Закрой гештальт

© Анна Беглар, 2021

ISBN 978-5-0053-2373-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЗАКРОЙ ГЕШТАЛЬТ

(Закрыть гештальт – значит закончить незавершенное дело, которое не дает покоя, завершить начатое…)

I

Пятница у майора Павла Коршенева не задалась с самого утра. Началось-то все еще три недели назад, когда он получил новое дело. Павел терпеть не мог так называемые «звездные истории». Там, где потерпевшими или подозреваемыми проходили публичные личности, никогда нельзя было ничего сделать по-человечески. Нужно было заглядывать им в глаза, подтирать известное место, гладить по головке, чтобы не дай Бог, именитый адвокат не заявил прессе про ожидаемую грубость органов правопорядка. Зачастую никого и результаты расследования не интересовали. Чистый пиар, черный или белый, неважно.

В этот раз все выглядело почти серьезно. Потерпевшей проходила новоявленная Агата Кристи, детективами которой зачитывались все, от мала до велика. А по паре нетленок даже сняли коротенькие сериалы. Навязчивый поклонник сначала забрасывал ее цветами и письмами, а потом перешел от слов к делу и похитил предмет своей страсти. Павел искренне счел произошедшее выдумкой маркетологов издательства. Поэтому розыскные меры проводил добросовестно, но без особого рвения. Свидетелей опросили, компьютер писательницы проверили, таинственного поклонника вычислили. К издателям, он, увы, отношения не имел. Бывший одноклассник пронес любовь сквозь годы, но взаимности так не дождался. Вот и решился на преступление. ОМОН быстро и чисто задержал несчастного влюбленного, а Павел передал, закутанную в свою куртку, потерпевшую в руки врачей и поблагодарил Бога за то, что его предвзятое отношение не привело к непоправимым последствиям. Затем он, как китайский болванчик кивал в ответ на благодарности представителей издательства и родственников девушки. Сама писательница была тиха и незаметна. То ли не отошла от шока, то ли была неразговорчива от природы. Коршенев про себя радовался, что дело благополучно закрыто. И очень зря. Через неделю в его кабинете появилась писательница. Выглядела она почему-то еще хуже, чем когда сидела в плену у своего поклонника. Извинилась за то, что пришла без приглашения и отнимает время. Помялась и спросила:

– Павел Львович, а вы хорошо осмотрели дом?

– Не понял? – Павел изо всех сил, изображая радушие, наливал для нее чай. – Извините, у меня к чаю только сушки.

– Я люблю сушки. – она подцепила баранку. – Я имею в виду, кроме меня… и Стаса… там никого больше не было?

– Почему вы спрашиваете?

Она на секунду прикрыла глаза и, словно боясь передумать, быстро проговорила:

– Перед тем как вы меня нашли, я сквозь сон несколько раз слышала чей-то плач. И теперь мне это все время снится. Темно, я, связанная, лежу в кровати, и этот плач за стеной. От него все внутри переворачивается.

Павел поставил свою чашку на место. Вот это было плохо. Если писательнице ничего не привиделось, вырисовывалась серия. Хорошо было то, что предполагаемый маньяк уже сидел в изоляторе.

– Яна Антоновна, а вы уверены, что вам это не приснилось?

– Нет. Поэтому и спрашиваю: вы осматривали дом?

Павел сделал глубокий вдох.

– Давайте сделаем так, я вам обещаю, что мы еще раз внимательно изучим все улики и осмотрим дом. Но я совершенно точно могу сказать, кроме вас, живых пленников там не было.

– Я поняла. – она кивнула. – Еще раз извините за беспокойство, но я должна была прийти и все рассказать. Спасибо за чай.

И ушла. Коршенев, для очистки совести, таки отправил двух оперуполномоченных еще раз осмотреть место преступления. Как и ожидалось, ничего подозрительного найти не удалось. Ни следов содержания еще одной пленницы, ни следов захоронения, если таковое имело место быть. В очередной раз убедившись, что показаниям творческих личностей лучше не доверять, Павел переключился на обнаружение нового канала по сбыту наркотиков и о писательнице на время забыл.

II

– Ян, ты плохо выглядишь.

– Знаю, – Яна пожала плечами. – Я плохо сплю последнее время.

Яна и Карина Владимировна Лихачева, ее редактор, и по совместительству лучшая подруга, сидели за столиком в небольшом итальянском ресторане.

– Давай к нам на дачу? Отоспишься на свежем воздухе. Петр за тобой присмотрит. Как я жалею, что не настояла, чтобы он с тобой был, когда только начались письма от этого Ромео.

– Меня теперь на природу долго не потянет. – Яна покачала головой. – Прости, Карин, я знаю, что сроки сдачи книги подходят, но не могу сосредоточиться. Совсем. Мысли далеко от сюжета. Мне совершенно наплевать, что там будет с моим Родионом Смолиным и куда его занесет судьба.

– Удивила. – хмыкнула Карина. – Тебе бы на месяц куда-нибудь в теплые страны. Только Петра все равно с собой возьми. Спокойнее будет. Я поговорю с главным о переносе сроков. Он хороший мужик и тебя ценит.

– Не думаю что настолько, но за предложение спасибо, – Яна улыбнулась.

– Может тебе к моему психологу записаться? Он просто золото. Мозги на место ставит на «ура». – Карина вытащила сигарету и тут же сунула обратно в пачку. – Нет, бросаю. Хочешь, я дам тебе его телефон?

– Давай. – без особого энтузиазма согласилась Яна.

Ни к какому психологу она записываться не собиралась. Врачей Яна Антоновна не любила с детства. Карина проницательно посмотрела на ее мрачное лицо и решительно начала набирать номер.

– Ты что делаешь? Я не собираюсь никуда….

– Собираешься. Максим Сергеевич, добрый день. У меня к вам просьба, нужно проконсультировать женщину после психологической травмы. Очень сложный случай… Нет, не буйная. Хорошо бы сегодня….Заняты? Жаль. Может найдется время? Вечером? В восемь? Конечно, подъедет. Я вам очень признательна.

– Никуда я сегодня не поеду! – отрезала Яна.

– Поедешь. Это просто врач. Он тебя не съест. Поможет тебе нормализовать сон без таблеток, которых ты как огня боишься. В восемь он тебя ждет.

– Карина, я не люблю, когда мной так нагло манипулируют.

– Это из большой любви к твоим тиражам, золотко мое. Сейчас скатишься в депрессию, запорешь книгу. Оно мне надо? – Карина улыбнулась. – Кстати, доктор не женат.

– Я счастлива, – буркнула Яна и подозвала официанта. – Рассчитайте меня, пожалуйста.

– Не обижайся, Яна. Ты мне потом спасибо скажешь.

– Я бы тебе прямо сейчас сказала, да люди смотрят. Все, пока. Я позвоню.

Яна вышла из ресторана и направилась к своей машине. Страх, снова страх. Так недолго и с ума сойти. Раньше она никогда не задумывалась, как далеко ей идти до парковки, горят или не горят фонари. Не проверяла, не забрался ли кто в салон. Не спрятался ли между сиденьями, как это сделал Стас. «Может быть Карина и права. Так и до психоза недалеко. В конце концов, что я теряю?»

III

…Максим Сергеевич оказался рыжим, высоким и худым, как палка. Словом, жених хоть куда, и как психолог к себе сразу располагал. Кляня себя за то, что пошла на поводу у подруги, Яна села и начала рассказывать:

– Месяц назад меня похитил бывший одноклассник и держал почти две недели за городом в частном доме. Пока я была там, мне казалось, что в доме есть кто-то ещё. Я слышала тихий плач. Теперь мне это снится, каждую ночь. Я боюсь, что там остался ещё один человек и ему или ей, нужна помощь. Вдруг я не помогла тогда, а теперь уже поздно. Я ходила в полицию, но не думаю, что меня там приняли всерьез. Скажите, Максим Сергеевич, я могла все это придумать?

– Полиция никого кроме вас и вашего похитителя в доме не обнаружила. Похититель, если я верно понял, был зациклен конкретно на вас, а не на женщинах вашего типажа. Зачем ему нужна другая жертва?

– Не знаю. Тогда, что? Я схожу с ума, доктор?

– Постарайтесь вспомнить, как вы впервые услышали этот плач?

Яна прикрыла глаза

– Я лежала в кровати, пыталась сдвинуть повязку с глаз, и услышала… Стоп… Не знаю почему мне это так вспоминается, но у меня не могло быть никакой повязки на глазах. Она была ни к чему. К тому моменту я уже знала, что это Стас меня украл.

– Яна Антоновна, возможно вы будете против, но чтобы устранить путаницу в вашем сознании, правильнее всего будет провести несколько сеансов классического, либо регрессивного гипноза. Бессознательное хранит куда больше полезной информации, чем сознательное.

– Вы правы, я буду против. Не хочу, чтобы вы или кто-то ещё залезал мне в голову.

– Что ж, распространенное заблуждение. – улыбнулся психолог. – Поймите, человеку, даже находящемуся в состоянии глубокого транса, невозможно внушить то, что глубоко противоречит его жизненным ценностям и моральным устоям. А вот разобраться в вашей проблеме, отключив на время ваше сознание можно. С другой стороны я могу предложить вам медикаментозную терапию. Решайте.

– Мне не по душе ни то, ни другое, но… Ладно. Один раз. Доставайте свой маятник.

– Маятник сегодня не понадобится. Закройте глаза.

– Хорошо. – Яна послушно опустила веки.

– Вы сидите в мягком кресле. Вам тепло и уютно. Вам спокойно. Яна, дышите медленно. Вдох-выдох, вдох – выдох. Вы расслаблены. Вам ничего не угрожает. Вы слышите только мой голос. Я буду считать. На счет десять вы окажетесь в кинотеатре. Один, два, три ….– бархатный голос обволакивал Яну.– Перед вами белый экран. Спроецируйте на него ваш сон. Кадр за кадром. Не бойтесь, это просто кино. Оно не имеет к вам никакого отношения. Яна, что вы видите?

Страшно не было. Она сидела в первом ряду и видела, как кадры сменяют друг друга. Черно-белая лента была похожа на старые диафильмы, которые она любили смотреть в детстве с папой.

– Яна, что вы видите?

– Дом. Старый деревенский дом.

– Вы знаете, что внутри?

– Знаю. – смотреть дальше ей не хотелось. Было скучно. – Я не хочу туда возвращаться. Меня заставляют сидеть в комнате. Не выпускают на улицу. Я даже в окно не могу выглянуть. Ставни всегда закрыты. Только через щелку видно петушка на палочке.

– Яна, с кем вы в этом старом доме?

– Я его не люблю. Он злой, – Яна и помотала головой. – Сначала давал мне бумагу и карандаш, чтобы я не мешала. Я люблю рисовать. – она водила пальцем по колену. Максим Сергеевич осторожно встал и подал ей карандаш и лист бумаги.

– Рисуйте, Яна.

– Когда я вырасту, я буду рисовать, как мама.

– Вы в этом доме с мамой?

– Да. Я с мамой и с Димой.

– Яна, сколько вам сейчас лет?

– Не знаю. – Яна пожала плечами.

– Вы ходите в школу? Вам нравится учиться?

– Нет.

– Когда вы идете вместе с мамой, вы ей по плечо, вы одного роста или она крепко держит вас за руку?

– Дима держит меня за ворот пальто. – Яна перестала рисовать и вдруг схватилась за голову. – Крики за стеной! Ужасные крики! Я слышу, но ничего не могу сделать! Не могу пошевелиться.

– Яна, вы по-прежнему в кинотеатре. Вам нечего бояться. На счет десять, зажжется свет. Фильм закончился. Один, два…

Яна открыла глаза. Голова была неприятно тяжелой.

– Как-то быстро все закончилось, доктор. Или это только мне так показалось? Что это? – она только сейчас поняла, что держит в руках бумагу и карандаш. – Давно не рисовала. Я рассказала, что-нибудь интересное?

– Вы рассказали эпизод из своего детства. К сожалению, не удалось точно определить временной промежуток. Вы с мамой и неким Дмитрием жили в деревенском доме. Вы любили маму-художницу и хотели рисовать, как она. Дима же вас постоянно запирал, и думаю, бил вашу мать. Она плакала, а вы это часто слышали. Шум ссоры и женский плач. Ничего удивительного, что после похищения, ваши детские страхи обострились.

– Максим Сергеевич, – Яна не знала, что ей делать- немедленно уйти, хлопнув дверью, обвинив врача в некомпетентности или все-таки дослушать до конца. – Видите ли, мои родители никогда не жили в деревне, мама работает проводницей, папу зовут не Димой, а Антоном, и бить маму он никак не мог. Во —первых, он – противник насилия, во-вторых, у них разные весовые категории. Скорее мама побила бы папу.

Максим Сергеевич участливо посмотрел на нее, а потом спросил:

– Какое у вас самое раннее воспоминание из детства, Яна Антоновна?

IV

Яна сидела в машине, и третий час подряд смотрела, как по лобовому стеклу стекают капли дождя. Ворошить или нет прошлое? Имеет ли это смысл теперь? Она никогда не понимала приемных детей, которые начинают разыскивать настоящих родителей через долгие годы. Зачем? Но плач за стеной продолжал звучать в ушах. Как все произошло? Почему меня бросили? Может быть, психолог все же ошибается? Яна все же набрала номер матери:

– Здравствуй, мам. Нет, нет, я в порядке. Скажи, а папа дома? Нет? Это хорошо. Мама, нам надо серьезно поговорить. Наедине.

…Лидия Семеновна встретила Яну только что испеченным манником.

– Руки мой, дочка, и скорее за стол. Почаевничаем с тобой. Ты опять, что ли на диете сидишь? Худющая стала, одни глаза торчат.

– Пахнет как, – Яна с наслаждением вдохнула аромат свежеиспеченного пирога. – Нет, мама. Просто никак не приду в себя после случившегося.

– Убить его мало, Стаса этого. – Лидия Семеновна грохнула чайником о стол. – Не представляешь, что мы пережили, пока тебя искали, чего только не передумали.

– Мама, сядь, пожалуйста. – попросила Яна. – Я должна спросить у тебя одну вещь. Не обижайся, пожалуйста. И не лги ради моего спокойствия. Это правда, важно.

– Что случилось, Яночка? —непривычно тихо спросила Лидия Семновна.

– Как я к вам попала, мама? Только не отшучивайся про капусту и аистов.

– Почему ты спрашиваешь, Яна?

– Я была у психолога. Меня мучает один и тот же сон. Женский плач за стеной, крики. Я должна помочь, но я не могу пошевелиться. Врач предложил гипнотерапию, и я согласилась на один сеанс. Под гипнозом я рассказывала странные вещи. Такого никогда не могло произойти ни с тобой, ни с папой. Пожалуйста, скажи мне, что врач- шарлатан, и я успокоюсь.

Лидия Семеновна с трудом встала и поставила чайник обратно на плиту. Потом вернулась к столу и тяжело опустилась на стул рядом с дочерью.

– Нам говорили, что ты вряд ли заговоришь после такой травмы. А я молилась. Молилась, чтобы моя девочка выжила, чтобы заговорила, чтобы умненькой-разумненькой была. И Господь меня услышал. Сначала ты глазки открыла, меня узнавать стала, все за руку держала и плакала, когда я уходила. Потом заговорила. Мне все говорили, какое чудо – ваша девочка. Я так привыкла, что ты моя, по-другому и думать не могла.

Яна до крови прикусила губу. Хотелось кричать. Ну почему? Почему?

– Когда я тебя впервые увидела, ты по перрону шла. Ноябрь, холодно, снег срывался, а ты в одном платьице и носочках, на плечах какая-то куртка старая. Явно с чужого плеча. Я тебя на руки схватила, вижу надо лбом сплошное кровавое месиво. Знала бы, кто ребенка так, на месте убила бы. Начальник поезда- понимающий мужик был. Отправление задержал, милицию вызвал и скорую. Тебя сразу на стол и оперировать. Милиция потом несколько раз приходила и в больницу, и к нам домой. Дело открывали, искали твоих родителей. Но они словно сквозь землю провалились. Я тогда всех кого могла, подключила, чтобы тебя не отдавать. Благо тетя Фая у нас в органах опеки работала. Она правда решила, что у меня после того как моего младшего сына Лешеньки не стало, мозги съехали, и я в тебя вцепилась. И Тоша вначале так думал. А я тебя как на руки взяла, поняла, моя дочь, никому – не отдам.

– Прости меня, мама. – Яна обняла мать. – Пожалуйста, прости.

– За что мне тебя прощать, доченька? – спросила Лидия Семеновна. – Ты пойми, не вернулась за тобой мать твоя, значит, нет ее в живых. Ты хоть и побитая была, но платьишко все вышитое, вручную вышитое. Пропойцы такое своим детям не надевают. Значит, любимая ты была… Я все боялась, вот так постучится однажды в калитку женщина и скажет, отдавай мою дочку. Она и постучалась, только к тебе, а не ко мне. Не ищи лиха, Яна. Лучше свечку за ее душу поставь.

Яна осталась ночевать у родителей. Она лежала без сна и знала, что за стеной так же не спит мама. Ее родная приемная мама. И так же тихо плачет, как ее забытая родная. Что же делать? Оставить? Не вспоминать? Как быть дальше?