Краски. Логово дракона. Часть 3

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

13

Весь день Алекса не отходила от компьютера. Она села за дипломный проект, начатый вчера ранним утром, и закончила, когда за окном уже темным одеялом опустился на город вечер. Перед сном студентка еще раз пролистала проект по диагонали, чтобы проверить на пунктуацию и орфографию, но отправить решила завтра. Сил совсем не осталось, а еще предстояло написать к нему сопроводительное письмо, список использованной литературы, которую Алекса не использовала совсем, и разбить этот порыв бунтующей подростковой души на главы. И предупредить маму.

Последнее казалось самым сложным. И, возможно, неисполнимым до того самого момента, пока ученица не озвучит тему дипломного проекта под зорким надзором веб-камеры, за объективом которой будет скрываться по меньшей мере пять пар глаз приемной комиссии, связующим звеном с которой будет мать. Прекрасная авантюра!

Но, несмотря на столь щекотливые мысли и некое предвкушение реакции на собственный протест, Алекса забылась мирным сном, укутавшись в пушистое одеяло по самое лицо.

Рано утром после пробежки и продолжительного горячего душа она составила все недостающие документы на проект и отправила его по электронной почте принимающей стороне. Вот так, не дав прочесть родителям, не предупредив их, и отбросив любое смущение и неуверенность в себе. Это ее образование, и она готова нести ответственность. После чего решила все-таки спуститься к отцу на завтрак.

Родителя в гостиной еще не было. Сквозь большую прозрачную стену западного входа стал виден мир, который Алекса, казалось, лицезрела в последний раз еще до отъезда Дениэла. Его имя пребольно ударило в грудную клетку, моментально вызвав слезы, но девушка живо взяла себя в руки, не готовая проплакать на руках у папы все утро. На это у нее будет еще целый день, куда спешить? Более того, целая жизнь.

Маленькая хозяйка кухни поставила на плиту чайник и стала греть ореховое молоко для какао. Когда кружки были готовы наполниться ароматным горячим шоколадом, девушка услышала знакомый скрип дверной ручки этажом выше. Алекса подняла взгляд к потолку и прислушалась. Отец знакомой поступью миновал коридор и стал спускаться по лестнице в кухню.

– Доброе утро, пап! – Поприветствовала она его со слабой улыбкой мученика.

Оливер отметил, что дочь снова обрела почву под ногами. Видимо, слезы, которые два дня назад она пролила у отца на груди, дали ей возможность немного очистить разум и прийти в себя. Он бы ни за что в жизни не подумал, что девочка может так сильно расстроиться из-за мотоцикла, и пообещал себе взвесить все стороны этого плевого с технической точки зрения вопроса. До ее дня рождения осталось чуть меньше трех месяцев: времени хватит и на обдумывание, и на исполнение, и на подготовку Мелани к неизбежности этого шага.

– Здравствуй, милая! – Отозвался мужчина. – Как ты?

– Дописала и уже отправила, – мягко ответила она, имея в виду, конечно же, дипломную работу, а не завещание на свои патенты.

– Вот как? Я думал, ты дашь почитать маме, – удивился отец.

Но потом подумал и решил, что ничего криминального в этом нет. Мелани приносила из «Фонда» документы, они с Алексой обсуждали нюансы, так что ничего неожиданного в ее проекте быть не могло. Разве что стиль написания или орфографические ошибки, но здесь дочь могла им с Мелани дать фору.

– Маме сейчас не до этого, не хочу ее отвлекать, – открестилась девушка.

Она разлила кипяток по кружкам с сухим составляющим напитка, добавила молочной пенки и поставила ароматное какао перед отцом. Он благодарно кивнул и пригубил чудесный дар. Все же у дочери оно получалось особенным, что и говорить!

– Как у мамы дела? – Осторожно поинтересовалась девушка, присаживаясь рядом с ним за стол со своей чашкой в руках.

– Работает, скучает. Продала коллекцию и часть эскизов, – кратко и лаконично отчитался глава семьи. – Спрашивала о твоих делах.

– Позвоню ей сегодня, – решилась Алекса.

К посадочной зоне подъехал черный «Ленд Крузер», недвусмысленно намекающий о том, что родителю пора. Отец, поцеловав в щеку свою любимицу, поспешил в пасмурный мир, а та, которая часто выходила проводить родителя до машины, теперь не нашла к этому стимулов – за рулем автомобиля сидел совсем не тот человек, который ей был нужен, словно воздух.

Когда прозрачная дверь закрылась за спиной папы, Алекса хотела уже дать волю чувствам, но тут решила пустить энергию в иное русло. Она поднялась в свою комнату и, покопавшись в недрах кладовки, вытащила из нее набор отверток со сменными битами и небольшой флакончик машинного масла, которым она смазывала свои модельки. Пришло время сделать хоть что-то полезное в жизни.

Девушка вышла из комнаты и встала в большом квадратном коридоре второго этажа, соображая с какой из трех дверей начать. Пусть будет родительская спальня. Приоткрыв комнату, она любовно опустилась на колени перед входом и принялась раскручивать скрипучую ручку, безмерно устав от этого звука за столько лет. Вскоре она закончила с нехитрым занятием, перебралась к родительской ванной, кабинету матери, а после и к гостевой спальне, пустующей уже который год. Пару лет назад мама отдавала Алексе эту комнату под крупный проект, но потребовала вернуть, когда потребность в таких просторах иссякнет. Девушка зашла в пустые стены цвета слоновой кости и окинула взглядом знакомое пространство. Вон там, в углу, она даже уснула однажды с паяльником в руках, а потом ее разбудил отец. Как же давно это было! Она кардинально изменилась с той поры, а сама и не заметила.

Плавая в своих мыслях, она смазала ручку кабинета отца на третьем этаже и, удовлетворенно крутанув ее, беззвучную, чтобы закрыть, вернулась в комнату. Больше этот звук не будет раздаваться по дому никогда.

От полезных дел ей значительно полегчало. Окрыленная все теми же траурными иссиня-черными перьевыми полотнами за спиной, она решила разобраться в комнате, чего не делала тоже уже очень давно. В мусор нещадно отправились все ненужные бумаги и заметки, лишние копии документов «Фонда», которые не пойдут в дипломный проект. Алекса замерла от осознания.

– Теперь ни один документ «Фонда» не пойдет в него, – проговорила она отрешенно.

Она собрала внушительную кипу листов и отправила ее в мусорную корзину, сжигая, таким образом, последний отступной мост. Теперь уже точно ни шагу назад! Девушка смело подводила итог всему, что раньше было в ее комнате, расчищая пространство. От этого нехитрого занятия, казалось, расчищается и голова страдалицы, в которой теперь все важное лежало на полочках и в ящиках, а несущественное ушло вон.

Алекса сменила постельное белье и готова была к началу новой жизни полностью. Новый мозг, новая комната, новая кровать.

Около полудня она все же решилась позвонить. Пора было заглянуть в логово своего второго дракона, ведь хуже уже ничего быть не может, это точно.

– Алло, мам, привет! – Вяло проговорила она, когда на том конце планеты подняли трубку.

– Детка, здравствуй! – Искренне обрадовалась женщина звонку дочери. – Как твои дела? Папа говорит, ты пишешь дипломный проект?

– Да, мам, вчера дописала, – бесцветно протянула ответчица. – Как твои бриллианты? Сверкают?

– Очень даже! – Воскликнула мать. – Уже есть несколько контрактов на продажу! Я так рада, Алекса! Помнишь, цветок магнолии с черными бриллиантами по центру, который тебе так понравился? Он расходится просто на ура!

Девушка поморщилась от неуместного восторга мамы, прошибавшего ее позитивной волной даже через трубку. Она пока не понимала, почему мамина эйфория так обременительна для нее, неужели она просто завидует родительнице? Та в Париже, городе любви, лично презентует свой успешный проект, а дома ее ждет любящий муж. Алекса глубоко вздохнула.

– А знаешь что? – Продолжала ликовать трубка. – У меня для тебя сюрприз. Приеду, покажу, тебе точно понравится! Я вообще-то купила это тебе на день рождения, но, боюсь, не утерплю, и вручу сразу по возвращении!

Не зависть, поняла девушка, а нетерпение фальши. Веселье на грани экстаза не вписывалось в их сегодняшние отношения, особенно на фоне последней беседы в кабинете отца. После года противостояния и вполне ожидаемой в конце ссоры люди так не общаются, или она ничего не понимает в человеческих отношениях. Но в любом случае у нее не было душевных сил даже порадоваться подарку. Наверняка, мать вложила в него уйму сил, мыслей и денег. От этого дочь почувствовала себя еще паршивей.

– Спасибо, мам, ты меня очень заинтриговала! – Ответила Алекса, честно пытаясь придать эмоциональный оттенок словам.

– Угадай цвет? – Продолжала игру мама.

Боже, как это не в тему, утомительно. Мама так играла с ней десятилетней, когда приходилось уезжать надолго, и дочь оставалась с отцом. Родительница думала, что для Алексы это было ударом, но та с удовольствием общалась с папой в то время.

– Оранжевый, – наугад бросила девушка.

Она подошла к окну, ведомая желанием чистого глотка воздуха после искусственного сиропа маминых речей. Чуть отодвинув створку, она упоенно вдохнула уличную атмосферу, прикрыв глаза.

– Почти угадала! – Чуть ли не повизгивала от восторга мама. – Цвет называется ржавый, но он ближе к медному, что-то между коричневой и красной охрой.

Щебет мамы, вдруг начавшей различать официальные названия цветов красок, больно бил по ушам, и Алекса, поморщившись, чуть отодвинула трубку от уха.

– Вот здорово, мам! А что это? – Скучно продолжала она, задумчиво поглаживая пальцем крупные бусины занавесок, красиво блестевшие в пасмурном свете дня.

– Сюрприз! – Воскликнула мать, и тут же сменила игривый тон деловым: – Ой, детка, мне пора бежать! Я очень рада, что ты мне позвонила. Я тебе еще наберу из гостиницы вечером.

– Конечно, мам, беги! Как жаль, что у тебя дела.

Последнюю фразу Алекса произнесла слабо и отрешенно, потому что от увиденного в окне пол снова поехал из-под ее ног, но за последние несколько дней она уже привыкла жить с эффектом эскалатора. Видение ударило ей в сердце волной трепета: в гараж въехал «Мини Купер» с Дениэлом за рулем.

 

Ее Дениэлом!

14

До звонка дочери она уже начала верить своим бичующим внутренним демонам, считавшим, что Мелани в воскресенье перегнула палку. Где-то на задворках ее уверенного в себе ума стала скрести коготками в кроваво-красном маникюре стерва, имя которой – Совесть. Оливер был прав, она переборщила.

Как переборщила однажды Офелия, поставив крест на общении с ней, со своей родной дочерью. Как переборщила та же Офелия, отвергнув Эмму, свою старшую дочь и сестру Мелани, за то, что та удумала забеременеть от бармена, который, к слову, являлся тогда ее гражданским мужем. После этого ни мать, ни Мелани ничего не слышали об исчезнувшем члене семьи по сей день. Эмма пыталась достучаться до сестры на похоронах брата, Нила, но той было семнадцать, что она могла сделать?

И вот сама Мелани, обещавшая быть идеальной матерью для своих детей, ступает в ту же коричневую кучу, настолько свеженаваленную, что от нее идет пар и характерный запах. И делает то же самое, что ее мать однажды – вытирает испачканную обувь белым счастьем своей дочери.

Захотелось бросить Парижские контракты и встречи ко всем чертям и взять билет домой, чтобы прижать к сердцу ту, ради которой столько всего было пережито в жизни. Алекса для нее, несмотря на то, что иногда была гвоздем в стуле, все же являлась огромным стимулом к личностному росту.

Она хотела лучшей доли для своей дочери, лучшей жизни, безбедной и счастливой. Чтобы не ходить по соседям, пока учатся старшие дети, и не просить взаймы денег на хлеб, как приходилось делать Мелани. Чтобы не носить в школьный зал кроссовки отца, потому что семья могла себе позволить только одну пару спортивной обуви на всех, и размер ее должен был отвечать потребностям самого крупного из тех, кто собирался ее носить. Чтобы не смущаться своего положения, когда мальчик из обеспеченной семьи проявит к ней интерес, а ведь он обязательно проявит!

Мелани обещала, что она никогда не будет говорить своей дочери таких страшных вещей, от которых сжимается сердце и хочется бежать, куда глаза глядят. Что та «некрасивая», «глупая», «ничего не добьется» и «никому не нужна».

Она еще помнила, как мать третировала выбор ее жениха. Мелани ненавидела ее всем сердцем за то, что Офелия не могла просто за нее порадоваться, просто улыбнуться. Зато прекрасно ставила палки в колеса их с Оливером отношений, заставляла краснеть перед мальчиком и стыдиться своего счастья с ним, потому что сама была несчастной по своей же инициативе, но «ради детей».

И вот она поняла, что провалила свой же экзамен.

Мелани Траст… Нет, Мелани Портер – не справилась. Эта большая деревянная табличка с крупными буквами висела у нее на груди, а сама она четырехлетняя стояла с красными рождественскими бантами перед елкой под взглядами десятков глаз друзей матери, забыв стих, который она учила несколько месяцев. Она сжалась от стыда и беспомощности под уничтожающим и полным ненависти взглядом матери, не готовая к такому позору. Единственным желанием у нее было умереть прямо сейчас, чтобы не быть таким никчемным посмешищем для мамы.

Звонок Алексы выдернул ее рывком из воспоминаний, и те улетучились, словно дым от задутой спички. Стараясь хоть как-то сгладить ужас от собственных открытий, она снова устроила цирк, только на этот раз перед Алексой.

Мелани выдохнула. Она оказалась на грани нервного срыва от той сценки, которая вышла не по возрасту ее дочери. Давно нужно было придумать что-то новое, но у нее не было душевных сил на это, слишком многое свалилось на бедную голову ювелирного дизайнера за последнее время.

Один доктор Фергусон, давивший на нее фактом отсутствия записей в карте Алексы, чего стоил! Оливер категорически запретил вывозить дочь в клинику, опасаясь спровоцировать приступы, и от этого Мелани ужасно страдала, оказавшись между двух огней.

– Положение крайне серьезное, о чем мистер Траст, вероятно, не догадывается, – давил на нее звонкий голос лечащего врача.

– Решение моего мужа приоритетно в нашем доме, – не терпящим пререканий тоном заявила ему Мелани по окончании осени, и Фергусон больше не звонил, вот уже четвертый месяц.

«Хоть я в корне и не согласна с этим решением», – едва не добавила она, но тогда доктор насел бы на ее мозг еще активней, узрев брешь.

Ситуация сложилась тогда гнусная, потому что он был их семейным доктором, а значит и остальных членов семьи он курировать перестал.

Сейчас, вспоминая Бенедикта Фергусона, Мелани жалела, что не могла больше звонить врачу с консультацией, потому что в ее голову пришла мысль, что дерзость Алексы могла быть продиктована элементарным взрослением. То есть, девочка не собиралась уйти из дома, принимать героин и начать раннюю половую жизнь в свои неполные семнадцать лет, просто она прощупывала границы, установленные родителями. Что в этом плохого?

Но что-то подсказывало Мелани, что причиной сегодняшнего холода в речи дочери была не воскресная ссора с ней. Все гораздо серьезней, ведь не зря голос девушки был загробным, и это с учетом того, что прошла уже без малого неделя с того дня.

А еще Алекса сильно выросла. Платье цвета жухлой листвы, которое мать купила ей в подарок, было всего на размер меньше, чем носила сама Мелани. То есть, дочь приобрела очертания полноценной женщины. Вероятно, еще и это пугало родительницу наравне с остальными событиями.

Внезапно она решила позвонить Оливеру, отчаянно нуждаясь в его поддержке.

– Привет, Мел! Как ты? – Попытался согреть ее теплом добрый голос мужа.

– Привет! Все хорошо, Молли на стенде, я в номере, – отчиталась супруга. – Мне звонила Алекса. Я…

Она запнулась за очередной эмоциональный порог и вдруг расплакалась от перенапряжения, измученная собственными мыслями.

– Что случилось? Вы снова поссорились? – Распереживался глава семьи.

– Нет. Я просто вела себя, как дура, Оливер! – Всхлипнула Мелани в трубку. – Будто ей двенадцать, а я обещала привезти ей из Парижа куклу. Просто кретинская ситуация!

– Уверен, что не все так плохо, – попытался он поддержать любимую, но тут откашлялся и заговорил очень серьезно. – Мелани, с Алексой что-то случилось. То есть, она в порядке, но я тоже не могу найти к ней подход, она будто в броне после воскресенья! Она общается так, будто находится на другой планете.

Женщина даже дышать перестала, как точно описал супруг ощущения от их недавнего разговора с дочерью. Колени изменили ей, и гостья Парижа осела на пол рядом с кроватью.

– Мел, ты здесь? – Уточнил он.

– Да. Я напугана, – созналась супруга, едва переводя дух.

– Алекса задает вопросы о жизни, о людях, спрашивает правильные вещи, Мелани, – продолжил супруг. – Скоро все закончится.

Женщина вдруг поняла, что трубка мобильного в ее руках отяжелела настолько, что почти прижала голову вместе с рукой к кровати. Она сидела на полу номера при полном параде, готовая, как она думала, спуститься к выставочному стенду, но оказалось, что подумала она плохо. Готовой она не была. Ватные ноги не могли даже приподнять ее от пола, не говоря о том, чтобы нести к выходу.

– Оливер, что же нам делать? – Проблеяла она той самой обреченной овцой, когда пугалась до дрожи маленького мохнатого хвостика.

Готовая принять любое указание мужа, даже самое сумасшедшее и абсурдное, потому что та паника, которая ей овладела, перекрыла кислород и отрезала возможности двигаться, Мелани совсем не была готова к тому, что услышала.

– Ждать, – обреченно вздохнул он.

15

Спустя секунду после разговора с матерью, слетая вниз через три ступеньки, едва вспоминая, что нужно дышать, едва успевая перехватывать на ходу перила, девушка бежала на улицу, совершенно не замечая ничего вокруг. Кровь пульсировала в висках, Алекса была сплошной пульс. Ей казалось, что даже кончики пальцев вибрировали, а сердце пыталось выпрыгнуть из груди, распираемое невероятным счастьем. Она выбежала через главный вход, завернула за угол и увидела его.

Водитель как раз выходил из гаража, упокоив под мышкой большую картонную коробку.

– Дениэл! – Крикнула девушка на бегу.

Приятель еле успел поставить ношу на дорожку, чтобы поймать ее в свои объятия. Едва не сшибив с ног, Алекса врезалась в него и обняла за талию крепко-крепко, одурев от своих эмоций. Она зарылась носом в его футболку где-то на уровне груди и наотрез не хотела отпускать от себя родное тело.

– Ого, вот это прием! – Обалдело проговорил молодой человек.

Он оглядел девичью фигуру, так ладно обвившую его широкий торс, и, поборов смущение, положил на ее плечи свои огромные руки, обняв в ответ. Стараясь не задохнуться от собственного сердцебиения, Дениэл опустил подбородок в невероятной длины щетине на ее макушку и вдохнул запах близких каштановых волос.

Какая же она маленькая и хрупкая! И красивая. А он, наконец, Дома.

– Ты вернулся, – пробубнила она, словно не до конца верила в чудо.

Они не виделись всего пять дней, но Алекса могла поклясться, что прошло несколько сотен лет с их последней встречи! Зимой студентка пропадала на пять недель, и они не казались ей таким адским провалом.

– Куда же я денусь? – Удивился друг.

– Папа сказал, что ты уехал, и я подумала… – Прошелестела девушка, но не договорила, а лишь крепче сжала его в своих руках.

Она залилась краской, щеки вспыхнули, глаза заблестели. Какая же она глупая, она даже не догадалась спросить у папы, вернется ли Дениэл, а сразу сделала выводы, что он уехал домой навсегда. И вдруг за его мощной фигурой она увидела в открытом зеве гаража мотоцикл в белесом налете пыли, налипшей за неделю простоя. Как же она его раньше не заметила? Ведь она ходила мимо не один раз! Дениэл не смог бы уехать навсегда, не забрав с собой технику. Ей показалось, что она покраснела от собственной бестолковости до самого затылка, уши горели под ее густыми волосами.

– Ты не попрощался! – Поняла она, откуда мысли о побеге на родину.

Она отстранилась от него и подняла взгляд на близкое и доброе лицо, покрытое равномерной темной бородой, такое изменившееся и изможденное, но радостное и счастливое. Конечно же, если бы Дениэл собирался вернуться сюда, если бы ему было до нее дело, то он бы обязательно нашел способ сообщить о поездке!

– Мне сказали уходить прочь, и отказались меня видеть, – улыбнулся Дениэл, с интересом поглядывая на смутившуюся еще сильнее подругу.

– О-о, – только и вымолвила бунтарка, вспоминая стук в дверь после воскресной ссоры с родителями. – Я не думала, что это был ты.

Дениэл лишь усмехнулся. И тут он вспомнил о коробке, одиноко стоявшей возле их ног, вспомнил, как покупал ее на прощальном круге по Миррормонту. Выбрать сувенир внутри нее из великого многообразия похожих оказалось сложнее, чем кольцо, оказавшееся в итоге не у дел.

– Это тебе, – протянул он картонку подруге.

– Что это? – Удивилась та, разглядывая ее со всех сторон.

– Лампа. Витражное стекло ручной работы. Я не знал, что привезти, – будто извиняясь, произнес Дениэл. – Миррормонт мало что производит, это единственный сувенир.

– Спасибо! – Произнесла Алекса, но к картону интерес потеряла, восхищенно уставившись на его дарителя.

В коробке могло быть что угодно, хоть дохлая кошка, это было не важно. Важно, что в поездке он думал о ней, выбирал подарок.

– Пойдем есть мороженое в кафе? Я сейчас переоденусь и буду готов, – предложил Дениэл и тут же сам обалдел от своей наглости.

– Через полчаса внизу, – просияла девушка.

– Отлично, – засветился и он.

Долго не выпуская друг друга из поля зрения, оборачиваясь и застенчиво улыбаясь, друзья разошлись по разным входам в дом.

Дениэл зашел в поместье и просто растаял от знакомой атмосферы и запахов. Те же прихожая, кухня, коридор – буквально все вызывало в нем горячее душевное счастье. И его комната. Небольшая, но уютная, с кроватью под его рост и габариты, с большими полотенцами и мохнатым ковром на полу.

Дениэл впервые оценил в зеркале тот кошмар, который творился на его щеках. Человек в зеркале потерялся на пару недель в лесу, не иначе. Плотный темный волосяной покров шуршал под его грубой ладонью, не позволяя добраться до кожи лица. И как Алекса не испугалась его такого? Он вынул из шкафчика триммер и принялся убирать лишнюю растительность.

Тем временем девушка, которой он назначил свидание, экстренно перетряхивала весь гардероб. И вопрос не в том, что ей было нечего надеть, а в том, что ей ничего не подходило. Алекса вытаскивала из шкафа свои любимые нарядные кофты, которые не доставала довольно долго, они все оказались ей узки, рубашка с гипюром не сошлась в груди, а на любимом клетчатое платье молния отказалась застегиваться. Что за ерунда?

 

– Какая-то злая шутка, не иначе! – Возмутилась девушка в исступлении.

Она остановилась и подошла к зеркалу в белье. Все как обычно. Или нет?

Хорошо, нужно найти что-то сильно тянущееся. Выбор пал на черное трикотажное платье под горло, опускавшее свой подол чуть ниже колена, как любила мама. Алекса надела к нему ботильоны и коричневое пальто с меховым воротником.

Пятнадцать минут. Можно успеть распаковать коробку.

Она аккуратно открыла крышку и достала высокую лампу, обернутую неотбеленной упаковочной бумагой. Лампа, а точнее ночник, оказался очень красивым: деревянная резная мореная ножка с кнопкой включения сбоку – очень оригинально, и квадратный абажур в огненных тонах из тончайшего стекла. Алекса поставила его на тумбу рядом с кроватью, воткнула в розетку и зажгла. Абажур давал мягкий приглушенный свет, который в дневной комнате был едва различим. Она попробует еще раз вечером.

Пять минут. Девушка причесала свои густые каштановые волосы и оглядела себя в зеркале еще раз. Под счастливыми глазами, в которых мерцала искра счастья и предвкушения, все еще просматривались темные круги от обилия слез. Казалось, черное отчаяние посещало ее неделю назад, настолько затерлось все с его возвращением.

– Какая же я недалекая! – Все еще ругала себя девушка за выдумку, твердо решив для себя не строить больше воздушных замков.

Она спустилась на первый этаж и направилась к стеклянной стене. Дениэл уже стоял у входа, переодетый и побритый, прислонившись задом к капоту их любимого «Купера», и что-то смотрел в смартфоне. На секунду остановившись, Алекса постаралась запомнить момент. Она смерила продолжительным взглядом его темные джинсы и серую куртку, из под которой виднелась черная обтягивающая бетонную грудь футболка. Похоже, черный цвет был их любимым на сегодня, цвет счастья. Гипнотизированная его притягательностью, девушка едва нашла в себе силы выйти наружу.

– Я очень рада, что ты вернулся! – Произнесла она, едва тот поднял на нее взгляд, привлеченный звуком открывающейся двери.

– Я тоже рад, – улыбнулся Дениэл, глядя на девушку восхищенно. – Ты отлично выглядишь!

– Спасибо! – Привычно смутилась Алекса, чем вызвала у него приятное ощущение значимости в ее жизни.

Друзья уселись в теплые недра своего красно-черного металлического подопечного и замерли, не сводя друг с друга глаз. Странное ощущение нереальности всей поездки вдруг накрыло Дениэла. Будто он и не уезжал никуда, просто проспал все это время, до того чуждыми были воспоминания. Действительность в Сан-Франциско оказалась гораздо более реальной, чем родные закоулки северного штата. Он вдруг представил, что однажды две его жизни каким-то непостижимым образом пересекутся, и вздрогнул от ужаса. Не приведи судьба растворить его личный свет в непроглядном мраке!

– Как ты съездил? – Выдернула она приятеля из недобрых мыслей.

– Дорога хорошая, – отозвался он, усмехнувшись, но натолкнулся на взгляд Алексы, желающий продолжения. – Паршиво съездил. Здесь мне оказались больше рады.

Вынырнув из ее теплых карих глаз, он вспомнил, что намечалась поездка в кафе. «Купер» плавно двинулся к тяжелым кованым воротам, оставляя за их спиной вместе с гротескным особняком из темного кирпича все горести и невзгоды.