Принцесса чародеев

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Принцесса чародеев
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

© Анна Беглар, 2022

ISBN 978-5-0056-5149-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Список действующих лиц и понятий

Элиз Ладлоу – дочь Стефана Ладлоу, Избранная, королева Братства.

Джон Коннор Остроф – граф Острофа. Внебрачный сын Освина Ладлоу. В благодарность за то, что избавил короля Мерсии от растущего влияния Братства получил земли своего покойного брата и графский титул.

Стефан Ладлоу – законный наследника Освина. Лишился покровительства отца после того, как его связь с орденом стала очевидной. Последний король Братства. Носил титул условно, не был Избранным. Отец Элизы. Убит Коннором Острофом.

Братство – орден, объединивший две ветви магов, владевших силой Слова (Посвященные) и силами Природы (друиды).

Избранный/ная – творение, которое создается ценой жизни восьми членов ордена. Приходит в мир, когда над Братством или страной, которой служит орден, нависает угроза, отвести которую человеческими силами нельзя. Уходит, когда нужда в столь сильной магии исчезает. Избранный является королем Братства.

Гвендолин Пелтроу (Дара) – жена Дангала Грегора, мать Клиффорда, Катрин и Элизы. Жрица друидов. Спутница жизни Стефана. После его смерти добровольно последовала за ним.

Филип Пелтроу – валлийский барон. Отец Гвендолин, Элиз и Теодора. В поисках лучшей доли для своих детей выдал обеих дочерей за влиятельных лордов. Гвендолин не стала жить после смерти Стефана, Элиз была обвинена в колдовстве и сожжена на костре. Теодор обвинил отца в смерти сестер и покинул его замок. Впоследствие женился на бывшей жрице Братства Коллин Фрай.

Эдвард Лейн (Рэйвен) – муж Эстер Лейн. Считал, что является отцом Ричарда.

Эстер Лейн – мать Ричарда. Кузина шведской королевы Сигрид.

Катрин Грегор – сводная сестра Элиз. Жрица друидов.

Клиффорд Грегор – сводный брат Элиз.

Лорейн Остроф – старшая дочь Коннора Острофа. Замужем за наследником графа Линкорна.

Логан Остроф – старший сын и наследник Коннора Острофа.

Роберт Остроф – младший сын графа Острофа.

Ричард (Дикон) Грегор – незаконный сын Дангала Грегора и Эстер Лейн. Мормер Морея (область на полуострове Кинтайр). Претендент на трон Альбы из рода МакАльпинов по линии отца. (Дангал Грегор приходился сыном Кеннету Второму.)

Малькольм МакКеннет – претендент на трон Альбы. Будущий король Малькольм Разрушитель. Пришел к власти, убив своего предшественника Кеннета Третьего.

Дугал МакАльпин —соратник Кеннета Третьего. Втайне интриговал в пользу Дикона, в надежде сделать его королем, а затем через его брак со своей дочерью Хелен войти в королевскую семью.

Гэвин Стэнфорд – глава Братства после смерти Стефана. На деле ему подчинялись только друиды.

Альвин и Грехем – соперники Гэвина. Входили в Совет Посвященных.

Селина Маклин – подруга Элизы. Жена Логана Острофа.

Сиверн Рокторн – сын герцога Селина Рокторна. Фиктивный брак Элизы с ним способствовал захвату Братством территорий в Нортумбрии.

Селин Рокторн – отец Сиверна, был женат на дочери Филипа Пелтроу – Элиз. Казнил ее по ложному обвинению в колдовстве. На деле не смог получить от нее наследников и собирался устроить себе новый брак.

Этельред Второй (Нерешительный) – король Мерсии.

Сигурд Великолепный – соратник Харальда —короля Дании.

Харальд Сильный был в числе йомсвикингов (прототип современных рыцарских орденов) участвовал в битве при Хьёрунгаваге был на одном из кораблей уклонившихся от боя. Соратник Торкелля Длинного (который с 1009 года нападал на юг Мерсии и Сассекс.) Затем стал соратников кнуда (сына свена) и в 1017 году станет эрлом восточной Англии. А затем и наместником короля в Дании.

Стивен Гонтор – советник короля Мерсии.

Симон Грегор – брат Дангала Грегора. Епископ Морея.

Готфрид – вассал графа Острофа. На деле Посвященный.

Ханна Ладлоу – бывшая верховная жрица друидов. Мать Стефана. Наставница Элизы.

Пролог

Данное произведение не претендует

на историческую достоверность.

Это лишь легенда.

Сказка, услышанная когда-то…

Его пугали эти непонятные создания. Он их ненавидел и уничтожал везде, где встречал. На его землях не осталось никого, кто мог безбоязненно признать себя отмеченным печатью Силы.

Мужчина, стоявший перед графом Острофа, был последним. Кто бы мог подумать, что однажды колесо Фортуны швырнет его в грязь, из которой подняло его врага. Барон Стефан Ладлоу, даже связанный, вызывал у воинов страх. Они невольно осеняли себя крестными знамениями и поглядывали на женщину, баюкавшую младенца. Все они понимали, что это единственный гарант их безопасности. Только под угрозой жизни дочери друид смиренно ждал своей участи.

Граф стоял, уперев кулаки в бока, и откровенно наслаждался осознанием того, что победил. Он получил все, и пусть те, кто когда-то открыто смеялся над ним, теперь валяются у него в ногах, моля о милости. Все, чем владел брат перейдет в его руки.

Пленник словно угадал его мысли и открыто усмехнулся:

– Ошибаешься.

– Ошибаюсь? – Коннор опустился на одно колено и посмотрел в глаза брата. – Думаешь, мне помешает твое дитя?

– Моя дочь. – Стефан бросил короткий взгляд на сверток в руках няни и улыбнулся разбитыми губами. – Я написал о ней своему родичу королю. Я назвал ее своей наследницей, а его умолил принять мои земли, если Господь призовет мою девочку. Неплохая идея, правда? – Стефан хрипло засмеялся, но смех оборвался, когда Коннор в ярости обрушил на брата град ударов. Друид не пытался защититься и снова заговорил. На этот раз его голос звучал словно набат.

– Наслаждайся мелкой победой, Коннор. Мои муки окончатся быстро, а твои будут длиться долгие годы. Ты не будешь хозяином на моей земле, ни пока жива моя дочь, ни если ее вдруг не станет. Ты не сможешь жить там, где проливал нашу кровь. Однажды ты будешь умолять избавить тебя от того, чего так алкал.

– Замолчи, – хрипло прошептал Коннор. – Не осталось никого, кто мог бы уничтожить меня.

– Братство – прах, но Избранный живет. Ты вырастишь дитя, которое принесет тебе погибель, Остроф.

Граф не выдержал и рванул меч из ножен. Послушная сталь очертила полукруг и вонзилась в грудь пророчившего пленника.

– Живых и мертвых призываю в свидетели. Ты проклянешь миг, когда возжелал моего места, Остроф.

Стефан захлебнулся хлынувшей изо рта кровью и рухнул вперед. Граф не стал подбирать оружие, брезгливо сплюнул на землю рядом с умирающим и пошел прочь. Эта жалкая тварь, которая даже не сумела себя защитить, еще смела пророчествовать.

Однако слова друида против воли бились в голове.

«Ты вырастишь того, кто принесет тебе погибель».

– Милорд, – к графу приблизился один из рыцарей. – Прибыл вестник из Острофа.

– Какие новости ты мне привез? – раздраженно спросил Коннор, не удостаивая гонца даже взгляда.

Тот вытащил из сумы на поясе письмо и с поклоном протянул графу. Остроф, не поворачиваясь, велел одному из вассалов:

– Прочти, Готфрид.

– Милорд, – Готфрид поклонился и вскрыл запечатанный конверт. – Кровь Христова!

Закаленный в боях воин не сумел удержаться от крестного знамения.

– Ну же, читай! – со злобой в голосе повторил сюзерен.

– Ваша милость, – голос Готфрида дрогнул. – Управляющий пишет, что ваша супруга, леди Джиллиан раньше срока разрешилась от бремени.

Коннор вырвал из рук рыцаря письмо и недоверчиво впился глазами в строчки. Дочитав письмо до конца, он швырнул послание в грязь и громко захохотал.

– Вот оно – оружие в руках язычников! Такое же жалкое, как и они сами… Моя жена принесла мне девчонку.

I

Север Уэльса.

– Итак, свершилось. Она появилась там, где ей должно быть.

Старая жрица друидов открыла глаза и устало провела ладонью по лицу.

– Правильно ли мы поступили, Ханна? – молодая женщина в богатом наряде смотрела в пламя танцующее в очаге. – На что мы обрекаем невинное дитя?

– Ты забыла о том, как умер Стефан? – в голосе Ханны звенел лед. – И многие до него? Может, ты не помнишь, как легли руны и что они предвещают нашей земле? Если этот ребенок не пройдет путь до конца, все жертвы будут напрасны.

– А если Стефан ошибся? То, что он сделал…

– Он не ошибался ранее, не ошибается и теперь. Я понимаю твою тревогу, Дара. Но пусть твое сердце будет спокойно, я не оставлю это дитя. Когда придет время, я научу ее всему, что знаю. Она станет воплощением всех знаний, которые мы собирали годами, и которые пытался развеять английский граф.

– Но граф может не позволить ей жить, – помедлив, решилась высказать точившую ее мысль Дара. – Не убьет ли он ее сразу, дабы обезопасить себя в будущем?

– Нет, – Ханна покачала головой. – Стефан позаботился об этом. К тому же Коннор не поверит в то, что его могущество сможет поколебать женщина. Он позволит ей вырасти, хотя бы для того, чтобы еще раз посмеяться в лицо убитому им Стефану.

По лицу Дары промелькнула тень. Руны давно сказали ей, какая судьба уготована любимому. Линии их жизней всегда лежали порознь. Он был странствующим друидом, без гроша за душой, лишенный титула и земель. Она стала женой незаконного сына короля. Но, несмотря на пылкую любовь, которую питал к ней супруг, и двух детей, которых она ему родила, Дара так и не стала истинной госпожой в его доме. Ее душа всегда пребывала рядом с душой ее друида. Теперь, когда его не стало, ничто не удерживало ее в мире живых.

 

– Тебе пора идти, Дара.– Слова Ханны можно было истолковать по-разному. Дара кивнула и поднялась со скамьи.– Пусть благословение неба пребудет с тобой, дочь моя.

– Будь благословенна, Ханна, – молодая женщина ответила поклоном и бесшумно покинула хижину.

Ханна медленно, словно нехотя, вынула из мешочка на поясе горсть камней, с выбитыми на них рунами и бросила на стол.

Судьбу нельзя умолить, нельзя отменить то, что предрешено. Руны рассыпались, уступая место одной. Она тускло сияла серебром в центре круга камней. Высеченная на ней стрела, указывала вперед. Руна Воина Духа, которая повелевает, позволить Воле Неба протекать сквозь себя и не стоять на своем пути. На какой—то миг перед внутренним взором женщины возникла темная комната, освещенная огнем очага и колыбель, где мирно спала крошечная девочка.

«Будь благословенна, дитя мое» прошептала женщина. «Пусть Великие Силы помогут тебе выдержать все испытания, когда придет время».

*****

Год шел за годом. Снова и снова, старая колдунья бросала руны, и каждый раз получала один и тот же ответ. Каждый год в один и тот же день она приходила к воротам старого монастыря, куда граф сослал девочку, которую теперь называл своей дочерью, и через доверенных людей узнавала, как растет это дитя. Иногда старой колдунье удавалось издалека понаблюдать за молоденькой послушницей, которая всегда держалась особняком и почти не улыбалась. Долгие годы, она не могла принять окончательного решения, ибо видела лишь покинутое всеми дитя. Ханна уже начала сомневаться в правдивости рун, но продолжала год за годом приходить к монастырю. Это был ее долг. Долг перед умершими братьями и сестрами.

Она уже знала, что хоть непокорные вассалы Ладлоу и подчинились власти Коннора, сам граф редко бывает в тех местах, где правил брат. Мятежи вспыхивали по нескольку раз в год. Голод и болезни озлобили вилланов. Люди верили в то, что однажды дух прежнего хозяина вернется и спасет их. Они верили в Избранное дитя.

А граф настаивал на постриге дочери. Он собирался окончательно похоронить ее за монастырскими стенами. Но судьба распорядилась иначе. Вновь поползли слухи о последнем пророчестве Стефана, и Коннор забеспокоился. Он боялся, что Братство, которое набирало силу в Альбе, дознается, кого он прячет в обители, и может выкрасть дочь Стефана из монастыря. Граф принял решение перевезти ее в Остроф. Только там он чувствовал себя спокойно.

Ханна была довольна. Время действовать пришло. Перед тем как покинуть свою хижину, она бросила на деревянный стол три руны. Два камешка постукивая, раскатились в стороны. В центре остался нетронутый камень. Пустая Руна. Руна Веры и руна Судьбы.

*****

Она стояла на коленях и перебирала четки. Ее губы должны были шептать слова молитвы, но вместо этого были упрямо сжаты. Сколько раз ей приходилось бывать здесь за свои шестнадцать, нет семнадцать лет. Девушка в грубом сером наряде послушницы устало вздохнула. На протяжении тринадцати лет, с того самого дня, как ее привезли в это аббатство, монахини делали все возможное, чтобы воспитанница научилась смиренно принимать свою судьбу. Тяжелее всего было в первые годы. Тогдашняя аббатиса считала младшую дочь лорда Острофа воплощением греха, и всеми силами старалась искоренить ростки ереси в ее душе. Тогда Элиза была слишком мала, чтобы понять, в чем заключалась ее вина, и как ей поступать, чтобы избежать наказаний.

Внезапная кончина матушки Леоноры от сердечного удара, и назначение на пост аббатисы матушки Эмбер благотворно сказалась не только на судьбе воспитанницы, но и на жизни аббатства. Новая настоятельница, родом из Дэнло, прекрасно разбиралась не только в духовных делах, но и в административных вопросах и ведении хозяйства. Аббатисе Эмбер, в отличие от покойной Леоноры, казалось совершенно естественным, что одну из ее послушниц изредка приглашают погостить родичи. Однако вместо визитов в Остроф, Элиза с доверенными людьми объезжала старые замки в Дэнлоу, где почему-то никто из сеньоров не жил. Это продолжалось несколько лет подряд и прекратилось так же неожиданно, как и началось. Элизе стало запрещено покидать пределы аббатства. Все ее время теперь занимали уроки письма, латыни и греческого языка. Все разговоры были только о том, что пора готовиться к постригу. Шептались и о том, что аббатиса выделяет ее среди прочих послушниц и, однажды Элиза сможет занять ее место. Разумеется, если проявит достаточно усердия. Еще полгода тому назад, девушка с радостью ухватилась бы за такую возможность. Положение аббатисы позволяло быть хозяйкой земель, быть равной мужчине-лорду. Но Элиза не успела заметить, в какой момент пребывание в монастыре сделалось для нее поистине невыносимым. Стены смыкались над головой и сдавливали, будто тиски. Элиза ела через силу, почти не спала, больше не могла заниматься привычными делами. Более того, она стала замечать, что ее сторонятся работники аббатства.

– Элиза, пора в трапезную.

Девушка поднялась и с трудом сдержала стон, когда сотни игл вонзились в ее занемевшие от долгого стояния колени. Она отряхнула подол своего платья, поправила капюшон, скрывавший ее едва отросшие волосы, и вышла из часовни. Неяркие лучи заходящего солнца, окрасили облака в нежно—розовые цвета. В прозрачном вечернем свете, громада темнеющего на горизонте леса, казалось особенно четкой. Легкий ветер ласково взъерошил темные волосы, нежно коснулся лица.

– До чего же хорошо, – невольно произнесла Элиза.

– Тебе ведь запрещено произносить что-либо кроме слов молитвы, – в прозвучавшей сбоку фразе отчетливо слышался упрек. – Ты забыла, что случилось утром?

Девушка безразлично пожала плечами и приблизилась к поманившей ее рукой старшей монахине.

– Я не хотела, чтобы так случилось с работой сестры Агнесс. Это простое совпадение, сестра Элисон.

– А мальчишка-истопник три дня тому назад? Его едва живого нашли в лесу. Он сам не мог понять, почему не видел аббатства, почему бродил вокруг. А брат Эвларий? Он искупался в бочке с вином, и теперь над ним смеется все аббатство. Всем не повезло после твоих слов. Матушка Эмбер проявила милосердие, всего лишь запретив тебе говорить. Более жестокосердный человек мог бы вовсе лишить тебя языка.

– Я не виновата, – обреченно повторила девушка. – Я этого не хотела. Я всего лишь сказала, что мне жаль, что мальчик не видит дальше собственного носа, а брат Эвларий скоро утонет в вине, если не перестанет столько пить.

Сестра Элисон тяжело вздохнула и покачала головой.

– Элиза, ты должна понять. От таких совпадений недалеко и до костра. Боюсь, ты не останешься с нами. Ты вернешься в семью и выйдешь замуж. Ни один мужчина не потерпит такого от жены.

– Простите, – тихо ответила Элиза, – но я не представляю, как я должна перестать делать то, чего я и так не делала. Не могу же я закрыть глаза и промолчать всю жизнь?

– Матушка Эмбер послала меня за тобой, Элиза. Она ждет тебя для разговора.

Сестра Элисон глядела вслед спешно удалившейся Элизе и сотворила крестное знамение. Много лет назад жалость заставила ее протянуть руку к этому избитому до полусмерти ребенку, который упрямо отказывался подчиниться. Элисон удалось научить ее смиряться, когда не было выбора, но заставить измениться – так и не вышло. Уроженка Дэнлоу и вдова одного из вассалов Ладлоу, Элисон давно поняла, что место Элизы было не в христианской обители, а в языческом капище, но не отвернулась от ребенка. Элисон надеялась, что девочка, кем бы ни были ее родители, однажды примет постриг и спасется от опасности, которая подстерегала ее в миру. Теперь, когда глава семьи Остроф изменил намерения относительно судьбы Элизы, монахине оставалось только молиться, чтобы у матушки Эмбер хватило мужества ему воспротивиться. В противном случае Элисон боялась даже представить, что станется с молоденькой послушницей, и какие волнения начнутся в Дэнлоу.

*****

Сидя в кресле перед аббатисой, Элиза, раздираемая смешанными чувствами- страхом и надеждой, слушала плавную речь матушки Эмбер. Ее заключение окончилось – это вызвало короткую вспышку радости. Отец прислал за ней людей. Она едет домой. Это вызвало страх.

– Я не могу осквернить свой язык ложью и написать, милорду Остроф, что ты стала настоящей леди, Элиза, – продолжала говорить настоятельница, – но ты сможешь удовлетворить требования своего отца и любого мужчины, которого объявят твоим мужем.

– Я могу отказаться?

– У женщины есть два пути. Либо монастырь, либо замужество. Прежде я была тобой довольна и надеялась, что ты будешь использовать свои таланты на благо аббатства. Но в последние полгода тебя точно подменили, Элиза. Ты не проявляешь должного усердия в служении Богу, более того, в твоих поступках видны устремления к ереси. Не оправдывайся! – аббатиса подняла руку, но потом добавила чуть мягче. – Мне неведомы причины, по которым твой отец вызывает тебя в Остроф. Для всех было бы гораздо лучше, если бы ты осталась с нами.

– Вы сами сказали, что я должна уйти, матушка, – Элиза слышала свой голос словно со стороны. – Я не смею идти против воли своего достопочтимого отца.

Аббатиса долго молчала, а потом, сделав над собой усилие, проговорила:

– Твой брат ожидает тебя.

Элиза молча поклонилась и вышла из комнаты. Матушка Эмбер встала и подошла к окну. Она видела, как стройная фигурка в темном плаще пересекает луг и направляется к отряду из двадцати рыцарей, ожидающих ее с ночи.

– Никто не сумеет изменить предначертанного… – еле слышно произнесла аббатиса. – Никто… Храни тебя Господь, Ализон Ладлоу.

*****

Отправляясь на встречу ожидавшему за стенами монастыря эскорту, присланному графом Острофа, Элиза чувствовала лишь напряженное ожидание. Она отчаянно боялась быть отвергнутой, как и тринадцать лет назад. Девушка не хотела признавать, что желает обрести дом, которого, у нее никогда не было, и семью, в которой так нуждалась. Сестры подвели воспитанницу к молодому рыцарю, который почтительно поклонился приблизившимся монахиням.

– Я лорд Роберт Остроф.

– Это твой старший брат, Элиза, – тихо пояснила Элисон.

Элиза подняла глаза, внимательно разглядывая рыцаря. Он был выше ее почти на две головы, но едва ли намного старше. О том, что его жизнь не была спокойной, можно было судить по двум шрамам, пересекавшим правую щеку. Роберт, в свою очередь изучал лицо сестры. От ее холодного взгляда ему стало не по себе.

– Мое имя Элиза, – наконец, заговорила девушка. – Благодарю вас за то, что оказываете мне милость, сопровождая в замок Остроф.

Роберт машинально отметил, что сестра не добавила к своему имени слова «леди» и уловил нотки сарказма в ее голосе. В тот момент ему вдруг показалось, что она, Бог весть откуда, узнала, как противился он приказу отца отправляться в глушь Мерсии, чтобы привезти в дом сестру, которую и в глаза-то никогда не видел. Вслед за этой дикой мыслью, он почувствовал жгучий стыд. Ощущение было настолько странным и неожиданным, что Роберт поспешил поблагодарить монахинь и отдать приказ отправляться в дорогу.

– Позаботьтесь о ней, милорд, – тихо проговорила одна из сестер.

Но Роберт пропустил просьбу мимо ушей, во все глаза глядя, как сестра, молниеносным движением поддернув подол своего монашеского одеяния, без посторонней помощи взлетела на спину его мощного черного коня. Предупреждение застряло в глотках рыцарей. Они хорошо знали скверный нрав жеребца, обуздать которого под силу было только младшему лорду Остроф, и уже были готовы броситься на помощь девушке. Однако злобная скотина, не раз грозившая втоптать замковых конюхов в грязь, только шумно выдохнула и осталась смирно стоять на месте. Элиза провела ладонью по лоснящейся шкуре и тихо произнесла:

– Черный, как смертный грех. Как его имя?

– Джекс – весьма своенравный конь, – Роберт медленно, чтобы не напугать коня взялся за поводья. – Ты поступила опрометчиво, Элиза. Он мог искалечить тебя.

– Нет, – Элиза покачала головой. – Он понимает, что я не желаю ему зла.

Она повернулась к монахиням:

– Прощайте, сестра Элисон. Я не забуду вашей доброты.

Элисон молча перекрестила воспитанницу и покачала головой. Элиза же ни разу не оглянулась и не заметила, как на опушке леса появилась фигура, закутанная в старый плащ. На лице Ханны, провожавшей взглядом отряд, светилось торжество. Колесо Фортуны медленно поворачивалось.

*****

Отряд двигался весь день. Против ожиданий Роберта, сестра ни единым словом не выказала недовольства или усталости. Сейчас она сидела на упавшем стволе дерева, наблюдая, как воины готовятся к ночлегу, и ставят небольшую походную палатку для уединения госпожи.

– Ты голодна? – Роберт приблизился и сел рядом.

– Нет, – Элиза пожала плечами. – Мне часто приходилось воздерживаться от пищи во искупление своих грехов.

 

– Возьми, – брат удивленно посмотрел на девушку и протянул ей кусок поджаренного на костре мяса и ломоть хлеба. – Я не сторонник столь строгих епитимий.

– Спасибо, – она сухо кивнула и взяла еду.

– Я не думал, что ты окажешься такой, – неожиданно для самого себя произнес Роберт.

– Такой? – переспросила Элиза. – Что же во мне не так, милорд?

– Не знаю, – брат пожал плечами. – Ты на удивление спокойна для послушницы, отправившейся в неизвестность. Или монахини рассказывали тебе о нашей семье?

– Редко, – Элиза аккуратно ела. – Я знаю, что наш отец великий человек, но понятия не имею в чем заключено его величие.

– Что? – Роберт снова не сумел скрыть удивления. – Тебе нужно следить за своими словами, Элиза.

Сестра пожала плечами.

– Я ничего не знаю о жизни вне монастыря, милорд брат. Мне также неизвестно о чем позволено говорить, а о чем лучше молчать. Так вы расскажете о нашей семье?

– Расскажу, – Роберт кивнул. – Наш дед был своенравным и неуживчивым человеком. Когда его изгнали из Нормандии, он переправился с континента и предложил свой меч саксонскому тану. Потом убил его и женился на его вдове.

– И эта женщина не возражала?

– Покойный супруг обращался с ней не лучше чем с наложницей. Она была рада избавиться от него и ни разу не пожалела о том, что связала судьбу с его убийцей. Наш дед также не остался внакладе. Благодаря богатству супруги он избежал наказания за убийство сеньора и со временем сумел возвыситься. У него родились четыре дочери и один сын. Наш отец Джон Коннор Остроф. За свои заслуги в подавлении мятежей, он получил графский титул и стал близким к трону человеком. Его супруга и наша мать леди Джиллиан Остроф в юности слыла одной из первых красавиц Мерсии. Старший сын и наследник отца – Логан и старшая дочь Лорейн.

– Почему отец отправил меня в монастырь? – перебила девушка.

– Видимо он хотел, чтобы ты росла в безопасности. Мира в Мерсии нет на протяжении последних двадцати лет.

– Почему же он не отослал Лорейн?

– Лорейн связывал контракт с сыном графа Линкорна. Она воспитывалась под присмотром супруги графа госпожи Смеральды. Свадьба состоялась четыре года назад. Оба семейства надеялись на скорое появление наследника, но уже трижды ей не удавалось доносить ребенка. Сейчас Лорейн снова в положении и попросила разрешения у мужа провести время до появления на свет младенца под родительским кровом.

– Почему?

Роберт передернул плечами.

– Говорят, в нашей округе есть знахарка, которая помогает женщинам в таких делах.

– Разве знахарство не запрещено?

– Разумеется, запрещено. Однако доведенная до отчаяния женщина способна обратиться за помощью к кому угодно. И я буду последним, кто ее за это осудит.

Роберт хмуро взглянул на сестру и отвернулся, про себя дивясь своей невиданной словоохотливости.

– Я поняла, – Элиза кивнула. – А что будет со мной? Для чего меня возвращают в замок?

– Пришло время выдавать тебя замуж, – буркнул Роберт и сделал большой глоток из фляжки.

– Это окончательное решение? Я могу отказаться? – девушка отряхнула платье и поднялась на ноги. Роберт пожал плечами.

– Отец говорил мне, что ты, возможно, захочешь принять постриг, но настаивал, чтобы ты навестила семью перед принятием обетов.

– Вот как? Стало быть, если я пожелаю меня вернут обратно в аббатство?

– Конечно. Ни один мужчина не выше Бога, не так ли, сестра? – брат прикончил вино и спрятал фляжку. – Но сейчас тебе нужно отдохнуть. Да и мне тоже.

Элиза покладисто кивнула, однако вместо палатки двинулась к лошадям.

«Зачем, зачем же меня на самом деле возвращают домой? Что от меня хочет человек, называющий себя моим отцом? Дочери нужны для заключения выгодного союза. Неужели моя жизнь превратится в бесконечную череду дней и ночей, посвященных служению мужчине, который будет ценить меня не больше, чем ценят собаку у порога? К тому же новый хозяин быстро поймет, что толку от меня гораздо меньше, чем от самой глупой псины» тоскливо думала девушка. В душе все восставало при мысли о таком будущем. Она ласково погладила черного коня между глаз. Тот тихонько фыркнул, обдав ее потоком теплого воздуха, и ткнулся мордой в бок Элизы. Девушке внезапно захотелось прижаться к теплой шкуре и забыть обо всем. Когда она была совсем крошкой, Элизе снились длинные сны, где мать, удивительной красоты женщина, качала ее в объятиях, пела колыбельные и рассказывала удивительные истории, а отец дарил вырезанные из дерева игрушки и смеялся, когда она пыталась пробовать их на зуб. А потом в угасающем свете камина, недалеко от ее колыбели, две тени сплетались на стене. Тени людей, любивших друг друга и ее, ту малышку, плод своей любви. Повзрослев, девушка поняла, насколько далеки от реальности были эти сны. Разве та мать ни разу не поинтересовалась бы судьбой дочери, а тот отец запер бы ее в монастыре? Пробуждение после тех снов было сущей пыткой, и Элиза даже обрадовалась, когда они перестали ей сниться. Никто не нуждался в ее любви, и девушка учила себя не нуждаться в любви других, но иногда, закрывая глаза, она мечтала о семье… настоящей семье. Элиза горько усмехнулась своим мыслям и безнадежно покачала головой.

– Миледи.

Элиза повернула голову и увидела молоденького пажа. Юноша поспешно склонился перед ней.

– Миледи, завтра мы отправимся очень рано. Вы должны отдохнуть. Лорд Роберт поручил мне позаботиться о вас.

– Хорошо, – Элиза кивнула.

Палатку охраняли двое мелитов, которые почтительно склонили головы, когда Элиза проходила мимо.

– Миледи, если вам что-нибудь понадобится, дайте знать. Я буду поблизости, – уже в спину девушке произнес паж.

Элиза удобно устроилась на шкурах, закрыла глаза и постаралась уснуть, однако сердце то и дело покалывало холодной иглой. Когда по всему телу прокатилась волна холода, Элиза не выдержала и резко села. Так уже было, было шесть лет назад, когда к аббатству приближались вооруженные отряды данов, жаждущих стереть святую обитель с лица Мерсии. Тогда ей десятилетней девочке никто не поверил, а матушка Эмбер потратила много слов, времени и средств, чтобы отучить воспитанницу от проявления языческих наклонностей. Однако дар, чувствовать грозящую опасность Элиза не утратила, хотя с тех пор тщательно скрывала.

Девушка на секунду замерла. Как объяснить все Роберту? Поверит ли он или сочтет ее безумной? Откинув полог, Элиза сделала было шаг вперед, но дорогу ей тут же заступил один из рыцарей.

– Я иду к брату, – попыталась было объяснить девушка.

– Вернитесь в палатку, – оборвал ее стражник. – Милорд не велел его беспокоить.

– Но..

– Делайте, что вам говорят, леди Элиза, – холодно велел рыцарь и в ту же минуту упал на колени, давясь хлынувшей изо рта кровью. Из его спины торчали несколько стрел.

– О Боже! – девушка замерла на месте.

Вокруг царил хаос. Воины Роберта вскакивали, падали, пронзенные стрелами, отстреливались от скрывавшихся между деревьями врагов.

– К бою! – раздавались крики. – За Острофа! За короля!

А из леса, подняв мечи с боевым кличем бежали вооруженные боевыми топорами и молотами мужчины. Головы многих покрывали выпотрошенные шкуры хищных зверей. Мертвые хищники угрожающе скалились в неровном свете луны, из-за чего нападавшие выглядели, как посланцы преисподней.

Острая боль привела Элизу в чувство. Рукав платья стремительно намокал от крови. Легко увернувшись от пытавшегося удержать ее мелита, девушка бросилась в чащу. За спиной слышались крики Роберта:

– Элиза! Немедленно вернись! Элиза!

А Элиза, не оглядываясь, мчалась вперед. Тихий голос в глубине сознания подсказывал, что ей нечего делать среди людей, и в лесу будет легче укрыться от врагов. Словно она уже не раз это делала – растворялась среди деревьев, ускользая, как утренний туман. В кустарнике она, тяжело дыша, затаилась. Инстинкт неожиданно ускользнул, уступая место рассудку. Вместе с ним нахлынули страх и боль. Она вдруг осознала, что оказалась посреди незнакомого леса. Что расцарапанная, в порванном платье и с растрепанными коротко остриженными волосами, больше походит на деревенскую девку, чем на госпожу и может получить соответствующее обращение, если только ее поймают.

Неподалеку всхрапнула лошадь, донеслись негромкие голоса. Говорили на гаэльском наречии, понимать которое Элизу научили в монастыре.

– Я делаю то, что считаю нужным. Не обвиняй меня в небрежности. Я не потерял людей. Ранен только Эрик. А то, что мы ищем так и не найдено, – оправдывался светловолосый, молодой человек верхом на гнедом жеребце.

– Ты хочешь сказать, его носит при себе юноша, который сопровождает домой сестру из святой обители? – в голосе его собеседника отчетливо слышалась насмешка. – Любопытно, как часто ты, назвав мне одно место своего пребывания, находишься в совершенно противоположном конце острова?