпеть все, что выпадет ей на долю. Нельзя же, раз открыв глаза, отказаться от зрения. Она могла чуть приглушить ощущения, которые сообщала ей Рилл, но полностью погасить их было не в ее силах. Плата за водяную магию, с которой ее обладателю приходится жить, – другого не дано.

«Плата, но не единственная», – подумала она. Исана наклонилась, шепча команды мелким фуриям в разлившейся по полу воде, созывая их до тех пор, пока отдельные струйки и лужицы не начали собираться в центре кухни в одну более-менее сформированную лужу. Исана вглядывалась в нее в ожидании последних мелких капель из дальних углов кухни.

На нее смотрело из воды отражение ее лица – гладкого, изящного, на вид почти не старше, чем у Беритты. Она поежилась, вспомнив лицо, которое показывала ей Рилл при каждом своем появлении. Возможно, то лицо не так уж и отличается от теперешнего…

Она подняла руку и провела пальцами по щеке. У нее до сих пор красивое лицо. Ей почти сорок лет, а на вид не больше двадцати. Проживи она еще лет сорок, все равно будет выглядеть как тридцатилетняя женщина, не старше. На лице ее не было ни морщинки, даже в уголках глаз, хотя в каштановых волосах уже кое-где мелькала седина.

Исана встала и посмотрела на отраженную в воде женщину. Высокая. Худая. Слишком худая для женщины своего возраста – с едва намеченными округлостями груди и бедер. Ее можно спутать с долговязой девчонкой-подростком. Ну конечно, держится она увереннее, решительнее, чем держалась бы любая девица лет восемнадцати, да и седина (какая там седина – несколько волосков) говорила о ее истинном возрасте. И уж конечно, любой и каждый в долине Кальдерона знал ее по имени, ибо она слыла одной из самых могущественных заклинательниц фурий. Но все это не отменяло того простого и очевидного факта, что она казалась одетым в женское платье мальчишкой. Во всяком случае, не такой женщиной, которую хочется взять в жены.

Исана на мгновение зажмурилась от боли. Тридцать семь лет, и она одинока. Никаких ухажеров, разумеется. Никаких венков в волосах, никаких там танцев, даже о невинном флирте нечего думать. Все это обошло ее стороной – даже при всем том юном образе, который дарила ей водяная магия. Той юности, которая всегда отдаляла ее от сверстниц, замужних женщин, матерей.

Она открыла глаза и рассеянно заставила разлившуюся воду принести хоть какую-то пользу и вымыть пол. Лужа послушно прокатилась по кругу, собирая пыль и мелкий хлам, и Исана пошла открыть дверь, чтобы выпустить ее наружу. В душную, полную пара кухню хлынул прохладный воздух со двора, и она снова зажмурилась, жадно вдыхая его.

Придется признаться себе: слова Беритты задели ее так больно не только потому, что она ощутила ее слишком сильные подростковые эмоции, но и потому, что та сказала правду. У Беритты были все те соблазнительные изгибы и округлости, которые привлекли бы к ней любого мужчину в долине, – и, разумеется, с полдюжины их уже плясали под ее дудку, включая Тави, пусть мальчик и пытался отрицать это. Беритта. Крепкая, зрелая, способная рожать здоровых детей.

То, чего, по всеобщему убеждению, Исане не дано.

Она сжала губы. Довольно. Слишком много всего нужно сделать, нельзя позволить застарелой боли всплыть сейчас на поверхность. Над долиной прокатился гром, и Исана прошла через кухню, открыла настежь северное окно и посмотрела на далекую горную вершину. Гарадос возвышался во всем своем великолепии: снег сиял на его плечах, сползая языками к подножию, – признак надвигающейся зимы. Темные тучи собирались у вершины; на ее глазах в их клубящейся массе полыхнула темно-зеленая молния, и по долине прокатилось еще одно раскатистое предупреждение. Лилвия – супруга Гарадоса, грозовая фурия, – собирала тучи для нового нападения на народ долины. Она выждет еще целый день, даст своим стадам туч напитаться как следует солнечным теплом и уж тогда пошлет их на долину, чтобы те оглушили ее раскатами грома и исхлестали плетьми ледяного дождя.

Исана вздохнула. Это невыносимо. Вот бы в долине поселился хоть один мало-мальски способный заклинатель ветров: уж он бы развеял тучи еще на подступах к дальним доменам… впрочем, все мало-мальски способные заклинатели ветров служат рыцарями. Или курсорами.

Она подошла к мойке и коснулась крана, дав знать тамошним фуриям, что ей нужна свежая вода из колодца. Когда чан наполнился чистой ледяной водой, она зачерпнула из него пару ведер и только потом позволила фуриям отдохнуть. Затем обошла кухню и долила воды в выкипевшие почти до дна котлы, вынула хлеб из печи, оставила его остывать в формах, а в печь поставила новую партию. Потом еще раз окинула взглядом кухню – все ли в порядке. Остаток воды на полу собрал последние крохи мусора, и она выпустила его на улицу, дав впитаться в землю у порога.