Избранное. Том 1

Радостная встреча

«Уважаемый Александр Станиславович, получил материалы о Вашем земляке-иконописце Журавлеве. Спасибо. Я передам эти материалы в Церковно-археологический кабинет. Прочел все, что Вы любезно прислали в письме, а также Вашу книгу.

Со страниц всего мною прочитанного сквозит неподдельный интерес и любовь к художнику-калеке.

В нашем ЦАКе действительно находится икона кисти Григория Журавлева. На иконе изображен святой Лев – папа римский.

Размер иконы 35,4×28 см. На тыльной стороне доски надпись: «Сию икону писалъ зубами крест. Григорий Журавлевъ Самарской губ. Бузулукского уезда с. Утевки июля 30.1892 года».

…С пожеланиями Вам творческих успехов и уважением

Протоирей Николай Резухин.»

Я прочитал это письмо и вновь мне вспомнилась моя удивительная поездка.

Читатель, очевидно, помнит, что отец Анатолий как-то обмолвился, что видел одну из икон Григория Журавлева в Церковно-археологическом кабинете (ЦАК) в Сергиевом Посаде. Вот это обстоятельство мне и захотелось уточнить прошлым летом.

…Я сошел с электрички и, влекомый общим движением людей, пошел почти что наугад, полагая, что не придется долго идти.

Так оно и оказалось. Минут через пять ходу я вышел из стареньких улиц на простор и увидел Его.

Город лежал чуть ниже, передо мною – златоглавый и величественный.

С этой минуты я уже не замечал, казалось, бытовых деталей вокруг – меня манил сказочный город-крепость.

Но надо было как-то ориентироваться, ведь я приехал просто наудачу.

Две идущие впереди монашки, к которым я обратился, оказались неожиданно разговорчивыми и добрыми. На мой наивный вопрос, смогу ли я попасть в город и посмотреть его, одна из них, высокая и светлая лицом, хихикнула задорно и ответила:

– Тысячи людей попадают в город, почему Вам не попасть, смотрите какой поток народу туда и обратно льется!

Действительно, мой первый вопрос был явно не совсем удачным. Но у меня был второй, для меня настолько важный, что я не мог задать его с ходу, боясь встретить равнодушие и отрицательный ответ.

Я все-таки собрался с духом:

– А Вы слышали что-либо об иконах, хранящихся в ЦАКе, написанных безруким художником Журавлевым?

Та, что пониже, сразу ответила, что нет, о таком не слыхала.

Высокая, которую, как потом я узнал, зовут Олей, тут же скороговоркой заспешила:

– Слышала и видела, я не знаю имени художника, но картину видела, видела. Она в кабинете висит одна всего.

– А как мне попасть туда?

– Да идите с нами к Царским чертогам, а там разберетесь сами.

Так я оказался в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.

Монашки на территории Лавры как-то спешно отделились от меня, сказав, чтобы я спросил любого семинариста Духовной Академии и мне помогут.

Я так и поступил. Стоящие у входа в Академию молодые люди тут же ответили, что без протоиерея Николая Резухина я не смогу ничего увидеть, сегодня ЦАК не работает, а у протоиерея какая-то серьезная делегация вне плана и его не поймать.

Мои планы рушились, ибо мне надо было вечером быть в Москве, – в кармане лежал билет на поезд до Самары. Очевидно, как-то угадав мое отчаянное состояние, один из студентов приблизился ко мне и вполголоса проговорил, озорно сверкнув глазами.

– Мы его изловим, я знаю, где он – идите за мной.

Так мы и поступили.

Протоиерей Николай Резухин – помощник ректора Московской Духовной Академии и семинарии по представительской работе, заведующий ЦАК, депутат местного городского совета – оказался очень занятым человеком. Невысокого роста, в обычной светской одежде, с рыжеватой бородкой, быстрый в движениях, он был похож на доцента с институтской кафедры.

Не останавливаясь, на ходу выслушав мои сбивчивые извинения и просьбы, он, глядя на меня цепкими и колючими глазами, назидательно сказал, что времени у него нет для того, чтобы сегодня поговорить со мной. Казалось, все рушится.

И тут мне внезапно пришел на ум еще один довод, который я тут же и использовал:

– Вы понимаете, Журавлев мой земляк, мы с ним из одного села, я неделю назад был в его доме – ходил по его комнате. Понимаете мои чувства?

Мой собеседник все понял.

– Ну, если так, посидите вон там где-нибудь в скверике, часа через два-три я, может быть, Вас найду.

И ушел.

Что мне оставалось делать?

Боясь потерять возможность встречи с протоиереем, я решил неотлучно два-три часа просидеть на скамейке под липами у Троицкого собора.

…Я сидел в тени старинных цветущих лип и пытался разобраться в своих чувствах.

Кругом была изумрудная свежая зелень, аромат сирени в воздухе, группы туристов, слушатели Академии. Звучала русская и нерусская речь. Звонили колокола.

И мне на какой-то миг показалось, что моя мечта – найти и посмотреть икону Журавлева – несбыточна, что грандиозность соборов, монументальность всего и официоз отделили художника и его иконы от меня и моих сельчан, что здесь не до него и не до меня. Настолько микроскопичен человек перед этой беспредельной вечностью, осевшей на куполах соборов.

Оказалось, что я ошибся. Меня тихо позвал совсем молодой человек, сказавшись, что он от отца Николая. Мой новый знакомый оказался студентом Московской Духовной Академии. Назвался он – брат Тимофей, и мы направились в ЦАК.

Пока кто-то ходил за ключами, из рассказа моего гида я узнал, что Церковно-археологический кабинет расположен в Царских Чертогах, одном из интереснейших сооружений восьмидесятых годов XVII века в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, что Чертоги – целая веха в истории Московской архитектуры. До того обычно дворцы являли собой сложные по планировке постройки, живописные и причудливые. Чертоги же отличаются строгим единым объемом, они-то и определили в последующем развитие Московской архитектуры в сторону «регулярности». ЦАК расположен на втором парадном этаже, создан по благословению Святейшего Патриарха Алексия в 1950 году при кафедре Церковной археологии. Экспозиция кабинета размещена в исторической последовательности.

Принесли ключи. И вот она – комната с экспозицией, посвященной работам русских художников XVIII–XX веков. Первое, что бросается в глаза, – картина В. И. Сурикова на сюжет из IX главы Евангелия от Иоанна «Исцеление слепорожденного». Тут же картина А. П. Рябушкина «Благословляющий Христос Спаситель», этюды В. М. Васнецова «Богоматерь с младенцем Христом», М. В. Нестерова «Портрет священника», В. Д. Поленова «Христос Спаситель» и многие другие. И, наконец, она – цель моей поездки.

На этом стенде восемнадцать икон в четыре ряда.

В верхнем правом углу вторая справа – икона Григория Журавлева «Святой Лев – папа римский».

Изображение выполнено на доске. Мягкий коричневый цвет и бледно-розово-голубые тона на нежном сером фоне. Икона не теряется в ряду работ знаменитых авторов, более того, она не отпускает от себя и притягивает своей проникновенностью и тонким лиризмом.

Икона основательно прикреплена к стене. Поэтому я не мог осмотреть обратную сторону ее. Но брат Тимофей заверил, что как только время позволит, либо он, либо отец Николай икону снимут и текст, который там есть, перепишут и пришлют мне в письме.

Внезапно появился отец Николай уже в церковной одежде, – с внеплановой экскурсией. Я видел, с каким неподдельным интересом люди смотрели на икону Журавлева, так же, как и я, по несколько раз возвращаясь к ней взглядом.

Огорчило одно: очевидная скудность информации, которой владели в кабинете. Насколько мог, я постарался восполнить это, передав некоторые подробности из биографии художника, а также его фотографии.

…Освободившийся наконец протоиерей Николай Резухин пригласил меня к себе, и я увидел и услышал живого, очень обаятельного человека.

В довершении всего, узнав, что я вечером еду в Самару, меня накормили в студенческой столовой при Академии и, прощаясь, мы обменялись адресами, обещая сообщать друг другу о новых находках, которые будут касаться моего земляка-художника.

Не хотелось уходить. Вместе с братом Тимофеем я побывал на прощанье на молебне и поставил свечи за упокой души всех своих умерших ближайших родственников, которых помнил, поименно записав их имена на бумаге. И отчего-то, когда вышел из монастырских стен и шел к электричке, все казалось мне, что кто-то – то ли помянутые мною родственники из своего далекого далека, то ли чей-то иконный лик, большой и невидимый, – освещал мне путь добрым и теплым светом…

…И за все это, за радостную встречу, приблизившую меня к моим предкам и ко всему русскому, я был благодарен земляку Григорию Журавлеву, заставившему по-новому взглянуть в гулкое наше прошлое.

«Мне повезло прикоснуться…»

Сразу после опубликования моих заметок «Утевские находки» в областной газете «Волжская коммуна» в сентябре 1992 года, где было помещено несколько найденных мной уникальных фотографий, я начал получать письма от знакомых и незнакомых людей. Люди искренне пытались помочь в поиске важных для меня сведений либо просто размышляли над нашим прошлым и будущим.

Мимо судьбы Григория Журавлева нельзя пройти равнодушно. Вот выдержки только из одного письма художника-оформителя Николая Ивановича Колесника (это письмо интересно хотя бы уже тем, что свое мнение высказывает художник):

«Григорий Журавлев по своей профессии близок мне. Я понимаю, что видеть краски, чувствовать пространство, уметь создать образ – это не все. Необходимо еще умело владеть кистью. Художник-иконописец, преодолевая недуг, отыскал силы, чтобы развить в себе талант, которому суждено остаться в веках. Ведь эти иконы воистину нерукотворные.

Да вот беда наша в том, что мы порой проходим мимо таких человеческих судеб. Этому еще раз свидетельствует случай с сельским музеем, который, видимо, имеет свои корни в разрушительной стихии, направленной против христианских святынь еще тех далеких послеоктябрьских лет. Я один из тех, кто видел фотографию Григория Журавлева. Первое, что идет на ум: сила духа этого человека, очевидно, была так сильна, что она превозмогла все. Трудно сказать, что стояло на первом месте – борьба за существование или потребность выразить себя. Но его иконы написаны с большим старанием и умением. Об этом говорит фотография иконы «Утевская мадонна». Я решил сделать копию ее, пользуясь фотографией, но это оказалось не так-то просто. Сразу почувствовал, что написана она мастером высокого класса. По нескольку раз я принимался за эту работу и все не находил нужных оттенков. Порой ловил себя на мысли, что эта работа мне просто непосильна. И какова была моя радость, когда не без участия коллег по работе копия картины была вставлена в багетовую рамку и предстала на суд зрителей, которые узнавали из моего рассказа, кто автор подлинника и какова его судьба. Я был счастлив. Я чувствовал, что мне повезло прикоснуться к чему-то очень большому и вечному.

Таков он – Ваш земляк, Григорий Журавлев.

Знаете, у меня есть свои так называемые «настольные книги». Они порой бывают в нескольких томах, а порой – небольшой книжечкой или газетной полосой.

Для меня материал о Журавлеве выполняет задачу тех больших томов, которые дают возможность черпать силы для творчества».

…Современники Журавлева тоже не были глухи к его таланту. Многие жители Самары и губернии делали заказы на его работы. Теперь (газета «Самарские губернские ведомости», № 1, 1885 г.) известно, что Самарское земское собрание назначило Журавлеву за его труды пенсию в размере 60 рублей в год. Когда же он написал икону св. Николая Чудотворца и обратился к губернатору тайному советнику Свербееву с просьбой передать икону Его Императорскому Высочеству Государю Наследнику Цесаревичу, его просьба была удовлетворена. Государь Наследник Цесаревич принял икону Григория Николаевича и пожаловал художнику сто рублей.

Талант художника был признан.

Возможно, нам предстоит еще встреча с иконой св. Николая Чудотворца, и мы порадуемся ей, как порадовались, когда предстала перед нами на иконостасе Самарской Петропавловской церкви икона святого князя Александра Невского, писанная Григорием Журавлевым.

Из писем отцу Анатолию

Разные письма приходят к отцу Анатолию. Пишут и верующие и атеисты. Адрес на таких конвертах простой: «Нефтегорский район, с. Утевка, Православная церковь».

Вот бесхитростные строки одного такого письма о судьбе священника Троицкого храма. Написала их жительница Самары Конькова Анастасия Андреевна:

«Здравствуйте, отец Анатолий! Прочитала я «Утевские находки» в газете «Волжская коммуна» и узнала из них, что судьба отца Гавриила, который был последним священником перед закрытием Троицкого храма, Вам неизвестна. А мне довелось с ней познакомиться. Я ехала в деревню и встретила его свояченицу – Антонину. Она мне и рассказала о его судьбе.

Когда он вышел из заключения, то не мог найти нигде работу. Помер голодной смертью. Антонина жила с дочкой отца Гавриила, у него было их трое: Вера, Надежда, Любовь. Антонина померла пять лет назад.

Так хочется побывать в своем храме. Сердце разрывается. Большое Вам спасибо за описание в газете, я много узнала новостей и радостных и горестных. Рада, что открыли Божий храм. Рада, что позаботились так о Григории Журавлеве. Он это заслужил.

Может, газета попадет дочкам отца Гавриила, они бы все подробно написали. Они ведь где-то в наших местах, в Самаре».

А вот другое письмо. Пишет его Ветчинова Екатерина Иосифовна, дочь Иосифа Семеновича Проживина, по уличному Лубошного, проповедника, которого забрали прямо в церкви вслед за отцом Гавриилом, осудив на десять лет.

«Он был очень набожный человек, читал проповеди, собирал народ, ездил по всему Утевскому району. Забрали его, забрали все иконы и книги. Посылаю пятьсот рублей, чтобы помянули его за упокой и в праздники Божественные прошу упоминать его имя.

Батюшка, я считаю, что мой отец заслуживает, чтоб его крест был около церкви, за которую он погиб. Ведь мама моя рассказывала, что когда она ездила к нему в Кузнецкую тюрьму, он ей сказал, что ему предложили при всем народе отречься от Бога и тогда его выпустят на свободу. Отец отказался. Вскоре его не стало».

Сколько таких писем еще придет в Утевский храм. А сколько верующих и неверующих не успело написать своего письма священнику.

Вот короткая, но прожигающая душу справка: почти четыреста тысяч священнослужителей с родителями, женами и детьми были в нашей стране уничтожены в период с 1917 по 1924 год.

А сколько покалечено судеб родственников этих погибших.

Какая бухгалтерия в силах это подсчитать?!

Повиниться надо бы перед ними на миру, да как это сделать?..

Незаживающая рана

О том, как я искал эту книгу, можно написать маленькую повесть. Но речь пока не о том… Я с волнением держу в руках небольшую, размером примерно 18×30 см, в хорошем переплете, в зеленой обложке, книгу и не решаюсь открыть ее.

Она издана Самарской государственной думой и выполнена в Самарской губернской типографии в 1894 году. Посвящена созданию храма Спасителя. Книга так и называется «Во имя Христа Спасителя». Кафедральный соборный храм в городе Самаре. В ней сорок семь страниц. Я давно знаю, что там есть упоминание о нашем земляке-художнике, но книга переходила из рук в руки, как и большинство журавлевских икон, оставаясь неуловимой…

И вот, наконец, на двадцать девятой странице читаю:

«…Иконы в иконостасе написаны на цинке в мастерской Сидорского, в Петербурге, а одна, именно икона Св. Алексия митрополита Московского, написана по поручению, в то время бывшего губернатора, А. Д. Свербеева (ныне сенатор) крестьянином села Утевка, Бузулукского уезда, Григорием Журавлевым, лишенным от рождения рук и ног, пишущим иконы, держа кисть в зубах. Словом, с Божию помощью. К задуманному сроку нижний храм строящегося собора был окончен к 7-го января 1892 года, Преосвященным Владимиром, Епископом Самарским и Ставропольским (ныне Высокопреосвященный Экзарх Грузии, Архиепископ Кахетинский и Карталинский), был торжественно освящен, во имя св. Алексия митрополита Московского, покровителя г. Самары и в годовой день кончины Преосвященного Серафима, над его могилой действительно возносилась бескровная жертва».

Итак, получается, что написать икону покровителя г. Самары св. Алексия митрополита Московского самарский губернатор А. В. Свербеев поручил не Сидорскому в его мастерской, а Журавлеву.

Поскольку храм был освящен в 1892 году, а книга вышла позже, в 1894 году, то становится очевидным, что икона была написана и должна находиться в храме. Так еще раз крылом своего таланта издалека, из прошлого, художник-самоучка коснулся нашей с вами, дорогой читатель, родной истории. Книга посвящена истории строительства в Самаре Кафедрального собора, одного из крупнейших в России.

Меня поразила та неторопливая, основательная манера изложения, которая характерна для книги. Какой материал брали, какой кирпич, бутовый камень, раствор, чей проект и так далее. Все изложено в тексте. Видно, храм строился на века и книга писалась, исходя из того же.

Но вот храма нет, взорвали-таки рассчитанную на вечность красоту, и книга очень долго никому была не нужна. Во всей Утевке один белобородый старец Сергей Илларионович Трегубов (Дятлов) берег ее, и только после смерти его, в сущности, никому не нужная, как щепка на водной стремнине, прибилась у Любы Распутиной. И хорошо. Не пропала.

В книге, которая была написана сразу после возведения храма, на первой странице есть его фотография. Он прекрасен. Нет в нашей Самаре сейчас таких сооружений. С некоторой опаской я мог бы поставить если не в ряд, то хотя бы около, здание любимого мной драматического театра!

Мне показалось интересным проследить судьбу тех людей, которые были вплотную связаны с нашей губернской историей, в данном случае с Кафедральным храмом Самары, хотя это уже за рамками темы, но одна судьба меня поразила. Ее я узнал чуть позже и, конечно, из других источников.

Печальна судьба нашего самарского храма Спасителя. Увы, такой же скорбной судьбы не избежал и Преосвященный Владимир, Епископ Самарский и Ставропольский, который освящал храм в свое время.

Святитель Владимир (в миру Василий Никифорович Богоявленский) родился 1 января 1848 года. Отец его был священник. В 1874 году он окончил Киевскую Духовную Академию и в течение семи лет преподавал в Тамбовской семинарии. Известно, что в 1888 году был возведен в сан епископа Старорусского викария Новгородской епархии. В 1891 году получил назначение в Самарскую епархию.

Если верить газетным архивам, митрополит Владимир оказался первым среди расстрелянных русских православных архиереев. Это произошло в Киеве, куда он был переведен на кафедру митрополита Киевского, 25 января 1918 года.

Перед смертью святитель благословил своих убийц и сказал:

«Господь вас да простит».

Когда-то, в год освящения нижнего храма Христа Спасителя, 12 февраля, при открытии в Самаре епархиального Братства, при служении Божественной литургии в Алексеевской церкви Преосвященный Владимир в слове своем определил главную задачу христианского Братства как духовное совершенствование и воспитание в людях сострадания и взаимной любви.

Он и перед лицом насильственной смерти остался верен Богу и своим идеалам.

А как живем мы с вами?

Я совсем недавно был на заводе, где рабочие взялись изготовить надгробный памятник на могилу Григория Журавлева, по нашему замыслу он должен в миниатюре напоминать контурами храм Святой Троицы.

Спрашиваю:

– Все по проекту?

– Да, но кое-что и сами придумали.

Изготавливают его они безвозмездно и в нерабочее время. Отрадно и грустно. Похоже на зализывание ран, которые мы руками наших дедов и отцов нанесли сами себе.

Вместо эпилога

Я пытаюсь теперь многое заново осмыслить для себя. Но признаюсь: что часто не нахожу ответа. И говорю об этом с горечью. Но я, кажется, вижу спасительную соломинку, за которую, ухватившись, человек может обрести душевное равновесие. Это созидание физическое и духовное. И это уже, кажется, понимают многие. Ведь как у нас повелось? Для нас подвижка к компромиссу – едва ли не подлость (кто не с нами – тот против нас). Но в наше время так уже нельзя. Надобно человека слушать и слышать. Христианство призывает к этому. Нравственные основы его позволяют надеяться на выход из вандализма, к которому мы скатились.

Православие сообщило в свое время нашему народу свойство соборности, драгоценнейший дар, удержать который полностью в своих руках мы, увы, не смогли. А ведь соборность – это духовная общность русского народа, основанная на общем служении, на понимании и исполнении общего долга.

Утрачивая чувство соборности, мы теряем и былую державность, то есть чувство долга, ответственность, патриотизм, сознание каждым ответственности за всех, ответственности каждого за нравственное здоровье общества и крепость государственных устоев. Попристальнее бы взглянуть в себя! Посмотреть друг на друга!

Мне рассказывали, что человек, который сам давал команды рвать трактором крест с утевского храма Святой Троицы, когда уже наша власть официально разрешила религию, пришел в церковь и пожертвовал на ее восстановление триста рублей. Что это? Раскаяние или просто бывший тертый чиновник вновь держит нос по ветру? Дух ханжества, боюсь, во всех наших делах и возвеличивании Церкви витает, как и прежде…

Мы яростно боролись против Бога, но оказалось, что эта борьба направлена против самих себя, против человека.

Красота спасет мир? Увы, я сомневаюсь в этом. Я думаю, что мир могут спасти разум, разумность, образованность, интеллигентность, интеллект. Красоту надо спасать нам с вами. Народная мудрость гласит: все хорошо, что в меру. А меру определит уровень культуры, разумность. Но этого никогда не будет, если мы каждого, кто образованнее и умнее нас с вами, будем считать чуть ли не личным врагом.

Я эмоциональный человек, эмоции – это прекрасно, тем более, если положительных больше, но рациональность – вот рычаг, который может нас спасти сегодня.

Когда в характере нетерпение, подавление чужого мнения, на это уходит энергия, а объединенная на основе компромисса, эта сила идет на созидание. И именно созидания не хватает сейчас для возрождения крепкого экономического уклада в городе и деревне. А для этого нужен духовный стержень.

Не могу принять известное утверждение Ф. Достоевского: «Кто в Бога не верит, тот и в народ свой русский не поверит».

А если человек неверующий? Так куда ему податься? И большая часть нашего народа – неверующие, так вот получилось с нашим обществом. Как и большинство, я верю в свой народ, в будущность его. Здесь многое еще надо понять, но начинается это понимание с бережного, пристального отношения друг к другу, к нашему прошлому и настоящему.

…Я уверен: мне повезет с находками, связанными с именем Григория Журавлева, поэтому думаю, что и записки мои на этом не заканчиваются.

1991–1995 гг.