Кокаиновые короли

Оперативником Фелпса в Медельине был тридцатидвухлетний Эррол Чавес. Он начал работу за пару месяцев до приезда Фелпса в Боготу, и его задачей было выяснить о кокаине все, что только можно. Как и Фелпс в Боготе, он сразу же утонул в потоке информации. У него не было ни секретаря, ни машинистки. Он работал по четырнадцать часов в сутки семь дней в неделю и все никак не мог достичь результата.

Все было совершенно новым. Перед ним стояла главная задача – выявить наркоторговцев.

Все время всплывал Очоа. Еще были Хосе Окампо и Сантьяго Окампо – а может, это был один и тот же человек? Потом еще Фабио Рестрепо Очоа. А как насчет Пабло Корреа, Корреа Арройаве и Корреа Рамоса? Кто есть кто?

Далее – источники. Он проводил утро в штаб-квартире Национальной полиции. Со дня его прибытия АДБ и полицейская разведка сообщали Чавесу, что из Медельина в США регулярно перевозят от двух до пяти тонн кокаина. Как Чавес ни пытался, он так и не смог найти стопроцентных доказательств. Сообщать об этом он не стал, потому что сначала и сам не поверил в это и вовсе не хотел, чтобы его подняли на смех. «В Вашингтоне решат, что я тоже нюхаю эту дрянь», – думал он.

Чавес разделил медельинских торговцев на две группы: «брокеров» и «других». «Брокеры» – это, скорее всего, несколько преступных семей во главе с Очоа, Эскобаром и парой других. Они были теми, кто мог собрать большую партию кокаина, заплатить и организовать транспортировку тонн товара. Большая партия в 1981 году означала несколько сотен килограммов.

«Другим» предлагали взять на себя груз «брокеров», отправить один или два килограмма, или пятьдесят, или сто. «Брокер» созывал встречу в ресторане или отеле Медельина, приглашая всех, кто хотел поучаствовать. «Брокеры» выступали посредниками и для остальных «брокеров», и для «других». Каждый наркоторговец, крупный или мелкий, упаковывал свой кокаин по килограмму и наносил личный код из комбинации цветов и символов. Это был тот самый шифр, один из которых таможня США обнаружила на изъятом кокаине в авиакомпании «ТАМPA». У кого-то было несколько кодов, кто-то периодически личный код менял. У главного «брокера» и его дилера в Майами, Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и других местах был список кодов, чтобы они могли вести учет товара.

Чавес пробыл в Медельине два года и обзавелся шестью информаторами. Со временем их всех вычислили и убили. Каждый раз, когда он кого-то находил или кто-то приходил к нему в офис сам, он говорил одно и то же: «Мы ценим, что вы хотите помочь УБН, но не пытайтесь звонить напрямую, работать под прикрытием и заключать какие-нибудь сделки». Они никогда не слушали и делали все по-своему.

Двоюродный брат Пабло Эскобара, который был на мели, лишившись всех денег в Перу, обратился в УБН, и его наняли как информатора. Чавес дал ему немного денег и сказал, чтобы тот был осторожен. Он сразу же попытался заключить с Эскобаром сделку на двести килограммов. Вскоре его нашли голым со связанными за спиной руками. Тело было изрешечено пулями.

Шурин Хорхе Очоа, пилот, совершил ошибку, когда позвонил Чавесу по телефону и в открытую встретился с агентами УБН. Группа убийц, нанятых Очоа, встретила его в аэропорту, но ему удалось добежать до своей машины и уехать. Бандиты пустились в погоню. Он ехал по узкой речной дороге в надежде оторваться от преследователей. Полиция обнаружила его автомобиль в тот же день. Пару дней спустя, в водосточной трубе, нашли и самого шурина Хорхе Очоа, изувеченного, с выколотыми глазами.

В гости на Рождество к Чавесу приехал отец, сотрудник правоохранительных органов. Однажды утром они прогуливались на заднем дворе Чавеса и заметили на земле нечто странное.

«Это то, о чем я думаю?» – спросил Чавес.

«Именно», – ответил его отец.

Это был человеческий язык. Неделей ранее полиция обнаружила одного из информаторов Чавеса со связанными за спиной руками и изрубленного мачете. Чавес не знал, был ли это язык того человека или нет. Да и не хотел знать.

Чавеса, его жену Хулию и троих маленьких детей двадцать четыре часа в сутки охраняли шесть полицейских. Чавес ехал на работу в сопровождении полиции и с автоматом, который он прятал на полу машины между ног. На поясе он носил 9-миллиметровый пистолет «Смит и Вессон», а позже добавил револьвер 38-го калибра, который носил в кобуре на лодыжке. Когда он шел на обед, его сопровождала охрана. И даже когда по вечерам он ходил выпить – тоже. Когда он встречался с информаторами, с ним вновь были сопровождающие.

Вместе с сотрудником по связям с общественностью, который работал в консульстве США, они просили, чтобы их работу в Медельине приравняли к трудным условиям. Тогда они бы смогли получить прибавку к зарплате. Они указали, что местный уровень убийств составлял «64 на 100 000 жителей», что более чем в два раза больше, чем в самых криминальных городах США, и в пять раз больше, чем в большинстве любых других городов Штатов.

«Сведение счетов из-за наркотиков, – говорилось в их отчете, – было совершенно обычным явлением». Сотрудник по связям с общественностью дважды видел трупы в изрешеченных пулями автомобилях сразу после нападения мафии. По его словам, убийцы использовали автоматы и часто орудовали в общественных местах, стреляя во всех подряд, чтобы гарантированно убить единственного нужного человека.

Полиция сказала Чавесу: «Все знают, кто вы», и у него не было причин сомневаться в этом. Один наркоторговец хвастался всему городу, что прослушивал его телефон. Чавес вызвал техников, чтобы прочесать здание. Они обнаружили многочисленные жучки в его телефонах в офисе и даже в телефонных автоматах рядом с его работой. Не раз он пытался звонить в Боготу и замечал на линии пищащий или стонущий звук, и, чтобы его услышали на другом конце, нужно было буквально кричать. Но иногда информация была настолько важной, что деваться было некуда, и все равно нужно было ее передать. Одна из телеграмм, которые он продиктовал в Боготу, почти дословно совпала с найденной в сумочке жены одного наркоторговца, арестованной в Майами.

Брак Чавеса и так был под угрозой, когда он приехал в Медельин, а вскоре и вовсе распался. Ему было не в чем винить свою Хулию – Медельин всем действовал на нервы. Но род его занятий сделал все еще хуже. Тем не менее Чавес считал свою работу интересной и важной. Практически каждая крупица информации, которую он добывал, была новой. Наркоторговцы были повсюду, и Чавес видел их постоянно – в ресторанах, на дискотеках, в отелях. Он сидел практически бок о бок с Хосе Окампо на корриде и отклонился назад, чтобы попытаться его сфотографировать. Он видел братьев Очоа на выставке лошадей. Чавес ходил следом за Эскобаром, когда тот раздавал беднякам в трущобах двадцатидолларовые купюры. Каждый день он слушал, как наркоторговцы разговаривают по телефону с дилерами в Майами и сообщают, какие пакеты кокаина и с каким кодом цвета и номера надо отправить клиентам. Из-за этого их сделки иногда срывались, а УБН впервые смогло получать постоянный поток полезной информации из Медельина и действовать на ее основе.

Чавес был уверен, что более полезного человека в Боготе, чем Джонни Фелпс, не найти – каждый его отчет, каждый телефонный звонок, каждая телеграмма попадали в нужные руки. При Фелпсе полиция Боготы, которая в течение стольких лет уделяла почти все свое внимание марихуане на северном побережье, вдруг проснулась и заметила кокаин.

Лишь гораздо позже Чавес узнал, что Фелпс жил в смертельном страхе перед тем, что может случиться с его полевыми агентами, особенно с самим Чавесом. Фелпс считал, что полиция Медельина была либо скомпрометирована, либо запугана, либо коррумпирована, ей нельзя доверять, и это было никак не изменить. Он постоянно задавался вопросом: следует ли снизить активность в Медельине или, может, вообще свернуть там работу? Тайно Фелпс довольно часто ездил в Медельин, чтобы проведать Чавеса и напомнить о себе. Он хотел выразить свою признательность Чавесу за его энтузиазм и надежность.

Фелпс искал какой-нибудь способ послать сигнал наркоторговцам о том, что в УБН настроены серьезно. Такая возможность представилась в феврале 1982 года, когда торговец марихуаной с северного побережья похитил двух агентов УБН и попытался убить их на шоссе за пределами Картахены.

Никто из них серьезно не пострадал, но в течение следующих двух месяцев Фелпс не успокоился, пока вместе с колумбийской полицией не выследил и не арестовал виновного. Этот инцидент укрепил репутацию Фелпса в колумбийских правоохранительных органах и вызвал бесконечное уважение его собственных агентов. Джонни Фелпс – как позже сказал один из его подчиненных – «все дела доводит до конца».

Дважды во время расследования дела в Картахене Фелпс связывался и встречался с одним из ведущих колумбийских торговцев кокаином. Он требовал у кокаинового босса выдать похитителя своих агентов. В первый раз делец пытался отрицать, но во второй раз все же признался, что знает похитителя: «Да от этого психа один геморрой. Столько проблем нам создает. Забирайте его».

Но их главной проблемой был сам Джонни Фелпс. Вскоре полиция Медельина подтвердила Чавесу, что визит Фелпса сильно всполошил наркоторговцев. Здоровяк-американец с мексиканским акцентом явно мог устроить неприятности, и больше они с ним связываться не хотели. Фелпс четко дал понять, что с ним шутки плохи.

8. Золотой век картеля

18 апреля 1981 года, незадолго до приезда Джонни Фелпса в Боготу, колумбийские кокаиновые боссы из числа молодняка организовали сходку на высшем уровне. Она состоялась недалеко от Барранкильи, на семейном ранчо Очоа «Газиенда Веракрус» на живописном карибском побережье. На повестке стояла дальнейшая экспансия бизнеса в США. У Очоа накопилось слишком много кокаина, ему требовались новые и более эффективные способы транспортировки в Штаты.

Частный самолет с важными гостями приземлился на мощеную взлетно-посадочную полосу ранчо длиной полтора километра – такой протяженности взлетки было достаточно, чтобы принимать и грузовые самолеты. Хорхе Очоа воспользовался случаем, чтобы привезти в Колумбию некоторых своих американских дилеров. Пабло Эскобар не присутствовал на мероприятии. «Лос Паблос» представлял Пабло Корреа Арройаве, один из главных помощников Эскобара. Его кандидатура обладала дополнительными преимуществами, поскольку он был шурином Хорхе Очоа.

Хорхе и его младший брат Фабио встречали самолеты на белом пикапе «шевроле». Большую часть дня шел дождь, и Хорхе почтительно настоял, чтобы гости сели в кабину, а сам поехал в кузове.

Территория «Газиенды Веракрус» была настолько велика, что на ней могло бы разместиться несколько маленьких городков. Газиенда была полностью самодостаточна и производила все – от сыра до льда. Очоа построили дом и выкопали озеро. В середине водоема находился искусственный остров, на котором планировали поселить нескольких львов и тигров. Ранчо уже напоминало зоопарк: слоны, жирафы и буйволы свободно бродили по холмистым пастбищам. Бесчисленные стада скота паслись на огромных лугах.

Дом представлял собой невысокий, но шикарный особняк в староиспанском стиле, покрытый красной черепицей. Вооруженная охрана едва заметно маячила в отдалении – Хорхе Очоа, в отличие от Карлоса Ледера, ее не выпячивал.

Сам Ледер был почетным гостем. Его дела на Норманс-Кей все еще шли весьма неплохо, но он, как и Очоа и Эскобар, осознавал, что крошечный остров уже не может справиться с объемами кокаина, которые требовал рынок в США. Им было нужно больше самолетов, больше пилотов и больше маршрутов. В «Газиенде Веракрус» молодые торговцы укрепили связи, установившиеся на Норманс-Кей. Эта встреча ознаменовала начало альянса, который позже станет известен всему миру как Медельинский картель.

Очоа изложил планы по экспансии. В прошлом году его семья наняла американского инженера для монтажа систем дальней навигации и связи на северо-западной границе Колумбии, в Аканди, в нескольких километрах от Панамы. С помощью этой системы Очоа могли осуществлять навигацию и отслеживать все свои рейсы в США. Семья предпочитала использовать четыре или пять команд пилотов одновременно, но у каждой из них были свои дилеры и свои маршруты. Все команды были в полной изоляции друг от друга. Если бы агенты УБН проникли в одну группу, на остальных это бы никак не сказалось.

Очоа и «Лос Паблос» были заинтересованы в разделении грузов и родов деятельности, а также обеспечении большего контроля над бизнесом. Эскобар доминировал в вопросах производства кокаина и решения проблем. Он руководил лабораториями, покупал кокаиновую пасту, давал взятки нужным людям, обеспечивал охрану и убирал тех, кто мешал.

Островное предприятие Ледера на Норманс-Кей все еще было чрезвычайно прибыльным, но теперь оно стало всего лишь одним из многих. Однако у Ледера еще была разветвленная сеть дилеров и пилотов по всему Карибскому бассейну и в США. Никто не мог похвастаться такой записной книжкой, как у него, их значимость, как советника в ведении наркобизнеса, оценивалась очень высоко. И будущее не сулило Карлосу Ледеру недостатка ни во власти, ни в престиже.

Но теперь Хорхе Очоа явно собирался сменить Ледера на посту короля кокаинового транзита. Коммуникационная точка в Аканди, взлетная полоса в «Газиенде Веракрус» и сеть пилотов и самолетов, которые клан создал в США и Колумбии, были уникальными для кокаинового бизнеса.

Результаты стали очевидны сразу. В Майами, в течение нескольких месяцев после той встречи, один из дилеров Очоа в одиночку координировал партии кокаина по двадцать тонн, что никак не могло сравниться с теми тремя тоннами, которые Эд Уорд перевез через Норманс-Кей для Карлоса Ледера в прошлом году. И это была только одна сеть. В это же время другие контрабандисты Очоа перевозили 450-килограммовые грузы в Луизиану, Алабаму, Теннесси и Джорджию.

…

Когда Ледер покинул Багамские острова, а Очоа и Пабло Эскобар объединились, это ознаменовало коренную реструктуризацию кокаинового бизнеса. База переместилась из Майами и Багам в Колумбию.

Процесс превращения торговли кокаином в международную корпорацию занял несколько лет. Для Медельинского картеля это был период впечатляющего роста. Масштабное сотрудничество Эскобара и Очоа повлияло на увеличение объемов поставляемого кокаина до нескольких тонн в неделю. Передел колумбийского рынка, как и в Майами, был кровавым – ужасающая хроника событий с похищениями, пытками и убийствами. Эпицентром бури был Медельин, и полиция ничего не могла сделать, чтобы остановить кровавую бойню. К 1982 году город стал почти целиком принадлежать молодому поколению наркоторговцев. Полиция и политики брали взятки и держали рот на замке. Те, кто шел против, умирали, а наркодельцы избегали наказания.

Старым контрабандистам не нашлось места в новой системе, и большинство из них с достоинством уступило свои позиции. Они не обладали воображением и желанием конкурировать с новичками, поэтому многие просто ушли на покой. Остальным пришлось измениться, подстроиться под новые условия и довольствоваться статусом актеров второго плана.

Тех немногих, кто попытался противостоять, либо вынуждали принять новые порядки, либо убивали. Грисельда Бланко стала одной из первых вылетевших из игры. Снисходительное отношение к ней со стороны более молодых коллег было на исходе из-за ее выходок типа перестрелки в «Дейдленде» и нежелания платить за поставки кокаина. Менять свое поведение она не пожелала, поэтому к началу 1981 года ее звезда стремительно угасала, а самой Грисельде пришлось покинуть Медельин. Наступила новая эпоха – время командных игроков, а не одиночек.

Эскобар и «Лос Паблос» быстро богатели и постоянно скупали предприятия и недвижимость в Медельине и по всей Колумбии, добрались они и до Майами. В марте 1980 года Эскобар приобрел особняк за 762 500 долларов в Майами-Бич, внеся первоначальный взнос в размере более 400 000 долларов. Примерно через год он заплатил более восьми миллионов долларов за апартаменты «Кингз Харбор» в районе Плантейшн во Флориде.

Отец Хорхе Очоа навсегда завязал с ресторанным бизнесом. Он продал «Лас Маргаритас» старому другу семьи и полностью посвятил себя разведению прогулочных лошадей. Юный Фабио постигал тонкости кокаинового бизнеса в Майами, старший брат Хорхе, Хуан Давид, трудился в той же сфере с еще большим энтузиазмом.

Со временем Эскобара в Медельине начали почтительно называть Крестным Отцом. Хорхе Очоа был известен как Эль Гордо (Толстяк). Но поначалу было трудно определить, что именно эти двое – самые влиятельные боссы, потому что в городе было полно молодых кокаиновых нуворишей. Пабло Эскобар питал слабость к гоночным автомобилям, спонсировал команду в местных ралли и организовал соревнования по типу «Формулы-1». Хорхе Очоа, старший Фабио и Хуан Давид любили прогулочных лошадей и держали большие конюшни. Юный Фабио претендовал на звание тореадора, учась у лучших мастеров этого дела. Именно это увлечение и навлекло тучу на безоблачное небо над Очоа. 21 июля 1981 года Таможенный суд Картахены предъявил Хорхе Очоа обвинение в ввозе 128 испанских быков на «Газиенду Веракрус» без надлежащей лицензии. Быки оказались зараженными ящуром, и их пришлось пристрелить. Хорхе Очоа получил первую черную метку в отношениях с законом в Колумбии. И все равно казалось, что беспокоиться не о чем, по крайней мере, в данный момент.

Наркоторговцы не успевали удовлетворять спрос на фоне растущей армии наркоманов Медельина. Кокс был пороком ночных клубов, в город деньги текли рекой, и казалось, шло соревнование, кто сможет спустить больше бабок. Наступил золотой век кокаина.

Офисные здания, жилые дома, отели и дискотеки выросли по всему городу и заполонили красивые пригороды на склонах холмов на юге. Самыми посещаемыми местами стали «Лас Маргаритас», отель «Интерконтиненталь» и «У Кевина». Из их окон открывался восхитительный вид на медельинские горы, а парковки могли вместить сколько угодно «мерседесов» и полноприводных «бронко».

В «Интерконтинентале», где Джордж Янг в последний раз встретился с Карлосом Ледером, стояли музыкальные системы, работали кафе и располагались просторные конференц-залы, в которых наркоторговцы собирались, чтобы развлечься или обсудить дела. Грисельда Бланко и ее второй муж устроили там невероятную вечеринку, которую в городе запомнили надолго. Они арендовали большой бальный зал и пригласили своих «кампесино»^[34] на грандиозное торжество. Многие гости, в пончо и сандалиях, пока добирались из своих деревень, уже изрядно набрались агуардьенте, местного лакричного самогона. Через пару часов, заполировав это дело виски «Блек Лейбл» и шампанским, «кампесино» заблевали весь пол, нассали по углам бального зала и пытались изрубить друг друга мачете.

«У Кевина» принадлежал бывшему таксисту, а ныне кокаиновому боссу Хосе Окампо, который также владел огромной усадьбой за городом. Для кабака он нанял известного шеф-повара международного уровня, которому платил 12 000 долларов в месяц, чтобы тот готовил угощение для грандиозных вечеринок. Еду подавали на улице на длинных столах и приносили до тех пор, пока все приходили и приходили гости. Иногда это затягивалось на несколько дней. На закуску предлагался килограмм чистого кокаина. Как-то раз над толпой пролетел один из маленьких самолетов Окампо, но прямо в воздухе двигатель заглох. Он разбился и сгорел на глазах толпы. Это событие потом еще долго обсуждали в городе.

Наркоторговцы старались превзойти друг друга в стремлении купить или построить самые шикарные дома в городе. Однажды утром один из владельцев домов открыл дверь и увидел на пороге двадцатипятилетнего парня в золотых украшениях, стоивших целое состояние, который вежливо поинтересовался, можно ли купить его недвижимость. «Меньше, чем за миллион долларов, не отдам», – небрежно бросил мужчина, не восприняв предложение юноши всерьез. Дом он все равно продавать не собирался.

«Да нет проблем. Пересчитайте», – ухмыльнулся молодой человек, протягивая чемодан.

Наркобароны любили богато украшенную, помпезную мебель времен Людовика XIV – и чем вычурнее, тем лучше. Над камином обязательно должна была висеть картина с Иисусом и кровоточащим сердцем. Идея заключалась в том, чтобы купить респектабельность и статус. Им хотелось быть аристократами среди «пайса».

Среди тех, кто жил на полную катушку и прожигал жизнь, был и Карлос Ледер. К 1980 году, 31-летний, он уже дважды развелся и был свободен. Заработанные на кокаине миллионы были при нем, а руки чесались, чтобы их потратить. Он решил инвестировать в свой родной город, где не жил уже пятнадцать лет.

В Армении, примерно в 290 километрах к югу от Медельина, проживало около 180 тысяч человек. Это была столица провинции Киндио и самое сердце производства колумбийского кофе. Но при этом Армения был рядовым, не особенно привлекательным городишком. В общем, настоящее захолустье.

И хотя Армении недоставало шика, она с лихвой компенсировала этот недостаток финансами. Фермеры Киндио жили в достатке, они гордились тем, что деньги хранили в своих поместьях. Большинство из них редко бывало в Медельине. Их технику они покупали прямо в Армении.

В ноябре 1978 года губернатор провинции Киндио получил письмо от некоего Карлоса Энрике Ледера Риваса, который представился президентом «Эар Монтес Компани Лимитед» из Нассау, Багамские острова. Эта фирма, говорилось в письме, занималась международным бизнесом в сфере покупки и продажи самолетов. Каждый год, согласно уставу, фирма жертвовала самолеты достойным сообществам, которые не имеют собственного воздушного транспорта, и в 1978 году «Эар Монтес» выбрала провинцию Киндио. «Пайпер Навахо» 1968 года выпуска с серийным номером 31-196 доставили в Армению незамедлительно.

Уважаемые люди Киндио навели справки и выяснили, что Карлос Энрике Ледер Ривас, должно быть, сын Вильгельма Ледера, немецкого инженера-иммигранта, которого все называли «Гильермо» или «Билли». Гильермо жил в скромной квартире на втором этаже в оштукатуренном здании в центре Армении.

Никто не смог найти никакой крамолы на Карлоса со времен его учебы в средней школе «Карло Маньо». Горожане вспомнили, что это был энергичный и щедрый мальчик, который часто делился обедом с одноклассниками. Однако дисциплина все же страдала – однажды он швырнул чернильницу в классную доску, что стало причиной для его исключения из школы. Карлос был умен, настойчив и находчив, с огромным эго и с духом авантюризма, свойственным «пайса». Он мечтал, как позже будет рассказывать его отец, поехать в Голливуд и стать кинозвездой.

За штурвалом «Пайпера Навахо», доставленного в Армению во время рождественских каникул, сидел высокий светловолосый гринго лет двадцати пяти, который ни слова не говорил по-испански. Пилот помахал рукой приемной комиссии, передал инструкцию по эксплуатации самолета чиновнику, который стоял ближе всех, улыбнулся и уехал на машине с водителем. Больше его никогда не видели.

Позже провинция Киндио будет предпринимать долгие и в конечном счете бесплодные усилия по разрешению этого дела с подарком. На «Навахо» не было документов, и в первый год его нахождения в Армении чиновникам приходилось отбиваться от американских фирм, которые утверждали, что самолет был угнан. В конце концов в Киндио получили неограниченное право собственности на самолет, но не знали, как им пользоваться. Провинция была крошечной, а кроме как в Армении больше нигде не было аэродромов. Куда летать губернатору? Самолет стоял на приколе в аэропорту Эль Эден, ржавел и покрывался пылью.

Ледер начал время от времени совершать визиты в Армению еще в 1979 году. Он приезжал с друзьями, чтобы показаться на людях, посорить деньгами, открыть несколько мелких фирм и выступить на публике. В целом Ледер пытался создать впечатление о себе как о международном бизнесмене, который хотел поделиться с земляками плодами своей гениальности.

К 1981 году Ледер проводил в Армении и на Багамах одинаковое количество времени. Он слыл самым обаятельным мужчиной в Армении. У него было все, что нужно, чтобы земляки считали его богатым и привлекательным: дорогие машины, золотые украшения и влиятельные друзья.

Ледер великолепно говорил по-английски и по-немецки, легко переходил на португальский и итальянский. Без каких-либо объяснений, буквально за одну ночь для всех в Армении он превратился в «немецко-колумбийского промышленника Карлоса Ледера».

Он купил огромные участки сельскохозяйственных угодий на севере от города и объявил, что собирается построить гигантский туристический комплекс в баварском стиле. Он нанял Родриго Аренаса Бетанкура, лучшего скульптора Колумбии, чтобы тот создал для него двухметровую бронзовую статую Джона Леннона – центральный элемент проекта. Он обходил свои владения в каске и рабочих ботинках и разглагольствовал о перспективах экономического развития провинции Киндио.

В городе он скупал дома, офисные здания и квартиры, что побудило местных бизнесменов заняться спекуляцией с недвижимостью. В результате цены на недвижимость в Армении подскочили в два, а то и в три раза.

Штаб-квартирой империи Ледера стала «Себу Киндио» – универсальная холдинговая компания на Авенида Боливар напротив парка Фундадорес. У здания была огромная автостоянка, которая вскоре заполнилась экзотическим транспортом: бронированными фургонами, спортивными «мерседесами» и «порше» и лимузинами разных моделей. Машины приезжали и уезжали в любое время суток семь дней в неделю – иногда по отдельности, иногда колоннами. Сутками напролет они неслись по улицам Армении, которые обычно пустовали.

Людям хотелось знать, как Ледер зарабатывает деньги. Друг детства задал ему этот вопрос в 1981 году. «Я работал в ресторанах в Нью-Йорке, – ответил Ледер. – Потом продавал автомобили и самолеты в США». В течение следующих трех лет в Армении Ледеру много раз задавали этот вопрос, и каждый раз он отвечал по-разному. Иногда он говорил почти правду.

Поведение Ледера в Армении оказало сильное влияние на местных подростков. Мальчишки начали копировать его прическу с пробором посередине, а столкнувшись с ним на улице, называли его Дон Карлос. Подростки постоянно торчали у его офиса и ждали возможности выполнить какое-нибудь поручение Ледера – передать сообщение, отполировать «мерседес» или принести кофе.

Женщины Армении смотрели на него как на бога, сошедшего с небес. Ледер был обаятелен, вежлив и всегда элегантно одет. Матери обожали его почти с той же силой, что и их дочери. Он устраивал фантастические вечеринки, приглашал на них интересных людей и рассказывал потрясающие истории о далеких странах. Вскоре, когда у некоторых появились проблемы с наркотиками, их матери поменяли свое отношение. Еще позже, когда выяснилось, что четыре или пять девушек из Армении беременны от Ледера, матери начали советовать дочерям держаться от него подальше.

Но в самом начале все были в восторге. Ледер был воплощением исполнившейся мечты любого «пайса». Он уехал в юном возрасте, сколотил состояние и вернулся триумфатором.

Стало ясно, что не за горами тот день, когда кому-то придет в голову похитить Ледера, чтобы на этом заработать огромные деньги. В Колумбии, даже в таком относительно спокойном и консервативном городе, как Армения, все было устроено не так, как на Багамах или в Америке. Здесь похищение людей было привычным видом бизнеса и особым видом искусства. И тот, кто обладал нужными навыками и дерзостью, весьма преуспевал.

Однажды днем, в ноябре 1981 года Ледер вышел из своего офиса и поехал на машине с водителем в свою любимую «финку» – «Газиенда Писамал», примерно в двадцати минутах езды к югу от Армении.

Обычно при нем был пистолет, а по городу он передвигался либо с машиной сопровождения, либо с парой своих головорезов. Тем не менее иногда телохранителей при нем не было. По какой-то причине именно в тот день он был только с водителем и без оружия.

Машина проехала через город на юг и выехала на шоссе в сторону Кали. Примерно в тринадцати километрах от города, недалеко от аэропорта, посреди дороги стоял автомобиль с поднятым капотом, куда заглядывал водитель. Ледер приказал шоферу остановиться, и оба мужчины вышли из машины. Водитель оставил свой пистолет на переднем сиденье.

Внезапно на дороге появились двое с пистолетами в руках. Они вставили кляп шоферу Ледера и бросили его на обочину. Ледеру они связали руки за спиной и уложили его на пол своей машины, у заднего сиденья. Затем капот опустился, включилось зажигание, и машина с заложником умчалась.

Когда Ледер рассказывал эту историю своим друзьям, он объяснил, что его спасла хорошая координация: «Я ведь занимался карате, поэтому знал несколько приемов, как освободиться». Он стянул веревки, открыл дверцу машины и, выпрыгнув на обочину шоссе, скатился по травянистому склону в парк отдыха.

Ледер вскочил и побежал, а его похитители палили ему вслед из пистолетов. Одна пуля попала ему в спину, это сбило его с ног, но он тут же вскочил и снова побежал. Похитители некоторое время продолжали погоню, но вскоре прекратили.

Несостоявшееся похищение стало сенсацией в Армении. Радиокомментаторы прервали регулярные трансляции, чтобы сообщить о нападении на «немецко-колумбийского инвестора». Полицию мобилизовали на массовую охоту за похитителями. Репортеры сутками торчали вокруг главной клиники Киндио в центре Армении в ожидании новостей.

Ледер провел в больнице около двух недель. Его лечили лучшие врачи Армении, а легионы фанатов желали ему скорейшего выздоровления. Приближенные Ледера слонялись по клинике в ожидании последних новостей о его состоянии. Происходящее доставляло удовольствие промышленнику Ледеру, но Ледер-наркоторговец усвоил урок: он решил, что никогда больше не выйдет без вооруженного сопровождения и сделает все возможное, чтобы отомстить похитителям. Пока Ледер в центральной клинике изображал невинную жертву нападения, его головорезы рыскали по городу в поисках напавших на Карлоса.

И очень скоро их нашли. Похищение было делом рук «Движения 19 апреля», или М-19, городской партизанской группы численностью около 2500 человек, которые часто промышляли подобными выходками. М-19 начинала как ультранационалистическое радикальное движение узкого толка, но в последние годы скатилась к неясным левым идеям. У них не было четкой программы, но было известно, что время от времени M-19 выполняли заказы наркоторговцев, да и вообще кого угодно, кто мог хорошо заплатить за организованный хаос. Похищение людей было их специализацией. При этом в М-19 любили вести двойную игру, и у Ледера появились веские основания, чтобы убедиться в последнем. Годом ранее он хвастался Джорджу Янгу, что создал революционный альянс с М-19. Теперь же эта группировка пыталась похитить его самого.