Цель. Процесс непрерывного совершенствования

– Ты должен исходить из определений.

– Но добавленная стоимость продукта, возникшая в результате живого труда, непосредственно затраченного на его производство, должна быть частью товарно-материальных ценностей, разве не так?

– Да. Она может быть их частью, но она не обязательно должна входить в товарно-материальные ценности.

– На каком основании ты пришел к такому выводу?

– На очень простом основании. Я решил сформулировать определение именно таким образом, потому что я считаю, что правильнее будет не принимать добавленную стоимость в расчет, – поясняет он. – Это способствует устранению путаницы между тем, является ли потраченный доллар вложением или затратами. Вот поэтому я сформулировал определения товарно-материальных ценностей и операционных затрат именно таким образом, как я их тебе продиктовал.

– Ладно, но как мне привязать эти определения к моему заводу?

– Все, что вы делаете на заводе, подходит под эти три определения.

– Все? – переспрашиваю я. Я не могу в это поверить. – Но если вернуться к нашему первому разговору, каким образом с помощью этих показателей я смогу измерить производительность?

– Ну, само собой разумеется, тебе нужно определить цель, исходя из этих показателей, – говорит он и добавляет: – Подожди минуту, Алекс.

Я слышу, как он кому-то говорит:

– Я буду через минуту.

– Так как мне определить цель? – спрашиваю я, пытаясь продолжить разговор.

– Алекс, мне действительно надо идти. Я знаю, ты можешь найти ответ сам. Единственное, что тебе для этого надо, – это сесть и подумать, – говорит он. – И помни: мы всегда должны исходить из того, что организация – это единое целое. Нас не должно интересовать одно отдельно взятое производственное предприятие, или один завод, или один какой-то отдел на заводе. Нас не должен интересовать локальный оптимум.

– Локальный оптимум? – переспрашиваю я.

– Я тебе как-нибудь в другой раз объясню, – нетерпеливо вздыхает на том конце Иона.

– Иона, послушай, но этого ведь недостаточно, – говорю я. – Даже если я и смогу определить цель, исходя из этих показателей, как мне вывести операционные принципы для управления моим заводом?

– Дай мне номер телефона, по которому я могу связаться с тобой, – говорит Иона.

Я диктую ему мой рабочий номер.

– Ладно, Алекс, – говорит Иона, – я, действительно, должен идти.

– Ну, давай, – говорю я. – Спасибо, что…

На том конце раздался щелчок, когда я договариваю:

– …нашел для меня время.

Какое-то время я сижу на ступеньках лестницы и смотрю на эти определения. Я не замечаю, как мои глаза закрываются. Когда я опять их открываю, я вижу внизу на ковре гостиной солнечные лучи. Я поднимаюсь в мою комнату и падаю в кровать, где я когда-то спал ребенком. Остаток утра я сплю, кое-как пристроив мое тело и конечности среди бугров моего детского матраса.

Через пять часов я просыпаюсь, разбитый, как старая калоша.

Глава 9

Когда я просыпаюсь, на часах уже одиннадцать. Я несусь к телефону, чтобы позвонить в офис и предупредить, что это не прогул.

– Офис господина Рого, – снимает трубку Фрэн.

– Привет, это я, – говорю я.

– Ну, здравствуйте, а мы Вас потеряли, – отвечает Фрэн. – Мы уже собирались обзванивать больницы. Вы сегодня будете?

– Да, конечно. У меня сложились непредвиденные обстоятельства, с мамой, пришлось задержаться.

– Надеюсь, все благополучно?

– Да, теперь все в порядке… более-менее. Есть что-нибудь для меня?

– Сейчас посмотрю, – отвечает она, проверяя (как я полагаю) оставленные для меня сообщения. – Не работают две испытательных установки в отсеке Г, Боб Донован спрашивает, можно ли отправлять без контрольных испытаний.

– Скажи ему, ни в коем случае, – распоряжаюсь я.

– Хорошо, – отвечает Фрэн. – Звонили из отдела маркетинга насчет просроченного заказа.

Я поднимаю глаза к потолку. Фрэн продолжает:

– Ночью во второй смене была драка… Лу хотел поговорить с Вами, что-то насчет цифр для Билла Пича… Утром звонил какой-то репортер, спрашивал, когда закроют наш завод, я сказала, чтобы он обратился к Вам… Из штаб-квартиры из отдела по обмену информацией звонила какая-то женщина: они хотят снять у нас видео о производительности и роботах с мистером Грэнби.

– С Грэнби?

– Она так сказала, – говорит Фрэн.

– Дай мне ее имя и номер телефона, – прошу я.

Фрэн диктует.

– Спасибо, пока, – говорю я и кладу трубку.

Я тут же перезваниваю той женщине из штаб-квартиры. С трудом верится, что председатель правления, действительно, собирается приехать к нам на завод. Это какая-то ошибка. Не говоря уже о том, что к тому времени, когда лимузин Грэнби подкатит к воротам, завод уже вполне может быть закрыт.

Но эта женщина подтверждает то, что передала мне Фрэн. Они, действительно, в середине следующего месяца собираются снять видео с Грэнби на нашем заводе.

– Нам будет нужен какой-нибудь робот фоном для выступления мистера Грэнби, – говорит она.

– Почему выбрали именно Бэрингтон? – интересуюсь я.

– Наш директор увидел один из ваших слайдов, и ему понравился цвет. Он считает, что мистер Грэнби будет хорошо выглядеть на этом фоне, – объясняет она.

– Понятно, – говорю я. – Вы говорили об этом с Биллом Пичем?

– Нет, я не видела в этом необходимости, – отвечает она. – А почему Вы спросили? Что-то не в порядке?

– Я просто подумал, что, может быть, Вам стоит связаться с Биллом, вдруг у него есть другие предложения, – объясняю я. – Но это на Ваше усмотрение. Только сообщите мне точную дату, чтобы я предупредил профсоюз, и чтобы мы навели порядок на участке.

– Хорошо, я с Вами свяжусь, – обещает она.

Я кладу трубку и остаюсь сидеть на ступеньках, повторяя про себя:

– Ясно… ему понравился цвет.

– О чем таком ты сейчас говорил по телефону? – интересуется мама. Мы сидим за столом. Она настояла, чтобы я перед уходом поел.

Я рассказываю ей о предстоящем визите Грэнби.

– Это говорит о твоих успехах, – делает вывод мама. – Самый большой начальник, как его зовут? – переспрашивает она.

– Грэнби.

– Сам приезжает на твой завод специально, чтобы встретиться с тобой. Это большая честь.

– Да, что-то вроде, – отвечаю я. – Вообще-то он приезжает, только чтобы сняться на фоне одного из моих роботов.

– Роботов? – прищуривается мама. – Это как в космосе?

– Нет. Не как в космосе. Это промышленные роботы. Они не похожи на тех, которых показывают по телевизору.

– Ага, – мама прищуривается опять. – А лица у них есть?

– Нет, пока еще нет. Но у них есть руки… и они умеют делать сварку, покраску, складывать материал и всякое тому подобное. Они управляются компьютером, и их можно запрограммировать для разных работ.

Мама кивает, пытаясь представить, как эти роботы могут выглядеть.

– А почему тогда этот Грэнби хочет сняться с этими компьютерами, если у них даже нет лиц? – спрашивает она.

– Ну, наверное, потому, что это самое последнее слово техники, и он хочет, чтобы корпорация шире использовала их для…

Тут я останавливаюсь, внезапно увидев перед собой Иону, сидящего и курящего свою сигару.

– Для чего? – возвращает меня к действительности мамин вопрос.

– Ну… для того, чтобы повысить производительность, – мямлю я и машу рукой в воздухе.

«И они действительно повысили производительность?» – интересуется Иона. «Ну, конечно, повысили, – отвечаю я. – На одном участке мы получили – что же там было? – повышение производительности на тридцать шесть процентов». Иона затягивается сигарой.

– Что-то случилось? – спрашивает меня мама.

– Нет, ничего. Так, вспомнил кое-что.

– Что? Что-то плохое?

– Нет. Разговор, который был у меня когда-то с тем человеком, кому я звонил сегодня ночью, – отвечаю я.

Мама кладет мне на плечо руку.

– Алекс, что происходит? – настойчиво спрашивает она. – Ну, мне-то ты можешь сказать. Я ведь вижу, что что-то не в порядке. Ты внезапно появляешься у меня на пороге, всю ночь напролет звонишь куда-то. Что случилось?

– Понимаешь, мама, у меня проблемы с моим заводом… ну… в общем, мой завод не делает денег.

Мама хмурится.

– Твой огромный завод не делает денег? – вопросительно повторяет она. – Но ты же говорил, что этот ваш Грэнби приезжает к тебе на завод и что у тебя есть эти роботы. И ты хочешь сказать, что вы не делаете денег?

– Именно это я и хочу сказать, мама.

– Так что, эти роботы не работают?

– Мам…

– Если они не работают, может быть, их можно сдать назад в магазин?

– Мама, да оставь ты этих роботов в покое!

Мама пожимает плечами.

– Я просто пытаюсь помочь.

Я глажу ее по руке.

– Я знаю, мама. Спасибо, – мягко говорю я. – На самом деле, спасибо за все. А теперь мне пора. Хорошо? У меня, действительно, тьма работы.

Я встаю и иду за портфелем. Мама идет за мной. Я хорошо поел? Может быть, я хочу взять с собой что-нибудь перекусить попозже? Потом она берет меня за рукав и, удерживая на одном месте, говорит:

– Выслушай меня, Ал. Наверное, у тебя, действительно, есть проблемы. Я знаю, что это так. Но вся эта беготня и бессонные ночи ни к чему хорошему не приведут. Ты должен прекратить переживать. Это все равно не поможет. Посмотри, что все эти переживания сделали с твоим отцом, – вздыхает она. – Они его убили.

– Мама, его сбило автобусом.

– Да. Но если бы он не был настолько занят своими переживаниями, он посмотрел бы по сторонам, прежде чем стал переходить улицу.

Я вздыхаю.

– Да, мама, в чем-то ты, пожалуй, права. Но все это намного сложнее, чем ты думаешь.

– И все-таки отнесись к моим словам серьезно! – настаивает мама. – Никаких переживаний! А если этот Грэнби будет портить тебе жизнь, скажи мне. Я ему позвоню и скажу, как ты много работаешь. Кто, кроме матери, может знать лучше? Я с ним разберусь. Я приведу его в порядок.

Я улыбаюсь и обнимаю маму.

– В этом я не сомневаюсь, мам.

– Конечно, приведу.

Я говорю маме, чтобы она мне позвонила, как только получит телефонный счет; я приеду и оплачу его. Я обнимаю ее, целую на прощанье и выхожу. Садясь в «Бьюик», я собираюсь, было, ехать сразу на работу, но, взглянув на помятый костюм и проведя рукой по щетине на подбородке, решаю сначала заехать домой и привести себя в порядок.

Крутя руль, я так и слышу голос Ионы, спрашивающего у меня: «Значит, ваша фирма получает от твоего завода на тридцать шесть процентов больше денег, только благодаря установке нескольких роботов? Потрясающе». И я еще улыбался. И я еще думал, что это он не понимает, что такое производство. Я чувствую себя полным идиотом.

Да, цель – это делать деньги. Теперь я это знаю точно. Да, Иона, ты был прав: только потому, что мы установили роботы, производительность не возросла на тридцать шесть процентов. А уж если на то пошло, возросла ли она вообще? Делаем ли мы, вообще, хоть на сколько-нибудь больше денег, благодаря этим роботам? Если честно, ответа я не знаю. Я замечаю, что качаю головой.

Интересно, откуда Иона знал? Он явно понял сразу, что производительность не возросла. Все дело в тех вопросах, что он задал мне.

Один из них, как я вспоминаю сейчас, ведя машину, был – стали ли мы продавать больше продукции, благодаря установке роботов. Другой – сократилось ли количество работников, которым мы выплачиваем зарплату. И еще он хотел знать, снизился ли уровень товарно-материальных ценностей. Три глобальных вопроса.

Когда я приезжаю домой, машины Джули нет. Она куда-то уехала, что весьма кстати. Я полагаю: она сердится на меня. А у меня просто нет сейчас времени вдаваться в объяснения.

Войдя, я открываю портфель, чтобы записать эти три вопроса, и тут вижу список определений, которые Иона мне продиктовал ночью. Одного беглого взгляда достаточно, чтобы понять, что вопросы совпадают с определениями.

Вот откуда он знал! Он просто взял определения и перестроил их в практические вопросы, чтобы проверить, была ли его интуиция относительно наших роботов правильной. Продаем ли мы большее количество продукции? (То есть, увеличился ли наш проток?) Уволили ли мы кого-нибудь? (То есть, снизились ли наши операционные затраты?) А последний его вопрос так и прозвучал: снизился ли у нас уровень товарно-материальных ценностей?

Сделав такое заключение, я понимаю, что теперь не представляет трудности определить цель, исходя из показателей Ионы. Однако, сама формулировка определений еще не совсем для меня понятна. Но, несмотря на это, очевидно, что любая фирма хотела бы, чтобы ее проток увеличился. И любая фирма так же хотела бы, чтобы два других показателя – товарно-материальные ценности и операционные затраты – уменьшились, если это вообще возможно. И, несомненно, самый лучший вариант, если бы эти три процесса произошли одновременно – точно так же, как и с тем трио, к которому пришли мы с Лу.

Итак, должны ли мы определить цель таким образом?

Увеличивать проток при одновременном уменьшении товарно-материальных ценностей и операционных затрат?

Это означает, что если применение роботов привело к увеличению протока и уменьшению двух других показателей, то они делают деньги для системы. А что на самом деле происходит с тех пор, как они начали работать?

Я не знаю, каким образом их работа сказалась на протоке (если вообще каким-нибудь образом сказалась). Но даже просто из головы, не проверяя, я могу сказать, что, в целом, уровень товарно-материальных ценностей в течение шести-семи последних месяцев возрос, хотя я не могу сказать наверняка, что это вина роботов. Что роботы увеличили, так это нашу амортизацию, потому что это новое оборудование, но напрямую они не сократили количества рабочих мест на заводе. Мы просто перевели людей на другую работу. А это означает, что роботы увеличили операционные затраты.

Ладно, но благодаря роботам увеличилась эффективность. Может быть, в этом наше спасение. При повышении эффективности себестоимость деталей должна снижаться.

Однако, снизилась ли себестоимость на самом деле? Каким образом себестоимость деталей могла снизиться, если операционные затраты пошли вверх?

Когда я приезжаю на завод, уже час дня, а я все еще не нашел удовлетворительного ответа. Входя в офисный блок, я все еще думаю над ним. И первое, что я делаю, иду в кабинет Лу.

– У тебя есть пара минут? – спрашиваю я.

– Ты что, смеешься, что ли? – отвечает он. – Я искал тебя все утро.

Он тянется к кипе бумаг на краю стола. Я догадываюсь, что это тот самый отчет, который он должен отправить в подразделение.

– Нет, этим мы сейчас заниматься не будем, – ошарашиваю я его. – Нам нужно поговорить о более важных вещах.

Его брови ползут вверх.

– Более важных, чем отчет для Пича?

– Неизмеримо более важных, – говорю я.

Лу качает головой, откидываясь в своем вращающемся кресле, и жестом предлагает мне сесть.

– Чем я могу тебе помочь?

– После того как эти роботы были установлены, налажены и начали нормально работать, что произошло с нашими продажами?

Брови Лу возвращаются в нормальное положение.

– И что значит этот вопрос? – интересуется он.

– Надеюсь, что-нибудь толковое, – отвечаю я. – Мне необходимо знать, сказалось ли каким-нибудь образом применение роботов на наших продажах? А именно: было ли хоть какое-нибудь увеличение продаж после того, как мы их запустили в рабочий режим?

– Увеличение? Почти все наши продажи или стоят на том же уровне, или ползут вниз, начиная с прошлого года.

Я чувствую легкое раздражение.

– А ты не мог бы проверить? – прошу я его.

Он, сдаваясь, поднимает руки.

– Какие вопросы! Я как раз не знал, куда время деть.

Лу выдвигает ящик стола и, пролистав несколько папок, начинает вытаскивать кипы отчетов, графиков и таблиц. Мы вдвоем просматриваем их и обнаруживаем, что в каждом случае после запуска робота в рабочий режим увеличения продаж продукции, детали для которого он обрабатывал, не произошло, нет даже малейшего колебания кривой. Для подстраховки мы проверяем количество отправленных заводом заказов, однако и там увеличения не находим. Единственное увеличение, которое мы обнаруживаем, – это резкий рост просроченных заказов на протяжении последних девяти месяцев.

Лу отрывается от графиков и поднимает на меня глаза.

– Ал, я не знаю, что ты пытаешься доказать, – говорит он, – но если ты хочешь попытаться убедить кого-нибудь, что применение роботов может спасти завод за счет увеличения продаж, то подтверждения этому просто не существует. Данные, практически, говорят об обратном…

– Это именно то, чего я боялся, – говорю я.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я тебе потом объясню. Давай проверим, что у нас с товарно-материальными ценностями, – прошу я его. – Я хочу посмотреть, что произошло с объемом незавершенного производства по тем деталям, которые обрабатывались роботами.

Тут Лу сдается.

– С этим я тебе помочь не могу. У меня ничего нет по количеству деталей незавершенного производства.

– Ладно, вызовем Стейси.

Стейси Потазеник занимается управлением товарно-материальными ценностями завода. Лу звонит ей и вытягивает ее с какого-то другого совещания.

Стейси немного за сорок. Это высокая, стройная энергичная женщина. У нее темные волосы, местами тронутые сединой, и большие круглые очки. Она носит юбки с пиджаками, и я никогда не видел, чтобы на ней была надета блузка с кружевами, бантами или оборками. Я практически ничего не знаю о ее личной жизни. Она носит кольцо, но я ни разу не слышал, чтобы она упомянула о муже. Она крайне редко говорит о чем-нибудь, не связанном с ее работой. А работает она много, это я знаю.

Когда она приходит, я спрашиваю ее об объеме незавершенного производства по тем деталям, которые проходят через участки, оборудованные роботами.

– Тебе нужны точные цифры? – спрашивает она.

– Нет, нам достаточно знать только тенденцию.

– Я могу, не проверяя, сказать, что объем незавершенного производства по этим деталям возрос, – говорит Стейси.

– В последнее время?

– Нет, начиная с прошлого лета, где-то с конца третьего квартала, – уточняет она. – И это не моя вина, хотя все кругом так считают, я борюсь с этим на каждом шагу.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты разве не помнишь? Или, может быть, это было еще до тебя. Когда начали поступать отчеты, мы обнаружили, что на сварочных операциях роботы были задействованы только на что-то около тридцати процентов их эффективности. Ситуация с другими роботами была не лучше. Этого никто бы не потерпел.

Я поворачиваюсь к Лу.

– Мы должны были что-то делать, – объясняет он. – Фрост снес бы мне голову, если бы я не сообщил об этом. Оборудование-то было новое и очень дорогое. Оно бы ни за что не окупило себя в положенный срок, если бы мы продолжали эксплуатировать его только на тридцать процентов.

– Подожди, – останавливаю его я и поворачиваюсь к Стейси. – Что вы тогда сделали?

– Что я могла сделать? – спрашивает она. – Я была вынуждена запустить больше материала на все участки, оборудованные роботами. Обеспечение роботов работой улучшило их показатели эффективности, но, начиная с того времени, мы заканчиваем каждый месяц с излишками деталей.

– Но что важно – показатели эффективности, на самом деле, улучшились, – добавляет Лу, пытаясь внести бодрую ноту. – И теперь нас по этому поводу упрекнуть нельзя.

– Вот в этом я теперь совсем не уверен, – замечаю я. – Стейси, откуда у нас берется этот излишек? Почему получается так, что мы не потребляем эти детали?

– Ну, во многих случаях у нас на настоящий момент просто нет заказов, которые требовали бы использования этих деталей, – поясняет она. – А если у нас и достаточно заказов для этих деталей, тогда у нас для этих заказов не хватает других деталей.

– Каким образом?

– Об этом надо спрашивать Боба Донована, – говорит Стейси.

– Лу, скажи, чтобы нашли Боба, – прошу я.

Боб заходит в кабинет с пятнами смазки на белой рубашке, обтягивающей его плотное брюшко, и от порога начинает объяснять, что делается, чтобы устранить поломку автоматических испытательных установок.

– Боб, – останавливаю я его. – Сейчас не до этого.

– Еще что-то случилось?

– Да. Мы как раз тут говорим о наших местных знаменитостях, я имею в виду роботов, – объясняю я ему.

Боб смотрит на нас, очевидно, пытаясь сообразить, о чем идет речь.

– А что вас смущает? – спрашивает он. – Проблем с роботами сейчас нет.

– Вот в этом мы не совсем уверены, – замечаю я. – Стейси говорит, что по деталям, выпускаемым роботами, у нас излишек, в то время как в ряде случаев не хватает других деталей, чтобы сделать сборку и отправить заказ.

– Дело не в том, что мы не получаем нужного количества деталей. Скорее, они поступают не тогда, когда нужно. И это в том числе относится ко многим деталям для роботов. Горы деталей, скажем, СД-50 могут ждать месяцами, пока не придут блоки управления. Когда наконец они поступают, не хватает чего-нибудь еще. В конце концов, поступает то самое что-нибудь еще, мы собираем заказ и отправляем его. И как раз тут нам оказываются нужны СД-50, а их нет. СД-45 и 80 – тонны, а СД-50 нет. Мы ждем. Но к тому времени, когда СД-50 опять поступают, уже нет блоков управления.

– И так постоянно, – вставляет Стейси.

– Послушай, Стейси, ты сказала, что роботы производят большое количество деталей, для которых у нас нет заказов, – говорю я. – Но тогда это означает, что мы производим детали, которые нам не нужны.

– Как мне все говорят, когда-нибудь они обязательно пригодятся, – отвечает она и добавляет: – Понимаешь, это та игра, в которую играют все. Как только показатели эффективности падают, для того чтобы быть занятыми работой, все начинают выпускать продукцию, исходя из прогноза на будущее. Мы увеличиваем запас произведенной продукции, а, если прогноз не подтверждается, это больно бьет нас по карману. Это сейчас и происходит. Мы увеличивали запас произведенной продукции в надежде на лучшие времена, однако ситуация на рынке нисколько не улучшилась.

– Я знаю, Стейси, я знаю, – говорю я. – Я просто пытаюсь разобраться.

Не в силах сидеть на одном месте, я вскакиваю и начинаю расхаживать по кабинету.

– Итак, суть такова: для того чтобы загрузить роботы работой, мы запустили больше материала, – подвожу итог я.

– Что, в свою очередь, увеличило уровень товарно-материальных ценностей, – продолжает Стейси.

– Что привело к увеличению наших затрат, – добавляю я.

– Но себестоимость этих деталей снизилась, – возражает Лу.

– Разве? – спрашиваю я. – А что насчет дополнительных затрат на хранение? Это ведь операционные затраты. А если они возросли, как могла снизиться себестоимость деталей?

– Это зависит от объема, – замечает Лу.

– Именно, – говорю я. – От объема продаж… поскольку значение имеет только это. А если у нас есть детали, которые не могут быть использованы в сборке продукта и проданы, потому что у нас нет других деталей для этого продукта или потому, что у нас нет заказов, тогда мы увеличиваем наши затраты.

– Ал, ты хочешь сказать, что все наши проблемы из-за роботов?

Я опять сажусь.

– То, что мы делаем, не соответствует цели, – тихо говорю я.

Лу искоса смотрит на меня.

– Цели? Ты имеешь в виду наши плановые показатели на этот месяц?

Я смотрю на них.

– Думаю, мне надо вам кое-что объяснить.