Czytaj książkę: «Самая холодная зима», strona 4
«По крайней мере, я не поехал домой пьяным», – подумал я, словно пытаясь оправдаться. Хотя, если бы мог, я бы поехал, как мой тупой отец. Я был не лучше него. Я был как он во многих отношениях, что мне очень не нравилось. Мама говорила, что я точная копия отца. Мне всегда казалось, что это какое-то оскорбление, хотя, вероятно, подразумевалась похвала.
Я ненавидел те части себя, которые отражали его, и в последнее время эти части, казалось, двигались в ритмичной гармонии. Мы были пьяными и оторванными от мира.
«Яблочко от яблони».
Я вошёл в дом, и запах гари мгновенно ударил мне в нос. Я свернул за угол на кухню и застонал.
– Какого чёрта, папа? – рявкнул я, бросившись к духовке и вытащив чёрную как ночь пиццу.
Сгорела дотла. Вкуснятина.
Духовка безумно дымила, и я поспешил открыть окна, чтобы проветрить дом. Я был недостаточно быстр, потому что сработал пожарный детектор, эхо разнеслось по всему помещению. Я схватил газету и начал разгонять дым перед детектором, чтобы он быстрее выключился.
– Что, чёрт возьми, ты делаешь? – пробормотал папа, входя на кухню, всё ещё пьяный, протирая сонные глаза.
На нём был костюм, вероятно, тот же, в котором он ходил на работу два дня назад. Удивительно, что его ещё не рассчитали, но, судя по его виду, увольнение было уже не за горами.
– Твоя пицца готова, – пробормотал я, раздражённый, злой и грустный.
– Дерьмо. Забыл о ней. На минуточку прикрыл глаза.
– Ты мог все здесь сжечь. Ты должен быть умнее.
– Ты думаешь, что со мной можно так разговаривать? – рявкнул он, почёсывая свои взлохмаченные волосы. – Не забывай, кто здесь платит по счетам. Следи за своим языком. Понял меня?
Я не ответил, потому что мне было всё равно.
– Кстати об умных, мне позвонил твой дядя. Он сказал, что ты плохо учишься. Как мне это понимать?
– Это неважно.
– Это важно. Если твоя мать… – Он остановился, как будто застыл во времени.
Слова, слетевшие с его языка, казалось, служили напоминанием о том, что его жена, его лучший друг, ушла. Он стряхнул с себя горе, которое иногда душило его на полуслове.
– Тебе нужна дисциплина. Было бы лучше, если бы ты поступил на военную службу после окончания учёбы. Я в этом даже не сомневаюсь.
«Снова за старое».
Идея моего отца о воспитании детей заключалась в том, чтобы я стал тем, кем был он сам, начиная со службы в армии. Путь, противоположный тому, чего я когда-либо хотел. Я пытался бежать подальше от такой судьбы.
– И не подумаю, – сказал я, проходя мимо.
Я ударил его по плечу, и он развернул меня лицом к себе:
– Не делай этого. Не отмахивайся от меня. Ты должен записаться на службу.
– Нет, – повторил я. – Ты пьян.
– Не разговаривай со мной так, – приказал он.
– Не разговаривай со мной, – сухо ответил я.
– Послушай меня, – рявкнул он, схватив меня за руку.
Он посмотрел мне в глаза, и это случилось снова – удушье горя. Я знал, почему это случилось с ним. У меня были её глаза. Я подумал, что именно поэтому он почти не смотрел на меня весь последний год. Возможно, у меня были такие же дурные наклонности, как у моего отца, но я унаследовал взгляд матери.
Он выпустил мою руку и отвернулся. Потом подошёл к холодильнику, открыл его и достал пиво.
– Делай свои чёртовы уроки и вернись в нормальное русло, – приказал он.
«Ты первый, дорогой отец. Сначала ты».
Я знал, что в ближайшие дни ситуация будет только ухудшаться из-за напряжения в доме. Мы раздражали друг друга, пытаясь не признавать тот факт, что мы приближаемся к году без мамы. Он пил больше, я курил больше, и мы делали вид, что всё порядке, и ждали, когда окончательно сломаемся.
Мы походили на бомбу замедленного действия.
Глава 5
Майло
Понедельники я не любил больше всего. Особенно понедельники, накануне которых я ссорился с отцом. Эти понедельники всегда были отстойными.
Вчера вечером мой отец назвал меня депрессивным подростком. Я назвал его пьяным придурком, бросившим меня. Оба комментария были правдивы, но он сосредоточился только на моих неудачах, а не на своих. Я знал, что у меня депрессия. Это было само собой разумеющимся. Моя депрессия продолжалась более трёх лет, с тех пор как маме поставили диагноз «рак». Всё началось с того, что в четырнадцать лет я плакал один в темноте своего шкафа, потому что не хотел, чтобы она слышала, как я плачу. Я знал, что от этого ей станет только хуже, поэтому скрывал свою боль, как мог. Я вёл себя лучше всего, когда был рядом с ней на людях. Все думали, что я в порядке, кроме мамы. Она всегда замечала моменты моей слабости, которые, казалось, я научился скрывать. Она смотрела на меня так же, как и именинница, – как будто заглядывала в глубину моей души.
Большинство людей думает, что депрессия – это когда валяешься в постели и сидишь в темноте неделями, но со мной всё было иначе. Вначале я сам смеялся над своей депрессией. И как только я стал сексуально активным, я преодолел боль. У меня появилось ложное чувство уверенности, благодаря нему я находил женщин, которые помогали мне ненадолго забыться. Я двигался по жизни, как если бы был нормальным человеком, но именно в спокойные моменты депрессия возвращалась. Я чувствовал только душераздирающую печаль или полное безразличие ко всем и всему вокруг.
Мама консультировала меня и давала лекарства, чтобы помочь мне справиться с депрессией. Я прекратил их пить, когда она ушла. Препараты помогали мне чувствовать себя лучше морально. Они творили чудеса, и я знал, что это звучит нелепо, но я не думал, что заслуживаю чувствовать себя лучше после её ухода. Я не хотел чувствовать себя лучше. Я не хотел чувствовать ничего. По большей части мне хотелось оказаться рядом с мамой, на глубине шести футов. Потому что какой смысл жить, если у тебя больше нет лучшего друга?
И я, и отец думали именно так. Мы это не обсуждали, но мне было достаточно наблюдать за его пьянством. Он тоже пытался ничего не чувствовать.
Я думал о мёртвых больше, чем о живых. Я винил в этом свою мать. Мой разум был токсичной свалкой негатива, и моя душа ежедневно плавала в этих отравленных мыслях.
Я опустился в офисное кресло директора Галло, заранее устав от повторяющихся лекций об успеваемости.
В его офисе пахло куриными крылышками и протеиновым порошком. Не самый приятный аромат в мире, хотя он казался мне нормальным каждый раз, когда я приходил на нашу еженедельную встречу. Каждая была посвящена тому, что через несколько недель меня оставят на второй год из-за плохих оценок.
Лажать, казалось, было одним из моих величайших талантов. Это прекрасно знал мой отец. Он старался постоянно указывать на мои недостатки – зачитывал их как сказку на ночь. Если бы он только знал, что благодаря его воспитанию я отлично умею отключаться и пропускать всё мимо ушей. Кроме того, развлекаясь с бутылкой виски, в последнее время он отбился от рук больше, чем я. Он никогда не был родителем по-настоящему – эту задачу брала на себя мама. А теперь она ушла…
– Майло. Ты меня слушаешь? – спросил директор Галло, щёлкнув пальцами.
Я оторвал взгляд от пятна кофе на его жёлтом ковре, пятна, на котором я сосредоточился с тех пор, как меня вызвали в кабинет. Никакие чистящие средства не смогут убрать это дерьмо.
– Надо было его вытереть, – пробормотал я, безразличный… ко всему.
Он изогнул густую бровь:
– Что?
Я указал на пятно:
– Его теперь не оттереть. Ковёр испорчен.
Директор Галло напрягся. Я был профессионалом в том, чтобы заставить его нервничать.
– Мы поменяем ковры через две недели. Майло, ты…
– Тут паркетный пол?
– Майло…
– Хороший дуб будет отлично выглядеть. Может быть, ещё немного краски на стенах и…
– Майло! – крикнул он, ударив рукой по столу. – Сосредоточься.
«Зачем?»
В любом случае я был в безвыходной ситуации. Какая разница, сосредоточен я или нет?
– У нас есть для тебя отличная репетитор. Ты будешь встречаться с ней каждый день в библиотеке после школы. Она занимается репетиторством с тех пор, как сама училась здесь, и все, кому она помогла, преуспели. Она занята в колледже, но я замолвил за тебя словечко.
– Нет, – сказал я, поднимаясь со стула. – Но, так или иначе, спасибо.
– Майло, – рявкнул он. – Сядь обратно.
Я готов был послать его, но мама, вероятно, прочитала бы мне лекцию о неуважении.
Почему меня волновало, что думает мама? Она была мертва. Её мнение больше не имело значения. Тем не менее я уважал его.
Директор Галло сложил руки на столе:
– Ты встретишься с учительницей.
– Или?
– Или вылетишь отсюда.
– Возьму категорию «на вылет» за двести, – поиздевался я, как будто жизнь была раундом в «Рискуй!».
Любимым маминым шоу было «Рискуй!».
Я смотрел его с ней каждый день после школы.
И вот я снова думал о мёртвых.
Директор Галло вздохнул и потёр переносицу:
– Майло, твоя мама…
– Не надо, – перебил я, слегка покачав головой. – Не говори о моей матери.
– Я понимаю, что потерять Ану было тяжело для тебя. Поверь мне, я знаю.
– Ты понятия не имеешь.
– Она была моей сестрой, Майло. Я тоже потерял её.
Я посмотрел на дядю, и будто дыра появилась в моём животе. Конечно, я знал, что он тоже её потерял. Именно поэтому я каждую неделю приходил к нему в офис, чтобы поговорить о том, как я испортил свою жизнь. Вот почему я сел в его неудобное кресло. Именно поэтому я уставился на его богом забытый ковёр.
Потому что у него были её глаза.
У него была её улыбка.
Он тоже искренне скорбел по ней.
Из-за этого я ненавидел и любил его одновременно.
Он снял очки и потёр переносицу. Благодаря ним я всегда знал, когда буду разговаривать с дядей, а не с директором. Снимая очки, директор Галло становился Уэстоном.
– Я беспокоюсь за тебя, Майло, – сказал он.
– Я в порядке.
– Неправда. Твои оценки ухудшаются, ты проваливаешь три предмета, почти четыре. Ана не хотела бы этого для тебя. Я не хочу этого для тебя. Тебе нужно позаниматься с учительницей.
– Что, если я провалюсь? Будет ли это худшей вещью на свете?
Я устал переживать. У меня не осталось сил переживать.
– Ты не провалишься. Я не позволю этому случиться.
– К сожалению для тебя. – Я положил руки на подлокотники кресла и поднялся с него. – Ты не можешь сделать этот выбор за меня.
Я пошёл к двери, беседа закончена. Он окликнул меня, но я его проигнорировал. Он окликнул меня ещё раз. Я продолжал игнорировать.
– Она оставила тебе письмо, – сказал Уэстон.
Волосы на шее встали дыбом. Я повернулся к дяде:
– Что?
– Твоя мама… она оставила тебе письмо.
– Нет, она не могла.
– Да, – сказал он. – Она оставила письмо. Я должен отдать его тебе в…
– Отдай, – приказал я.
Моё холодное усталое сердце начало быстро колотиться.
Уэстон покачал головой:
– Я не могу. Я должен отдать его тебе на выпускном.
– Какая к чёрту разница? Её больше нет, она не проконтролирует. Отдай.
– Нет.
– Уэстон…
– Это было её предсмертное желание, Майло. Я не ослушаюсь её просьбы.
– Я ненавижу тебя, – закричал я.
Уэстон кивнул:
– Я знаю.
Он снова надел очки и выпрямился в кресле. Теперь он опять был директором Галло. Величественным.
– Чтобы получить письмо, тебе придётся посещать все занятия.
– Это было мамино условие или ты, придурок, просто издеваешься?
Он не ответил на мой вопрос:
– Твои занятия начинаются сегодня, Майло, в три часа дня в библиотеке. Пожалуйста, не усложняй учительнице жизнь. Если ты это сделаешь, она доложит мне.
Чёртова болтовня. Почему у меня возникло ощущение, что в ближайшие несколько недель эта девушка станет проклятием для моего существования?
Собираясь уйти, я хмыкнул.
– Ты знаешь, что осталось две недели? – спросил я.
– Да, – поморщился он. – Первая годовщина смерти Аны.
Годовщина.
Какое странное слово для такой трагичной ситуации.
Он сдвинул очки на макушку.
– Как ты с этим справляешься?
Я не ответил, потому что не справлялся вообще никак. Я мысленно отмечал каждую секунду, проходившую мимо меня.
Я вышел в коридор, навстречу урагану учеников, но мне казалось, что я двигаюсь в замедленной съёмке, иду по зыбучим пескам, которым, как я иногда думал, стоило бы поглотить меня целиком.
Мне было интересно, чувствовали ли другие то же самое – не предпочитали ли они провалиться под землю, чтобы их больше никогда не видели, вместо бездумного плутания в тумане.
Она оставила мне письмо.
О чём там написано?
Хранил ли Уэстон его у себя?
Эта мысль вызвала у меня желание ворваться в дом дяди и перевернуть всё вверх дном в поисках письма. Я знал своего дядю достаточно хорошо, он, вероятно, хранил такие вещи в запертом сейфе и никому не говорил комбинацию от замка.
В тот день у меня не было настроения идти в школу, но, честно говоря, у меня не было настроения идти в школу в любой день. Тем не менее я очень хотел получить это письмо от дяди в конце семестра, поэтому я потащился на урок английского языка.
– Как мило, что вы присоединились к нам, мистер Корти. Я уже начал думать, что вы забыли, как выглядит этот класс, – сказал мистер Слэйд, когда я вошёл с опозданием на пятнадцать минут.
– Вы меня знаете. Не могу пропустить путешествие в воспоминания, – пробормотал я.
Я бросил рюкзак на стол и скользнул на стул, уже разочарованный тем, что решил прийти на урок. Дядя вбил мне в голову то чёртово письмо от матери.
– Надеюсь, вы увлеклись чтением, ведь у нас сегодня тест, – сказал мистер Слэйд, взяв стопку бумаг.
Весь класс застонал от досады. Я был почти уверен, что учителя получают удовольствие от того, что вызывают стресс у учеников с помощью тестов. Вероятно, это было для мистера Слэйда самым любимым развлечением за неделю.
– Вы хоть знаете, какую книгу мы читаем, мистер Корти? – спросил он, стоя над моим столом.
– Дайте угадаю, букварь?
Несколько ребят позади меня засмеялись.
– Держу пари, что ваше будущее оценит эту шутку, – сказал мистер Слэйд. – Точнее, его отсутствие.
Я забил на него, как только он повернулся ко мне спиной.
Мистер Слэйд был придурком, но я был уверен, что он думал так же и про меня. Со мной было не так легко общаться, и с вероятностью в девяносто девять процентов я вот-вот провалю тест, который он положил мне на стол. Он тоже знал, что так и будет. Однако меня не волновало его презрение. Я тоже не верил в себя. Казалось, это универсальная модель убеждений.
Я начал копаться в рюкзаке в поисках ручки, чтобы начать решать тест, когда в класс ворвался человек.
– Простите, извините. Я задержалась, там была пробка, но это не оправдание, потому что мне следовало выехать раньше, поэтому мне очень жаль, но вот я здесь. Ещё раз извините. Здравствуйте! – сказал голос, полный нервной энергии.
Мне было всё равно, кто вошёл. Мне всё ещё нужна была чёртова ручка.
Мистер Слэйд откашлялся.
– Не беспокойтесь. Вы как раз вовремя.
Я фыркнул про себя, не поднимая глаз. Конечно, она могла опоздать, а я не мог. Лицемер.
Я продолжал копаться в рюкзаке и не мог найти чёртову ручку. Именно тогда Саванна протянула мне её. Старшая сестра спешит на помощь. Я задавался вопросом, надоели ли ей мои проблемы за последние несколько лет. Если и да, то она никогда не выказывала никаких признаков раздражения. Она продолжала проверять, всё ли со мной в порядке.
Я кивнул:
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста, – ответила она.
Мистер Слэйд хлопнул в ладоши, словно малыш, привлекающий наше внимание.
– Класс, я хотел бы познакомить вас с мисс Эванс. Наш новый преподаватель в этом семестре. Она будет наблюдать за мной и время от времени брать на себя планирование уроков, – сказал мистер Слэйд.
Когда я, наконец, обернулся к учителю, меня охватил шок. Она стояла передо мной. Именинница.
– Чёрт, – выпалил я, даже не задумываясь, и вжал голову в плечи.
Все взгляды устремились в мою сторону, включая её. Её карие глаза, которые всего несколько дней назад смотрели на меня. Её полные губы, которые всего несколько дней назад стонали из-за меня. Её ошеломлённое выражение лица отражало моё собственное.
Я заёрзал, охваченный беспокойством. Мне не нравилось всеобщее внимание. И особенно – её внимание. А ведь она так отчётливо смотрела на меня.
Я несколько раз сцепил и расцепил руки, прежде чем вытереть их о штаны. Она покачала головой, быстро отводя взгляд. Она повернулась к мистеру Слэйду и выдавила улыбку. Это была не её настоящая улыбка. Я видел её настоящую улыбку. Она была красивой. Невинной. Редкой. Не каждый день видишь чью-то настоящую улыбку. Однако в тот момент её улыбка была омрачена тревогой и волнением. Она была огорчена.
А я?
Немного обеспокоен, но заинтригован.
Действительно чертовски заинтригован.
– Я с нетерпением жду возможности провести у вас урок. Надеюсь установить прекрасные рабочие отношения с каждым, – сказала она, указывая на учеников.
Мистер Слэйд поручил нам начать тесты и подвел мисс Эванс к своему столу, где принялся рассказывать ей о работе или о какой-то ещё ерунде. Я не мог оторвать от неё глаз и был уверен, что она прилагала все усилия, чтобы не смотреть в мою сторону. Она мило нервничала, и она была красива. Не заметить это было невозможно. Я осознал это в первый же момент, когда посмотрел на неё. Длинные ноги, феноменальные формы. Сегодня её волосы были выпрямлены, а вот три дня назад мои пальцы путались в её кудрях. Она хорошо выглядела с новой прической, но мне больше нравились её необузданные кудри. На ней был тёмно-синий топ с юбкой-карандаш и светло-коричневые туфли на высоком каблуке. Она была закрыта с головы до пят, и я мог только догадываться, что находилось под тканью, прижимающейся к её коже.
Её губы были накрашены алым, и я не мог отвести взгляда.
Я знал, что эта ситуация убивает её, но она должна была оставаться профессионалом. Я должен был отдать ей должное в этом плане. Большинство людей убежало бы в панике.
Мисс Эванс.
Мысль о том, чтобы называть её так в постели, пришла мне в голову. Несмотря на то, что к концу нашей ночи я оказался в состоянии панической атаки, моменты, предшествовавшие этому, были одними из самых приятных в моей жизни. Паническая атака, вероятно, возникла случайно и не имела к ней никакого отношения. По крайней мере, так я говорил себе, мечтая о том, чтобы попробовать её ещё раз.
Мисс Эванс.
Чёртова мисс Эванс.
В тот момент передо мной промелькнуло множество неуместных мыслей, я знал, что это вещи, которые заставили бы её покраснеть. Не знаю почему, но эта идея меня несколько взволновала. Увидев эту профессиональную, облегающую юбку-карандаш, мне захотелось сорвать её. А после зарыться лицом между ног мисс Эванс, сдёрнуть её трусики зубами и стянуть их вниз по её плотным, сочным бёдрам. Мне было интересно, как она будет выглядеть, согнувшись на учительском столе, пока я буду стоять сзади, гладя её голую задницу.
Возможно, я зря упирался в кабинете директора. Возможно, мне действительно нравилась эта школьная штучка. При правильном стимуле я мог бы с нетерпением ждать наших уроков.
Глава 6
Старлет
– Какого чёрта ты здесь делаешь? – рявкнула я в неизвестность, после того как наш урок английского закончился.
Я сказала мистеру Слэйду, что побегу освежиться между уроками, но, честно говоря, у меня была миссия – поймать Майло хоть на секунду и выяснить, что происходит.
Майло.
Его звали Майло Корти.
Я поняла это из списка учеников, который мне предоставили. Господи, какое у него имя. Оно выглядело самодовольным, под стать характеру. Я чувствовала на себе взгляды Майло – к нему тоже пришло осознание. Как будто он гордился удивительной сюжетной линией его и моей жизни.
Меня затошнило, как только я посмотрела ему в глаза. Мне нужно было принять самый долгий и горячий душ в жизни, чтобы смыть с себя то, что мы сделали вместе.
Он был школьником! Старшеклассником!
Он стоял рядом с открытым шкафчиком и глядел на меня. Я возненавидела это ощущение – ему приходилось смотреть на меня сверху вниз. Мне нужно было чувствовать себя выше него или, ну, более влиятельной в данной ситуации, а это давалось нелегко.
Мой взгляд заметался взад-вперёд по коридору. Я должна была убедиться, что никто не ходит вокруг и наш разговор с Майло не будет подслушан.
– Послушай, я так же потрясён, как и ты, – сказал он, его голос был таким же сильным и уверенным, как и в ту ночь.
– Сколько тебе лет?! – шепнула я, еле сдерживая крик.
– Девятнадцать, – ответил он. – В детстве у меня были проблемы со здоровьем. В школу пошел с восьми. А что, мисс Эванс? Вы о чём-то беспокоитесь?
Мои щёки вспыхнули, когда он назвал меня мисс Эванс.
О, это было ужасно.
Мне было неприятно слышать, как моё имя слетает с его языка. С того же языка, который вылизывал меня. Каждую. Частичку. Меня. Даже те части, до которых я сама едва могла добраться.
– Ты учишься в школе! – выругалась я. – Чем ты, чёрт возьми, был занят на студенческой вечеринке?
– Совершенно уверен, что я был занят тобой, так что…
Я ударила его по руке.
– Нет, нет. Не делай этого. Не шути по этому поводу. Это не смешно.
– Это немного забавно.
– Нет. Это не забавно. Как ты можешь быть школьником?! Когда мы делали эти… эти… вещи… ты не делал это так, как сделал бы человек твоего возраста. Я думала, ты старше меня! Ты был очень… – Мое лицо вспыхнуло, я заволновалась. – Опытным.
Он ухмыльнулся, самодовольный, как всегда.
– Восприму это как комплимент.
– Ну, не надо. Я просто хочу сказать, что то, что ты делал… те действия, которые ты делал, были очень зрелыми.
Его злая ухмылка стала шире.
– Спасибо, мисс Эванс. Хочу, чтобы вы знали: вы тоже научили меня нескольким вещам. Например, тому, что вам нравится, когда вас душат…
– Замолчи! – прошептала я, почти крикнув. – Заткнись, заткнись, заткнись!
Слёзы наполнили глаза, но я изо всех сил старалась не дать им пролиться. Нос щипало от переполнивших меня эмоций. Желудок бурлил от страха. Руки вспотели. Какое же затруднительное положение. Всё, над чем я работала последние несколько лет, теперь оказалось под угрозой. Стиснув челюсть, я вновь подняла взгляд. Я была в нескольких секундах от того, чтобы разбиться на кусочки, а молот, который мог меня уничтожить, был в руках Майло.
Он наклонил голову, как будто хотел ответить что-то саркастическое, но вместо этого прикусил язык. Мельком оглядев школьный коридор, он снова посмотрел в мою сторону.
– Я не собираюсь говорить об этом всякую ерунду, ладно? Не надо.
– Что?
– Не надо плакать.
– Я не буду плакать.
Боже, я собиралась заплакать.
– Не волнуйся. Я никому не скажу.
Моя грудь слегка расслабилась.
– Обещаешь?
– Тебе нужен мой мизинец или что-то в этом роде? – выплюнул он.
«Да, ну, типа того…»
Я покачала головой:
– Нет. Всё в порядке. Больше никаких прикосновений – никогда. У нас всё будет хорошо, пока мы будем поддерживать рабочие отношения и видеться только при необходимости.
– Ага. Всего один час в день.
– Всего восемьдесят шесть часов вместе, пока ты не закончишь учёбу.
– Только что посчитала? Тебе в голову пришло число восемьдесят шесть?
– Я сделала это, пока ты проходил тест. Мне нужно было успокоиться.
Он выгнул бровь:
– Зануда.
– Не называй меня занудой, – приказала я, скрестив руки на груди.
– Хорошо, мисс Эванс.
– И не называй меня так!
Я вздрогнула. Мне бы хотелось, чтобы причиной дрожи было отвращение, но, если честно, звук его голоса послал жар прямо в самое сердце. Слова сорвались с его уст, как грязный грех, и мне втайне нравилось, как они звучали. В его глубоком бархатистом тоне жила такая уверенность, такая жёсткость, что это было болезненно соблазнительно. Мне стало жарко, казалось, что рассудок вот-вот меня подведет. Но Майло не мог этого знать. Он никогда этого не узнает.
– Серьёзно, не надо. Это странно.
– Как мне тебя называть?
Хороший вопрос.
– Я не знаю – никак. Никак меня не называй. Представь, что я такая же, как и остальные твои учителя. Притворись, что меня не существует.
– Достаточно легко.
– Хорошо.
– Замечательно.
– Великолепно.
Он поморщился и закрыл шкафчик.
– Могу я пойти на следующий урок или ты собираешься меня туда проводить? – саркастически заметил он.
Я отошла в сторону.
Прежде чем он успел уйти, директор Галло окликнул нас с Майло.
– Майло, мисс Эванс. Похоже, вы уже знакомы, – заявил он, направляясь в нашу сторону.
Та паника, которая несколько утихла в моей груди, начала возвращаться с удвоенной силой, когда к нам подошёл директор школы. Боже мой, а он знал? Майло поделился тем, что произошло между нами, с другим учеником? Они меня сдали? Я попаду в тюрьму? Боже, мне совершенно не идёт оранжевый. Он совсем не оттеняет мои глаза.
– Э-э, здравствуйте, директор Галло, – выпалила я, не зная, что ещё сказать.
Майло стоял с лямкой рюкзака на плече, хладнокровный и собранный. Я не могла сказать, скрывал ли он беспокойство или просто был равнодушен ко всему в жизни. Он не выглядел таким напуганным, как я.
Директор Галло улыбнулся, что сбило меня с толку. Если бы он знал, что произошло, на его лице не сияла бы улыбка.
– Майло, помнишь учительницу, которую я для тебя нашёл? Это она. Она будет помогать тебе в библиотеке каждый день после школы. Ещё раз спасибо, мисс Эванс, за желание помочь.
О.
Боже.
Мой.
Нет!
Нет, нет, нет!
Я выдавила ухмылку и кивнула:
– Да, конечно. Без проблем.
Директор Галло продолжал говорить, но мой разум растворился в небытии. На губах Майло появилась лёгкая ухмылка. Когда директор Галло откланялся, Майло повернулся ко мне. Я заметила, как его взгляд метнулся вверх и вниз по моей фигуре, и скрестила руки на груди.
– Полагаю, это сто семьдесят два часа, проведённых вместе, да, мисс Эванс? – сказал он, прежде чем уйти, оставив меня ошеломлённой и растерянной.
Хорошо.
Похоже, моя помощь с математикой ему не слишком понадобится.
* * *
Прошло несколько часов, а я не могла перестать размышлять о том, что мама подумала бы обо мне, о моём выборе. Меня тошнило даже от мысли, что она могла бы разочароваться во мне. Когда я рассказала Уитни о том, что произошло, чувство вины в моей душе только усилилось.
– Ты спала со своим учеником? – выпалила Уитни, её глаза расширились от неподдельного шока.
Я застонала, рухнув на кровать:
– Не говори так. Это звучит ужасно.
– Думаю, ситуация ужасна сама по себе.
– Знаю, знаю. Поверь мне. Это был тяжёлый день. Я ещё и должна заниматься с ним после школы каждый день в течение часа или двух.
Впервые Уитни была так поражена, что замолчала.
Я даже не знала, что моя лучшая подруга умеет вести себя тихо.
– Это так плохо? – спросила я сквозь стиснутые зубы.
– Ну, это нехорошо.
– Ты должна заставить меня почувствовать себя лучше, Уит.
– Прости, но, э-э… ты переспала со своим учеником! Я почти уверена, что читала подобный роман. – Она потёрла подбородок. – Но не волнуйся, всё закончилось рождением детей и «долго и счастливо».
– Это не закончится рождением детей и «долго и счастливо».
Она выгнула бровь.
– Зависит от того, были ли у тебя месячные, с тех пор как ты поехала в Трахвилль со школьником…
– Уитни! Пожалуйста, никогда больше не говори «Трахвилль». И, замечу, он не был моим учеником, когда это произошло. Ему больше восемнадцати, и… боже, я поехала в Трахвилль со своим учеником, – простонала я, потирая лицо руками.
Вот что я получила за то, что послушалась дьявола на своём плече. А ведь могла вместе с ангелом плакать и смотреть «Обещать – не значит жениться».
Я винила в этом Джона.
Если бы не он, я бы никогда не оказалась на той вечеринке.
– А что вообще делал старшеклассник на студенческой вечеринке? – простонала я. – Им следует проверять документы у дверей или что-то в этом роде. Это судебный процесс, который ждёт своего часа.
– Ты сейчас оборачиваешь какашку в праздничную обёртку. Это не клуб, Старлет. Это грязная, мрачная студенческая вечеринка. На кровати, на которой вы лежали, вероятно, были грязные простыни месячной давности, на которых в ту ночь резвились не вы одни.
Я вздрогнула от этой мысли.
– Ладно, ладно, нет худа без добра, – начала Уитни, должно быть, увидев панику в моих глазах. – Ты больше никогда с ним не переспишь, и никто, кроме меня, тебя и него, об этом не знает, верно?
– Верно. И он сказал, что никому не расскажет.
– Идеально. – Она скрестила руки. – Видишь, не зря говорят: «Всё хорошо, что хорошо кончается».
– Шекспир знал, о чём говорил.
Она подняла бровь:
– Это Шекспир? Я думала, это был Гарри Стайлс.
– «Как это было» – это Гарри Стайлс.
– Это примерно то же самое.
– Это не одно и то же.
– Одна фигня. Тебе удалось узнать настоящее имя Дика?
– Майло Корти.
– О чёрт! – вздохнула она. – У него даже имя горячее.
«Давай, расскажи мне».
Я пожала плечами:
– Ладно, может быть, на тусовках и не нужны проверки документов, но мне они нужны. С этого момента, прежде чем я с кем-нибудь свяжусь, мне придётся попросить документ, удостоверяющий личность.
Уитни хихикнула:
– «Привет, я Старлет, и я бы хотела поехать с вами в Трахвилль. Но сначала мне нужны ваши права и паспорт».
– Звучит неплохо.
– Знаешь, о чём я думала всё время, пока ты рассказывала мне эту кошмарную историю?
– Скажи.
– Тако.
Я улыбнулась.
Она всегда думала о тако.
А я? В тот момент я думала обо всём, что могло навсегда разрушить мою жизнь. Если по какой-то причине Майло однажды разозлится на меня, то непременно предаст и скажет всем, что я позволила ему задуть свечи на моём праздничном торте.
Но тако были второй мыслью, которая пришла мне в голову.
Я вздохнула и положила руки на колени.
– Тако-вторник?
– Тако-вторник! – воскликнула Уитни, победно вскидывая кулаки.
* * *
На следующий день я пришла в школу, готовая встретиться лицом к лицу со своими страхами. Я приехала на пятнадцать минут раньше и решила подождать в машине. Бабочки в моём животе будто бы вели ожесточённую войну с драконами. Кишечник был словно завязан в узел. Мысль о новой встрече с Майло вызывала тошноту, а тот факт, что я не могла просто не смотреть в его сторону, сводил с ума. Как-никак я была его репетитором.
Я подумывала спросить мистера Слэйда, могу ли я перейти на одно из других его занятий, чтобы мне не приходилось видеть Майло дважды в день, но я не сумела бы совместить это с расписанием занятий в колледже. Нравится мне это или нет, но придётся проводить рядом с Майло Корти по два часа каждый будний день до конца семестра.
Я шла по коридорам Брукса, плотно прижав под мышкой портфель. В тот день, когда я его купила, я почувствовала себя решительной, профессиональной и крутой. Отец взял меня с собой по магазинам, чтобы подобрать одежду, подходящую для преподавателя, и, примерив обновки, я ощутила себя максимально на своём месте. Я называла свой учительский гардероб властными костюмами Мишель Обамы. Когда я надевала их, то была почти уверена, что смогу справиться с любым классом.
Коридоры школы были полны. Одни ученики делали селфи, другие – смотрели какое-нибудь популярное видео. Они спешили по кафельному полу с рюкзаками на плечах и книгами под мышками, а глаза оставались прикованными к мобильным телефонам. Стены были увешаны баннерами и праздничными воздушными шарами, рекламирующими предстоящий спектакль «Лак для волос» театрального клуба и выпускной бал. Школьные запахи были крайне отчётливыми. Смесь опьяняющего парфюма, дезодоранта «Акс» и душка потных спортивных носков.
