Здрасьте, а Саша выйдет?

Эпиграф

Дизайнер обложки Марк Берман

© Александр Васенёв, 2023

© Марк Берман, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-2475-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Всё началось в далёкие девяностые. В попытке отделаться от моего настойчивого внимания, отец предложил мне записывать всё самое интересное, что я увижу за день. Что-то вроде дневника или, скорее даже, бортового журнала. Дневник капитана – так он назвал его. Может быть потому, что я мечтал стать капитаном космического корабля, а может потому, что он сам был капитаном по званию. В общем, батя выдал мне старую амбарную книгу с разлинованной желтоватой бумагой, ручку без колпачка и предоставил самому себе. И действительно, в тот день мне было, о чём написать.

Первая строка журнала гласила: «Ура! Мы переехали в новую квартиру. Она на четвёртом этаже, в ней много комнат. И балкон». Ещё вчера мы жили в крохотной квартирке впятером, а когда родители получили вторую, то тут же разменяли их на одну большую. Мой дневник не запомнил ни цен, ни площадей, лишь важнейшую деталь обмена – мы отдали газовую плиту в качестве доплаты. Да и холодильник тоже отдали. Я был чрезвычайно удручён этим фактом, утверждая всем подряд, что нас безнравственно надули. Конечно, я тогда не учитывал то, что в новой квартире не нужны две газовые плиты. Впрочем, как и два холодильника, ведь на дворе начинались девяностые. Лишь эта горесть утраты омрачала радость того великолепного дня. Наконец-то у меня появилась своя комната, а вместе с ней и своя дверь, и своё окно. Прекрасный вид на городской парк, летающих в небе голубей и оживленную дорогу. Картинка гипнотизировала.

Вот так закончился первый листок бумаги моего журнала. Сорок восемь слов, двенадцать грамматических ошибок, кучка бессвязных предложений и торжественный, невероятных размеров шрифт, передающий неподдельную детскую радость.

Как же приятно было открыть его тридцать лет спустя. Впервые за все эти годы. Должно быть, пришло время устранить пробелы в воспоминаниях. А между делом попробовать найти во всём этом хоть какой-то смысл, а может и самого себя.

Глава 1. Как найти друга

И хотя на первой странице было полно места, новая заметка начиналась на следующем листке. Почерк стал скромнее, да и буквы жались друг к другу в ожидании длинных рассказов.

Сразу после завтрака я уставился в окно на проезжую часть. Дверь комнаты отворилась медленно, а затем появился отец. Он входил спиной, обвешанный инструментами, держа в руках пакеты, ножовку и какие-то доски.

– Помогай! – проскрипел он, и я тут же подхватил упавшую на пол ножовку. Мы затащили все вещи из прихожей, после чего он вышел в подъезд и вернулся с огромной доской в руках. Он едва мог обхватить её руками, прижимая к себе.

– Отойди, я сам! – отрезал он мои попытки приложить руку помощи. На повороте из коридора он смачно вдарил углом доски в цветок, что был на рисунке обоев в моей комнате. Кусок бумаги оборвался и скомкался, став похожим на коровий язык. – Ай! Твою то ж… – выругался отец. – А впрочем шут с ним. Всё равно переклеивать, ты ж не баба – с розами на стенках жить, – и оторвал болтающийся кусок.

– Пап, это вроде капуста, – поспешил я с уточнением, – а что ты собираешься делать?

– Как что? Ты вообще как, в школу собираешься ходить? – папаня удивленно посмотрел на меня. – Писать-то на чём будешь? На коленках что ли?

Я кивнул, поняв что эту груду досок он собирается превратить в письменный стол. В прошлом классе мы немало писали. Сейчас же размеры стола навевали мысль о том, что писать придётся куда больше.

Отец поинтересовался, чем я планирую заняться, и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты. Я громко ответил, что не знаю. Сам-то он всегда был чем-нибудь занят. Даже когда он пил кофе на балконе, я наблюдал за его серьёзным, устремлённым в бездну мыслей взглядом. Я знал, что даже в редкие мгновения отдыха он думает о чём-то значительном. Может быть, он обдумывает, как построить ещё одну теплицу в саду или улучшить печь в бане, чтобы там стало ещё жарче. В общем, забот у него хватало, а потому и пил кофе он часто.

Отец вернулся с балкона и ещё раз спросил:

– Ну так что, решил, чем займёшься?

Я снова ответил, что совсем не знаю. Он раскрутил рулетку и принялся вымерять и записывать.

– Или может сначала обои все отодрать? – бормотал он, то и дело озвучивая процесс.

Я тут же заявил, что хотелось бы получить обои с ракетами, или с машинами, или на самый крайний случай с какой-то другой техникой. На что отец многозначительно погладил усы и окинул взглядом комнату:

– Да. Найдём потом с машинами и ракетами. Сейчас пока с этими поживёшь. Нам главное тебя сейчас к школе собрать.

Наблюдая за тем, как отец мастерил стол, я попутно отметал поступающие от него идеи для занятий. Книги мне читать совсем не хотелось, разве что картинки посмотреть. Рисовать я не умел. Пианино при переезде совсем расстроилось. Мне хотелось только одного – поскорее пойти гулять во двор. Но я не мог. Наконец игра в угадайку закончилась, и я услышал долгожданный вопрос:

– Может тогда гулять пойдёшь? Вот тут палец прижми.

Я нажал на край здоровенной металлической линейки, напоминавшей мне самурайский меч:

– Пап, я не могу пойти гулять, я же там никого не знаю.

Мне почему-то было неловко, что я боюсь идти на улицу. При том, что я очень любил гулять. Собственно этим я и занимался всё время. Отец дочертил и взялся отрезать лишний кусок столешницы:

– Так познакомься! Найди себе друга и будешь с ним гулять.

Пила ритмично забегала, а я заволновался. Нет, я не был никогда робким или застенчивым, и точно не был трусливым. Просто не понимал, как можно найти друга. В моём старом дворе у меня было полно друзей. Лёша, Миша, Дима, Саша… Мы катались на великах по узким земляным тропинкам, играли в прятки возле старой театральной сцены, что стояла посреди двора, менялись фантиками от конфет, строили песчаные города. Но я никогда не искал друзей, они просто были.

Я покрутил все эти мысли в голове и принялся за расспросы:

– А как мне познакомиться?

Заметив во мне первые проблески интереса, отец отвечал бодро:

– Выйди во двор для начала. Из дома тебе точно этого не удастся. Затем найди кого-нибудь во дворе, лучше, конечно, ровесника. Приглядись, кто чем занимается, может в футбол играет или там в домино, может собирает гербарий или штабик строит, – отец высыпал на пол комнаты кучу разных болтов, выбирая подходящие. – Присмотрись! Вы-бе-ри. А уж затем иди знакомиться. Скажи, как тебя зовут, потом его спроси, можно ли тебе тоже с ним поиграть. Не забывай улыбаться. Ну и пару конфет с собой захвати. Угостишь друга.

– Ага, – отвечал я, раздумывая. – А что, если он не ответит?

– Куда он денется! Конечно ответит. Всем нужен друг. Пойми, без друга и жить скучно, тоска зелёная! Они рады тебе будут незнамо как. Да даже если и не ответит – не беда, сразу иди к следующему и знакомься с ним.

Построенная отцом картина тут же была нарисована в моём воображении. Выхожу я, значит, во двор. Весь такой радостный, улыбающийся, карманы мои оттянуты сладостями. И незаметно для окружающих, предположительно прикрывшись кустами, я выбираю позицию для наблюдения. Присматриваюсь. Тем временем по двору равномерно рассредоточены от пяти до десяти мальчиков подходящего возраста. Один из них в одиночестве пинает мяч в пустые бессетчатые ворота, второй с нескрываемой грустью выставляет домино на лавочке возле дома. Тоже один. Третий непременно бережно, но также без улыбки на лице, срывает с деревьев листья. И вот тут-то наконец и появляюсь я с предложением дружбы, от которого, разумеется, невозможно отказаться.

Меня вдруг охватил животный страх от осознания, что все они могут единовременно находиться вместе. И в этом случае я буду там совершенно не нужен. В перерывах между сверлением дыр, я продолжал выдавать новые вопросы. Тут отец перервал меня на полуслове:

– Слушай, а давай памятку тебе сделаем на фанере? Будешь по ней ориентироваться. Так, значит, ответили тебе, что мальчика зовут Миша, значит переходим к вопросу номер четыре, – интонации его резко сменялись с успокаивающих на ироничные.

Впрочем, я не замечал сарказма, находясь в ступоре. Я всё ещё стоял в комнате, стеклянными глазами то и дело поглядывая на проезжую часть.

– Саш, – начал он, – так я же совсем забыл тебе сказать. Вчера, когда мы разгружали мебель, возле нашего грузовика ходил какой-то пацан из соседнего подъезда, кажется, Дима. Или Егор. Он наверное и сейчас там ходит. Он меня ещё спрашивал, мол, кто переезжает, и я сказал, что здесь будет жить мальчик твоего возраста, который любит гулять и дружить. А он мне на это ответил, что это прямо его вариант. Так я ему сказал, что сегодня ты пойдёшь гулять часов в… одиннадцать или двенадцать. Короче, слушай, он наверняка тебя там ждёт. Но имя ты всё-таки спроси, вдруг я напутал.

Я обрадовался, и по счастливому совпадению на часах было одиннадцать-двенадцать часов. Это всё меняло. Одно дело, когда тебе надо кого-то выбирать, присматриваться. А другое – когда тебя уже кто-то готовенький ждёт. Я схватил со стола две карамельки и выбежал в подъезд.

Глава 2. Друг

«Сегодня я нашёл друга и узнал много нового», – это и ещё кое-что я записал в журнале.

Итак, я побежал на улицу.

Ни за что не вспомню, во что я мог быть одет в тот день. Запомнить обувь было просто невозможно – убивал я её с такой скоростью, что едва хватало на сезон. В школе, конечно, были туфли: коричневые сменяли черные, затем наоборот; белые и тёмные рубашки с длинными рукавами. Прочие детали безнадёжно стёрты из моей памяти, как ненужные воспоминания.

Зато я хорошо помню, как спускался по лестнице с четвёртого этажа, сломя голову. Папа неоднократно предупреждал, чтобы я бежал по ступеням только вверх. Так ты хотя бы не упадёшь, если споткнёшься, говорил он. Умно́! Но непрактично. Торопишься ведь обычно на улицу, а не домой.

Подъездная дверь хлопнула позади меня, и я сразу же начал осматривать всё вокруг. Пусто. Никто меня не ждал возле подъезда, ни возле соседнего подъезда, ни возле следующего. Я прошёл от первого до последнего входа, затем обратно, и понял странную для себя мысль. У нашего дома нет своего двора. Пятиэтажка стояла перпендикулярно трём другим, у которых как раз были свои площадки. А у нас не было. Выходишь из подъезда, делаешь пять шагов вдоль дощатой лавочки и попадаешь на асфальтную дорожку. Поднимаешь глаза и видишь серую стену соседнего дома. А ещё слева и справа то же самое. Словно три соседских дома надменно повернулись к нам боком. У них, значит, дворы свои, а у нас одна только дорожка, по которой то и дело снуют машины. Ну кто так строит!

Впрочем, дворы были наполнены в основном деревьями, лишь изредка металлическими конструкциями синего цвета, вроде качелей, хлопушек для ковров и бельевых сушилок. Белые широкие стволы доставали до верхних этажей. Ближе к домам росли клёны и другие деревья, названия которых я тогда не знал. Их было так много, что под ними почти ничего не росло.

Я внимательно осмотрел хозяйство первого двора. В середине была вытоптана футбольная площадка совершенно непонятной формы. Воротами служили стволы берёз. Надо признать, что люди, посадившие их, были выдающимися троллями. Ворота одной команды были явно шире других, а ещё одна штанга была прилично наклонена, увеличивая площадь ворот. Вы и представить себе не можете, сколько перепалок и потасовок породила эта несправедливость.

Я обошёл соседний дом и попал в следующий двор. В нём не было вообще ничего, кроме деревьев, потому как туда не выходили подъезды.

«Очень круто!» – подумал я, здесь можно собирать грибы и штабик построить.

Продвигаясь вглубь по вытоптанной тропке, я наконец-то увидел мальчишку, примерно своего роста, может чуть повыше. Тот совершенно неподвижно стоял возле куста в загадочной позе, с выдвинутой вперёд рукой. «Это Дима, – подумал я. – Или Егор!»

Я хотел ускориться навстречу потенциальному другу, но вспомнил совет отца. Остановившись в нескольких шагах, я выглядывал из-за дерева, пытаясь установить правила его игры. И спустя минуту тот не шелохнулся, лишь слегка переместил руку. Мне не удавалось объяснить себе происходящее. Это точно был не футбол. Но что же тогда!

Мальчик снова перевёл руку в другое положение. Тогда я не выдержал и подошёл. Незнакомец моментально повернул голову и, ничего не сказав, снова уставился на свой куст.

– Привет, ты Дима? – спросил я довольно радостно.

– Я не Дима, – ответил он.

– Привет! Ты Егор?

– Я Костя, – сказал он после долгой паузы. Кажется, к такому повороту не был готов даже мой отец. Хорошо, что мне тогда было только восемь. Это могло служить оправданием буквально всему, а не только невежеству.

– Что ты делаешь? – наконец-то уже спросил я, ведь именно этот вопрос согласно методичке должен был предопределить судьбу наших отношений.

– Тихо. Ты слишком громко говоришь. Тут надо быть невидимым, иначе нас засекут, – прошептал он медленно и внушительно. – Видишь их?

Я никого не видел, точнее не понимал, что видел он.

– Они уже близко, – продолжил он. – Видишь эту ветку? Я намазал её мёдом. Сейчас прилетят осы, на сладкое.

Рука его была вытянута вперёд, ладонь скрывала открытый спичечный коробок.

Я же молчал, шаря по кусту глазами в поисках насекомых.

– Сейчас она прилетит. Я уже ловил так пчёл. Но пчела не так круто, как оса. Она может ужалить сразу несколько раз. А пчела – только один раз жалит и потом умирает. А оса, она не умирает, она жалит, как пулемёт. Оса многоразовая, – в его словах чувствовались уверенность и бесстрашие. – Если кто-нибудь слабенький попадётся, то и убить может, – добавил он.

Естественно, мне стало любопытно, и я спросил, против кого он готовит оружие.

– Это для сестры, – хладнокровно ответил Костя.

Услышав о сестре, я как-то машинально сказал, что у меня тоже есть сестра.

– На, – сказал Костик и протянул мне второй коробок.

Я взял коробок и встал рядом в ожидании улова. Осы не прилетали. Летала пара мух и какой-то странный продолговатый жук, который нас не интересовал. Костик отломил от куста медовую ветку и мы пошли искать удачи возле другого куста, коих было предостаточно. В ходе операции я узнал подробности о семилетней войне между ним и старшей сестрой, которая длится, сколько он себя помнит. Неясно было, кто положил начало конфликту, но по словам моего нового товарища, противник хитёр и безжалостен, хотя и сам регулярно несёт потери.

– Вчера она спрятала мои ботинки. И не сознается, делает вид, что ничего не прятала. Я просидел полдня дома. А когда пришла мама, я конечно вынужден был, – грустно вздохнул Костик, – сказать ей про ботинки. Так сестра сказала, что ничего не прятала, а просто забыла. Забыла она! И ведь когда нашли, что! Ботинки все чистые, вымытые сушатся на балконе в углу там… что они там делают в углу!? А она говорит, я помыла, позаботилась о любимом братике, а забыла сказать ему. Так мать её ещё и похвалила! Вообще! Гадюка косозубая.

У Костиной сестры и правда один зуб был не в ряду с другими. Звали её Света, и она была старше него на пару лет. Немного поостыв, он спросил:

– А тебе что сделала твоя? – подразумевая мою сестру, спросил мститель.

– Она меня читать научила и ещё на пианино учит играть, – ответил я.

– Я бы за такое тоже отомстил, – решительно оценил он.

– Да нет, она у меня хорошая, вроде бы.

– У нас тоже всё хорошо начиналось. Так что ты осу возьми всё-таки. Для профилактики.

Мы постепенно начали говорить обо всем подряд, и тема возмездия отошла на второй план. Я положил свой коробок с осой в задний карман, а Костик – в нагрудный. Пока мы бродили по зарослям двора, я рассказал ему немного о своём переезде и, конечно, о безнравственном кидалове на бытовую технику. Костя сочувственно качал головой. У нас оказалось много общего, и, кажется, мы уже подружились.

К вечеру я был дома. Мама вернулась с работы раньше и наготовила нам вкусных котлет с картошкой, и мы ужинали в гостиной на большом раскладном столе.

Для меня открыли огромную банку вишнёвого компота. Я вычерпывал ягоды шумовкой, а затем звонко стрелял косточками в металлическую тарелку.

Мама с папой расспрашивали меня о друге, и я охотно рассказывал.

– Пап, ты неправильно запомнил. Его зовут Костя. Как ты мог забыть!

Папа был счастлив ещё пару минут, пока мама не взяла мои вещи в стирку. Она нашла мой коробок в заднем кармане и, тряся им перед лицом отца, возмущалась:

– Ты зачем ему спички даёшь! Обалдел что ли, спалит что-нибудь того гляди.

Отца претензии матери не устроили, и он, желая отбелить свою педагогическую репутацию, открыл коробок привычным движением. Звонким грохотом посыпались новые для меня части речи, звуча в унисон с падающими ванными принадлежностями. Отец трижды жёстко выругался. Слова были разными, пугающими и одновременно вызывающими желание их повторить. Я подбежал к ванной и сразу увидел лежащие на полу половинки коробка. Моя оса летала по крохотной ванной, уклоняясь от мокрого полотенца. Чертовка исполнила бочку и улетела в вытяжку.

– На какой чёрт ты туда её засунул, – гневался покусанный батёк, в то время как мать пыталась рассмотреть его пальцы.

– Не переживай, Вов, жала нет, не переживай, сейчас луковицу принесу, приложим и всё пройдёт.

Мне стало совсем не по себе.

Меня никогда не кусала оса, но я видел, как собака кусала за ногу соседского парнишку, и тот ужасно плакал, держась за порванную штанину. Как плохо должно быть ему было, как больно. Тут я чуть не заплакал от сострадания и страха.

– Пап, а ты ведь у нас не слабенький? – выдавил я сквозь ком в горле. – Ты ведь не умрёшь?

Он, конечно, принялся меня успокаивать и говорить, что всё это полная ерунда, и мне не стоит волноваться, затем уже в сердцах кричал, что я балда, каких свет не видывал, и тут же снова принимался успокаивать, точно это меня укусила оса. Хорошо ещё, что Костик оказался не прав, и оса не жалит, как пулемёт.

Всё прошло, конечно, и меня быстро простили. Перед самым сном я достал из под кровати журнал и сделал короткую запись: «Сегодня я нашёл друга и узнал много нового».

Глава 3. Велик

Во двор я вышел очень поздно. Суббота – и это значило, что утром надо поехать в сад. Время было сложное, буквально тяжелое, и маленькое хозяйство, что в десяти километрах от города, давало хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне. Долгий промежуток между посадкой и уборкой урожая заполнялся трудовыми буднями. Точнее трудовыми выходными.

В сад нужно было отправляться непременно рано, скажем, часов в шесть, чтобы не попасть в час пик и не застать ужасные утренние давки в автобусах. В шесть можно было неторопливо идти к остановке, наслаждаясь нежным утренним солнцем. Капли утренней росы блестели, как брильянты на суконных полотнах. Людей на остановке почти не было. А войдя в автобус, можно было выбрать хорошее место возле форточки или люка с бодрящим свежим воздухом.

Мы так никогда не делали и появлялись на остановке в лучшем случае в девятом часу.

Как и большинство. Атмосфера на остановке накалялась вместе с разбитым асфальтом. На лавочке сидели три максимально пожилые бабушки. Остальные сто человек хаотично распределялись вдоль трассы, некоторые сидели на пустых ведрах или рюкзаках. Команда готовились к захвату вражеского судна. Далее подъезжал переполненный автобус и скрип жестяного корыта звучал, как команда «На абордаж!». Начинался штурм корабля. Люди уплотнялись внутри автобуса до тех пор, пока капитан захваченного фрегата не переходил к угрозам по громкоговорителю: «Автобус с открытыми дверями никуда не поедет! Лишние, выйдите из салона, или я никуда не поеду». Слушать этот жуткий голос в хриплом динамике могли только победители.

Нам обычно везло попасть внутрь с первого раза, хотя тридцать минут тряски, духоты и ругани трудно назвать везением. И всё же я любил наш уютный садик. Работать там мне нравилось. Я тяжело начинал, лениво входил в процесс и порой даже ворчал на предстоящий фронт работы, но вскоре втягивался, получая эстетическое удовольствие от скоростной и особо качественной прополки моркови или подчистую собранной смородины. В каждом деле у меня была своя техника и всё такое. Я правда любил сад своеобразной, безответной любовью. В урожайный сезон сестре удавалось в считанные минуты сбыть выращенные избытки возле соседнего магазина, и она делилась прибылью со сборщиком. Довольно неохотно, впрочем. Так у меня появлялись первые карманные деньги.

Во двор я вернулся часов в пять. Даже домой не зашёл, сразу к ребятам. Они сидели на лавочке. Я спросил, что они сегодня делали, и принялся раздавать крыжовник из газетного кулька.

– Велик у Джона украли, – тихо произнёс Костик.

– Как украли? Кто украл? – взволновался я.

У Джона был хороший велик. Не самый крутой и не самый быстрый, но зато почти новый. Весь такой ухоженный. Там даже наклейки всегда оставались новыми. Джон ездил на нём только в компании родителей, и уж точно не оставлял на улице или в подъезде, как мы.

– Мужик какой-то украл. Остановил его на улице, схватил за руль и оттолкнул его рукой. Джон ещё вон рубашку порвал. Ладно хоть не побил. Огромный такой, да, Джон? – Костик посмотрел на бедолагу.

Тот был сильно подавлен и смотрел в землю.

– Здоровый, как шкаф, в чёрных ботинках и пиджаке. На башке лысина и очки. Я его запомнил, он поехал в сторону школы, туда, за поле.

Меня конечно интересовали подробности, и я расспрашивал, как это всё вышло.

– Я вышел во двор, тебя искал. Смотрю, парни катаются, и подумал, что ты с ними. Побежал тут же за великом, – уточнил Джон, – выхожу, и уже никого. Подумал, что поехали за двор или на школьное поле. Я туда. Поехал, как назло, через кусты, а там дядька этот стоит прямо на дороге. Я начал объезжать слева – он тоже влево, я справа – и он туда. В итоге на ногу ему наехал немного и потерял скорость. Так тот сразу хвать меня за багажник. Да так ухватился, что даже колесо заднее в воздух поднял. А что я мог сделать? – Джон почти плакал от потери.

– Что дома скажешь? – подключился к расспросам Ден.

– Джон, ты скажи, что мне дал покататься на выходные. Скажи, что у меня сломался, – предложил я.

Джону идея не зашла, хотя и лучше мы ничего придумать не смогли.

С тем, как доложить родителям Джона, было всё понятно. Отдал и отдал. Ну поругают чуток, но всё равно провинность небольшая. А вот как велосипед вернуть – было совсем непонятно.

– Пошли искать! Чего просто сидеть-то. Найдём мужика – найдём и велик. Что он там делал вообще в кустах? – я задвинул подбадривающую речь и предложил немедленно приступить к выслеживанию обидчика.

Костик тут же достал из куста баллончик с дихлофосом и зажигалку, Дениска – огромную рогатку, которую он прятал в липовом дупле. Я же вооружился палкой от развалившейся швабры, что стояла в подъезде. Джон нёс на себе вселенскую печаль. Впрочем, он был очень миролюбив, и даже кража имущества не повлияла на его пацифистский настрой. Непонятно, что вообще могло случиться в этом мире, чтобы он взялся за оружие. Хотя, пожалуй, если бы ввели запрет на чтение книг…

Джон шёл впереди всех и показывал дорогу. Мы энергично пересекли пару дворов и подошли к школьному полю.

– Сюда, вон на той дороге, – вёл Джон.

Мы смело приблизились к асфальтной тропинке, что возле школьного садика, и начали осматривать кусты поблизости. Костян позвал всех к себе, чтобы показать найденную бутылку спиртного и плёнку от куска варёной колбасы:

– Алкаш похоже какой-то.

Улики были, но как обмотка от варёной колбасы могла помочь нам отыскать преступника, мы не понимали. Джон поправил очки:

– Слушайте, тут только «Радуга» рядом и «Столичный». Давайте сходим туда и спросим, кто покупал сегодня колбасу.

– Ага, так они тебе и скажут, – отрезал Ден, – и потом, там одни каркалыги целыми днями водку с колбасой берут. Без шансов! Давайте лучше пойдём его искать по району.

Мы решили, что если мужик пил в кустах, то живёт он недалеко от них. Ещё стало понятно, что мужик огромный, поскольку выпитая бутылка водки не повлияла на его способности управлять велосипедом.

– Огромный. Гад! Ну ничего, я ему волосы спалю, если увижу, – Костян дважды угрожающие пшикнул баллончиком.

– Не выйдет, – ответил Джон, – у него и волос-то нет. Лысый почти.

Мы пошли шататься по району, заглядывая в открытые двери подъездов. Поиски были безуспешными. На улице уже начинало темнеть, и по дороге назад мы обсуждали новый план, параллельно утешая Джона.

– Не волнуйся, Джон. Завтра мы его найдём, – успокаивал я своего товарища. – Прям утром собираемся в девять и идём туда, куда он уехал. Мы ещё по крайним пятиэтажкам не смотрели. Он точно где-то тут живёт. Будем сначала по дворам ходить, потом у магазинов посты выставим, каждый будет смотреть за своей точкой.

Джон нёс в пакете пустую водочную тару, кусок обёртки и бычки. На всякий случай. Вдруг родители ему не поверят, и придётся рассказывать правду. Так мы и разошлись по домам.

Утро началось по плану. Мы разделились, но оставались в поле видимости друг друга, рыская в поисках нашего врага. Мы старались не привлекать внимание бабушек, что сидели на лавках непременно в каждом дворике. Сохранять незаметность было почти невозможно, ввиду наилучшей обзорности занимаемых ими позиций.

Воскресное утро было скупо на прохожих, и решено было переходить к плану «Б» – дежурить возле магазинов. Мы заняли обе точки и терпеливо ждали. Нам с Костяном досталась «Радуга». Люди входили и выходили из пропахшего пивом и рыбой заведения. Мужики то и дело выбирались из берлоги подымить и поплевать на тротуар. Дело шло к обеду, не принося даже намёка на успех, – никого огромного и никого в пиджаке. Алкаши попадались худенькие, даже слегка паршивые. И, как назло, у всех отлично росли волосы.

– Вчера нашёл на помойке сразу пять баллончиков, – Костик имел ввиду разные дезодоранты, аэрозоли, пшикалки, испускающие любой горючий газ. – Щёлкнешь зажигалкой, нажмёшь на кнопку баллона и получаешь настоящий огнемёт. Крайне опасная штука.

За любовь к взрывам и огню за ним закрепилась кличка Бомбермен, по мотивам известной игры на приставках того времени, а вместе с тем и почётное звание главного взрывателя во дворе.

– Один баллончик так вообще почти полный оказался. Там хватит, чтобы разогреть металл докрасна! – продолжал Бомбер.

Я тоже любил огонь и взрывы, хотя и побаивался его экспериментов. От безделья резко захотелось что-нибудь съесть. Я вспомнил, что утром слегка разжился карманными деньгами.

– Давай купим шоколадку? – посоветовался я с Костиком. – Есть охота. А домой нельзя.

– У тебя что, деньги есть? Сколько? – прилично оживился он.

От халявной шоколадки отказываться нельзя, и сдерживать радость он был не намерен. Я залез в карман и вытянул помятую купюру.

– Ого! Скрудж Макдак, у родаков что ли стянул?

Костик вообще редко был с деньгами. Ему никогда не давали карманных, буквально никогда.

– Нет, это сестра малину продала после сада. Крупная такая, блин, быстро купили как всегда. Моя доля! – в такие мгновения чувствуешь себя поважнее обычного.

– Стой! – дёрнул меня за руку Бомбер. – Там же алкаши одни. Только водки купить можно. Может лучше в тридцать первый пойдём?

– Да не, здесь должны быть шоколадки. Уходить нельзя.

– А если деньги отберут?

Стоило прислушаться, раз уж сам бесстрашный Бомбермен вспомнил о безопасности. Но сильный голод заглушал голос разума, и я пошёл один, оставив Костяна наблюдать за дорогой.

Только вступил я на дверной порог салуна, как в нос ударила перегарная вонь от разлитого всюду пива и рыбных останков. Несло невыносимо. Я уверенно подошёл к стойке, где сидела внушительных размеров продавщица в измазанном сером переднике и щёлкала семечки. Я быстро вынул из кармана купюру и только хотел попросить взамен шоколадку, как быстрым взглядом осмотрев витрину, понял, что шоколада там нет. Вместо нормальных продуктов в холодильной полке лежали обычные плоские тарелки с бутербродами, точно лепестки ромашки. Рыбные консервы были небрежно навалены на заветренные полоски сыра, а те – на чёрный хлеб. На отдельных тарелках лежала сухая рыба. Шоколада не было вообще. Такое-то я и дома мог поесть, и бесплатно.

Облучаемый токсичными взглядами завсегдатаев я растерялся и заволновался.

– Выбрал уже? – спросила буфетчица и громко подвинула ко мне тарелку для денег.

Я положил туда денежку и хотел спросить про шоколад. Но тут большая женщина придвинулась ещё ближе, словно хотела уже взять мои деньги ртом:

– Водочки, сынок? – и рассмеялась во весь свой огромный рот, вынимая из него шкурки от семечек.

Разговоры вокруг стали потише. Все заметили, что я при деньгах. Воображение взыграло, проводя меня по наихудшему сценарию развития ситуации. Мне кранты. Я находился в совершенно беззащитном положении, и даже побег мог не спасти меня. Надо было что-то делать. В такие минуты всегда включался мой механизм выживания, и я решительно брал ситуацию под контроль:

– Водки бутылку! – ткнул я указательным пальцем за спину буфетчице, на копию склянки найденной вчера в кустах. Кабак затих.

– Водки? – переспросила тётя, улыбаясь уже половиной рта. – Так может лучше «Столичной» возьмёшь?

– Спасибо большое. «Пшеничная» лучше, – твердо заявил я, вероятно затронув чувства кого-то из присутствующих. – Отец попросил взять. Вот деньги, – я взял деньги из тарелки и тут же положил обратно.

Дабы не выглядеть глупо, я уверенно подметил, что к водке непременно полагается хорошая закуска, и велел отрезать варёной колбасы.

– Опа-на! – раздалось из дальнего угла, и худощавый, сильно загорелый мужик подошёл ко мне сзади. – Угощаешь, братан? – нагловато спросил мужик, схватив меня за плечо.

Я не мог отдать водку своего отца. Это было бы просто некрасиво.

– Извините, я не могу. Отец просил не открывать.

В этот момент на стойку была поставлена бутылка водки и обёрнутый плотной бумагой кусок колбасы. Буфетчица вытерла нож фартуком и положила мои деньги в чёрный кассовый аппарат. Я потянулся к сдаче, которую мне совсем не хотелось считать, как учила меня мама. Мужичок блеснул синими глазами и взялся за мою бутылку, поднимая над головой, как кубок чемпионов по футболу.

– А! Гуляем, Мишаня! – воскликнул поджарый.

– На место поставил! – грозно рявкнула на него буфетчица и хлопнула по столу.

Бутылка медленно опустилась на стол. Ко мне подошёл тот самый Мишаня. Футболка, слегка уступающая размерами моему пододеяльнику, не могла покрыть весь его живот. Волосатый шар просился наружу, угрожающе поглядывая на трезвый мир прищуренным глазом.