Себе нужно верить. Как принцип «быть собой» сделал Индру Нуйи одной из самых влиятельных женщин в мире

«ЛогРитмы» просуществовала три года. Сначала мы были единственной женской группой в Мадрасе. Мы выступали на школьных фестивалях и музыкальных концертах по всему городу. Мы всегда начинали с наших фирменных пяти песен, но добавили к ним несколько инструментальных хитов американской музыкальной группы «Венчерз», в том числе «Bulldog» и «Torquay», и такие эстрадные хиты, как «These Boots Are Made for Walkin’» Нэнси Синатры и «Yummy Yummy Yummy» группы «Огайо Экспресс».

Самым большим поклонником и помощником нашей группы был мой брат Нанду. Он приходил на каждый концерт и помогал с оборудованием. Я предполагала, что мои тети и дяди будут столь же консервативны, как моя мама, и будут критиковать меня за то, что я пошла против культуры своей страны, но оказалось, что они даже хвастались мной перед своими друзьями. Я часто слышала, как они тихонько напевают песни из нашего репертуара, занимаясь своими делами. На каждом семейном мероприятии меня просили сыграть на гитаре и спеть несколько песен.

Примерно через год состав группы сменился. Джиоти и Хема, игравшие у нас на бонго и гитаре, решили уйти из группы, и мы пригласили двух братьев Стефанос в качестве ударника и вокалиста. Именно тогда мы очень подружились со всей семьей Стефанос и оставались друзьями очень долго после того, как группа распалась.

В декабре 1970 года, когда мне было всего пятнадцать лет, я окончила школу Святых Ангелов. Никаких торжественных выпускных церемоний не было. Все очень скромно. Признаться честно, пока мы учились в школе, мои родители так ни разу в нее не заглянули. Учителя и монахини получили всю власть над нами, но и отвечали за наше образование. Я не была лучшей ученицей, так как внеклассным занятиям посвящала всегда много времени, но окончила школу с вполне приличными оценками.

В те времена участие семьи в образовании обычно заканчивалось, когда дети оканчивали среднюю школу. Также было и в нашей семье: ни родители, ни Татха не вмешивались, когда я выбирала колледж, в котором хотела бы продолжить учебу. Они даже не помогли подать документы на зачисление. Достаточно было и того, что они оплатили мне среднее образование и вообще многое делали для меня, пока я училась в школе. Но выбор будущей специальности, колледжа, подача заявления, поступление или отказ в поступлении – все это было на мне.

Чандрика всегда училась на «отлично» и годом ранее стала студенткой факультета коммерции в Мадрасском христианском колледже (MCC), который находится в пригородной зоне под названием Тамбарам – от нашего дома это примерно девятнадцать миль (тридцать километров. – Прим. перев.). В то время в Мадрасе было очень мало колледжей с совместным обучением юношей и девушек, а MCC был одним из них и считался одним из лучших учебных заведений во всей Южной Индии. В нем прекрасно сочетались академизм и легкое отношение к жизни, так присущее движению хиппи. В колледже была отличная концертная сцена. У колледжа была репутация «Хейт-Эшбери в миниатюре», потому что он был так же полон жизни, вибрирующей энергии и славился нескончаемой чередой событий, как одноименный район Сан-Франциско.

Я решила, что для меня MCC тоже лучший выбор, поэтому я была просто счастлива, когда меня приняли. Моей специализацией была химия, но мы также изучали физику и математику.

Химия буквально завораживала меня. Мне нравилось превращать одно вещество в другое, наблюдая, как меняются цвета, создавать кристаллы всех форм и размеров, смотреть, как в результате реакции на дно пробирки выпадает осадок. Мне в целом нравилось понимать, как устроена Вселенная.

В нашей студенческой группе было примерно тридцать юношей и восемь девушек. Я сконцентрировалась на учебе, чтобы не отстать от однокурсников. В те дни от девушек требовали носить традиционную индийскую одежду каждый день, и это осложняло жизнь. Сари – не самая удобная одежда для долгих поездок в общественном транспорте, а дорога до колледжа и обратно занимала по полтора часа. К тому же днем мы работали в лабораториях. Препараты постоянно попадали на одежду, и утром следующего дня мне приходилось долго распределять складки сари так, чтобы не были видны дырочки и пятна, образовавшиеся в результате попадания химикатов на ткань.

Высшая математика давалась мне с большим трудом. Почти все мои однокурсники после одиннадцати лет обучения в школе проходили одногодичные подготовительные курсы, на которых они занимались дополнительно, чтобы поступить в университет. В отличие от них, я не посещала курсы, потому что сдала Кембриджские экзамены и меня приняли в колледж сразу после школы. Большинство предметов давалось мне легко, но по математике я сильно отставала от группы. И тогда родители приняли участие в моем образовании – единственный раз после школы. Услышав, как я рыдаю над задачами по аналитической геометрии, дифференциальными уравнениями, преобразованием Лапласа и рядами Фурье, они сжалились надо мной и наняли профессора, который несколько раз в неделю давал частные уроки у нас дома. Маме нелегко было принять решение о приглашении репетитора, потому что для нее это означало, что со мной что-то не так, раз я не могу справиться сама. В ее понимании, если со мной было что-то не так, это бросало тень и на них, моих родителей. Тем не менее приглашение репетитора было правильным шагом, и я очень благодарна за это своим родителям. Без этой помощи вся моя жизнь могла бы сложиться иначе, потому что существовал риск, что я не сдам высшую математику, а тогда меня могли бы отчислить. Мама пошла на этот шаг, несмотря на то что ей было трудно смириться с тем, что мои действия не совсем вписывались в стандарты, принятые для индийских девушек моего поколения.

Кроме того, я вступила в дискуссионный клуб MCC, один из лучших в городе, и мы выиграли много межвузовских и национальных чемпионатов. Ради участия в дискуссиях я изучала темы, не связанные с наукой, в том числе в таких сферах, как положение о мире, политика, социальные вопросы. Это требовало много времени, но разнообразие материала и уровень моих товарищей по дебатам существенно повысили уровень моего умения аргументировать свою позицию и понимать позицию других людей. Оглядываясь назад, я понимаю, что клуб помог мне обрести уверенность в себе, отточить способность убеждать, а также находить тонкие контраргументы, которые развенчивали противоположное мнение. Это было бесконечно полезно.

В Индии все просто помешаны на крикете! Когда начиналась радиотрансляция матчей по крикету, жизнь в стране замирала, потому что его фанаты были прикованы к своим радиоприемникам. Ярыми болельщиками были все мои дяди – они даже специально брали отпуск, чтобы смотреть контрольные матчи, которые могли длиться до пяти дней подряд. Дяди постоянно говорили об играх и игроках. Я тоже полюбила крикет и играла с братом и его друзьями в нашем дворе.

Я посетила несколько матчей, в которых играла мужская команда по крикету колледжа MCC, а однажды – это вышло как-то спонтанно – я заявила, что нам просто необходимо сформировать женскую команду по крикету. К моему большому удивлению, идею встретили с горячим энтузиазмом. Мы собрали группу из пятнадцати девушек, и колледж позволил нам использовать оборудование, которое принадлежало мужской команде. Вскоре несколько игроков-мужчин начали тренировать нашу новую команду. Мы отрабатывали удары битой, подачу мяча и занимались на поле три раза в неделю отдельно от мужской команды. Мы также детально изучали правила. Иногда случались травмы, но мы неизменно возвращались в строй. Оказалось, что еще несколько женских колледжей в Мадрасе начали играть в крикет, и мы организовали первый в городе женский турнир. Участвовало только четыре команды, но это было уже лучше, чем ничего.

Для игр я брала белую рубашку и брюки отца, а чтобы они не слетали, закрепляла их на теле ремнем и булавками. Нанду выступил в качестве менеджера по оборудованию. Турнир открывался матчем между командами нашего колледжа и колледжа Стеллы Марис, и мне доверили первой отбивать мяч. Никогда не забуду те чудесные ощущения, которые испытала, когда, одетая во все белое, как положено в крикете, вышла на поле. Поскольку я была бьющим игроком, мне предстояло специальной битой защитить калитку от бросков подающего. По краям поля стояли зрители – члены наших семей, друзья, много незнакомых нам людей. Их было не менее пятидесяти человек, и все они громко аплодировали.

Мое расписание в MCC не совпадало с расписанием сестры, и мы общались мало. На гуманитарных факультетах была своя атмосфера и своя элита, в которую входила Чандрика. Ей не хотелось, чтобы ее видели в компании студентов естественно-научного отделения, потому что нас считали ботаниками. В колледже сестра училась очень хорошо, и на выпускном курсе она решила сдать экзамен, дающий право получения квалификации руководителя высшего уровня в бизнесе. Это было смелое решение для любого студента, но для девушки особенно. Ее выбор оказал на меня огромное влияние.

В начале 1970-х годов в Индии существовало только четыре школы последипломного образования, две из которых принадлежали Индийским институтам менеджмента (ИИМ)^[5]. ИИМ в Ахмадабаде входил в структуру Гарвардской школы бизнеса и был лучшим институтом в то время. Огромный конкурс: десятки тысяч студентов всего на 150 мест! В качестве вступительных испытаний они сдавали убийственно сложный экзамен и проходили изнурительные собеседования. Один из наших дядей заявил, что попасть в ИИМ Ахмадабада – все равно, что получить Нобелевскую премию. И добавил, что Чандрике даже не стоит расстраиваться, когда ее не примут. Дядя сказал именно «когда», а не «если», потому что не сомневался в исходе дела. Но слова дяди не смутили Чандрику. Она всегда спокойно относилась ко всему, что делала. Она вела себя так, словно не считала поступление в лучшую бизнес-школу страны чем-то особенным.

Когда мы узнали, что ее приняли, вся семья была в полном восторге. Она сделала то, чего прежде никто не делал в нашей семье. Женщин в Индийском институте менеджмента в Ахмадабаде было очень мало, даже мест в общежитии, предназначенных для женщин, почти не было – поэтому мы считали поступление Чандрики в этот институт вдвойне достойным восхищения. Татха немедленно начал планировать, как оплатить ее образование.

Не все шло гладко. В один совсем не прекрасный день мама решительно заявила, что поскольку институт расположен далеко от Мадраса, то Чандрика поедет учиться в ИИМ Ахмадабада, только если выйдет замуж: «Молодые одинокие девушки не покидают дом ради учебы, тем более в университете с совместным обучением». Мама не ошибалась: тогда действительно далеко от дома могли уезжать только замужние женщины. Однако дедушка посчитал мамины опасения безосновательными и заявил, что он будет оплачивать обучение сестры за счет своей пенсии.

Мама страшно разозлилась и сквозь зубы заявила: «Если вы пошлете ее в Ахмадабад, я буду поститься до самой смерти».

Это повергло Чандрику в ужас. Ее совершенно не утешило, когда дедушка и отец попытались сгладить ситуацию, сказав мне и моей сестре: «Не волнуйтесь, даже если мама настоит на своем, мы так или иначе будем о вас заботиться».

К счастью, примерно через день Амма передумала. Она закончила свой пост, а все сделали вид, что ничего не произошло. Мама принялась готовить Чандрику к отъезду.

Этот эпизод ярко показывает, какое сильное давление тогдашнее индийское общество оказывало на матерей подросших дочерей. Образно выражаясь, матерям приходилось держать одну ногу на педали тормоза, чтобы убедиться, что их дочери защищены и правильно воспитаны, а другую ногу, на педали газа, чтобы помочь своим девочкам обрести уважение, независимость и жизненную силу. Амма ощущала давление со стороны общества, что заставляло ее нажимать на тормоз, но она мечтала о лучшем будущем для нас и поэтому отпускала тормоз и давила на газ.

Спустя несколько недель Чандрика в сопровождении отца отправилась поездом в Бомбей, откуда их путь лежал в Ахмадабад. Мне было грустно от того, что она уезжает, но для меня в этом были и плюсы. Больше места в спальне: теперь придется делить ее только с Нанду. К тому же я могла занять рабочий стол Чандрики. В нем был ящик с замком, который закрывался на особый ключ, и я смогла бы держать свои секреты подальше от любопытных глаз брата.

Три года обучения в MCC подходили к концу. С одной стороны, я могла бы снова пойти по стопам сестры. А с другой, меня интересовала интенсивная бизнес-программа, ориентированная на работу с количественными показателями, которая была в Индийском институте менеджмента Калькутты на восточном побережье.

Чандрика заявила, чтобы я не думала поступать в Ахмадабад. «Ты и так все время была рядом со мной, сначала в школе Святых Ангелов, потом в колледже MCC, – заявила она. – Мне нужно от тебя отдохнуть, так что даже не смей подавать заявление в ИИМ Ахмадабада!» Я не слишком убедительно ответила, что мне и самой хотелось поехать на другую программу, потому что она больше фокусировалась на математических методах в бизнесе. «В Ахмадабаде мне было бы слишком просто, поэтому я буду поступать в ИИМ Калькутты», – храбро заявила я. На самом деле у меня просто не было выбора! И я подала заявление на получение степени магистра в Индийский институт менеджмента Калькутты.

Поступить в институт было сложно. Вступительные испытания включали в себя экзамен в формате GMAT^[6], групповые дебаты с другими абитуриентами, индивидуальное собеседование. Получив новость о зачислении, я вздохнула с облегчением: у меня был тайный страх, что, если я не поступлю, все будут сравнивать меня с Чандрикой и считать неудачницей.

На этот раз никто не устраивал скандалы, не ставил условия и не сравнивал поступление в бизнес-школу с получением Нобелевской премии. Более того, моя семья восприняла это как нечто само собой разумеющееся. Вместе с отцом мы проехали тысячу миль (1600 километров. – Прим. перев.) из Мадраса в Калькутту на сверхскоростном почтовом экспресс-поезде «Ховрах Мэйл».

Естественно, я испытывала бурю эмоций, в том числе я переживала по поводу того, что ждет меня впереди.

Глава 2

Вавгусте 1974 года я приехала в Калькутту, которая с 2001 года называется Колката. Тогда она была в два раза больше Мадраса и одним из самых густонаселенных городов в мире. Калькутта – это крупный политический центр, именно ее британцы во времена своего владычества назначили столицей Индии. От вокзала до кампуса мы с отцом ехали на убогом такси. Из багажа у нас были только два маленьких чемодана и старая сумочка. Мы везде видели толпы людей. Казалось, что дороги заполнены до отказа автобусами и автомобилями. Я впервые услышала речь на бенгальском языке, на котором здесь говорили местные жители. Повсюду стоял шум и слышалась громкая речь.

Студенческий городок Индийского института менеджмента в Калькутте очень отличался от кампуса ИИМ Ахмадабада. Здесь главным архитектором всего комплекса зданий, относящихся к институту, был известный архитектор из США Луи Кан, однако здания не отличались ни красотой, ни удобством. Кампус представлял собой несколько построек, расположенных в низине на улице Барракпор-Транк-роуд. Когда-то здесь пролегал древний торговый путь, но к тому моменту, как я поступила в ИИМ Калькутты, улица уже превратилась в большую четырехполосную дорогу с оживленным движением, также известную как магистраль Барракпор. Классы института располагались в невзрачных серых корпусах с облупившейся краской на стенах, потертой мебелью и скрипящими вентиляторами над головой. Под библиотеку отвели ветхий особняк девятнадцатого века с ироничным названием «Изумрудная беседка». В сезон дождей весь кампус заливало водой по щиколотку. Честно признаться, трудно было назвать ту обстановку особенно вдохновляющей.

Я была одной из шести женщин в нашей группе 11, которая объединяла студентов, поступивших в тот год на магистерскую бизнес-программу. В общежитии мы жили в одном крыле с девушками из группы 10, которых тоже было шестеро. В нашем распоряжении были ничем не примечательные и скромно меблированные комнаты, каждая на двух девушек, а также общий душ и туалет в конце коридора. На завтрак, обед и ужин мы ходили в большую столовую вместе с двумястами парнями, которые также учились по этой программе. Все должны были приходить строго по графику, никаких перекусов не предусматривалось. Когда очень хотелось побаловать себя кофе или сладостями, студенты старались улизнуть в маленькие местные ресторанчики.

Унылая обстановка и еда в Индийском институте менеджмента в Калькутте очень отличались от того, к чему я привыкла дома, в Мадрасе, но меня это не беспокоило. Я училась в ИИМ Калькутты – одном из самых престижных учебных заведений Индии, что само по себе приводило меня в полный восторг. Я сожалела только о том, что была вдали от Татхи, которому тогда шел уже девяносто второй год, и он становился все слабее. Я часто звонила домой только для того, чтобы поговорить с дедушкой.

Теперь, когда я покинула родное гнездо, мне нельзя было терять время попусту. За моими плечами было три года изучения химии в MCC, благодаря чему я поняла, что, если работать достаточно упорно, можно научиться чему угодно. Кроме того, я считала, что просто не могу себе позволить учиться плохо – это означало покрыть позором не только себя, но и всю нашу семью, и я готова была сделать все возможное, чтобы этого избежать.

Мне было восемнадцать лет, тогда как многим студентам на потоке – по двадцать с хвостиком. Дело в том, что в большинстве своем на программу поступали юноши, уже получившие высшее образование. Чаще всего после Индийских институтов технологий (ИИТ). У нас было очень похожее социальное происхождение: наши родители в основном принадлежали к среднему классу и с самого рождения взращивали в детях стремление к максимальным достижениям. Большинство студентов были родом из больших городов. Все мы получили среднее образование в элитных колледжах, отлично говорили по-английски, и почти ни у кого из нас не было опыта работы. Мои однокурсники отличались широкой эрудицией, были веселы, носили джинсы и футболки, вместе проводили свободное время, играя на гитаре или разговаривая о политике. Они слушали Pink Floyd, Led Zeppelin, Deep Purple, часто играли в карты, пили вино и курили травку, которая в те времена, как мне кажется, была повсюду.

Индийский институт менеджмента в Калькутте был основан правительством Индии в 1961 году при участии знаменитого Массачусетского технологического института (MIT), здесь работали крупнейшие специалисты в области математики и статистики. Я росла в стране, социально-политический уклад которой был пронизан идеями социализма, но Индия решила поменять курс и двигаться в сторону демократии и капитализма. Именно к этому молодежь готовили в учебных заведениях, подобных нашему. Перед нашим институтом стояли грандиозные задачи.

Основной специализацией в ИИМ Калькутты была классическая программа MBA, то есть студенты получали степень магистров делового администрирования. Программа длилась два года, причем на первом курсе было общее расписание с обязательными для всех дисциплинами, а вот на втором мы осваивали предметы по выбору. Нам преподавали финансовое дело, маркетинг, особенности бизнес-операций, бизнес-стратегии, экономику, динамику команд. Огромное внимание уделялось количественным показателям в бизнесе. Мы изучали управление цепочками поставок, моделировали графики, на основе которых должны были работать производственные мощности заводов, адаптировали производственные планы так, чтобы оптимизировать поставки заводов и фабрик сразу в несколько дистрибьюторских центров, готовили логистические схемы для парка самых разных грузовых автомобилей. Профессорско-преподавательский состав был просто отличный – признанные специалисты в своих областях. Но кроме того, им удалось установить с нами хороший контакт и передать нам свои знания и умения.

В обязательном порядке нас учили работать на компьютере, но почему-то не только как пользователей. Мы сами писали программы и даже паяли материнские платы! До этого мне никогда не приходилось пользоваться компьютером, да и в Калькутте я видела всего два экземпляра System/360 класса мейнфрейм – в то время прорывная технология от компании IBM, которая ставила перед собой задачу упростить и ускорить масштабные вычисления. Для решения задач по информатике нам давали лист бумаги размером три на три фута. Его расчерчивали особым образом: точками и сетками. Мы сначала создавали блок-схему, а затем на языке FORTRAN писали программу и преобразовывали ее в электрическую схему для компьютерной платы. Для парней, окончивших институт технологий с квалификацией инженера-электрика, это не представляло никакой трудности, но меня эти задачи буквально изматывали. Наши решения доставляли через весь город в Индийский статистический институт (ИСИ), где их загружали в System/360. Если в диаграмме все было правильно, то нам засчитывали работу, если закрадывалась ошибка, то нет. Эти навыки мне никак не пригодились, и я до сих пор не понимаю, зачем нам нужен был тот курс.

Некоторые предметы, как я уже сказала, давались мне очень тяжело, зато по другим я была прекрасно подготовлена. В нашей семье постоянно кипели споры и жаркие дискуссии на самые разные темы, поэтому мне не составляло труда выступать на публике и говорить о философских вопросах. Татха часто просил почитать ему газету, потому что у него якобы уставали глаза. Я думала, что помогаю дедушке, но как я потом поняла, обычно он давал мне читать статьи, которые уже читал сам. Он избрал такой способ, чтобы заставить меня быть в курсе текущих дел.

После того как я была делегатом первой в истории конференции «Объединенной организации школ Индии» в Нью-Дели, меня пригласили на еще три важные студенческие конференции, спонсируемые правительством Индии или международными группами развития. Я участвовала в них еще в подростковом возрасте, пока училась в старшей школе в Мадрасе. Я не знаю, каким образом мое имя попадало в списки приглашенных, но подозреваю, что меня рекомендовал Р. К. Баратан, генеральный директор химической компании, который был одним из членов жюри на студенческих дебатах в Мадрасе. Во время дебатов он иногда отводил меня в сторону и советовал, как сделать мои выступления лучше. Мне кажется, он тогда увидел во мне некий потенциал. По крайней мере, я не вижу других причин, по которым меня приглашали бы на конференции высокого уровня. Например, в качестве одного из двух представителей Индии я участвовала в «Азиатской молодежной конференции по вопросам национальной молодежной политики», которая состоялась в Нью-Дели в марте 1971 года с участием делегаций из Индонезии, Малайзии, Японии, Шри-Ланки и еще нескольких стран. Мы обсуждали много разных тем, в том числе: будущее здравоохранения, образования, интеграция стран Азии и вовлечение молодежи в общемировые процессы.

В заключительный день конференции нас пригласили в Президентский Дворец Раштрапати-Бхаван, официальную резиденцию Президента Индии в Нью-Дели – огромный и великолепный дворец, где состоялось чаепитие с президентом В. В. Гири. Я до сих пор храню карточку с изображением государственного герба Индии и приглашение с золотым тиснением, на котором сверху от руки написано мое имя – мисс Индра Кришнамурти.

В том же году меня выбрали для участия в программе «Обучение демократии», которую организовал образовательный центр «Тренинг-центр Лесли Сони». Программа проходила в цветущем уголке вдали от городов на базе военного лагеря Деолали. Там тоже были лекции и дискуссии по истории Индии, индийской конституции, свободным выборам и СМИ. После выступлений эксперты оставались, чтобы поговорить с нами в менее официальном формате. Среди приглашенных лекторов был, например, широко известный конституционалист Нани Палхивала. Мне особенно запомнился бригадный генерал Джон Далви, который мог часами говорить о событиях, связанных с разделением Индии и Пакистана в середине 1940-х годов. От него веяло мужественностью и суровой решимостью. Рассказывая о борьбе за раздел, он постоянно курил. Мы никак не могли наговориться, и общение продолжалось вечером, но уже вокруг костра.

Затем меня рекомендовали в качестве делегата национальной интеграционной конференции в Нью-Дели, посвященной проблемам управления Индией как федерацией разных штатов. Мы обсуждали, в том числе, какие вопросы должны решаться на уровне штата, а какие – на уровне федерации, и почему важно объединить штаты. Конференция длилась в течение недели, и ее кульминацией стало чаепитие с премьер-министром Индирой Ганди.

Каждая из перечисленных конференций вносила вклад в подготовку будущих лидеров Индии, знакомила с механизмами государственного управления, а именно с принципом верховенства закона, основами капиталистического устройства экономики и общества, а также сотрудничества между странами. Организаторы конференций проявили дальновидность, потому что поднятые на них темы были очень актуальны в условиях, когда Индия медленно переходила к полноценной демократии свободного рынка. Участие в конференциях расширило мое видение ситуации, а полученные фундаментальные знания помогли лучше понять страну и свое место в ней.

В конце первого года обучения в ИИМ Калькутты меня отправили на летнюю стажировку в Департаменте атомной энергии, которая проходила в Бомбее.

У каждого города свое лицо. И если в те времена Мадрас отличался спокойствием, в Калькутте кипели политические страсти, то расположенный на западном побережье страны Бомбей был сердцем торговой Индии. Город поражал обилием высоких зданий, богато обставленных квартир, открытых допоздна магазинов и кафе. Жизнь в нем не останавливалась ни днем, ни ночью. Меня поразила действующая там система доставки горячих обедов под названием «Даббавала». Разносчики еды в белых шляпах и полосатой одежде сновали по городу на велосипедах, поездах и автобусах, каждый день доставляя тысячи обедов из домов или ресторанов в офисы. Сначала они доставляли готовые блюда, помещенные в металлические контейнеры-судки, а потом развозили пустую тару обратно. Система доставки еды «Даббавала» была настолько выверена и хорошо отрегулирована, что теперь в бизнес-школах самых разных стран ее традиционно ставят в пример, когда речь идет об управлении логистикой.

На работу я ездила на двухэтажном автобусе, маршрут которого пролегал по оживленной набережной мимо памятника «Ворота Индии». Каждый день в обед мы встречались с однокурсниками по бизнес-программе, а по выходным играли все вместе в бридж. Ночевала я на диване в квартире тети Лалиты и дяди Харана в Сионе, пригороде Бомбея. Тетя и дядя окружили меня любовью, а моих родителей уверили, что будут отвечать за меня головой. Они установили строгий «комендантский час», и это означало, что я должна была возвращаться домой не позднее семи вечера. Я ни разу не нарушила это правило.

Наша мини-команда стажеров состояла из двух человек. Мне вместе со студентом из ИИМ Ахмадабада предстояло изучить графики строительства шести атомных электростанций и составить план поставок, позволяющий уложиться в сроки. В течение трех месяцев мы изучали документы, в которых описывались процедуры поставок сотен единиц оборудования и инженерных услуг на каждую из станций. Нам нужно было выявить задержки, понять их причины и составить новые графики. Изучение документов и общение с заинтересованными сторонами требовали огромных усилий. Поставщики и компании-партнеры, задействованные в строительстве, честно говорили о проблемах, с которыми сталкивались. Картина оказывалась далеко не радужной. Мы узнали, что некоторые развитые страны придерживают новейшие технологии и делают все возможное, чтобы не допустить их появление в развивающихся странах. Они стремились до предела использовать устаревшие конструкции, которые были далеки от совершенства и обходились очень дорого при эксплуатации. Мы также выяснили, что крупные государственные проекты могут быть неэффективными.

Стажировка позволила мне сосредоточить внимание на взаимозависимости бизнеса и общества, а также убедила меня в том, что студенты программ MBA могут сыграть конструктивную роль в помощи правительствам. Однако меня обескуражило, какими мотивами руководствовались развитые страны, когда стремились зайти на рынки развивающихся стран.

Однажды вечером в середине июня мне позвонил отец и сказал, что мой любимый дедушка перенес инсульт и врачи дают неблагоприятный прогноз. Отец сказал, что дедушка все время лежит и не может говорить, а левая сторона его тела полностью онемела. В моем воображении сразу возникла картина того, как мои родители, сестра и брат ухаживают за дедушкой, лежащим на своей кровати в мужской половине дома, а родные и друзья звонят или приходят, чтобы выразить сочувствие и озабоченность. Я немедленно забронировала билет на рейс, который летел до Мадраса в 6 часов утра следующего дня.

В 9 утра я уже мчалась домой из аэропорта на заднем сиденье такси. Примерно в полумиле от дома из окна машины я увидела похоронную процессию Татхи. Процессию возглавлял мой отец. В тюрбане брамина, дхоти, с обнаженной грудью он нес терракотовый горшок с тлеющими углями. За ним следовала большая группа наших родственников-мужчин.

Моя семья начала похоронный ритуал, не дождавшись моего приезда. По обычаям браминов в ритуале участвуют только мужчины, а это означало, что мне не дали попрощаться с Татхой. Я едва сдерживала обиду, и тогда индусский священник, совершавший заупокойную молитву, нарушил многовековые правила и молча повел меня к месту кремации, куда никогда не допускали женщин. Однако было слишком поздно – отец уже разжег погребальный костер. Из укрытия я смотрела, как разгорается огонь, но не выдержала и ушла, потому что слезы ручьем текли по лицу и душили меня. Эта сцена по сей день иногда всплывает в моей памяти, заполняя душу чувством невыразимой печали.

Мой дедушка часто повторял: «Если берешься за какое-то дело, отдавай ему все свои силы», а еще «В тот день, когда я перестану учиться, мой разум атрофируется. После этого атрофируется и тело, и я умру».

В доме собрались наши многочисленные родственники, приехавшие на похороны. По дороге с места кремации в дом я вспоминала, как жил и чему учил меня Татха. Он часто повторял: «Если берешься за какое-то дело, отдавай ему все свои силы», а еще «Всегда держи свои обещания». Дедушка воспитывал нас так, чтобы на нас можно было положиться.