I
Карл Штиффцен степенно прошёл из одного края зала в противоположный, остановившись у широкого, но узкого окна, под которым, утопая в мягкой глади моря одеяла и подушек, распростёрлась, сухая и низкая, пожилая дама, Альбертина Штиффцен, облачённая лишь в тонкую, полупрозрачную сорочку.
– Мам, мне пора идти, – твёрдо и чётко произнёс Карл, ласково глядя темными глазами в морщинистое лицо старушки.
– А? Ты, Карл? Да… да, иди. Иди. Удачи тебе. А я полежу.
Женщина перевернулась к стенке и зарылась в нежной шумной кроне обширного одеяла.
Карл, удостоверившись в сохранности матери, спустя секундную паузу удалился.
II
В США стоял прохладный мартовский вечер 1954 года, проводимый Карлом, тощим и высоким мужчиной, за круглым столиком в кафе «Кармен». В ожидании заказа он напряжённо сидел, прислушиваясь к беспокойным ритмам местного радио:
…И всё, что нужно мне, – это любовь твоя,
Ведь лишь она необратима.
Я не останусь здесь одна?
Что скажешь ты, любимый?..
– Ля-ля, ля-ля, ля-ля, ля-ля, – заунывно передразнивал про себя Карл, спасаясь от скуки.
Одновременно с тем фигуристая официантка поставила чашку горячего кофе перед одиноким господином. Тот моментально смутился и сразу же отвернул голову в сторону погружённой в сумерки улицы. Официантка без доли эмоций ретировалась, виляя бёдрами, встречать очередного посетителя.
… И всё же страх мой потаённый
Вмиг сбылся. Что уж говорить?
Лишь ты, сынок мой неуёмный,
Любовь остался мне дарить.
Песня завершилась так резко, что герр Штиффцен невольно вздрогнул, нудно бурча под нос:
– Таким голосом и такие песни петь…
Из радио послышалась торопливая речь ведущей:
– Вы прослушали композицию Доротеи Линдорфф, ставшую хитом прошлого года…