Когда деньги говорят. История монет и нумизматики от древности до поп-культуры

Предстоящий путь

По вышеизложенным причинам, цель данной работы заключается в донесении трех важных истин до широкой аудитории, возможно, ранее не знакомой с нумизматикой.

Во-первых, как и все формы денег, монеты – это не просто утилитарные объекты. Они побуждают нас размышлять о них не только с экономической точки зрения, но и как об объектах, принадлежащих нашей культурной, политической, художественной, религиозной, социальной и военной жизни. В своем наилучшем проявлении нумизматика сочетает в себе точность науки, значимость истории и пафос археологии. Мы должны выйти за пределы обыденного мира неодушевленных предметов, чтобы понять то, что монеты иногда являются нашими хозяевами, а не нашими слугами.

Во-вторых, нумизматика позволила выявить огромное количество информации о мировых цивилизациях, которую нельзя было получить никакими другими способами. Долговечность и повсеместное распространение монет создали непрерывный ряд исторических данных, не имеющий себе равных ни на каком другом носителе. Нумизматика не просто основана на фактах – она артефактна. Это важное измерение, которого часто не хватает в других областях, также изучающих тайны денег. Нумизматы находятся среди тех, кто внес наибольший вклад в изучение искусства и в гуманитарные науки. Однако иногда нумизматы разделяют с другими исследователями некоторые предвзятые мировоззрения, что способствует возникновению лженаучных построений. Новые поколения ученых должны искоренить из этой области знаний такого рода ошибки.

В-третьих, новые способы мышления о монетах открывают неожиданные возможности для будущих исследований в рамках тех же впечатляющих процессов, которые движут другими точными и социальными науками. Мы далеко не исчерпали того, что нумизматика может рассказать нам о наших предках и о нас самих, но мы не должны забывать и о том, что монеты – это объекты, достойные изучения сами по себе. Как только мы преодолеваем пренебрежение к монетам или к коллекционированию монет, мы вступаем в интенсивную фазу социального и исторического самосознания.

В последующих главах будет затронута каждая из этих истин. При этом будет сделана попытка размещения нумизматики в более широком, чем обычно принято, культурном контексте. Везде, где это возможно, будет рассмотрено появление монет в литературе и популярной культуре. Во второй главе «С точки зрения монеты» мы выделим из литературы и науки новый способ осмысления жизни, управляемой нашими деньгами. Как выглядят отношения между монетами и людьми с точки зрения монеты? Мы руководим деньгами или деньги управляют нами? Будет показано, что монеты могут не думать и не действовать, но они действуют так, как если бы они думали, и зачастую совершают поступки в ущерб своим человеческим носителям. Мы можем быть благодарны новым теориям о мемах и об агентности объектов^[95] за этот необычный взгляд на экстраординарный «ум» денег.

Третья глава «Изобретение монет» переносит читателя в мир древних греков и их соседей. Что ранние общества использовали в качестве денег и почему вместо них в конечном итоге они стали чеканить монеты? Как эта денежная революция повлияла на социальную и политическую жизнь обычных людей? В четвертой главе «Первые нумизматы» исследуется интерес к отчеканным монетам со стороны выдающихся мыслителей древности и средневековья, от Аристотеля и Аристофана до Иисуса, Плиния Старшего и Николая Орезмского. Эти философы, писатели, ученые и богословы заложили основу для последующего всплеска нумизматических исследований в эпоху Возрождения (глава пятая «Вторая волна»). Подъем антикварианизма в XIV–XV веках способствовал практически маниакальным поискам европейскими королями, папами и князьями монет для своих собраний. В результате коллекционеры восстановили образ классического мира, собирая частные кунсткамеры (дословно – «кабинеты редкостей»), в которых экспонировались также и нумизматические коллекции. Энтузиазм иногда опережал интеллектуальную строгость, но в конечном итоге среди нумизматов возобладало стремление к дисциплинированному научному поиску (шестая глава «Наука и лженаука»).

Исследование отдельных монет может раскрыть бесчисленные секреты прошлого, но в случае обнаружения монетных кладов, доступных для изучения в качестве единой группы, наши знания увеличиваются в геометрической прогрессии. В течение последних 2600 лет люди копили, прятали и теряли монеты, но наряду с этоим также и находили тайники с ними. В седьмой главе «Находки кладов» читатели станут свидетелями того, что происходит, когда мы находим спрятанные сокровища – как при благоприятных обстоятельствах, так и в отсутствии таковых. Эти случаи заимствованы не только из различных литературных произведений, упоминающих драконов, пиратов и разного рода собирателей сокровищ, но и из реальной истории, включая в том числе и трагические события, последовавшие за извержением Везувия. В восьмой главе «Понимание кладов» объясняется то, как лучше всего анализировать доказательства, предоставленные монетными кладами. В этой главе приведена классификация кладов и даны представления о некоторых ловушках, с которыми сталкиваются нумизматы, встречающиеся с неполными или беллетризованными данными о кладах.

В девятой главе «Этос и этика коллекционирования рассматривается сложная проблема, связанная с тем, есть ли у людей право торговать монетами, имеющими историческое значение. Представляет ли нумизматика как хобби опасность для истории и археологии? Чтобы поднять эту тему и обсудить как можно больше связанных с ней вопросов, я предлагаю провести тематическое исследование с участием коллекционера, академического ученого и группы студентов, знакомящихся с нумизматикой. И, наконец, в десятой главе «Путешествие продолжается» читатели столкнутся с будущим нумизматики. Куда она направляется? Что нового и значимого для XXI века могут сегодня сделать нумизматы? Одно из их достижений можно обнаружить в когнитивной нумизматике. И в завершении мы вернемся в мир мемов, чтобы наметить новый путь для изучения наличных Джонни – освященного давней традицией фундамента гуманитарных и социальных наук.

2. С точки зрения монеты

 
Вверх и вниз по Сити-роуд,
В кабак «Орел» и из него,
Так вот деньги и уходят,
Хлоп – и заложил пальто.
 
 
Пенни за катушку с нитью,
Пенни за иглу.
Так вот деньги и уходят —
Хлоп! И заложил пальто!
 

Старинный английский детский стишок

Другая сторона монеты

Нет никаких сомнений в том, что монеты существуют только по причине нашего собственного выбора и только в тех формах, что мы сами создаем. Они являются побочным продуктом человеческой изобретательности, которые сохраняют, благодаря своей материальности, вполне осязаемые записи о торговле, истории и культуре. Производство монет, помимо множества других смыслов, является тем зеркалом, в котором мы можем наблюдать самих себя. В свою очередь красота монет отражает присущий нам вкус, тогда как их функциональность служит нашим разнообразным социальным и экономическим интересам, а их движения следуют по путям, которые мы нанесли на карту исходя из собственных желаний. Своим созданием монеты обязаны нам и именно поэтому они столь эффективны в качестве исторических источников. Впрочем, все вышеперечисленное представляет обычную точку зрения, которую разделяют всеми нумизматами.

Однако следует учитывать и другую сторону монет, связанную с тем, что они, кажется, имеют собственное мнение по упомянутым вопросам. Так, в художественной литературе деньги иногда наделяются человеческими качествами, обретая при этом весьма властный голос. Эта позиция является естественным следствием таких общепринятых максим, как, например, «деньги решают». Но так обстоит дело не только в литературе. Например, специалисты по финансовому планированию тоже оживляют деньги, спрашивая у своих клиентов: «Вы работаете на свои деньги или ваши деньги работают на вас?» А иногда даже просто подброшенная монета решает все наши проблемы, как это происходит, например, в начале футбольного матча или при решении спора. Вспомните, как часто в своей жизни каждый из нас отходит в сторону и позволяет думать монете? Недавние исследования, базирующиеся на теории восприятия разумом^[96], показывают, что приписывание деньгам человеческих качеств и эмоций может оказать глубокое влияние даже на человеческую благотворительность^[97]. Оказывается, мы хотим, чтобы у наших монет тоже была совесть.

Очевидно, что есть много способов думать о монетах не только как о безжизненных предметах. Хоть это и покажется странным, однако такой подход глубоко укоренен в нашей культуре. Так, многие американцы не поднимут монетку, если она лежит вверх орлом, как будто случайная ориентация предмета имеет какое-то космическое значение. Широко распространенный обычай предполагает, что пенни хочет, чтобы нашедший перевернул его и положил обратно, лишь после этого соглашаясь принести пользу следующему прохожему. Надлежащее понимание нумизматики требует рассмотрения одушевленной стороны дела наряду с более распространенной точкой зрения, согласно которой монеты – это только безжизненные кусочки металла. Именно с такой целью в этой главе исследуется то, что можно было бы узнать, будь монета живой.

Жизнь монеты

Старинный детский стишок о путешествии денег туда и обратно по магазинам и кабакам, среди которых был и знаменитый «Орел», оживляет картину вовлеченности монет в бесконечную суету, вызванную покупкой сегодня иголки с ниткой для портного, а завтра – кому-то эля, а кому-то риса или патоки^[98]. В своем романе «Монета в девяти руках» Маргерит Юрсенар^[99] рассказывает о напряженном путешествии итальянской лиры, соединившей в течение одного дня жизни художника, адвоката, врача, проститутки и потенциального убийцы Бенито Муссолини^[100]. Некоторые авторы настаивают на еще большем, вопрашая: какие мысли могут быть у монет об их путешествиях? «Приключения шиллинга» Джозефа Аддисона^[101], вышедшие в 1710 году, позволили монете рассказать о своих похождениях в руках художника, аптекаря, мясника, пивовара, скряги, проповедника, проститутки, солдата, повара, игрока, поэта и слепого нищего^[102]. Совсем недавно нобелевский лауреат Орхан Памук в романе «Имя мне – Красный» дал возможность высказаться фальшивой золотой монете, которая так описала свою жизнь в Стамбуле: «Я поменяла пятьсот шестьдесят владельцев. В Стамбуле не осталось дома, лавки, базара, мечети, церкви, синагоги, где бы я ни побывала»^[103]. На своем пути этот османский султани побывал в грязном носке крестьянина, в пропахшем чесноком рту менялы, в зарытом кувшине, в теле проповедника, в сырном круге, в дымоходах, печах, подушках, вьючных седлах и даже во дворцах Стамбула. Однако в качестве средства повествования эти монеты могут гораздо больше сказать о положении человека в обществе, нежели о себе самих.

Для большей глубины понимания нумизмат может обратиться к науке. Много лет назад нобелевской лауреат по физиологии Жак Моно^[104] задался вопросом – что бы он делал, будь он электроном, живущим внутри химической реакции? Позднее Ричард Докинз из Оксфордского университета предложил нам думать о генах как о маленьких эгоистичных существах для того, чтобы лучше понять, почему гены делают то, что делают. В своей провокационной книге «Эгоистичный ген» Докинз фактически защищает практику научных персонификаций^[105], заключающуюся в представлении изучаемого объекта живой автономной сущностью, что позволяет делать выводы о его поведении или объяснять его. Такая персонификация представляет собой развитие предположений, высказанных Аддисоном и Памуком, представляя деньги активными и энергичными, а не пассивными и бессильными. И хотя настоящие монеты, подобно электронам или генам, на самом деле не думают и не действуют, они действуют так, как если бы они думали. Монеты могут обладать тем, что некоторые антропологи называют «агентностью объектов», имея в виду возможность рассмотрения неодушевленных вещей как обладающих автономией и интенциональностью (то есть направленностью на некоторый предмет)^[106]. Объекты различного рода «могут при определенных условиях быть личностями или действовать как личности: можно сказать, что они обладают личностью, проявляют волю, принимают определенные положения и отвергают другие, обладая, таким образом, свободой воли»^[107]. Говоря в глубоком философском смысле, вещи обладают осмысленной жизнью^[108].

Внутри тесной банки

Что мы обнаружим, если в качестве мысленного эксперимента заинтересуемся размышлениями монет об их собственном опыте^[109]? Загляните внутрь любой из миллиона банок или коробок с мелочью, которые сегодня загромождают наши шкафы или полки (рис. 2.1), и обратитесь к их содержимому с двумя простыми вопросами: почему вы все круглые и почему вы в банке? С точки зрения монет, ответ прост – они именно то, чем они хотят быть и они именно там, где они хотят быть. Надо сказать, что такая возможность никогда не рассматривалась Аддисоном и Памуком, которые считали несомненным, что монеты томятся в банке и отчаянно пытаются из нее выбраться. По-видимому, в художественной литературе монеты жаждут контакта с человеком и ненавидят то время, когда их не выпускают в обращение. Шиллинг Аддисона описывает время, проведенное у скряги как «заточение», наполненное «невыразимым горем», потому что «мы, шиллинги, ничто так не любим, как путешествия»^[110]. Вторит ему и султани Памука: «Мой страшный сон – на многие годы быть похороненным в кувшине в каком-нибудь саду под камнем»^[111]. Когда же монета Памука неохотно признается в том, что является подделкой, она клянется читателю хранить эту тайну и добавляет извиняющимся тоном: «Спасибо за то, что снисходительно отнеслись к моему признанию»^[112]. Романист считает, что этот артефакт не хочет быть таким, каким он является.

Но нумизмат, использующий метод научной персонификации, приходит к противоположному выводу. На самом деле, вопреки интересам своих обладателей, монеты предпочитают избегать обращения. Они абсолютно не волнуются о том, подлинные они или нет и им совершенно не доставляют удовольствие прогулки «вверх и вниз по Сити-роуд, в кабак „Орел“ и из него».

Рис. 2.1. Типичная тесная банка, наполненная мелочью. Предоставлено автором.

Они терпят эти путешествия лишь для того, чтобы найти банку, кувшин или темный угол, где могут укрыться от опытов, описанных Аддисоном, чью монету сгибали, а затем вновь распрямляли, или где могут избежать той жизни, что была у монеты Памука – ее надкусывали для проверки чистоты, она застревала в носу у ребенка, а одна женщина даже клала ее в рот точно кусочек сахара. Будучи очеловеченными, монеты должны были бы уклоняться от ежедневного износа в человеческих руках, карманах и кошельках, равно как и от того ущерба, что наносили бы им людские зубы, щипцы, торговые автоматы и кассовые аппараты. Они должны были бы питать отвращение к сувенирным машинам, которые их растягивают и превращают их в продолговатые жетоны. Им было бы горько из-за древнего ритуала сгибания монет, в ходе которого их приносили в жертву для исцеления или защиты человека^[113]. Совершенно очевидно – люди опасны для монет.

Мы вправе отказаться и от представления о том, что интерес общественности к монете основан на ее обращении в обществе, благодаря чему проявляется ее полезность для людей, а в человеческом сознании запечетлевается ее дизайн, что в результате увековечивает ее существование. Вовсе нет. Дело в том, что человеческий мозг вообще непригоден для целей запоминания внешнего вида обращающихся монет. Ни один человек из десяти опрошенных не сможет точно описать деньги в своем кармане или кошельке. Попросите кого-нибудь нарисовать по памяти американскую десятицентовую монету, и он вполне правильно сможет указать только одну ее характеристику – то, что она круглая. Конечно, с точки зрения монеты, некоторое денежное обращение необходимо для того, чтобы побудить людей-хозяев способствовать рождению большего количества монет; но риски, существующие во время обращения, формируют враждебную среду, постоянно угрожающую долговечности монеты. Часто использующиеся монеты в конце концов истираются, покрываются пятнами или повреждаются, пока в конце концов не изымаются из обращения и отправляются на переплавку. Будучи расплавленным металлом, убитая монета теряет свои индивидуальные признаки и уже не может их воспроизвести. По этой причине монеты стремятся ускользнуть из обращения либо в накопления, либо при падении на землю закатываются как можно дальше от человеческих глаз. Когда шиллинг Аддисона в конце концов усвоил этот урок, он спрятался от людей, чем на некоторое время смог ускользнуть от опасности быть перечеканенным. Однако после того, как его нашли и вернули в обращение, надписи и изображения на нем стерлись от частого обращения, после чего его разрезали на куски и в конце концов отправили в переплавку^[114].

И, действительно, – вышеприведенная стратегия шиллинга работает: практически все монеты прошлых веков, сохранившиеся до наших дней (а их миллионы), происходят из кладов или представляют собой случайные находки давно потерянных экземпляров. В среднем американском домашнем хозяйстве хранится 68 долларов в виде монет, которые лежат без дела в виде запасов, раздражающих их хозяев^[115]. В период с 1991 по 2013 год миллиард банок с такими запасами был опорожнен в счетные аппараты сети «Coinstar», причем некоторые банки прошли этот путь неоднократно^[116]. Ежегодно «Coinstar» обрабатывает 43 миллиарда монет на сумму около 2,7 миллиарда долларов. Эти цифры показывают, что наши монеты, не теряя времени, уходят из обращения, неустанно накапливаясь в надежде присоединиться к одному из кладов, который никогда не вернется в счетные аппараты. Причем инициируют этот процесс сами монеты, превратившиеся в обузу для людей, что носят их в виде тяжелых металлических отпрысков бумажных денег. В конце концов, содержимое наших тесных банок никогда не требовалось переводить в накопления, да оно и накапливалось-то вовсе не для пользы владельца. Уклоняясь от обращения, монеты недавно стали использовать даже коронавирус, что сильно встревожило как банкиров, так и ретейлеров. Так, в июле 2020 года Федеральная резервная система США столкнулась с опасениями встревоженных американцев по поводу катастрофической нехватки монет. Однако проблема заключалась вовсе не в их дефиците, а в том, что монеты простаивали в своих убежищах, находясь вне денежного обращения. ФРС даже создала специальную Целевую группу по монетам США, которая призывала американцев опустошать все нарастающее количество банок с монетами-раздражителями^[117].

Поведение монет в этом мысленном эксперименте можно охарактеризовать как дарвиновское. Монеты, как и мхи или анемоны, стремятся выживать и могут делать это, не задумываясь о процессе. В биологии реальная борьба за выживание происходит на тех уровнях, что ниже уровня организма или вида – эта борьба заложена в наших генах. Все мы можем хотеть выжить, но наши эгоистичные гены борются в первую очередь за то, чтобы они могли воспроизвести себя и лишь во вторую очередь за то, чтобы воспроизвести нас. То же самое можно предположить и о монетах. Это становится очевидным, когда мы размышляем о мемах – слове, изобретенном Ричардом Докинзом для обозначения культурного эквивалента биологического гена. Мем – это закодированный фрагмент информации, который может быть воспроизведен и передан из поколения в поколение. Мемы могут включать такие вещи, как мифы, мелодии или привычки ума. Они выполняют такие задачи, как строительство убежища или придание определенного облика горшку. Как и в случае с ДНК, культурные мемы допускают сбои при копировании и передаче информации. Сегодня интернет-мемы возникают и развиваются со скоростью, превышающей любые скорости живого мира, за одним исключением – скорости вдохновленного биологией выражения «быть вирусным»^[118]. Вариации, возникающие в результате такого развития, могут способствовать или препятствовать выживанию в ходе неумолимого процесса естественного отбора, конечным результатом которого является культурная эволюция. По иронии судьбы идея о том, что монеты эволюционируют таким образом, была предложена за много лет до того, как Чарльз Дарвин опубликовал в 1859 году «Происхождение видов»^[119].

В мире монет султани из книги Памука никогда бы не извинялся за то, что он являлся подделкой. Если муха-разбойница (Wyliea mydas), маскирующаяся под осу, является полноправной частью природы и имеет в ней свое место, то и фальшивая монета должна быть признана реальной составляющей нумизматической жизни. Не следует ожидать, что «превосходные» мемы подлинных монет обрекут подделки на вымирание. На самом деле большинство подделок стараются максимально точно воспроизвести мемы подлинных экземпляров. Они придерживаются той же стратегии выживания, что и мимикрирующие в природе «поддельные» организмы (такие как муха-разбойница), и обеспечивают собственное выживание, обманывая своих хозяев и заставляя их относиться к ним как к чему-то другому. Итак, если у фальшивой монеты есть мемы, которые достаточно точно воспроизводят мемы настоящих монет, то почему эти мемы должны заботиться о том, какие – настоящие или поддельные – монеты являются их носителями? В своей совокупности мемы довольно эгоистичны и совершенно не заботятся о человеческих проблемах. Их название meme и вовсе громко заявляет лишь об их собственной повестке – MeMe («мне, мне») ^[120].