Однажды темной зимней ночью…

Original title:

The Haunting Season: Eight Ghostly Tales for Long Winter Nights

by Bridget Collins, Imogen Hermes Gowar, Kiran Millwood Hargrave, Andrew Michael Hurley, Jess Kidd, Elizabeth Macneal, Natasha Pulley, Laura Purcell

Перевод Елены Лалаян («Обитатели дома Твейтов», «Поющие болота», «Лили Уилт», «На Солеварной ферме», «В карминной комнате», «Завр Криспа») и Ирины Бадьяровой («Этюд в черно-белых тонах», «Кресло Чиллингема»)

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Copyright in the contribution as follows:

‘A Study in Black and White’ © Bridget Collins 2021

‘Thwaite’s Tenant’ © Imogen Hermes Gowar 2021

‘The Eel Singers’ © Natasha Pulley 2021.

The characters Keita Mori, Thaniel Steepleton and a girl called Six are from the Watchmaker and Pepperharrow series published by Bloomsbury Publishing Plc.

‘Lily Wilt’ © Jess Kidd 2021

‘The Chillingham Chair’ © Laura Purcell 2021

‘The Hanging of the Greens’ © Andrew Michael Hurley 2021

‘Confinement’ © Kiran Millwood Hargrave 2021

‘Monster’ © Elizabeth Macneal

First published in the United Kingdom in the English language in 2021 by Sphere, an imprint of Little, Brown Book Group.

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023

* * *

Бриджет Коллинз. ЭТЮД В ЧЕРНО-БЕЛЫХ ТОНАХ

Не остановись Мортон на том самом месте вытереть пот со лба, он не заметил бы черно-белого дома. А так он как раз поправил фуражку и перекинул ногу через велосипедную раму, когда заметил в стене ворота из кованого железа, а за ними – буквально на миг – нечто черно-белое. Видение было таким мимолетным, что Мортон едва осознал, что именно перед ним, – только то, что увиденное заставило привстать в седле, податься в сторону и заглянуть за металлические прутья. Сквозь пар своего дыхания он увидел дом: старый, деревянно-кирпичный, окруженный негусто засаженным садом-парком. Вид напоминал набросок перьевой ручкой: узкий брус в стенах дома, побелевшая от инея подъездная дорожка, симметрия обрезанных тисов и их длинных теней… Мортон встречал и другие дома вроде этого, но все ветхие, со скособоченными или наклоненными вперед щипцами, провисшими под тяжестью веков. Этот же стоял прямо, сохранив четкие линии и правильные углы. Однако, по всей видимости, новым он не был.

Мортон внимательно его рассматривал. Ему нравились порядок, правила, дисциплина, а этот дом с его отказом от компромисса, очевидным превосходством над силами времени и тяготения заслуживал его одобрения. Мортон долго стоял, глядя сквозь прутья ограды. Тишина была необычная. Сад что-то ему напоминал, но что именно, он понял, лишь когда наконец сорвался с места и отъехал чуть дальше по дороге, да и то потому, что, обернувшись, увидел дом с другого ракурса – между рядами стриженых тисов, стоящих по разные стороны от широкой лужайки. Деревьям придали сложную, хорошо знакомую форму ладей, коней, слонов, короля и королевы, перед ними тянулись длинные ряды пешек. Летним днем картинка показалась бы забавной, но сейчас, в морозном безмолвии, она была завораживающе мрачной. Мортон качнулся на велосипеде и, сворачивая за угол, не без труда вернул себе равновесие. Дом напомнил ему набор для игры в шахматы: фигуры, доску, монохромный узор мороза и тени. По чистой случайности Мортон сделал такой вывод, еще не увидев топиария, если владелец сада именно к этому не стремился и не разбил сад именно с этим умыслом. Или все-таки нет – Мортон подумал, что мог разглядеть деревья за оградой и бессознательно провести аналогию. Вне сомнений, так оно и было.

Мортон согнулся над рулем и сильнее стал крутить педали, борясь с желанием повернуть назад. Поначалу казалось, что дом отдаляется, хотя каждый поворот колес требовал дополнительных усилий, но потом попался крутой холм, и пришлось выкладываться так, что других мыслей в голове просто не осталось. Солнце поднялось выше и стало светить Мортону в глаза из-за деревьев. Он почувствовал приятное тепло, а затем и голод. Маршрут по восьмерке привел его обратно в деревню, где он планировал остановиться на ланч в известном старом трактире. Однако возвращался он другой дорогой и, когда наконец спешился у «Лебедя», думал лишь о пинте местного пива и порции кроличьего рагу или почек с приправами. Мортон вошел в трактир и, сняв фуражку и перчатки, сел у огня.

Лишь когда его одолела приятная усталость, перед мысленным взором снова встал дом. Мортон увидел стриженые тисы, выстроившиеся напротив друг друга через бледную лужайку. В своем воображении он легонько подтолкнул королевскую пешку, двигая ее вперед. Мортон любил шахматы и с удовольствием вспоминал победы над кузенами и сестрой, которая однажды в слезах швырнула доску через всю комнату и с тех пор отказывалась играть. Мало что доставляло ему такое удовольствие, как объявлять шах и мат или наблюдать, как палец противника в негодовании опрокидывает короля, признавая поражение. Мортона до сих пор грела мысль о победе в школьном матче: он играл с капитаном шахматного клуба, который вяло, с ненавистью пожал ему руку, прежде чем ретироваться поджав хвост. Мортону это очень понравилось.

– Что закажете, сэр? – спросил женский голос.

Захлопав глазами, Мортон заказал пинту пива, затем, после некоторого размышления, каре барашка. Еда, когда ее принесли, оказалась на удивление хороша. Полчаса спустя Мортон сидел в том же кресле, чувствуя себя сытым и довольным впервые за последнее время – с тех пор как внезапно покинул свое предыдущее место жительства после всплытия неких неприятных фактов. Обратно в ипсвичский пансион было ехать миль пятнадцать, но Мортон удобнее устроился на стуле и попросил еще пинту пива. Когда служанка поставила перед ним стакан, Мортон, наблюдая, как отблески каминного пламени играют в янтарной жидкости, спросил:

– Вы, случайно, не знаете дом к востоку отсюда с топиарием в виде шахматных фигур?

Служанка замялась. Удивленный, Мортон поднял глаза и как раз успел заметить настороженность в ее взгляде.

– Вы о черно-белом доме, сэр?

– Да, именно, – ответил Мортон. Разумеется, это описание подошло бы сотням домов, но почему-то он не сомневался: служанка понимает, о каком здании речь.

– Да, я его знаю, – отозвалась она и, воспользовавшись паузой, отвернулась.

Вот это дерзость!

– Кто им владеет? – спросил Мортон, подаваясь вперед, чтобы задержать служанку, но при виде его вытянутой руки она вздрогнула и замерла.

– Никто из местных. Старик был последним.

– Но ведь такой дом наверняка кому-то принадлежит, – заметил Мортон, и служанка пожала плечами. – Тогда кто там живет?

– В данный момент – никто. – Служанка наклонилась, чтобы вытереть соседний столик и спрятаться от его взгляда.

В груди у Мортона встрепенулось что-то странное.

– Так он пустует?

Девушка не ответила, и Мортон сделал глубокий вдох, сдерживая раздражение. В этих краях явно не привыкли к образованной публике; похоже, куда чаще здесь обслуживают фермеров и крестьян.

– Мне очень хотелось бы посмотреть тот сад. Зайти, стало быть, на территорию и посмотреть.

– Думаю, ворота там заперты.

– Да, я знаю об этом. Я просто подумал, что… Ладно, неважно! – Мортон откинулся на спинку стула и махнул рукой, отсылая служанку прочь. Та удалилась, не извинившись и не обернувшись.

– Дом сдается внаем.

Мортон вздрогнул. Голос – шелестящий, вкрадчивый – доносился из полутемного угла трактира, который сперва показался ему пустым. Сейчас Мортон увидел там сидящего за маленьким столиком человека.

– Что, простите? – спросил Мортон, подаваясь вперед.

– Я о черно-белом доме, – ответил незнакомец, не шелохнувшись, так что его лицо осталось во мраке. Лишь в тот момент Мортон понял, что зимнее солнце в трактир больше не проникает и день клонится к вечеру. – Извините, – продолжал он, – но не подслушать я не смог. Дом очень красивый, верно?

– Да, впечатление он производит, – отозвался Мортон.

– Если хотите его посмотреть, думаю, маклер вам поможет. Леттерман из комиссионерской конторы на площади. – Незнакомец неловко махнул рукой. Двигался он резко и судорожно, словно его тело удерживала веревка – иначе рассыплется. – Контора неподалеку от ратуши. Вам стоит поспешить: зимой они закрываются рано.

– Ясно. Да, ясно. – Неожиданно для себя Мортон поднялся, хотя буквально минуту назад, разморенный и сытый, едва мог шевельнуться, а стакан с пивом был полон больше чем наполовину. Разумеется, он радовался новой информации и хотел навести справки в комиссионерской конторе; его спешка никак не относилась к блестящим глазам незнакомца и к тому, как роились и клубились тени у него за спиной. – Спасибо, – поблагодарил он.

– Не за что.

– Всего доброго. – Мортон потянулся за фуражкой и перчатками, уронил одну на пол, а наклонившись, чтобы поднять, увидел, что незнакомец сидит за шахматной доской. – А-а-а, вы тоже любитель, – проговорил он, понимая, что торопливые сборы выглядели неподобающе.

– Ну да-а, можно и так сказать, – с улыбкой отозвался незнакомец.

Возникла короткая пауза. При иных обстоятельствах Мортон задержался бы чуть дольше, чтобы со знанием дела поболтать, скажем, об относительных преимуществах дебюта королевской и ферзевой пешки. Вместо этого он снова сказал «спасибо» и поспешил на улицу, обрадовавшись, когда дверь закрылась и лицо обдул холодный ветерок.

Маклер – коротышка в очках и с потертым воротником – не мог скрыть, что удивлен вопросом Мортона, но, справившись с первым шоком, проговорил:

– Да-да, конечно. – Он с готовностью достал ключ. – Черно-белый дом… Конечно, да, он сдается внаем за разумные деньги. Весьма разумные. Вы что-нибудь еще у нас тут смотрели?

Мортон пояснил, что снял комнату в ипсвичском пансионе и до этого дня не хотел – даже не думал – арендовать дом. Он ожидал дальнейших вопросов – такое пояснение рациональным не назовешь, – но маклер, разок вскинув брови, сказал:

– Да-да, конечно, – затем потянулся за шляпой и добавил: – Думаю, вам хочется его посмотреть.

Дом оказался ближе, чем думал Мортон, – на окраине деревни. Но когда маклер открывал ворота, солнце успело сесть за деревья, и сад погрузился в тень. В сгущающихся сумерках топиарий казался массивно-монолитным, будто из черного камня. Мортон замер, медленно оглядывая ряды по разные стороны от него. «Черные против черных», – подумал он, и волосы у него на затылке встали дыбом.

– Мистер Мортон! – позвал ожидающий у двери маклер. – Пойдемте!

Мортон встряхнулся.

– Извините, – проговорил он и поспешил вперед, чтобы прислонить велосипед к стене.

– Как видите, дом полностью меблирован, – сказал маклер. – Насколько я понимаю, нынешнего владельца он не интересует, поэтому все осталось так, как было при старом хозяине. Обстановка слегка старомодная, зато въезжать можно немедленно. При желании – хоть сегодня вечером! – Маклер визгливо хохотнул. – Сюда, пожалуйста…

В доме оказалось темно, потолки – низкие, мебель – старомодная, но не слегка – занимала столько места, что Мортону, следующему за агентом, пришлось ее огибать. Комнаты были длинные; широкие, многочастные окна в сумраке источали синеватый свет. Они прошли узкий коридор и поднялись по лестнице.

– На этом этаже жилые комнаты, – объявил маклер. Теперь он двигался быстро, не давая Мортону времени осмотреться как следует. – Час уже поздний. Здесь мрачновато. Не хочу вас торопить, но…

– Газ в доме есть?

– Нет, боюсь, только лампы. И свечи, конечно же. Если пользоваться газом, пропадет очарование старины, верно? – тон маклера не соответствовал словам; мужчина развернулся, протиснулся мимо Мортона и быстро спустился по лестнице. – Вы увидели достаточно?

Мортон замялся, осматривая сквозь приоткрытую дверь комнату, в которой стояли кровать с балдахином, зеркало, стол на витых ножках и подсвечники с оплывшими, полуобгоревшими свечами. Но его внимание привлек вид на улице – длинные ряды шахматных фигур, ожидающих на лужайке. Оторвать от них взгляд было сложно.

– Да, – ответил он, – вполне достаточно.

– О, что ж, тогда, может быть, мы… – Маклер вяло махнул рукой. – Такой дом подойдет не каждому. Это понятно. Дома с историей зимой могут показаться угнетающими.

– Я снимаю дом.

– Ну и, конечно… – Маклер осекся. – Что, простите?

– Я снимаю дом, – повторил Мортон. Почему местные с таким трудом понимают простейшие предложения? – Вещи я получу к завтрашнему утру. Нам нужно вернуться к вам в контору? Я ведь должен что-то подписать?

– О, нет-нет, времени предостаточно. Сперва устройтесь… – запинаясь, ответил агент. – Мне… я рад, что дом вам подходит. Детали найма обсудим, когда вам будет удобно.

Мортон кивнул. Возникла небольшая заминка, потом, к некоторому своему недоумению, Мортон сообразил: маклер ждет его, чтобы вместе уйти.

– Я останусь здесь, – сказал он. – Ехать обратно к себе уже поздно. Я, наверное, могу поужинать в «Лебеде»?

– Разумеется, но…

– Вы ведь говорили, что при желании я мог бы въехать сегодня вечером.

– Да, говорил. – Маклер откашлялся. – Решать, конечно же, вам. Если заселиться не терпится… – Маклер протянул ключ. – Тогда до завтрашнего утра. Вы знаете, где меня найти. А если… – Маклер переступил с ноги на ногу и добавил: – А если за ночь вы передумаете… то к этому вопросу мы возвращаться не будем.

– Я уверен, что справлюсь, – заверил Мортон. – В гостиной растоплю камин.

– Хорошо. Ну, тогда спокойной ночи. – Маклер кивнул и исчез.

По коридору застучали его торопливые шаги, тяжело захлопнулась парадная дверь. Мортон подождал, давая маклеру время по подъездной дорожке выйти на главную дорогу. Потом он глубоко, с удовлетворением вздохнул: приятно чувствовать себя собственником. Как неожиданно, как удивительно! Мортон едва не рассмеялся, вспомнив, как увидел этот дом с дороги – неужели это было сегодня утром? – и вот он принадлежит ему, можно исследовать, подчинять себе…

За последние несколько секунд почти совсем стемнело, поэтому Мортон взял со стола подсвечник и зажег свечи. С ним Мортон стал обходить одну комнату за другой, огибая стулья с ножками в форме звериных лап и пыльные портьеры. Он брал книги с полок, открывал шкафчики и ящики столов. Маклер назвал дом «полностью меблированным», но Мортону, скорее, чудилось, что его оставили нетронутым, бросили в одно мгновение. В идеальном порядке была лишь одна комната в глубине дома – детская с аккуратным рядом игрушек, маленькой крикетной битой в углу, миниатюрной шахматной доской на банкетке и стопкой книг. Мортон замер на пороге, потом захлопнул дверь сильнее, чем следовало, и двинулся дальше.

Каждая вторая комната хранила следы старого хозяина: ничего столь очевидного, как недоеденная пища или недокуренная трубка на приставном столике, но были свечи, мыло на умывальнике, полотенце на перекладине… В гостиной обнаружился раскрытый номер журнала «Чесс плейерс кроникл»^[1], оставленный на диванном подлокотнике, словно читавший хотел отметить нужную страницу. Перед диваном, в затененном углу комнаты, стоял набор шахматных фигур, готовый к началу игры. Фигуры были каменные или из гагата и слоновой кости? Мортон взял пешку, ощутил ее масляную гладкость и аккуратно поставил на то же место перед ферзем. Потом, наверное, он найдет в «Кроникл» шахматную задачу и будет решать ее, пока сонливость не заставит отправиться на боковую. Задачи всегда давались Мортону легче, когда перед глазами у него были фигуры на настоящей доске. Он поправил пешку кончиком пальца, чтобы она встала точно в центр клетки, и отвернулся. Когда Мортон выходил из гостиной, у него вдруг возникло нелогичное чувство, что он забыл что-то сделать или совершил ошибку: оставил стакан там, где его легко уронить, задев по неосторожности, или не закрыл окно перед грозой. Уже в кухне, просматривая бакалею в буфетах, он понял, криво улыбаясь собственной причуде, что, как вежливый шахматист, должен был сказать: «Жадуб»^[2].

У Мортона зуб на зуб не попадал. Первой задачей было притупить остроту холода. Глядя на огромную нерастопленную печь, Мортон был вынужден признать, что здесь не лучшее место для ночлега. Но потом он вспомнил, что по дороге сюда маклер упоминал приходящую служанку – вне сомнений, ее трудами объяснялось отсутствие пыли и паутины. Завтра он договорится о том, чтобы она привела дом в порядок, ну а пока Мортон даже наслаждался одиночеством и поисками в буфетах нужных вещей. Однажды в детстве после какой-то шалости он прятался несколько часов, с нарастающим удовольствием слушая, как в голосе матери появляется беспокойство, переходящее в страх. Он заставил маму звать его много раз, потом наконец вылез, упиваясь собственной властью. Неизвестно почему сейчас вспомнился тот случай, но на его лице появилась нехарактерная для него сухая гримаса, пока он разыскивал старые газеты на растопку, а затем опустился на колени, чтобы разжечь огромный камин в гостиной. Когда огонь разгорелся, Мортон сел на колени и глубоко, с удовлетворением вздохнул. Изначально он собирался поужинать в «Лебеде», но понял, что не проголодался, и сейчас, разведя огонь, не испытывал желания выходить из дома в студеную ночь. Мортон поднялся, стряхнул пепел с брюк и подошел к окну. Раздвигая шторы, он замер, завороженный видом сада. Взошла луна, сделав лужайку серебристой, а деревья и их тени – глубоко-черными; под ее ледяным сиянием весь мир превратился в жемчуг и черное дерево. Пейзаж казался потусторонним, сверхъестественным – Мортон в жизни не видел ничего прекраснее.

Впрочем, он был не из тех, кто соблазняется чем-то столь неосязаемым, как красота. Шторы Мортон задвинул так резко, что закашлялся в облачке пыли и отвернулся от окна. Взгляд упал на графин с бренди, стоящий на серванте. Он принюхался к напитку, сперва опасливо, потом с восторгом, и налил щедрую порцию в оказавшийся рядом стакан. Потом он устроился у камина – откинулся на спинку дивана и поднял подошвы ботинок к огню. Мортон поздравил себя: снять такой дом за минимальную плату… Бренди оказался превосходным, огонь нагревал воздух – после физической нагрузки утром и неожиданных событий днем закружилась голова. Тепло обвевало лодыжки, растекалось по гостиной, треску пламени вторили стон старых греющихся стен и гул воздуха в трубе. Потолочные балки зашептались: тепло добралось и до них. У Мортона уже смыкались веки, как вдруг он уловил длинную цепочку ударов о пол, которые звучали все ближе и ближе. Сердце чуть не выскочило из груди – Мортон мгновенно сел прямо, ожидая кого-то увидеть. Зрение сфокусировалось не сразу, и на миг Мортону почудился темный силуэт, который проплыл мимо и испарился, не успел он и глазом моргнуть. Душа ушла в пятки, но, разумеется, в гостиной никого не было. Наверное, это двигались доски в местах стыков; Мортон слышал, что старые дома порой издают звуки, до жути напоминающие шаги или голоса. Мортон расслабился, попробовал усмехнуться, снова опустил голову на угол дивана. В этот самый момент кожаное кресло, стоявшее напротив него, по другую сторону шахматной доски, негромко скрипнуло, словно в него кто-то опустился.

Это объяснялось просто – даже проще, чем стук половиц: воздух в обивке расширился, потом сжался согласно законам циркуляции согретого газа. Впрочем, Мортон не мог не смотреть на кресло, хоть и прищурившись, с глупо и бешено бьющимся сердцем. Ничего не двигалось. Кожаное сиденье приняло форму тела – тела мужчины, как подумалось Мортону, тощего, узкобедрого, привыкшего класть локти на мягкие подлокотники, – и на миг Мортон почти увидел его в кресле среди сгущающихся теней от языков пламени. Заморгав, он отогнал наваждение и снова глотнул бренди. Горячая сладость уняла дрожь в затылке. Наудачу он сделал глоток побольше, уселся поудобнее и попробовал вернуть умиротворение, которое испытывал буквально секунды назад. Взгляд упал на шахматную доску.

Белая пешка была не на месте.

Мортон замер. Вместо того чтобы ждать в стройном ряду, пешка выдвинулась и теперь стояла отдельно от остальных, как при дебюте ферзевых пешек. Невероятно! Он ведь вернул ее на место, разве он не сказал про себя «жадуб»?

Но нет. Пешку он явно сдвинул. Он поднял ее, чтобы почувствовать вес, потом снова поставил, но, вероятно, не на ту клетку, которую запомнил, только и всего. Это же совершенно естественно – поставить пешку на новое место, начать игру машинально, настолько машинально, что в памяти не отложилось, а сейчас смотреть на нее в ступоре и замешательстве… Мортон протянул руку, но она замерла над доской, словно врезавшись в лист стекла. Касаться пешки он не хотел. Вспомнились вес фигуры на ладони, легкая маслянистость, наведшая на мысль, что она из слоновой кости, а не каменная.

Мортон отдернул руку. Некий инстинкт заставил снова поднять глаза на затененное кресло: оно оказалось пустым, контуры сиденья – безликими, как у обычного старого кресла, обмятого за много лет использования. Электрический заряд, вибрировавший в позвоночнике Мортона, исчез, осталась только усталость. Так сказывались физическая перегрузка, возбуждение и – глянув на стакан, Мортон заметил, что выпил почти весь бренди, – неумеренность. Проглотив последние капли, он поставил стакан рядом с шахматной доской. Пора спать.

Спал Мортон тревожно. В спальне царил адский холод, а он, не пожелав залезть под одеяла, вместо этого лег на перину полностью одетым и накрылся своим пальто. Поэтому, наверное, неудивительно, что во сне он вернулся в дортуар своей школы-интерната и наполовину вспоминал, наполовину придумывал бесконечные шалости и проказы, которыми донимал своих однокашников. Когда проснулся – и сообразил, где находится, ибо яркие отголоски сна несколько минут застилали глаза как туман, – он подумал о кофе, горячей воде для бритья и веселом огне в камине утренней столовой его пансиона. Мортон выругался. Какой черт дернул его здесь остаться – хуже того, согласиться арендовать этот дом? Он неловко слез с кровати, заковылял по коридору и спустился по лестнице, издавая стоны.

Но когда он прошел мимо окна в холле второго этажа, настроение улучшилось. День выдался ясным, как алмаз; в лучах зари сад был серебристо-зеленым, топиарий казался чудом симметрии. В конце концов, обжиться в доме будет не так сложно. Растопленные камины, чистые простыни, свежие продукты, порядочная служанка, и все – Мортон улыбнулся – его мечты осуществятся… Он торопливо спустился по лестнице, вышел на свежий, бодрящий воздух, минуту спустя ехал на велосипеде по подъездной дорожке, то и дело ныряя в тень деревьев, потом выбрался на дорогу, ведущую в деревню.

Утро сложилось весьма удачно. Если маклера и ошеломило, что Мортон не передумал снять черно-белый дом, то он замечательно это скрыл, а документы оформил так быстро, что Мортон не провел у него в конторе и четверти часа. Маклер даже дал Мортону адрес служанки, которая раз в неделю-другую протирала пыль в комнатах. Та, алчно сверкая глазами, согласилась готовить еду, которую Мортон мог разогревать, стирать, гладить и по мере необходимости заниматься другой хозяйственной работой. От ее дома Мортон покатил по Хай-стрит, радостно насвистывая. В этих краях он собирался поселиться временно, самое большее – на несколько месяцев, пока не улягутся страсти дома. Но, возможно, он останется подольше, а то и навсегда… Мортон заскочил на почту, чтобы отправить в пансион распоряжение: пусть перешлют его вещи сюда, затем поехал завтракать в трактир. На сей раз он намеренно сел в другой стороне зала из-за непостижимого нежелания столкнуться с джентльменом, говорившим с ним накануне. Но день был ярмарочный, трактир кишмя кишел торговцами и фермерами, а когда толпа рассеялась и открыла Мортону обзор темного закутка в другом конце помещения, он увидел, что там пусто. Убрали даже стул и шахматную доску, предположительно, чтобы вместить больше людей.

На обратном пути к дому Мортон сделал большой крюк, наслаждаясь физической нагрузкой и свежим ветерком на лице. Приехав, он обнаружил, что сын служанки, как и договаривались, оставил на крыльце мясной пирог и миску со сладко пахнущим пудингом. Мортон отнес еду в кухню и после долгих сражений растопил печь, торжествующе присвистнув, когда закопченная громадина наконец покорилась его воле. Чуть позднее у него появилась горячая вода. Запоздалые процедуры омовения он провел максимально качественно: полуокаменевшим куском старого мыла он воспользовался, а чужой бритвой не стал; потом, довольный тем, что домашние дела сделаны, прошел в библиотеку, разжег камин и начал исследовать книжные полки. Страстным книгочеем прошлый хозяин явно не был: Мортон снимал с полок книгу за книгой – сплошь красивые издания классики – и обнаруживал, что страницы не разделены. Мортон ставил их обратно, пока не наткнулся на небольшое издание в тканевом переплете. Это была скорее брошюра, чем книга, посвященная краеведению. Мортон переворачивал страницы, полные аккуратных зарисовок наиболее примечательных построек: церкви, ратуши и – ага! – самого черно-белого дома.

«Построен в конце семнадцатого века сэром Джеремайей Чаяном, о котором не известно практически ничего, за исключением того, что соседи, подшучивая над фамилией, прозвали его Отчаяном… Позднее дом стал привлекать внимание благодаря саду паркового типа с изысканным топиарием, созданным его нынешним обитателем, мистером И. И. Чаяном, магистром гуманитарных наук Кембриджского университета, в память о сыне, который, унаследовав его страсть к шахматам, считался гением этой игры, но трагически погиб в юном возрасте…»

Мортон зевнул, перевернул страницу, но о доме дальше писалось мало, и в целом ничего интересного не было. Он устроился в кресле-лежаке, брошюра соскользнула на пол. После неспокойной ночи, поездки на велосипеде и свершений наступившего дня у него смыкались веки – Мортон задремал. Наконец он пробудился с ясной головой и желанием поужинать. Поднимаясь, он уже думал о мясном пироге и едва заметил брошюру на полу. Потом он вышел в коридор, закрыл дверь в библиотеку и забыл о ней окончательно.

После ужина, сытного, хоть и не особо вкусного, Мортон отправился в гостиную. Он вычистил колосник в камине, но довольно неловко, просыпав пепел на брюки, и решил: когда придет служанка, он велит ей развести огонь во всех комнатах. Затем он налил себе очередную порцию бренди, зажег свечи, потому что сгущались сумерки, и сел на то же место, что накануне вечером. Лишь тогда Мортон вспомнил краеведческую брошюрку и подумал, стоит ли идти за ней по продуваемому насквозь коридору. Пожалуй, нет, рядом же были «Чесс плейерс кроникл» и готовая к игре шахматная доска. Наверное, если он задержится здесь надолго, нужно составить план, как коротать одинокие часы: за чтением или написанием писем. А прямо сейчас в «Кроникл» найдутся интересные задачи, которые займут его до тех пор, пока не сморит усталость. Мортон взял журнал, который случайно открылся на странице с задачами, полной клетчатых квадратов и условных знаков. «Автор: Р. Б. Уорлмолд, бакалавр гуманитарных наук, Лондон. Белые начинают и выигрывают в три хода». При беглом взгляде Мортон приметил соблазнительный вариант атаки: слон бьет ладью, но на последней горизонтали стояла пешка, которая одним ходом превращалась в ферзя. Мортон придвинул к себе доску, чтобы приступить к решению задачи и… Сердце екнуло.

С места сдвинули еще одну фигуру.

Мортон машинально кивнул: разыгрывалась голландская защита. Слоновая пешка выдвигалась на две клетки, кардинально меняя расстановку сил на доске, – такой ход считался агрессивным, но опасным из-за ослабления позиции короля… Однако это все так, к слову. Ни малейшей возможности, что он передвинул черную пешку сам, не существовало. Прошлой ночью он мог сослаться на забывчивость, даже на опьянение, но сейчас Мортон был предельно, до тошноты уверен, что черную фигуру не трогал. Тем не менее она выдвинулась. Две пешки смотрели друг на друга через горизонтали. Ответный ход. Словно незримый противник…

Мортон поднял взгляд на кресло. Затылок онемел, словно Мортон приготовился к шоку, но, разумеется, кресло пустовало. Перед ним было просто кожаное сиденье с впадинами и складками – напоминанием о локтях и пальцах. Пустота. Мортон таращился на него, не желая моргнуть. Свет от камина мерцал, колебался, по стенам скользили тени, дерево блестело, гладкое, как стекло, незапыленное…

Мортон резко выдохнул. Здесь наверняка побывала служанка. Это она сдвинула черную фигуру. Или ее сын, когда принес еду. Да, скорее, это сын: служанка стара и невежественна, такие редко играют в шахматы. В любом случае это дерзость, клятая дерзость. Мортон вскользь подумал, что служанка могла толкнуть пешку тряпкой, когда протирала пыль. Нет, ход сделали обдуманно – в ответ на его дебютный ход, – такое вряд ли случилось по совпадению. Пешку явно сдвинули намеренно, и отличился явно мальчишка. Начатки образования у него наверняка имелись. Мортон стиснул зубы. Он ни на секунду не верил, что тот мальчишка хотел сыграть в шахматы по-честному; мальчишки – маленькие негодяи. Нет, сын служанки хотел его разозлить. Как он смеет?! Мортону вспомнилась подобная затея в школе, которая прошла успешно, слишком успешно. Сейчас он на подобное не поведется.

Посмотрев на доску еще секунду, Мортон быстрым движением поставил королевскую пешку на клетку рядом с ее подругой. Гамбит Стаунтона: принесение в жертву пешки ради развертывания атаки на черного короля. Это покажет маленькому хулигану, что он не испугался. Мортон откинулся на спинку кресла и потер ладони о бедра, представляя разочарование на лице мальчишки, когда тот поймет, что противник не дал себя запугать.

Однако удовлетворение было мимолетным – едва почувствовав его, Мортон поднялся, подошел сначала к серванту, потом к окну. Он раздвинул шторы, но облака заслонили луну и звезды, поэтому виднелись лишь черные расплывчатые пятна деревьев на фоне хмурого неба. Сделав ответный ход пешкой, он лишь поощрит мальчишку, а Мортону этого совершенно не хотелось. Задумавшись, Мортон постучал ногтями по стеклу, но в тиши гостиной стук звучал странно, поэтому секундой позже он опустил руку. Самым достойным ответом было бы поставить фигуры на место или, еще лучше, убрать их с глаз долой. Мальчишка вряд ли спросит, что с ними случилось, так ведь? Самому Мортону решать шахматные задачи расхотелось, от присутствия доски мороз пробирал по коже, как от угрожающего взгляда. Мортон повернулся к доске. Нелепость полная, но он искренне пожалел, что сделал ответный ход.