Глава 4
В тот момент мне казалось, что терять нечего. Как же я ошибалась.
* * *
Повезло успеть на ночной автобус, курсирующий по городу. Он довёз меня почти до моего района, осталось только преодолеть пешком пару километров, и я дома. Дошла до квартиры и обессиленно упала под дверью. Стёртые в кровь стопы гудели.
Я устала. Как же я, чёрт возьми, устала. От этой взрослой жизни устала. От ответственности устала. Устала всё тащить на себе.
– Серафима, ты дома, – доносится до меня голосок Анечки. В коридоре темно, только свет прорывается сквозь щель под дверью нашей спальни.
– Пирожочек, ты чего не спишь? – бормочу, еле ворочая языком.
Надо как-то собраться. Нельзя, чтобы она видела меня в таком состоянии. Вымыться, вычистить себя изнутри от Сабурова. А ещё лучше окунуться в купель со святой водой. Может, тогда его запах, которым я пропиталась, перестанет щекотать ноздри.
Слышу писк. Кошачий. Разлепляю веки.
Аня стоит рядом и держит в руках пушистый комочек. Смотрит на меня своими глазами-блюдцами.
– Я его у подъезда нашла. Давай оставим.
Маленький носик, пухлые щёчки, русые волосы, завитками обрамляющие лицо. Совсем не похожа на меня или на свою мать. Ни характером, ни поведением. Наверное, если бы в ней нашлось что-то от Инны, я не смогла бы её принять. Но она совершено другая.
– Нет, Аня, – слышу в голосе стальные нотки и сама себя ненавижу, – мы не можем позволить себе котёнка.
Как ей объяснить, что я едва в состоянии нас с ней прокормить?
Что мне неизвестно даже, как мы проживём следующую неделю. Что я рискую оказаться за решёткой из-за ублюдочного отчима, доставшегося мне в наследство от непутёвой мамаши.
Я частенько думала о том, что зря она рожала. Не каждая женщина, имеющая матку, должна воплотить детородную функцию в жизнь. Спросил бы кто меня, хочу ли я появляться на этот свет, не уверена, что дала бы утвердительный ответ.
Для Инны я стала довеском, тяжёлой ношей, которую приходилось нести, пока она имитировала хорошую жену. Необходимостью. Отец хотел детей, а общество навязывало ей статус не только жены, но и матери. Не знаю даже, любила ли Инна отца или ей нравилась его способность зарабатывать деньги, обеспечивая её всем необходимым.
Я не помнила её слёз, когда нам сообщили, что папа погиб. Помню только кромешную тьму, которая накрыла меня как одеялом. Я укуталась в него, а она проникла в каждую мою пору. Заполнила меня изнутри, и с того дня я больше не видела света. Не ощущала его. Мир погас.
Той осенью мне исполнилось восемь лет. А я чувствовала себя такой же старой и потрёпанной, как осенняя листва, гниющая на влажной земле. Ветер пинал меня, ударяя по щекам, пока я в одиночестве сидела на детской площадке, в то время как взрослые организовывали похороны.
Никого больше не интересовала судьба маленькой девочки, брошенной всеми, детство которой так резко оборвалось.
Тогда мне ещё никто не объяснил, что право быть слабой нужно заслужить. А пока не заслужишь, либо стань сильной, либо сдохни.
И до того дня я ещё не могла осознать, что мама меня не любит. Подобное невозможно принять и понять. Другой мамы я не имела, и казалось, что её холод, отстранённость и брезгливость – норма.
Чем сильнее она отталкивала от себя, тем сильнее я к ней тянулась. Любила её. Любила, как любит маленький зверёк, появившийся на свет в опасном тёмном лесу. Понимающий, что в нём его единственная защита – это мама. Инстинктивно. Так как природа заложила в живое существо чувство самосохранения. Ведь, действительно, кто бы меня ещё защитил от этого сурового мира. Никто.
Но почти сразу после похорон отца Инна исчезла.
И спустя пару месяцев на пороге объявился мужчина с документами, подтверждающими его права на долю матери в квартире. Оказалось, что Виктор – мой отчим. Они поженились вскоре после смерти папы. Слишком скоро. Но она и от него сбежала. Не знаю, как всё было на А она вернула долг за наш с дедушкой и бабушкой счёт.
– Спичка, ну пожалуйста, – Аня подходит ближе, вытягивает руки, показывая несчастного, жалкого на вид котёнка, – я буду за ним ухаживать. Честно-честно!
Гляжу на обоих, сдерживая рвущееся наружу отчаяние. В холодильнике шаром покати. Последнее время я только и размышляла, где взять деньги на еду и зимнюю одежду для сестры, потому что она почти из всего выросла.
Внутри вскипает гнев, лавой обжигающий всё, к чему прикасается. Он съедает меня. Пожирает заживо.
Я поднимаюсь на ноги, смотря сверху вниз на ребёнка. Вижу её беззащитное, полное надежды личико. А во мне лишь растёт злость.
– Аня, а чем ты будешь кормить его? – кричу на неё и слышу визгливые нотки в собственном голосе, царапающие воздух, как ногти стекло. – У нас жрать нечего, а ты притащила этого опарыша сюда! Чтобы утром его не было дома!
С каждым произнесённым мной словом глаза Нюты становились больше, круглее, наполняясь слезами. Можно подумать, это не её мамаша разрушила наши жизни, а я.
– Ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу! Ты плохая сестра! Не-на-ви-жу! – выплюнув эти слова, Аня прижала несчастного котенка к груди и убежала в нашу спальню, оставив меня одну.
Во мне нет сил её утешать. Внутри лишь пустота.
Забралась в ванную. Вроде хотелось реветь, но не получалось. Выплакать все скопившиеся эмоции. Лютую ненависть, бьющуюся в виски, стоило вспомнить лицо Сабурова. Я закрыла глаза руками, прижимая ладони к векам, словно это могло помочь стереть с роговицы его физиономию.
Такой уверенный в себе, будто жизнь никогда не отвешивала ему оплеух. Читала о нём. Выходец из богатейшей династии. Спортивные достижения. Учёба в Англии. Пост во главе семейной компании. Весь мир у его ног. И я была у его ног.
Бог, поцеловав при рождении в лоб, устелил его путь лепестками роз, а мой – гвоздями. Вспоминая, как Ратмир смотрел на меня, сжимала кулаки всё сильнее. Столько превосходства было в том взгляде, будто я очередная букашка, которую он раздавит тяжёлым ботинком. А вскоре даже не вспомнит. А всё лишь потому, что ему повезло родиться в нужной семье.
Я тёрла кожу под горячими струями душа до красноты. До раздражения. Пока не стало больно до неё дотрагиваться. Но почему-то по-прежнему ощущала, как его пальцы касаются моих щёк или надавливают на макушку.
Память о каждом его прикосновении не смылась с меня, как я рассчитывала. Осталась на коже и жалила, заставляя испытывать острый приступ стыда. Весьма запоздалый.
Глава 5
У меня имелся серьёзный разговор к этой суке – Анжеле. Долго до меня доходило, что она просто подставила меня.
Она не появлялась на тренировках. Как мне казалось, намеренно избегая стычки со мной. Но чем дольше её не было, тем сильнее разгоралась моя фантазия. Вырву её космы вместе со скальпом.
– Серафима, пройди в тренерскую, – обратилась ко мне после отработки элементов Марина Юрьевна. Мой тренер.
Мышцы мягкие, горячие от долгих физических упражнений. Занимаясь, я забылась. Погружалась в себя, оставляя все проблемы за пределами спортивного зала. Будь у меня возможность, я бы и вовсе не покидала территорию «Крыльев».
Несмотря на мой дурной нрав и неблагополучную семью, тренер проявляла ко мне благосклонность. Не знаю, жалость руководила ей или надежда на моё светлое будущее. Возможно, и то и другое.
Усаживаюсь на стул, вытянув ноги в обтягивающих чёрных лосинах, приготовившись выслушать очередные наставления.
– Спичка, впереди соревнования, но ты сейчас находишься в самой плохой своей форме. Даже не знаю, имеет ли смысл тебе участвовать, – слова прозвучали как гром среди ясного неба.
Марина Юрьевна говорила спокойно, рассудительно. Видно, что готовилась к этому диалогу не первый день.
Я вся подобралась. Села прямо и посмотрела на тренера, выискивая в её глазах сомнения. Но их не было. Да я и сама знала, что она права.
С того момента, когда дедушку госпитализировали, я только и делала, что выживала. Отбивалась от отчима, лавировала между посещением больницы, заботой о Нюте и тренировками.
– Марина Юрьевна, – в моём голосе мольба, – прошу вас, вы же понимаете, что, если я пропущу соревнования, меня даже не станут рассматривать в резервный состав сборной. Мне нужно показать себя.
– Не знаю, что ты собралась показывать, Спичка. Если других девочек мне приходится сажать на диету, то ты выглядишь как жертва Освенцима. Тощая, под глазами синяки. Да и не только под глазами. Я всё понимаю, вижу, как ты стараешься, но если так и дальше продолжаться будет, то ничем не смогу тебе помочь.
– Пожалуйста, – горло сдавливают рыдания, я чувствую, что могу потерять всё, если меня лишат моей мечты.
Тренер смотрит строго. Нет в ней жалости и сострадания. Как бы она ни была ко мне лояльна.
– Серафима, конкуренция слишком высока, чтобы давать кому-то поблажки. Возвращай свой прежний уровень или уходи. Больше месяца я не могу тебе дать.
Вышла из кабинета, пообещав исправиться. Но что я могла сделать? Куда мне деться от отчима, от безденежья? На моих руках больной дедушка, лежащий в больнице после инсульта. Скоро его выпишут и мне нужно будет искать человека, который помог бы за ним ухаживать. И маленькая сестра. И всё всегда упирается в деньги. А их у меня нет.
В поле зрения появился пережжённый хвостик белых волос Анжелы.
Успела её застать выходящей из раздевалки. Она держала пузатую спортивную сумку в руках, и почему-то в голове мелькнула догадка. Анжела выгребла из шкафчика все свои пожитки и больше сюда не вернётся.
– Далеко собралась? – преграждая ей путь, интересуюсь, оставив между нашими носами минимальное расстояние.
Девушка хмыкает, будто ей крайне весело. Окидывает меня насмешливым взглядом.
– Что, обижаешься оттого, что не удалось добраться до тела Сабурова?
Смотрю на неё удивлённо. Нет, обман заключался не в том, о чём я подумала. Анжела даже не могла помыслить, что я окажусь так близко к цели.
– А что же ты не предупредила меня? – Не хотелось признаваться, что я не только встретилась с ним, но и отсосала. Бесплатно.
– Чтобы жизнь мёдом не казалась, – обходя меня, высокомерно бросает мне, – тебе и так всё легко достаётся, сама как-нибудь выкручивайся.
Сжимаю кулаки, сдерживая себя от того, чтобы не проехаться ими по её лицу. Но мне нужна её помощь. Она моё единственное связующее звено с тем миром. Миром, о котором я ничего не знаю. Миром, где водятся деньги.
А потому я унимаю гордость и произношу:
– Анжел, пожалуйста.
Она оборачивается. Рассматривает меня. Колеблется. Чувствую, что хочет уйти, но что-то её останавливает.
– Вот, – протягивает наконец безвкусно оформленную золотую визитку, – когда будет совсем край, обратись к ней.
Край… Я не на краю. Я уже лечу с обрыва.
Спустя пару минут сквозь окно я увидела, как Анжела садится в джип стоимостью как однушка в Москве. Должно быть, в нём и закончилась её спортивная карьера.
Я повертела визитку. Чёрной вязью на золоте выгравирован номер телефона и указано имя – Айла. Агент по элитному эскорту. Иными словами, сутенёрша.
Если Анжела сказала, что к Айле стоит обратиться, когда всё станет совсем плохо, значит, заплатить за услуги этой женщины мне придётся по самой высокой ставке. Душой.
* * *
В перерывах между тренировками я направилась к школе, чтобы забрать сестру. Она стояла на потёртых каменных ступеньках, опустив голову. Сердце подсказало, что что-то стряслось.
– Пирожочек, ты чего такая грустная?
У меня так и не поднялась рука выбросить котёнка. И уходя утром из дома, Аня только и ждала момента, когда вновь сможет его потискать. Ей так мало нужно было для счастья. Я не посмела лишить её и этой крупицы.
Но вместо того, чтобы, как обычно, нестись ко мне со всех ног, она понуро смотрит в пол.
– Серафим, – начинает, и чую неладное, редко она обращалась ко мне по имени, – с тобой хочет поговорить директор школы.
Если память мне не изменяет, директором школы был добродушный дядька. Аня выглядела такой расстроенной, что я даже не стала спрашивать, по какой причине меня вызывают на ковёр.
– Хорошо, пошли со мной, подождёшь в коридоре, – бодро сказала, взяв сестру за руку. Что бы она там ни натворила, всё это ерунда по сравнению с моими выходками.
Я была настоящим наказанием для учителей. До сих пор помню, как под лестницей лупила мальчишку из своего класса. За то, что задирал меня. Обзывал. Кольцо с моего безымянного пальца оставило на его щеке след, который так и не прошёл. Ему на помощь прибежал друг и ударил меня прямо в солнечное сплетение. Я согнулась, задыхаясь, забыв, как дышать, и сползла по стенке. Они уходили, пятясь, видя, как мне дурно. Но, конечно, не помогли. Только через пару минут вернулась способность дышать.
Но мне всё прощали. Год прошёл, как я окончила школу, а моя фотография до сих пор висела на доске почёта. На ней я улыбаюсь во весь рот после очередного первого места на Гран-при. Мало кто из нашей подмосковной глуши добивался успехов. Видимо, пока достойной замены мне не нашлось.
Поднялась на второй этаж и замерла у двери. Читала раз за разом фамилию нового директора, указанную на табличке. Воронова. Я и не в курсе этих кадровых изменений.
Глава 6
Значит, бывший завуч доросла до новой должности.
Во мне всё восстало против, и рука, вместо того чтобы постучать перед входом в кабинет, легла на дверную ручку, отворяя.
Мама моей заклятой подружки выглядела как холёная, но вечно недовольная жизнью женщина. Короткие светлые волосы уложены в причёску. Костюмчик, купленный явно не на зарплату, сидел по фигуре.
Она вздрогнула, когда я беспардонно нарушила её покой. Подняла полный ненависти взгляд на меня, став до ужаса похожей на свою дочь.
– Спичка, что ты себе позволяешь! – повысила голос, так что мои барабанные перепонки затрещали и вернулось то неприятное ощущение, которое я испытывала, находясь рядом с ней. Оно выработалось во мне за долгие школьные годы.
Бывший завуч, а ныне директор, прикладывала максимум усилий, чтобы сжить меня со свету. А точнее, из школы. И мне уже на инстинктивном уровне понятно – хорошего от неё не жди.
– Аня сказала, что вы хотели меня видеть, – равнодушно поясняю, приземляясь на стул напротив неё.
Знаю, что веду себя дерзко. Необдуманно. Но держать себя в руках и проявлять к ней уважение я просто не в состоянии.
Сколько раз она становилась свидетелем несправедливости по отношению ко мне. Порой выступая инициатором. Но чаще оставаясь лишь сторонним наблюдателем.
Когда меня обижали детки из богатых семей, их родители за них заступались. А я подобной защитой не обладала. Эта женщина со странным злорадством наблюдала, как меня отчитывают упоротые мамаши сыновей, которым доставалось от меня. Во мне и сейчас веса немного, а в школе… смешно вспомнить.
– Как поживает дедушка? – спрашивает неожиданно мягко, изображая губами улыбку. – Я слышала, что у него случился инсульт.
Смотрю на неё. Горло сдавливает чья-то невидимая рука, мешая дышать. От догадки. Слишком неприятной. Горькой. Страшной.
Улыбается, а в её глазах жажда крови. Моей крови. Ей хочется сделать шаг своими модными лодочками и надавить мне на горло. Я уже и не помню, чем заслужила её особое к себе отношение. Но одно понимаю точно – директриса перекинулась на Нюту.
– Тебе, наверное, нелегко приходится. Одна с маленькой сестрой на руках и больным дедом? – склоняет голову. Говорит мягко. Тихо. Будто перед ней буйнопомешанный клиент психушки.
Мне не нравился её заход издалека.
– Нормально. Что вы хотели? Зачем я здесь?
– Предупредить. Чтобы ты не удивлялась, когда органы опеки проверят, как поживает Анечка. Слышала, у вас в доме посторонний мужчина, который не является ни тебе, ни Ане отцом?
Улыбается ещё шире. Торжествующе. Того и гляди обколотое ботоксом лицо треснет.
В голове разгорается пожар. Он поглощает меня. Ощущаю, как языки пламени сжигают мой разум, спокойствие, сдержанность. Они пеплом оседают внутри черепной коробки.
Моргаю.
В следующее мгновение обнаруживаю себя стоящей на коленях на её дубовом столе. Когда успела смести с него все бумажки, с помощью которых она изображала бурную деятельность, понятия не имею.
Пальцы впились в её липкие, залаченные волосы.
Вижу напротив напуганные, ошалелые, изумлённые глаза матери бывшей одноклассницы.
Усталость и страх так давили на меня, что я едва ли была способна адекватно обрабатывать информацию. И, стоило понять, что с помощью этой мымры я рискую потерять Аню, мозг закоротило.
С моих губ сыпались угрозы. Бесполезные. Бестолковые.
Ну что я могу ей сделать? Как запугать, чтобы она не звонила в службу опеки? Я не смогу жить, зная, что Аня где-то далеко и ей плохо.
Моргаю.
Я всё так же сижу на своём месте. Опускаю взгляд на сжатые на коленях кулаки. Смотрю прическу директрисы, что в полном порядке.
По-прежнему улыбается, чуть наклонив голову вбок. Наблюдает за моей реакцией.
Как бы мне хотелось действительно вцепиться в её рожу. Выколоть эти глазки, как пуговки, и стереть ехидную улыбку.
Но я всё же чуточку соображала. В кабинете установлены камеры. А мне не хватало только ещё одной повестки на допрос.
В случае с её дочкой я знала, что та не посмеет на меня жаловаться. Ну разве что мамочке. Наши общие знакомые не простили бы ей стукачество ментам.
А мамашка использует любую возможность, чтобы меня закопать. И я не хотела давать ей лишний повод.
Не удивилась бы появлению на моём пороге главы их семейства. Того самого, что заработал на должность жене и цацки дочке. Удачливый гопник, оказавшийся в нужное время в нужном месте. Видела я его в школе. Чесал яйца прямо на линейке.
Воображение рисует, как он вызывает меня на разговор. Объясняя, как чёткий мужик, чтобы не трогала его баб. Ещё и брательников своих позовёт. Для пущей убедительности.
Я молчала. Чуяла, что она исполнит сказанное в любом случае. Значит, всё впустую. Могла бы попробовать поунижаться. Наверняка она рассчитывала, что я примусь ползать у неё в ногах. Но разве это помогло бы удержать её от звонка в опеку? Только ей удовольствие бы доставила.
Хлопнув дверью, я покинула её кабинет и наткнулась на стоявшую, прислонившись к стене, Аню.
Опускаюсь на колени и обнимаю её что есть мочи. Розовый пуховик сдувается от моего натиска, а девочка пищит, но не дёргается. Я не хочу её терять. Она всё, что у меня есть. Мой самый близкий человек. Губы кривятся от подступающих слёз, и я не разжимаю объятий, чтобы она не видела их.
– Спичка, я сейчас задохнусь, – сдавленно произносит, имитируя нехватку воздуха.
– Прости, Пирожочек.
Я быстро поднимаюсь на ноги и отворачиваюсь. Украдкой вытирая уголки глаз.
– Спичка, всё так плохо? Что случилось? Что ведьма тебе сказала?
– Ерунда, Нют, ничего такого, с чем бы я не смогла справиться.
Тёплые пальчики касаются моей ладони, и я сжимаю их, вливая в неё крупицы уверенности, которых у меня так ничтожно мало.
Не Сабуровым единым. Но я обязательно что-нибудь придумаю.
* * *
После тренировки я долго вертела в руках визитку. Ту самую. Золотую. Как намёк на золотые горы, которые обещает женщина позвонившей ей дурочке.
В моём запасе нет иных активов кроме красоты. Мой ум без диплома и опыта никому не нужен. Мои спортивные достижения пока не олимпийского масштаба, чтобы находились доброхоты с тугими кошельками.
Прежде чем совершить ещё один шаг, я продумывала разные варианты. Бросить спорт, устроиться на работу. Уничтожить свою мечту. Только кем бы я устроилась? Баристой в кафе? Посудомойкой на кухне? Официанткой в ресторане?
Угробить долгие годы адского труда ради весьма сомнительной перспективы работы за небольшие деньги.
Набрала номер. Гудки тянулись долго. Так долго, что хотелось положить трубку. Будто в ад звоню заключать сделку с дьяволом.
– Я вас слушаю, – ответил резкий и в то же время приятный женский голос.
Во рту пересохло.
– Ваш телефон мне дала Анжела Селивёрстова, – быстро тараторю, проглатывая буквы, – она сказала, что вы можете помочь.
Ничего подобного она, конечно, не говорила.
– Ты тоже гимнастка?
– Да.
Позднее выяснилось, что именно мои спортивные достижения способствовали нашей встрече. Простые девочки её не интересовали. Какими бы красивыми они ни были.
Глава 7
Офис, куда меня пригласили на «собеседование», больше подходил для какой-то крупной компании. Место, где занимаются серьезным бизнесом.
Расположенный в одной из башен Москва-сити, он намеренно кричал об успехе его руководительницы.
Дорогой ремонт, со вкусом выбранная мебель. До мелочей продуманные детали интерьера. Запах элитного парфюма витал в воздухе, смешиваясь с ароматом свежеприготовленного кофе.
Как если бы я пришла устраиваться на обычную работу, на входе меня встретила приветливая секретарша. По её картонной улыбке невозможно прочитать ни одной эмоции. Словно голограмма из фантастического фильма про будущее. Предъявите мультипаспорт.
Айла вышла на встречу со мной, тут же создав впечатление, что я для неё важная персона. Но это обманчивое чувство вскоре бесследно исчезло.
Женщина почти сразу заставила меня раздеться до трусов. И рассматривала меня, как товар на полке под лучами палящего солнца, пробивавшегося сквозь панорамные окна. Я стояла и сгорала от стыда в своих белых трусиках в горошек. Таких же, как я покупала для Ани. Только размером побольше.
Вздрагиваю, когда холодные пальцы дотрагиваются до кожи ягодиц и пробираются под резинку, оттягивая ткань вверх. Для большего обзора тела. Изучает товар.
– У тебя божественная кожа.
Слова вовсе не звучат, как комплемент. Скорее, как описание качества товара. Ведь скоро я буду принадлежать ей.
– На какую сумму ты рассчитываешь и что умеешь?
Мне позволили одеться и посадили на стул, подключив к полиграфу. Каждое моё слово проверялось. Взвешивалось. Оценивалось.
– Это необходимая формальность. Мои клиенты очень богатые люди, – поясняет.
Я видела подобный аппарат только в кино. Не могла даже помыслить, что и меня к нему подключат. Оттого и казалось, что сижу на допросе. С пристрастием.
Заметно нервничаю. Меня напрягает вся эта ситуация. И одновременно успокаивает. Ведь Айла избавит меня от ошибок, которые я совершила с Сабуровым. С ней я не нарвусь на мужчину, который меня использует и выставит за дверь.
– Мне нужна большая сумма денег. Сразу, – мну в руках салфетку, – а из умений разве что начальные знания минета.
Айла фиксирует каждое моё слово, делая пометки в телефоне.
– Сколько было половых партнёров?
Теряюсь. Сабурова можно считать половым партнёром?
– Ни одного. Наверное. Я девственница.
Айла резко поднимает голову от гаджета и смотрит на меня будто заметила только что. Придвигается ближе. Хочет поближе рассмотреть последнюю девственницу Москвы.
– Тогда у меня есть для тебя предложение, – улыбается, – мы выставим твою девственность на аукцион.
* * *
С Айлой всё завертелось так стремительно, что у меня едва не закружилась голова.
И вот спустя пару дней я стою в коротких шортах, открывающих вид на складку ягодиц и длинные ноги. Топе, сквозь который можно рассмотреть напряжённые соски. Не от возбуждения. Просто мне холодно.
На дворе ноябрь, а московская элита приглашена на вечеринку у бассейна.
Айла сказала, что моему личику следует как можно чаще светиться на вечеринках. И она с лёгкостью устроила пропуск на них.
Мне по-прежнему о ней известно не более того, что было написано на той золотой визитке. Ни фамилии. Ни настоящего имени.
– Ты очень красивая девочка, – по-матерински нежно погладила по щеке Айла и заправила прядь волос за ухо, – не будем искажать твою красоту косметикой.
Меня это расстроило. Без косметики я выглядела совсем юной. Боялась, что это может лишь отпугнуть. А ещё косметика защищала. За тональным кремом, ресницами и тенями не видно, как стыдно мне торговать собой. Своим телом. Своим достоинством.
Повсюду, куда ни плюнь, богачи. Не только мужчины, но и женщины.
Здесь я впервые ощутила на себе заинтересованные взгляды обеспеченных дам. Это отозвалось во мне странным и малоприятным чувством. Так хотелось сбежать отсюда. Скрыться от раздевающих глаз и вымыться в хлоргексидине.
– Мы быстро найдём тебе спонсора, если всё сделаешь правильно, – вкрадчиво объясняла она хрипловатым от постоянного курения голосом.
Спонсоры – так она называла мужчин, готовых платить за секс. Он может быть один постоянный. Или множество разных. В зависимости от моих потребностей и финансовых возможностей мужчины, которому я приглянусь.
От подобных наставлений становилось страшно и дурно. Я видела цель – деньги, но не имела никакого представления о пути к ним. Через чужие постели.
Я подумаю об этом потом. Не сейчас.
– Понимаешь, люди, которые ко мне обращаются не стремятся к отношениям. Никакой долбёжки мозгов. Им не нужны иные обязательства кроме финансовых. В этом бизнесе всё честно.
Мне было плевать, какими целями руководствовались её клиенты. Мне просто нужны деньги.
* * *
Я его ещё не успела увидеть, но уже ощутила, что он здесь. Кожей. Всё во мне будто пробудилось. Очнулось.
До определённого момента я болтала с другой такой же, как я, девчонкой возле бассейна. Рассматривала людей, ловила их взгляды на себе. Создавала иллюзию веселья. Улыбалась. Фальшиво смеялась.
А потом в один миг обстановка вокруг изменилась. Хотя всё осталось прежним. Пресным. Противным.
Обернулась. Точно магнитом потянуло именно в ту сторону, где он стоял. С девушкой.
Оценивающе на неё смотрела. Красивая. Фигуристая. Льнула к нему и в рот заглядывала. Прямо Ким Кардашьян. Не жопа, а паровоз. Пф! Красное платье туго облепляло её тело. Сплошь одни изгибы. При всей привлекательности, при внимательном рассмотрении, лицо показалось лишённым индивидуальности. Пухлые губы. Пушистые ресницы. Тонкий носик. Таких толпы в инстаграме.
Сабуров по-хозяйски поглаживал её округлое бедро. Но неотрывно смотрел на меня. Вспоминая растоптанную им девчонку. Узнавая её без макияжа королевы выпускного.
Его жалящий взгляд не упустил ни единой детали. Прошёлся по голым ногам, откровенным шортикам, прикрывающим не больше, чем трусики-слипы. Груди, едва спрятанной топом. Всё на продажу. Он оценил.
И мне тут же захотелось исчезнуть. Забиться в самый дальний угол. Вместо этого я выпустила иголки, как ёжик, защищаясь от атаки.
Он ко мне не подойдёт. Чувствовала это.
Но, казалось, так громко слышала его мысли, как если бы он стоял рядом. Наедине. Без остальных участников этой дурацкой вечеринки.
– Не оставляешь попытки себя продать? – читаю в его ироничной улыбке. Первой улыбке, которой он меня удостоил. Такой пустой и лишённой чувств, что я поёжилась, ощущая её холод.
Логично. Ведь я для него тоже зияющая пустота. Ничто.
– Не твоё дело! – парирую, высоко задирая подбородок и перевожу взгляд на его спутницу. – Где ты таких находишь? По объявлению в «Жёлтых страницах»?
– В шкафу рядом с носками, – изгибает тёмную бровь. – С каких пор детей пускают на такие вечеринки?
Кто-то подходит к Сабурову и его спутнице, и этот короткий зрительный контакт рушится. Обрывается. Как телефонные провода в грозу.
А я не могла оторвать от него взгляда. Смотрела и смотрела. И сама хотела его внимания. Не знаю почему.
Ратмир источал запах денег и власти. Спокойствия и уверенности, которые может испытывать только человек, не имеющий проблем. Потому что он сам проблема для других. Я заметила, что люди его сторонятся. Проходя мимо, опускают глаза в пол. Боятся.
* * *
Айла запретила брать с собой телефон. Поэтому укрыться мне было негде. Присев на шезлонг, водила пальчиком по обтягивающей его ткани и не знала, куда себя деть.
– Привет, малышка, – обращается ко мне мужчина.
Едва не подпрыгиваю от испуга. Я даже не заметила, что кто-то сел на соседний шезлонг.
Он протягивает мне украшенный ананасом коктейль.
На вид симпатичный. Ровесник Ратмира или младше. Улыбаюсь ему. Не потому, что хочу. Пусть этот козёл видит, что он не единственная рыбка в аквариуме.
Айла предупредила, что на сегодняшней вечеринке будет множество мужчин, которых заинтересует моя девственность. А вдруг именно он предложит самую большую цену за неё? Не самый плохой вариант.
– Как столько дивное создание тут оказалось?
Пришлось приложить максимум усилий, чтобы не поморщиться от такого пошлого обращения. Как всё это выдержать?
Тяну время перед ответом, отпивая коктейль. А заодно занимая рот, из которого вот-вот может вырваться нечто грубое. Правдивое.
«Я пришла сюда продавать себя. А вы?»
В отличие от Сабурова, мужчина неспособен прочитать мои мысли.
Бармен не поскупился, в бокале сплошной алкоголь. Но на трезвую голову я просто не смогу вести эти тупые беседы. Делаю ещё несколько глотков и почти моментально ощущаю, что пьянею. По телу растекается тепло. Лёгкость. Я такая худая, что моему организму много не нужно, чтобы захмелеть.
– Пригласили украшать этот вечер, – отвечаю фразой, которую заставила заучить Айла.
Может, в ней завуалировано, что я могу украсить за определённую сумму чью-то жизнь?
Стас – так он представился, улегшись на шезлонг, ласкал меня взглядом, явно наслаждаясь тем, что видит. И рассказывал о гостях вечеринки сплетни.
Мне они не особо интересны. Ведь я знаю лишь одного человека. Постоянно ловила себя на мысли, что ищу его глазами. Но он пропал из поля видимости. Может, уединился где-то со своей пассией.
– А что ты скажешь про Сабурова? – сама не замечаю, как с губ слетает этот вопрос.
– Ммм, – протягивает он перед ответом, потирая бороду, – таким милым девочкам лучше с ним не связываться. Или ты уже?
Слишком активно отрицательно мотаю головой. Того и гляди сверну себе шею.
– Нет-нет, упаси боже. Он же страшный.
Глупость, знаю. Скорее устрашающий.
– Женщинам он нравится, – медленно попивая свой крепкий алкоголь, утверждает собеседник.
– А тебе?
– Редкий мудила. Ладно, малышка, принесу нам ещё выпивки.
Он подмигивает мне и уходит в сторону бара. И я с изумлением наблюдаю, как с ним здоровается предмет нашего недавнего разговора.
Они пожимают друг другу руки. Но вместо того, чтобы идти дальше по своим делам, Сабуров удерживает Стаса. Не выпускает его руку. Я вижу, что мой знакомый бледнеет, горбится, пока Ратмир что-то ему сквозь зубы объясняет. Стас активно кивает, как китайский болванчик. И только после этого Ратмир позволяет ему уйти.
Больше в тот вечер Стаса я не видела. Что это вообще было? Зачем Сабуров так поступил?