Крымский круиз следователя Железманова

Дизайнер обложки Григорий Виноградов

Корректор Ольга Рыбина

© Анна Попова, 2022

© Григорий Виноградов, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0059-2169-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Что может быть лучше хорошего сна после сытного обеда? Особенно в последний день рабочей недели. А уж если спать на мягком удобном диване, который утром нагрелся на солнышке! Сейчас оно перешло на другую сторону, диван сохранял приятное тепло, но не обжигал огнем, в приоткрытое окно наведывался легкий ветерок, а шелест листвы и чириканье птичек создавали уютный звуковой фон. Все бы хорошо, но претендентов на диван было двое. Тимофей был уверен, что именно он имеет преимущественное право на этот предмет мебели. Петр Андреевич в принципе был не против, чтобы его лохматый друг пользовался диваном, благо что размеры это вполне позволяли. Однако Тимофей развалился по самому центру, раскинув в разные стороны лапы и хвост. Учитывая, что габариты кота были солидные даже в летней форме одежды (или шубы?), то Петр присесть на диван никак не мог: под угрозой оказывались или уши, или шикарный хвост. Задеть их – значит обидеть друга. А устроиться на диване поудобнее хотелось. Самое время почитать газетку, а то и подремать. Тем более, что поднялся молодой человек сегодня очень рано, оседлал велосипед и сгонял на речку искупаться еще до начала присутственного времени. Поэтому пришлось действовать словом:

– Рыжий, а не слишком ты разлегся? – спросил Петр своего приятеля.

Взгляд зеленых глаз и равномерное покачивание лохматого хвоста говорили четко, что все нормально и Тимофей занимает именно столько места, сколько он заслуживает.

– Может ты все же подвинешься? У тебя совесть есть? Я тоже отдохнуть хочу, – молодой человек попытался вразумить кота, он был уверен, что имеет полное право на послеобеденный отдых в уютной домашней обстановке.

Однако зеленые глаза прищурились, потом взгляд был отведен в другую сторону. Зачем двуногому отдыхать? Он и так всю ночь спал. А совесть – это что? Вроде это не едят.

Железманов устал препираться. Он очень любил своего рыжего друга, баловал его и прощал ему многое, особенно после того, как Тимофей раньше самого следователя распознал врага, проникшего к ним в дом¹. Но все имеет конец. Поэтому Петр прекратил увещевать словами и перешел к действиям: взял лохматую тушку поперек живота и молча плюхнул обнаглевшее животное на подоконник, а сам уселся на диван, прихватив со стола газету.

Зверь несколько обалдел от такого резкого перемещения и даже собирался недовольно мяукнуть, но тут понял, что, пожалуй, не особо проиграл. Оказавшись перед окном, он получил возможность обозревать интересную картинку за ним.

Вначале его внимание привлек воробей, прыгавший на ветке. Потом во дворе появился новый персонаж: подвыпивший мужчина средних лет. Судя по одежде, гость был из простых слоев общества, скорее всего, рабочий местного кирпичного завода, у которого алкоголь явно нарушил ориентацию в пространстве. Оказавшись каким-то неведомым образом в чужом дворе, он озирался, стараясь понять, где же находится.

– А что, все перекрасили? – наконец задал он вопрос. Но отвечать самому себе не очень удобно. Ответа не было. Мужчина несколько раз повернулся вокруг собственной оси, и тут алкоголь опять показал свое коварство: пьяный потерял равновесие и рухнул на высохшую почву (к счастью, дождя не было уже несколько дней). Пришлось дальше передвигаться на четвереньках. Тимофей с интересом наблюдал, как этот странный двуногий неожиданно оказался в племени четвероногих. Ради справедливости скажем, что зверя давно занимал вопрос, зачем двуногие передвигаются таким неудобным способом? Ведь опора на две конечности менее надежная, так и упасть недолго. Что, собственно говоря, все двуногие и делают. Вот совсем недавно Прасковья споткнулась на дорожке и чуть не упала. А зимой он собственными зелеными глазами видел, как его двуногий шел домой, поскользнулся на льду и растянулся на дороге. Вот он, Тимофей, с четырьмя лапами никогда не падает на ровном месте. Да и на неровном тоже. Впрочем, небольшое представление за окном закончилось: пьяный сумел принять вертикальное положение и даже сообразить, что зашел не в свой двор, и взял курс в противоположную сторону.

Тимофей повернул голову и глянул в комнату. Двуногий читал газету. Самое время объяснить ему бестолковость этого занятий. Кот спрыгнул на пол, подбежал к дивану и точным прыжком занял диспозицию на мужских коленках. Петр опустил газету и спросил животное:

– Обязательно в такую жару устраиваться на мне?

Негромкое «мяу» явно подтвердило, что обязательно. Да, жарко. Но ведь июнь же. Что теперь, забыть про дружбу? Впрочем, Петр уже водил рукой по пушистой спинке. Конечно, летом Тимофей был не такой лохматый, он традиционно переодевался два раза в год. Но все равно, шерсть торчала во все стороны. Гладить пушистую спинку было чрезвычайно приятно. По комнате поплыло урчание. Однако эта уютная картина была прервана: в комнату вошла Прасковья и сообщила, что пришел младший полицейский чин. Похоже, рабочая неделя не заканчивается, а только начинается, намечавшийся, как сейчас говорят, уик-энд судебного следователя Рязанского окружного суда по Касимовскому уезду Петра Андреевича Железманова был прерван вызовом на очередное место происшествия. Такова его служебная участь. Пришлось предоставить спорный диван Тимофею и собираться. Зверь разлегся на диване с видом хозяина и даже не счел нужным хоть как-нибудь высказать сожаление своему двуногому по поводу прерванного отдыха.

– Что случилось? – спросил Петр полицейского, когда они спускались со второго этажа.

– Убийство, ваше благородие.

– Кто потерпевший?

– Мармудов – управляющий в доме Амета Гиреева.

Гиреевы были в Касимове достаточно зажиточными предпринимателями-татарами. Железманов давно уже свыкся с этой особенностью Касимова: в городе жило много татар, часть Касимова составляла достаточно большая татарская слобода, центром которой являлась мечеть, а в уезде был целый ряд татарских деревень. Традиционно в городе было два главных торговых дня: воскресенье и четверг – накануне святой для мусульман пятницы.

Как и все жители средней полосы, татары занимались земледелием, но в то же время активно включались в отходничество и предпринимательство. У кого была возможность – открывали свое дело. Некоторым удалось достичь весьма солидного размаха. Улицы Касимова по сей день украшают красивые и солидные здания бывших татарских магазинов. Вот и семья Гиреевых была достаточно обеспеченной, хозяин держал мастерские, в то же время успешно торговал мехами.

– Заедем за Кауфманом, для осмотра трупа врач нужен, – распорядился следователь. Указание было дано своевременно: врач Осип Сидорович Кауфман (точнее Иосиф Исидорович, но местным крестьянам это было трудно выговаривать, поэтому вначале они, а потом и все касимовцы стали звать земского врача именно так²) жил на одной улице с Железмановым – на Малой Мещанской, и было очень удобно захватить его сразу. В отличие от молодого человека, врач уже успел отбыть в царство Морфея. Послеобеденный сон уж больно соблазнительный. Однако уже минут через 10 доктор стоял на пороге квартиры с кожаным саквояжем в руке. Ему и в голову не пришло высказать недовольство по поводу прерванного сна. Как и Петр Андреевич, Осип Сидорович был настоящим энтузиастом своего дела, не только сладкий сон, но и собственное недомогание или усталость не могли стать преградой для выполнения служебного долга. Мужчины сели в коляску и по дороге обменялись репликами о погоде и купании в Оке – самом приятном летнем развлечении.

До татарской слободы не далеко, надо только доехать до конца Малой Мещанской, немножко прокатиться по Соборной – главной улице Касимова, и уже через пару минут коляска, переехав Загородную улицу, оказалась на Татарской улице.

Дом потерпевшего находился в середине улицы. О том, где случилось несчастье, было можно догадаться сразу – у входа стоял рядовой полиции. Он козырнул следователю и врачу и подсказал:

– В кабинете… Второй этаж.

 
                                 * * *
 

Погибший и в самом деле лежал в кабинете хозяина, в центре комнаты на большом ковре. Рядом дежурил другой полицейский – унтер-офицер Рыбников, уже не раз участвовавший с Петром Андреевичем в расследовании уголовных дел. Мужчины склонились над трупом. Потерпевший был высокого роста, крепкого телосложения, одет в добротный светлый костюм и дорогие летние туфли (большинство касимовских татар, имевших хороший доход, носили современную городскую одежду, а не национальные костюмы). Благополучный внешний образ портило отвратительное темное пятно на спине с порезом в центре. Доктор подошел к телу первым, пощупал пульс на шее, а вдруг еще жив? Всякое бывает, резервы человеческого организма непредсказуемы. Но в данном случае жертва была мертва. Кауфман поднял глаза на Рыбникова и попросил:

– Помоги, служивый.

Вместе они перевернули потерпевшего на спину и сняли с него пиджак и сорочку, обнажив грудь и спину. Петру Андреевичу уже без слов медика была понятна причина смерти: на спине отчетливо виднелась достаточно широкая ровная рана. Явно удар был нанесен ножом с широким лезвием. Других ран и повреждений на теле видно не было. Однако говорить это вслух молодой человек не спешил – Кауфман ревностно относился к роли судебного медика. Он осмотрел рану, пощупал торс потерпевшего, проделал еще ряд манипуляций и огласил свой вывод:

– Конечно, нужно провести вскрытие, но предварительно могу сказать, что смерть наступила от одного-единственного удара ножом. Убийца попал прямо в сердце, не похоже, что пострадавший сопротивлялся.

– Да, – кивнул следователь, – следов борьбы не наблюдается, все вещи стоят на месте, ничего не разбросано, не повалено.

– Вот и делайте выводы, молодой человек, – Кауфман порой любил напустить на себя значимость и немного выступить в роли экзаменатора. Его большой служебный опыт позволял иногда покровительственно вести себя по отношению к Петру. Он относился к Железманову с большим уважением, но в силу его возраста, порой начинал вести себя с ним как со своим племянником, метавшимся как раз в выборе жизненного пути, переходя с одного факультета Московского университета на другой³. Сейчас врач фактически дал Петру важную подсказку.

– Значит, убийца и потерпевший были скорее всего знакомы, – понял намек Железманов.

Врач одобрительно улыбнулся и как опытный и доброжелательный экзаменатор подтолкнул собеседника к следующему умозаключению:

– А если посмотреть на телосложение потерпевшего?

– То можно предположить, что убийца был сильный и рослый, – подхватил следователь.

– Я, конечно, еще исследую направление раневого канала, но думаю, что авторство такого удара должно принадлежать высокому человеку, – одобрительно заключил Осип Сидорович, поднимаясь с пола.

– Хозяин где? – спросил следователь Рыбникова.

– В соседней комнате, в себя приходит.

– Зови, – приказал служивому Петр.

Появился хозяин. Вид у него был как и у всех потерпевших, которые оказывались в подобных ситуациях: лицо бледное, руки чуть заметно трясутся. Увидев еще раз труп, он начал нервничать еще больше, нервно теребя четки.

– Вы присядьте, – следователь указал мужчине на стул. Кауфман тоже не остался безучастным, открыл свой саквояж и достал склянку с темной жидкостью. Но хозяин дома, увидев это, остановил его:

– Не надо, ваши капли на спирту, а нам Аллах не велит спиртное употреблять.

– Вы знаете этого человека? – задал дежурный вопрос следователь.

– Конечно, это мой управляющий Бекир Мармудов.

– Вы давно общаетесь?

– Он служил у меня уже три года.

– Живет у вас в доме?

– Да, ему выделена комната.

– Не женат?

– Нет, если бы он надумал, то ему пришлось бы решать вопрос о жилье.

– Какие отзывы о его службе можете дать?

– Хорошие. У меня не было оснований жалеть, что я его нанял. Честный и порядочный. С ним у меня дела хорошо шли.

– Что пропало из дома? Я правильно понимаю, что открыт сейф? – Железманов указал на небольшой, врезанный в стену шкафчик с металлической дверкой. Хозяин дома чуть кивнул головой. Петр Андреевич стал внимательно осматривать дверцу и замок сейфа. Потом обратился к Рыбникову:

– Ты знаешь, где-нибудь поблизости живет слесарь? Беги и приведи его сюда.

Рыбников кивнул головой, он даже не спросил, зачем нужен слесарь. В то время не существовало экспертов, которые могли провести исследование и ответить, своим ключом вскрыли замок или нет. Поэтому чаще всего просили сведущих людей. Для экспертизы замка обычно приглашали слесарей.

– Где хранится ключ от сейфа?

– У меня! – растерянно ответил Гиреев.

– Точнее. Где у вас? В столе? Вы носите ключ постоянно на себе?

– Да, на цепочке вместе с часами.

– Покажите, – потребовал следователь.

Гиреев полез в кармашек жилета, куда прятались часы, достал их и небольшой ключик.

– Это единственный ключ или есть еще?

– Единственный.

– Вы ему кому-то давали?

– Нет, никому. Зачем тогда заводить сейф, если представлять ключ всем подряд?

– И в самом деле незачем, – согласился Петр Андреевич, – дайте мне пока этот ключ, сейчас придет слесарь, и он постарается ответить на вопрос, этим ли ключом был открыт сейф, а сейчас расскажите мне, что хранилось в сейфе? Я правильно понял, что содержимое пропало?

– Да, правильно. Украдены ценные бумаги, деньги, они были в шкафу, некоторые документы.

– Какие?

– Пару счетов, и еще я туда положил план переустройства усадьбы. Его тоже нет. Еще там лежали мои запонки, но самое главное не это – пропали украшения.

– Какие украшения? Вашей жены?

– Нет, ее драгоценности лежат в другом месте, у нее в комнате.

– А чьи?

– Это не просто украшения. Это реликвия, принадлежащая самой Джанике-ханым, дочери могущественного крымского хана Тохтамыша. Он жил очень давно.

– Насколько помню, он жил в XIV веке, – озвучил факт отечественной истории Петр. – Он же Москву пожег?

Потерпевший кивнул головой, а потом добавил:

– Я понимаю, для вас она всего лишь дочь человека, пожегшего Москву, но вы поверьте – это была выдающаяся женщина. Джанике-ханым мудро правила, ее уважали даже враги, она совершила хадж в Мекку, а когда враг напал на город, мужественно защищала его вместе с другими жителями города.

– А как ее украшения попали к вам?

– Я их купил год назад в Крыму. Ездил туда отдыхать к родным в Гурзуф.

– Родственники? – переспросил Петр.

– Да. Дальние, правда, но у нашего народа принято ценить всех родных.

– И этот родственник продал вам украшения крымской принцессы?

– Нет, мой знакомый, мы встретились в кофейне в Гурзуфе.

– Как его зовут?

– Александр Федорович Лычагин. Он сказал, что преподает в татарской учительской семинарии в Симферополе.

– И этот Лычагин предложил купить у него женские украшения?

– Да, сказал, что это очень выгодное вложение денег, так как это не просто ювелирные изделия, это украшения с историей. К тому же они в самом деле были очень красивыми и тонкой древней работы.

– Что они собой представляют?

– Насколько я понимаю, у меня оказалась только часть всех украшений. Накосник-чулпа, ожерелье-чылбыры и одна сережка. Сделаны они из серебра, но работа очень тонкая, использованы полудрагоценные камни: яшма, сердолик, бирюза. Но главная их ценность именно в истории.

– Почему вы думаете, что это только часть украшений?

– Во-первых, одну сережку обычно не носят. У человека два уха. Волосы татарские женщины тоже чаще заплетают в две косы, соответственно должен быть и второй накосник. Во-вторых, обычно в комплект еще должны входить браслеты.

– А откуда у вашего знакомого это все?

– Я же говорю, что он учитель. Образованный человек, читает различные старинные книги, вот в них он и нашел информацию про дочь Тохтамыша, а украшения нашел сам лично в Кырк-Оре.

– Где? – не понял Железманов.

– Кырк-Ор, или Чуфут-Кале, – это старинный город в скалах, вернее то, что от него осталось. Сейчас там уже мало живет народу, это как памятник старины, который осматривают туристы. Он находится недалеко от Бахчисарая в Крыму, где жила и правила Джанике. Она и похоронена там, сохранилась даже ее дюрбе, то есть усыпальница. В этом месте недалеко от нее мой знакомый и нашел эти украшения. Видимо, во время осады города Джанике спрятала свои драгоценности, чтобы они не достались врагам.

– И вы поверили этому всему?

– Естественно, он так увлеченно рассказывал и про Крымское ханство, и про Джанике, и про скальный город, как там жили люди. Он даже нарисовал мне схему этого города, отметил место, где нашел сокровище. Это было очень убедительно. Сразу видно, что образованный человек.

– Хорошо, завтра вы придете ко мне немного успокоившись и мы попробуем нарисовать эти украшения, – предложил следователь хозяину дома.

– Но я не умею рисовать! – воскликнул тот.

– Зато я умею, – успокоил его Петр. – Хорошо, кто знал про эти украшения? Все, кто в доме?

– Нет, не все, – категорически мотнул головой хозяин. – Знала жена, я сказал ей, мой управляющий был в курсе. И мои сыновья тоже. Их у меня двое – Осман и Ибрагим. Они сейчас в отъезде. Вот вроде и все. Дочерям я ничего не говорил.

– А слугам? В доме есть слуги?

– Да, несколько человек, но им про украшения не говорилось. У них есть своя работа, за которую я неплохо плачу и за это рассчитываю, что они будут верно служить мне и не совать свой нос куда не надо. В мое отсутствие им даже не разрешается заходить в мой кабинет.

– А потерпевшему?

– Что потерпевшему?

– Ему разрешалось?

– Вообще я никогда не говорил, что нельзя, но он был хорошо воспитан и сам понимал, что ему в мое отсутствие делать в моем кабинете нечего.

– То есть он не должен быть в вашем кабинете?

– Нет.

– А вы его обнаружили?

– Да, я пришел домой. Зашел в кабинет и увидел его лежащим на полу.

– Вы были в мечети? – Петр вспомнил, что сегодня пятница, а намаз в 12 часов в пятницу многое значит для мусульман, если есть возможность, они обязательно стараются прийти в мечеть.

– Да, но после молитвы я не сразу отправился домой, а пошел в кофейню.

Кофейня – это своеобразный мужской клуб у татар. Пить алкоголь Коран запрещает, поэтому вместо кабака обсудить местные новости татары шли в кофейню.

– А вы ходили в мечеть один или всей семьей?

– Обычно в мечеть в пятницу мы ходим все вместе – я, моя жена, мои дети, слуги.

– И Мармудов?

– И он тоже. Он верный сын Аллаха.

– Я правильно понял, что сразу после намаза вы пошли в кофейню, а ваш управляющий пошел домой, зачем-то зашел в ваш кабинет и там его убили?

– Нет. Не так. Мармудов сегодня вообще не пошел в мечеть.

– Да? – удивился Петр.

– Он всегда ходил, но сегодня сказал, что сильно болит зуб и ему надо к врачу. Поэтому мы всей семьей пошли без него.

– А слуги после молитвы пошли домой или в кофейню?

– Нет, в кофейню я пошел один, жена, дочери и все слуги сразу после намаза возвращаются домой.

– А вы обычно каждую пятницу после намаза идете в кофейню?

– Да, а все остальные мои домочадцы идут домой.

Конечно, бездельничать в кофейне – это привилегия хозяина, а слуги должны работать. Женщинам тоже там не место, им после молитвы надлежало в сопровождении слуг вернуться домой. Немного помявшись, Петр Андреевич произнес:

– Я должен допросить всех ваших домашних.

Нерешительность Железманов проявил неспроста. В татарских семьях еще были сильны патриархальные традиции. Мужчина обязан обеспечить семью и покой своим женщинам – жене и дочерям. В Касимове у татар не было принято многоженство, хотя законы Российской империи разрешали последователям магометанской веры иметь несколько жен. Однако если этим и пользовались, то скорее в Азии. Но в то же время татарским женщинам был присущ непубличный образ жизни, из дома они выходили только по делу – в лавку или мечеть, и желательно в сопровождении слуги. Если в дом приходили посторонние, то женщинам пристало находиться на женской половине и не вступать с гостями в разговоры. Поэтому следователь понимал, что перспектива допроса жены и дочерей Гиреева не обрадует ни их самих, ни хозяина дома. Естественно, Гиреев напрягся, и Железманову сразу пришлось перейти к убеждениям:

– Поймите, это нужно для следствия, я обещаю быть максимально деликатным.

В этот момент раздался голос Рыбникова:

– Ваше благородие, я слесаря привел.

Слесарь, невысокий юркий мужичок, тоже татарин, с интересом осматривался. Железманов объяснил ему задачу: осмотреть замок сейфа, ключ и ответить на вопрос, был замок взломан или открыт родным ключом. Слесарь взял из рук Петра ключ, вставил в скважину, покрутил, потом еще что-то поколдовал. Минут через пять вынес свой приговор:

– Его не взламывали, все детали целы, ключ проворачивается достаточно легко.

– То есть открыли родным ключом? – уточнил следователь.

– Не может этого быть! – воскликнул Гиреев. – Ключ все время был у меня! Я его никому не давал! А без ключа этот замок так просто не открыть, это самая последняя модель сейфового замка, специально его заказывал. Я не понимаю, как можно было открыть его.

– И в самом деле, ваше благородие, замочек весьма непростой, – поддакнул слесарь. – Родным ключом его открывали, это факт.

– Не я же сам у себя украл деньги, документы, украшения! – воскликнул Гиреев.

– Не знаю, всякое бывает, – пожал плечами следователь. Пока ему ситуация была более чем непонятной. Но тут у него мелькнула мысль:

– Скажи, – он обратился к слесарю, – а если взять этот ключ, сделать по нему оттиск, то можно было бы изготовить ключ, который подошел бы к замку?

Слесарь еще раз посмотрел на ключ, зачем-то кинул взгляд опять на дверцу сейфа, которая сиротливо слегка прикрывала пустое пространство, и ответил:

– Ну, в принципе и такое могло быть.

Железманов бросил взгляд на хозяина дома, тот понял безмолвный вопрос:

– Я нигде не оставлял ключ, он постоянно со мной.

– Но не спите же вы с ним.

– Когда я ложусь спать, то часы и ключи кладу рядом с собой на ночной столик.

– Вот поэтому мне надо поговорить с вашими домашними, может они что-то подскажут для разрешения этой загадки. Иначе мне придется отправить вас в тюрьму.

И видя ошарашенное лицо хозяина дома, добавил:

– Пока у меня основания подозревать только вас. Управляющий убит в вашем кабинете, в него никто не имел права в ваше отсутствие заходить. Сейф открыт родным ключом, убитому нанесен удар, который мог совершить крепкий и сильный мужчина. Вы как раз этим критериям соответствуете. Поэтому вам лучше дать согласие на разговор со всеми домашними, может быть, они что-то видели или слышали.

Гиреев кивнул головой, но допрос женщин ничего не дал. Ни жена, ни юные барышни не могли сказать, что хранится в сейфе.

– Не нашего ума дело.

Про убитого они говорили очень мало:

– Батюшка его нанимал, он с нами не общался.

– Были ли у него какие-нибудь споры с батюшкой?

Барышни испуганно мотали головой. События прошедшего дня тоже описывали скупо – утром встали, позавтракали, пошли в мечеть. После намаза встретились со слугами-мужчинами (женщины и мужчины молятся в мечети в разных залах) и пошли домой. Там прошли на свою половину, в кабинет батюшки никто, конечно же, не заходил. Зачем? Посторонних не видели, как и управляющего. Опять же логично: они на женской половине дома, он в мужской. Поэтому трудно было даже установить, когда именно было совершено преступление: во время намаза или после.

При допросе выяснилось, что в доме есть еще одна пропажа – одна из девушек, работающая в доме, заявила:

– Ложки исчезли!

– Какие ложки?

– Столовое серебро!

Столовое серебро всегда было и предметом гордости, символом благосостояния, и в то же время одним из первых предметов интереса воров-домушников. Вообще-то Коран не одобряет использование золотой и серебряной посуды, но время меняет многие правила. В начале ХХ века многие татарские семьи приобретали вполне светские привычки: носили современную одежду, учили своих детей в гимназиях, даже охотно посещали фотосалоны, чтобы сделать фотографию всей семьей «на память», хотя строгие нормы шариата отрицательно относятся к любым изображениям человека или животного. Поэтому фарфоровая посуда, серебренные ложки и вилки в татарских домах также встречались и являлись как бы как символом семейного успеха в деловых вопросах.

– Больше ничего? – уточнил следователь.

– Там еще в ящике лежала солонка-воробушек!

– Не понял? Какой воробушек?

– Солонка в виде птички. У нее головка отвинчивается, туда соль насыпается, а на макушке дырочки.

– Тоже из серебра?

– Нет, посеребренная только, она не дорогая, просто хозяйке понравилась, а потом она упала, погнулась, там головка стала плохо прикручиваться, и мы ей уже не пользовались, – пояснила служанка.

По словам девушки, серебро и сломанная солонка лежали в ящике комода в столовой. А теперь он был пуст!

– Он запирался?

– Нет.

– Когда в последний раз видели содержимое ящика?

– Неделю назад. Дело в том, что тут лежали не повседневные приборы, а праздничные. Ими пользовались по праздникам или когда приходил гость.

– Пятница – это праздник?

– Да.

– Значит, неделю назад в этом ящике лежало серебро, а сегодня ты его там не обнаружила? А в течение недели ящик не открывали?

– Нет. Зачем?

– Получается, что взять приборы могли и не сегодня, а раньше, только это осталось незамеченным?

Девушка растерянно пожала плечами. Железманов начал опрашивать остальных слуг, пытаясь понять, видел ли кто фамильное серебро с прошлой пятницы. И тут обнаружилась еще одна пропажа: слугу Темира Азаматова нигде не могли найти. Особую пикантность этой информации придавал тот факт, что Темиру временами поручали это серебро чистить! То есть он не раз держал эти вещи в руках и хорошо представлял их ценность. Пришлось опять вернуться к хозяину дома и задавать новые вопросы. К слову сказать, Гиреева весть о пропаже серебра не сильно обеспокоила. Видимо, на фоне убийства и пропажи украшений, серебряные ложки и вилки, посеребренная солонка в виде птички беспокоили его меньше.

– Конечно, как и все изделия из серебра, ложки и вилки стоили недешево, я приобрел их пару лет назад в Москве в одном из ювелирных салонов. По моей просьбе на них нанесли гравировкой вензель в виде букв «А» и «Г» – Амет Гиреев. Они, конечно, красивые, но в целом достаточно ординарные, то есть обычные. Поэтому их цена не запредельная, – пояснил хозяин дома. – По сравнению с украшениями крымской царевны Джанике, конечно.

Естественно, следователю надо было разузнать про исчезнувшего слугу:

– А что вы можете сказать о Темире?

– Молодой совсем человек, ему лет семнадцать всего.

– А как он попал к вам в дом?

– Его привел наш старый дворник, он уже умер, а так они из одной деревни.

– Какой деревни?

– Кочек. Это недалеко от Касимова.

– Вы были довольны его службой?

– Ну как, в целом худо-бедно со своими обязанностями он справлялся, но мог забыть что-то сделать или купить. Иногда приходилось напоминать или посылать на рынок дважды. И у меня возникало ощущение, что порой он лукавит.

– Что вы имеете в виду?

– Иногда он говорил, что продавец не полностью ему дал сдачи.

– То есть вы подозреваете, что он подворовывал?

– Может быть.

– А почему вы его не прогнали?

– Ну, в целом он свою работу делал, а так ему все равно отвечать если не передо мною, так перед Аллахом.

– А вы не знаете, у него есть семья?

– Он не женат, но родные у него имеются – родители, два брата и три сестры.

– А они где живут?

– Там же в Кочеке.

– То есть я правильно понял, что он старший сын в семье и его отправили на заработки?

– Да, скорее всего так.

– Так. С этим понятно, а какого он телосложения? Высокий, низкий, худой или широкоплечий?

– Особо широкоплечим я бы его не назвал, но высокий, может быть даже чуток выше вас, господин следователь.

Так как Петр Андреевич был обладателем нормального мужского роста, то ему сразу стало понятно, что к слуге надо проявить повышенный интерес. Кауфман хоть и предположительно сказал, что удар ножом был нанесен сверху вниз, но его «предположительно» чаще всего подтверждалось – многолетний опыт есть многолетний опыт. Да и кто как ни слуга мог сделать слепки с ключа? Для очистки совести Железманов задал еще один вопрос:

– Скажите, кроме как бегать на рынок и чистить серебро, у него еще были обязанности?

– Он делал всю работу, которую ему поручали: ходил на рынок, натирал пол, чистил обувь, мое платье.

– Чистил платье? То есть вполне могла быть ситуация, когда ваша одежда, в которой был ключ, пусть ненадолго оказалась в руках вашего слуги? – насторожился следователь.

– Обычно я вытаскиваю часы и ключи, прежде чем отдать пиджак слугам, но должен признать, что не следил за этим особо тщательно и иногда забывал это сделать, – развел руками хозяин дома, глубоко осознавая свою ошибку.

Больше ничего полезного для следствия Гиреев сказать не смог. Железманов задал пару вопросов другим слугам в доме:

– Все ножи, которые были в доме, на месте?

Не только кухарка, но и все остальные слуги кинулись проверять ножи и личные вещи. Нож – вещь необходимая не только на кухне, но вообще в хозяйстве. Поэтому их в доме было несколько. Однако они все были на месте, как купленные для выполнения работ по хозяйству, так и личные.

– А у Азаматова никто не видел ножа, который принадлежал ему лично?

Все пожимали плечами. Конечно, Темира неоднократно видели с ножом в руках, когда он выполнял работу по дому, но был ли это нож хозяина или его личный, никто сказать не мог.

Пожалуй, всю возможную информацию, которую могло дать место происшествия, следователь собрал, можно возвращаться домой, да и время уже было позднее. Кауфман уже давно удалился, проследив, чтобы убитого увезли к нему в клинику. Длинный летний день тоже имеет особенность заканчиваться, и Петр Андреевич к себе возвращался уже в темноте.

 
                                 * * *
 

В квартире стояла тишина. Жаркий день сморил Прасковью, из ее комнаты доносилось негромкое похрапывание. Впрочем, она тоже добросовестно относилась к своим обязанностям: в гостиной на столе рядом с лампой был оставлен ужин молодому человеку – большая кружка густой простокваши, накрытая сдобной плюшкой с сахаром и корицей. Свежая сдоба источала соблазнительный аромат свежего теста и пряностей. Рядом на блюдечке примостилась горка полевой земляники. Только сейчас Петр понял, что проголодался. Он поспешил вымыть руки, вернулся к столу и, бросив часть ягод в простоквашу, с наслаждением откусил от плюшки. Негромкое «мяу» напомнило ему еще об одном жильце квартиры. Тимофей уселся рядом со столом и выразительно посмотрел на молодого человека.