Парадокс выбора. Как принимать решения, о которых мы не будем жалеть

Глава 2
Новые области выбора

ОДНОЙ ИЗ БАЗОВЫХ ФУНКЦИЙ НАШЕГО СОЗНАНИЯ ЯВЛЯЕТСЯ отбрасывание лишней информации. Если бы все ощущения, доступные нам, постоянно требовали внимания, мы бы не прожили и дня. Огромная часть прогресса связана с уменьшением времени и энергии, которые мы вынуждены тратить на какие-либо дела, а также с уменьшением самого количества этих дел. От собирательства и натурального сельского хозяйства мы перешли к развитию ремесленничества и торговли. Вместе с развитием культур все меньшему количеству людей приходилось каждый день ежесекундно думать только о том, как прокормить себя. Люди начали специализироваться в конкретной области, а затем обменивать результаты труда на другие товары. Мануфактуры и торговцы еще больше упростили жизнь: люди получили возможность просто покупать еду, одежду, товары для дома, зачастую (до недавнего времени) в единственном большом магазине. Ассортимент не поражал богатством, но и времени на закупки уходило не так много.

Однако за последние десятилетия этот длительный процесс упрощения жизни направился в обратную сторону. Постепенно мы начали возвращаться к поведению, которое требует от нас больше и больше времени, к поведению собирателей, так как все чаще приходится перебирать огромное количество вариантов практически в каждой сфере жизни.

Выбор энергопредприятий и телекоммуникаций

ЕЩЕ НЕ ТАК ДАВНО ВСЕ КОММУНАЛЬНЫЕ УСЛУГИ ПРЕДОСТАВЛЯЛИСЬ монополистами под контролем государства. Потребителям не приходилось принимать решения о том, кто будет предоставлять им телефонную связь или электричество. Но потом компания Ma Bell^[1] распалась. И вместе с этим появилась масса вариантов, которые со временем разрослись до ошеломительного количества. Множество провайдеров междугородней связи предлагают десятки и сотни тарифов. Более того, теперь мы можем выбирать даже услуги компаний местной связи, а революция, произошедшая с распространением мобильных телефонов, подарила ассортимент операторов сотовой связи (и снова со своими вариантами тарифов). Как минимум два раза в неделю я получаю предложения от компаний, которые хотят помочь мне звонить, писать сообщения, выходить в интернет, и каждый день нас заваливает горами рекламы – по телевизору, радио, в интернете и в печати. Теперь для пользования телефоном приходится взвесить все опции.

Подобная ситуация происходит и с электричеством. Энергетические компании соревнуются за наше внимание во многих частях страны, и снова приходится узнавать много новой информации до того, как принять какое-либо решение.

Надо сказать, я не считаю, что дерегуляция и конкуренция в индустриях телефонной связи и энергетики – плохо. Многие эксперты полагают, что дерегуляция телекоммуникационных компаний привела к улучшению качества предоставляемых ими услуг и снижению цен на них. Насчет энергетических единое мнение пока не сложилось. В некоторых местах возможность выбирать и конкуренция компаний идут по тому же плану. В других все не так гладко: качество становится ниже, а цены – выше. Но даже если допустить, что эти проблемы со временем сойдут на нет, а конкуренция энергетических компаний приведет к выгоде потребителей, факт остается фактом: выбор провайдера приходится обдумывать и совершать нам самим.

При обсуждении возможности ввести конкурентную систему энергетических компаний в Нью-Йорке Эдвард А. Смелофф, эксперт в области энергетической индустрии, сказал: «Раньше мы верили, что государственные чиновники, назначенные выбранными нами политиками, присматривают за нами – делали они это или нет. Сейчас мы столкнулись с новой системой: “Разбирайтесь сами”». Хорошо это или плохо? Согласно исследованию, проведенному компанией Yankelovich Partners, большинство стремится контролировать свою жизнь вплоть до мелочей, но многие стремятся и к ее упрощению. Вот пожалуйста, один из парадоксов нашего времени.

Свидетельством данного противоречия может служить следующий факт: многие люди, хоть и рады иметь возможность выбирать провайдера сотовой связи или энергетическую компанию, этого не делают. Они придерживаются того, что выбрали раньше, не рассматривая альтернативу. Многие даже не изучают тарифы, предлагаемые их компанией. А в Филадельфии, несмотря на конкурентную систему энергетических компаний, только 15 % потребителей перешли на более выгодные тарифы. Можно подумать, что это вполне нормально, просто потребители принимают самое простое решение – ничего не менять. Проблема заключается в том, что сейчас государство уже не может следить за отсутствием обмана потребителей. В эру дерегуляции, даже пытаясь сохранить то, что у вас есть, можно заплатить больше за те же услуги, а то и вовсе переплачивать за услуги худшего качества.

Выбор медицинского страхования

СТРАХОВАНИЕ ЗДОРОВЬЯ – СЕРЬЕЗНЫЙ ВОПРОС, И РЕШЕНИЯ, которые мы принимаем по этому поводу, способны привести к ужасающим последствиям. Не так давно большинству был доступен один вид страховки, как правило, какой-то местный вариант компании Blue Cross^[2] или другие некоммерческие медицинские учреждения, как Kaiser Permanente. Количество планов страхования в этих организациях тоже было ограничено. Сейчас же большее количество вариантов. А в рамках одной компании нам доступно целое разнообразие опций: размеры вычитаемой суммы, медикаменты, дополнительные пакеты стоматологических услуг или окулиста и так далее. Если потребители приобретают страховку самостоятельно, а не из списка компаний, предложенных работодателем, количество вариантов растет. И снова хочу подчеркнуть: я не считаю, что мы не можем выиграть от подобного положения дел. Вероятно, многим это и правда выгодно. Но мы сталкиваемся с другой проблемой: нам снова надо разбираться в чем-то новом, а иногда это может не получиться.

Благодаря реформе здравоохранения и защиты пациентов в США (более известной как Обамакэр, «Забота Обамы») ситуация в сфере страхования здоровья изменилась. В эту реформу входила «обязанность» всех граждан приобретать медицинскую страховку, а другой ее важной частью была возможность выбирать, какое именно страхование приобретать. В большей части штатов выбирать действительно есть из чего.

Государство перекладывает ответственность за принятие решения на частные лица.

В ходе президентских выборов 2000 года между Джорджем Бушем и Элом Гором возникли споры в том числе о выборе медицинского страхования. Оба кандидата поддерживали компенсацию стоимости медицинских препаратов для пожилых граждан, но взгляды на лучший способ осуществления реформы разительно отличались. Гор предлагал добавить пункт, касающийся компенсации стоимости лекарств в Medicare^[3]. Экспертная комиссия определила бы размеры компенсации, и сумма была бы одинаковой для всех пожилых граждан. В таком случае им бы не пришлось самостоятельно изучать вопрос и принимать решение. По мнению Буша, частные страховые компании должны сами создавать планы компенсации, включающие в себя различные препараты и их группы, а пожилые люди сами бы выбирали подходящий вариант. Буш был абсолютно уверен в способности рыночной конкуренции способствовать предоставлению высококачественных услуг по низким ценам. В итоге мы получили сочетание идей: систему Medicare Part D. Определенная компенсация стоимости лекарств вошла в Medicare, но частные страховые компании создали дополнительные планы, и пожилым гражданам нужно выбирать из 30, 40, а то и 60 доступных вариантов.

Возможно, вера в силы рынка оправдана. Но даже если это так, подобная ситуация перекладывает ответственность за принятие решений с государства на частные лица.

И мало того, что вопросы медицинского страхования невероятно запутаны (думаю, за всю жизнь я встретил только одного человека, который полностью понимал, что покрывает и не покрывает его страховка и что на самом деле значат громкие заявления страховых компаний), риски так же невероятно высоки. Ошибочное решение о плане компенсации лекарств может привести к полному финансовому краху вплоть до необходимости выбирать между едой и лекарствами, а ведь именно эти ситуации планы компенсации должны предотвращать.

Выбор пенсионного страхования

КОЛИЧЕСТВО ВОЗМОЖНЫХ ВАРИАНТОВ ПЕНСИОННОГО СТРАХОВАНИЯ приводит к такой же проблеме. С течением времени все больше работодателей переходит со схемы пенсионных планов с установленными выплатами (при которых пенсионер получает выплату согласно сроку службы и размеру зарплаты) на схему пенсионных планов с установленным взносом (работник и работодатель вносят деньги в какую-либо инвестиционную систему). То, что получает работник при выходе на пенсию, зависит от успеха инвестиций.

С появлением пенсионных планов с установленными выплатами появилась возможность выбирать. Работодатели могут предложить сотрудникам несколько планов, которые, вероятно, отличаются степенью продуманности. Как правило, служащие способны распоряжаться взносами так, как пожелают, а также менять размер взносов из года в год. Но в последнее время количество вариантов пенсионных планов резко возросло. Таким образом, помимо возможности выбирать между относительно рискованными и стабильными инвестициями, у служащих появился шанс выбирать из ряда вариантов в каждой категории. Так, например, один мой родственник был партнером среднего размера бухгалтерской компании, которая предлагала сотрудникам 14 различных пенсионных планов с возможностью комбинировать их. Однако несколько других партнеров решили, что такого количества недостаточно, и разработали новый план, включающий 156 вариантов. Опция номер 156 предлагала тем, кому не понравились предыдущие 155 версий, создать собственную.

Подобное расширение возможностей пенсионного страхования кажется благом. Если раньше вы выбирали между фондами А и Б, то теперь есть возможность выбрать еще В и Г. Можно просто не обращать внимания на новые опции. Фонды В и Г кому-нибудь подойдут, а другие их проигнорируют. Однако проблема в том, что сейчас у нас огромное количество фондов пенсионного страхования – более 5000. Который идеален для вас? Как выбрать подходящий? Когда компании заключают договор с небольшим количеством страховых организаций, они могут нанять финансовых экспертов, чтобы выбрать фонды, вклады в которые наиболее выгодны для сотрудников. Таким образом работодатели (словно государство) будут присматривать за служащими, чтобы помочь им принять правильное решение. Но чем больше количество вариантов, тем больше работы ложится на плечи работодателя.

Более того, я считаю, расширение ассортимента смещает ответственность с работодателей на работников. Когда компания предлагает служащим лишь несколько путей к пенсионному обеспечению, ответственность за подбор достойных вариантов кажется значительнее. А если работодатель постарался предложить больше опций, кажется, что, позаботившись о подобном ассортименте, он уже выполнил свою функцию, и дальнейший выбор конкретного плана ложится на плечи сотрудника.

Насколько хорошо люди справляются с выбором? Исследование, посвященное тому, как население принимает решения касательно пенсионных отчислений, показало, что, столкнувшись с выбором между несколькими возможными вариантами, люди, как правило, распределяют отчисления между фондами равномерно: 50/50, если у них два варианта; 25/25/25/25, если вариантов четыре, и так далее. То есть взвешенность решений, принимаемых сотрудниками, зависит исключительно от наличия продуманных вариантов, предоставленных работодателем. Так, например, компания может предложить один план консервативных инвестиций (так как все они плюс-минус похожи) и пять более ненадежных, чтобы работники могли выбирать, будут ли рисковать и как именно. При этом типичный служащий распределит взносы равномерно между шестью опциями, даже не подозревая, насколько это рискованно: 83 % инвестиций зависят от колебаний фондового рынка. Помимо опасности принять неверное решение, психолог Шина Айенгар вместе с коллегами (автор «исследования с джемами» из предыдущей главы) обнаружила еще одну проблему: когда сотрудникам предлагают множество вариантов пенсионных фондов, повышается шанс, что они вообще не будут выбирать. Другими словами, наличие возможности выбора не столько помогает найти наилучший вариант, сколько парализует их. «Сложно решить. Подумаю об этом на следующей неделе». Но на следующей неделе это все еще сложно, а дел в жизни все так же много.

Вы можете подумать, будто люди, которые так невнимательно относятся к чему-либо столь важному, как пенсионное страхование, сами виноваты, с какими бы последствиями ни столкнулись. Работодатель сделал для них, что мог, а они сами не приложили никаких усилий. Подобная точка зрения имеет право на существование, но я говорю в первую очередь о том, что выбор пенсионного страхования – одно из очень важных жизненных решений. А многие люди недостаточно компетентны, чтобы принимать финансовые решения самостоятельно. И снова это приводит к той же проблеме: новые сферы выбора требуют от нас прикладывать значительные усилия для поиска новой информации, а также накладывают ответственность за возможную неудачу.

Выбор медицинских услуг

НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ НАЗАД МОЯ ЖЕНА ХОДИЛА НА РЕГУЛЯРНЫЙ медицинский осмотр к новому доктору. Медосмотр прошла, все в порядке. Но когда вернулась домой, она была очень недовольна поверхностным проведением процедур. Ни анализа крови, ни исследования легких. Доктор послушал сердцебиение, измерил артериальное давление, направил ее на маммограмму и спросил, есть ли жалобы – вот и все. Жена решила, что это не очень-то похоже на регулярный медосмотр, и позвонила в компанию, чтобы уточнить, вдруг ее записали не на тот прием. Она описала ситуацию менеджеру, который объяснил, что позиция доктора – обследовать пациента согласно его желаниям. Помимо ряда рутинных процедур, никакого стандартного протокола нет, каждую манипуляцию врач обсуждает с пациентом. Менеджер извинился за то, что подход доктора не объяснили заранее, а также предложил связаться с врачом, чтобы решить на будущее, что войдет в ежегодный осмотр. Супруга была ошеломлена. Поход к доктору – по крайней мере, именно к этому – превратился в подобие похода к парикмахеру: клиент (пациент) должен объяснять специалисту, чего ожидает от каждого визита. Всем управляет пациент.

Раньше врач просто говорил, что нужно делать. Сейчас – пациент сам решает, как и где обследоваться, чем лечиться.

Огромной тяжестью на плечи пациентов опустилась ответственность за медицинские услуги. Я говорю не о выборе врачей, подобная возможность была у нас всегда (если мы говорим не о населении за чертой бедности), и, ответственно подходя к этому, можно сократить количество визитов в больницу. Я говорю об ответственности за действия врачей.

Если раньше медики казались всезнающими покровителями, которые просто говорили пациентам, что делать, или же просто делали это, то теперь они раскладывают возможные варианты перед пациентами, расписывая плюсы и минусы.

Пациент же принимает решение самостоятельно. Данный подход отлично описал хирург и автор статей в New Yorker Атул Гаванде:

«Какое-то десятилетие назад врачи принимали решения, а пациенты подчинялись. Доктора не учитывали пожелания и подчас спокойно скрывали информацию (иногда достаточно важную): какие лекарства прописали, какой курс лечения выбран или какой поставлен диагноз. Пациентам даже запрещали смотреть в собственную историю болезни – медики говорили, что это не их компетенция. К пациентам относились как к детям, слишком хрупким и бесхитростным, чтобы выдержать правду, а тем более принимать решения самостоятельно. И пациенты от этого страдали».

Они страдали, так как некоторые врачи оказывались слишком заносчивы или небрежны. Иногда для принятия верного решения надо было учитывать не только медицинскую сферу, но и другие области жизни пациента (например, друзей и семью), и снова, если медик решал все самостоятельно, пациенты страдали. Учитывая вышесказанное, разумно, что решающее слово должно быть именно за пациентом.

По мнению Гаванде, книга Джея Каца The Silent World of Doctor and Patient (рус. «Безмолвный мир доктора и пациента»), опубликованная в 1984 году, положила начало изменениям в области здравоохранения, которые и привели к тому, с чем мы имеем дело сейчас. Гаванде убежден: возможность пациентов влиять на решения, принимаемые их лечащими врачами, улучшила качество получаемых медицинских услуг. При этом он полагает, что ситуация зашла слишком далеко:

«Сейчас сторонникам независимости пациентов трудно признать суровую истину: зачастую пациенты вовсе не хотят той свободы, которую им предоставили. А именно: они рады, что их независимость уважают, но независимость включает в себя и возможность от нее отказаться».

Дальше Гаванде рассказывает историю из собственного опыта: однажды Хантер, его новорожденная дочь, перестала дышать. Родители трясли ее, пока она снова не вдохнула, и Гаванде с женой поспешили в больницу. Дыхание девочки все еще было затруднено, и дежурный врач спросил, хотят ли родители, чтобы ребенку провели интубацию. Однако отец хотел, чтобы решение приняли врачи, люди, которых он никогда до этого не видел:

«Ситуация развивалась непредсказуемо, и я не мог вынести даже мысли, что могу принять неверное решение. Даже если бы я принял то, которое считал единственно правильным, я не пережил бы ошибки… Мне хотелось, чтобы ответственность на себя взял лечащий врач: он смог бы пережить последствия, какими бы они ни были».

Гаванде пишет, что исследования подтверждают эту мысль. Как правило, пациенты предпочитают, чтобы другие принимали решения. Хотя 65 % опрошенных сказали, что хотят сами выбирать план лечения, если будет диагностирован рак. На самом деле среди людей, действительно больных раком, лишь 12 % высказывают подобное желание. По мнению Гаванде, пациенты хотят, чтобы их лечащие врачи были компетентны и добры. В доброту, разумеется, входит уважение независимости, но она не абсолютна.

Выбор в сфере медицины кажется пациентам и благословением, и тяжкой ношей. И она, как правило, ложится на плечи женщин, выступающих в роли ангела-хранителя не только для себя, но и для мужей и детей. «Для женщин (и для потребителей в целом) необходимость анализировать новую информацию и принимать решение – это тяжелая задача», – утверждает Эми Эллина, руководитель некоммерческой здравоохранительной программы National Women’s Health Network. Особенно тяжелым процесс делает не необходимость самостоятельно принимать решение, а невероятное количество источников информации, опираясь на которую мы делаем итоговый выбор. Недостаточно просто выслушать, как доктор опишет возможные варианты и предложит решить. Сейчас перед нами целый ассортимент руководств, справочников и журналов про здоровье, и хуже всего – интернет. Принятие медицинских решений стало настоящим кошмаром, хуже выпускного экзамена, ведь на кону не просто оценка в аттестате.

Помимо информации о доказательной медицинской практике, мы можем обращаться и к методам нетрадиционной медицины, которых становится все больше: травы, витамины, диеты, акупунктура, медные браслеты и так далее. В 1997 году американцы потратили около $27 млрд на то, что чаще всего не имеет научных подтверждений. С каждым днем подобные практики становятся все более авторитетными. Их все чаще рассматривают как возможную альтернативу доказательной медицине. Необходимость самостоятельно принимать медицинские решения в сочетании с растущим количеством доступных методов легла на плечи каждого человека – грузом, которого не было еще 26 лет назад. Причем это происходит в сфере жизненно важных решений.

Дополнительный признак подобного смещения ответственности с доктора на пациента – возрастающее количество рекламы рецептурных препаратов после снятия ряда государственных ограничений в 1997 году. Подумайте, зачем рекламировать по телевизору медикаменты, которые продаются по рецепту (антидепрессанты, противовоспалительные, противоаллергические, средства для похудения, лекарства при язве, для улучшения потенции и так далее)? Мы же не можем просто пойти в аптеку и приобрести их – нужен рецепт от врача. Тогда зачем фармацевтические компании вкладывают огромные суммы, чтобы напрямую показать потребителям свои лекарства? Очевидно, надеются и ожидают, что мы заметим их продукцию и потребуем у доктора прописать именно эти медикаменты. Сейчас врачи стали всего лишь инструментами, выполняющими нашу волю.

Выбирая красоту

КАК ВЫ ХОТИТЕ ВЫГЛЯДЕТЬ? СПАСИБО ДОСТИЖЕНИЯМ СОВРЕМЕННОЙ хирургии, теперь мы можем менять лицо и тело. В 2014 году американцы прошли более 15 млн косметических хирургических операций: 210 тысяч липосакций, 285 тысяч операций по увеличению груди, 207 тысяч операций на веках, 128 тысяч подтяжек лица, 217 операций по изменению формы носа, 6,7 млн инъекций ботокса. Хотя в основном к ним прибегают женщины (92 %), мужчины тоже делают пластические операции. «Словно сходить на маникюр или в спа-салон», – сказал представитель Американского общества пластических хирургов. Другой представитель говорил, что лечь под нож пластического хирурга – почти то же самое, что и «надеть красивый свитер, сделать прическу, сходить на маникюр или позагорать». Другими словами, они постепенно перестают быть предметом сплетен и становятся обычным инструментом самосовершенствования. Базовые элементы внешнего вида превратились в вопрос выбора – это еще одно решение, которое мы принимаем самостоятельно. Журналистка Венди Каминер пишет: «Раньше красота была даром, посланным лишь некоторым, которыми другие могли только восхищаться. Сейчас это достижение, и некрасивая внешность больше не вопрос везения, а личный провал».

Выбор работы

НА ПРОТЯЖЕНИИ ВСЕЙ ИСТОРИИ США ПО ПРАВУ ГОРДИЛИСЬ системой социального лифта, доступной гражданам. Приблизительно две трети выпускников старшей школы поступают в высшие учебные заведения, а дипломы вузов открывают их обладателям огромное количество вакансий. Выбираемые американцами профессии на удивление не ограничены ни занятием их родителей, ни профессиями, которые они наблюдали в детстве. Понимаю, в США трудоустройство и дальнейшие перспективы доступны не всем, так как состояние семейного бюджета и национальные тренды в экономике могут накладывать некоторые ограничения. Однако эта проблема стоит не так остро, как в прошлом.

После определения направления, в котором человек будет развивать карьеру, он сталкивается с необходимостью выбирать. Благодаря революции в сфере телекоммуникации у людей есть огромный список, когда и где работать. Компании неохотно и медленно, но все же принимают факт, что люди способны продуктивно работать из дома, не отвлекаясь на коллег и не находясь под постоянным надзором. С 2005 к 2012 году количество работников, которые хотя бы частично работают дистанционно, выросло почти на 80 %. Но как только люди получили возможность работать в любое время в любом месте, каждую секунду каждого дня они должны решать: поработать им или нет? Электронная почта всего в одном щелчке мышью. Может, проверить ее перед тем, как лечь спать? Наверное, стоит взять ноутбук в отпуск? Может, подключиться к офисному автоответчику и проверить входящие сообщения, пока ждем перемену блюд в ресторане? Специалистам во множестве областей ничто не мешает работать практически постоянно, а это значит, вопрос поработать прямо сейчас или нет – выбор, который мы вынуждены делать каждый час и каждую минуту.

Технический прогресс поднимает вопрос о возможности работать в любое время. Люди не могут расслабиться, так как ничто не мешает выполнять служебные обязанности постоянно.

На кого нам работать? И здесь, кажется, мы ежедневно сталкиваемся с необходимостью выбирать. Среднестатистический американец 32 лет уже успел поработать в 9 различных компаниях. Несколько лет назад в U. S. News & World Report вышла статья о «странствующей» рабочей силе. В тексте говорилось, что 17 млн американцев готовы добровольно уволиться и найти новую работу. Люди переходят с одной на другую ради повышения или чтобы развиваться в своей сфере; иногда чтобы переехать в другой город или от скуки. Более того, мы так привыкли к традиции часто менять работу, что с подозрением относимся к тем, кто уже 5 лет трудится на одном месте. Подобное поведение больше не считается показателем приверженности компании, а скорее вызывает вопросы по поводу отсутствия амбиций, особенно когда экономика на подъеме, и рабочих мест достаточно. Конечно, во времена спада, как, например, сейчас, статистика перехода с одного места на другое значительно ниже, но люди все равно ищут другую работу.

Когда стоит это делать? Кажется, ответ на этот вопрос – как только приступили к своим обязанностям на текущем месте. Подумайте о влиянии (учитывая то, что мы вынуждены принимать это решение самостоятельно). Это значит, на вопросы наподобие «Где мне работать?» или «Кем мне работать?» никогда не находится окончательных ответов. Мы не можем успокоиться. Наш радар сканирует новые и потенциально более привлекательные возможности, не выключаясь ни на секунду.

Слоган одной из рекламных кампаний Microsoft – «Куда вы хотите отправиться сегодня?» – теперь актуален не только в контексте интернет-путешествий.

Подобная мобильность открывает перед нами массу возможностей. Можно переезжать, менять компании и даже профессии, развиваться, постоянно бросая себе новые вызовы. Но мы платим за это цену, так как вынуждены ежедневно собирать информацию и принимать новые решения. Люди не могут просто расслабиться, наслаждаясь тем, чего уже достигли: нам постоянно необходимо сохранять бдительность, чтобы не упустить счастливый шанс.

Даже одежда, которую мы носим на работу, стала очередным элементом выбора и принесла много тревог. Примерно поколение назад появилась традиция устраивать в офисах день стиля «кэжуал», или «неформальный день». Предполагалось, что это облегчит жизнь сотрудникам, они смогут сэкономить деньги на одежде и чувствовать себя комфортнее, однако эта инициатива привела к обратному эффекту. Помимо традиционно строгой одежды для офиса люди начали подбирать «неформально-рабочую» одежду. Это не спортивные штаны и футболки, которые мы носим дома на выходных; наряд должен создавать определенный образ: расслабленного, но в то же время серьезного и аккуратного человека. Внезапно ассортимент приемлемой офисной одежды резко расширился, и вместе с этим снова приходится выбирать. Но теперь вопрос не «Лучше голубой костюм или коричневый?» или «Надеть красный или желтый галстук?». Сейчас мы должны осмыслить, что вообще значит «кэжуал». В статье журнала New Yorker выделяется как минимум шесть видов: активный, непринужденный, спортивный, нарядный, повседневный (смарт-кэжуал) и бизнес-кэжуал. Как писал Джон Сибрук: «Возможно, самое печальное в стиле кэжуал – это то, что у нас больше нет действительно повседневной одежды». Сейчас мы можем сами определять, как одеться в любой день, однако для многих это принесло больше проблем, чем радости.

Выбор любви

БЫЛ У МЕНЯ ОДИН СТУДЕНТ (НАЗОВЕМ ЕГО ДЖОЗЕФ), С КОТОРЫМ я общался и после того, как он закончил учебу в начале 90-х. Он получил докторскую степень и сейчас работает научным сотрудником в крупном университете. Несколько лет назад Джозеф влюбился в девушку (тоже выпускницу, назовем ее Джейн). «Она – та самая», – говорил он, и в этом никто не сомневался.

Карьера Джозефа шла как по маслу, личная жизнь тоже складывалась удачно, и в общем казалось, что главные решения жизни приняты. Однако во время отношений паре пришлось решать ряд серьезных вопросов. Во-первых, где жить, а сюда входит целый ряд проблем: взвесить все плюсы и минусы независимости, оценить практические преимущества совместной жизни (удобство, экономия) и недостатки (возможно, неодобрение родителей?). Потом надо было определиться, когда и как играть свадьбу. Подождать, пока карьера станет более стабильной или не стоит? Провести религиозную церемонию? Если да, то в рамках какой религии, его или ее? После свадьбы встал еще один вопрос: объединять финансы или не стоит? И если не стоит, как распределять совместные расходы?

Когда вопросы, связанные с браком, были решены, возник новый вопрос: а дети? Заводить ли детей? Они с легкостью решили: конечно, да. Но на этом вопрос не был окончательно закрыт. Выбор лучшего времени привел к целому ряду других трудностей: и часики тикают, и диссертацию надо заканчивать, и карьерные вопросы остаются открытыми. Помимо этого, надо определиться с религией. Если они решат воспитывать ребенка в рамках какой-либо религиозной традиции, чью выбрать?

Вопросы, связанные с карьерой, никуда не ушли. Каждый должен стремиться к своей, даже если из-за этого придется какое-то время жить раздельно? А если нет, чья приоритетнее? В поиске работы стоит ограничиваться западным побережьем (там живет его семья) или искать что-то в районе восточного побережья (тут живет ее семья), а может, ориентироваться не на географическое положение, а искать две наиболее подходящие вакансии, лишь бы в одном городе? Ответы на данные вопросы, каждый из которых мог повлечь за собой серьезные последствия, давались Джозефу и Джейн не так просто. Они думали, что главное решение уже приняли, когда влюбились друг в друга и вступили в отношения. Неужели этого недостаточно?

Уже давно американцы способны самостоятельно принимать решения в личной жизни. Но в прошлом «традиционные» варианты казались такими незыблемыми, что многие и не задумывались о наличии выбора. Да, мы выбирали, на ком жениться, но знали, что постараемся сделать это как можно быстрее, а еще как можно скорее завести детей, потому что все так делают. Те, кто шел по другому пути, казались своего рода аномалией, про них ходили всевозможные сплетни и слухи. В наши дни трудно представить, что какое-то решение в сфере личной жизни может вызвать подобный ажиотаж. Вокруг масса примеров всевозможных вариаций романтических отношений. И несмотря на то что нетрадиционные часто осуждают – и в некоторых регионах США, и в других частях мира, – по всей видимости, мы все больше приближаемся к толерантности к любым отношениям. Включите телевизор (вряд ли это передовая социальной эволюции) – там женатые, разведенные и люди в повторном браке; гетеросексуалы и нет; бездетные и многодетные семьи и так далее. Сейчас все кажется возможным.

Приложения для знакомств не облегчают поиск «того самого» человека, ведь с каждым свайпом можно найти кого-то получше.

С одной стороны, это очередной шаг к развитию свободы. Но перед нами снова выстраивается ряд проблем, которые тревожат нас, занимают время и отнимают силы. Комик Азиз Ансари недавно опубликовал невероятно смешную и глубокую книгу «В активном поиске» об отношениях в интернет-эпоху. Сочетая тонкие наблюдения с данными исследований, он говорит о плюсах и минусах мира, в котором ассортимент романтических партнеров стал бесконечным. Преимущества очевидны, а вот заметить недостатки удается не с первого взгляда. Как можно, листая Tinder, понять, что этот человек – тот самый, если с каждым свайпом вы можете найти кого-то получше? У нового повода для тревоги даже появилось собственное название – «страх упущенной выгоды» (и это словосочетание вошло в Оксфордский словарь английского языка).