Песнь зимы

Глава 3. Пленница

Вита увидела след на снегу.

Рядом с тем местом, где сошлись вершинами два серых валуна.

Рядом с тем местом, где замерла в холщовом мешке задавленная ледяной глыбой рыба.

Рядом с тем местом, где так некстати или кстати попался ей на глаза Данияр.

След на снегу огромный от выплеснувшегося из воды на сушу гигантского тела. От страшного зверя холодного моря – слуги Властелина Зимы. Вот борозда широкая, будто проволокли тут волоком целую ладью.       Это Ган!

Ган вышел на берег и, перекинувшись в человека, ушел в лес. А может, и не в лес. Может быть, он отправился к деревне. Кто знает, что там, у Властелина Зимы на уме? Что, кроме черной злобы?

Далеко впереди, за высокими сугробами, из которых торчали макушки одиноко стоящих елок, раздались звуки. Необъяснимые, тихие, они пугали своей неопределенностью, но чуткая Вита сразу поняла, что у лесной опушки творится нечто недоброе.

И пошла туда.

Угадала.

Взгляду предстала жуткая картина: вмерзший в лед Данияр, посиневший, полумертвый, и Ган, сжимающий его голову безжалостной рукой. Черный уродливый монстр за Гановой спиной потянулся мордой в ее сторону, предупреждая… то ли Виту, то ли Гана.

Демоны мира!

Вита, не имеющая привычки отступать, огляделась в поисках оружия. Кусок обглоданной морем коряги сунулся из-под снега рядом с левой ногой и сам в руки прыгнул.

– Отойди от него!

Вита не узнала собственного голоса. В нем будто не хватало звука и мощи. И дрожь появилась.

Там Ган.

Ган!

Слуга Властелина Зимы отпустил Даниярову голову, позволив ледяной глыбе гулко опрокинуться на скрытые пуховым снегом камни. Развернулся медленно – никуда не торопился. Знал, что бы ни было, все сложится так, как угодно ему.

Приказал:

– Иди сюда.

Вита вскинула дубину, сжала зубы. В тот же миг ноги оплела лента искристого вихря и спеленала их, не давая сделать шага. Вита дернулась, пытаясь вырваться из снежных объятий, и новые белые плети опутали ее сильнее: шею, грудь, руки. До боли затянулись на запястьях, выжали оружие из рук.

Потом ее потащило над землей к Гану.

Вита попыталась вырваться, забилась, как попавшая в паутину муха, но лишь сильнее затянула силки. Когда ледяные пальцы придирчиво коснулись ее подбородка, окольцевали нижнюю челюсть, пленница попыталась огрызнуться, но стоило только губам ее закатиться в оскале, прямо в кости пришел импульс невыносимого холода.

– Не дергайся. – Голос, наполненный уверенностью и властью, прозвучал над самым виском. – Отдай то, что мне нужно, а потом… – Ган на миг осекся. Лишь на один крошечный миг. Потому что внутри головы вспышкой мелькнули подслушанные, подсмотренные воспоминания и чувства Данияра. Ган хотел сказать «убью», но почему-то произнес: – Отпущу.

Пленница ничего не ответила, только глянула со злобой и скорбью. «Как жаль, что я не могу снова взять дубину и разнести ею в крошево твой череп», – читалось в ее глазах.

Ненависть.

И ни грамма страха.

Ладно… Ган упер пальцы в ее виски. Сдавил, желая поскорее добыть искомое, но из девчонкиной головы на него глянула тьма, гулкая и пустая.

Закрылась…

Она закрылась! Как ухитрилась? Как смогла?

Ган склонился к перекошенному яростью лицу, чуть не носом в него уткнулся. В глубине зрачков пленницы плескались огоньки магической силы, задушенной, погашенной чужой могучей волей. Интересно, кто она? Неинициированная ведьма? Возможно… Но кто спрятал ее? Кто укрыл? Как посмели?

Ган подхватил пленницу с земли и забросил на плечо. Она была тяжела, как молодая олениха. Вся какая-то плотная, мускулистая. А там, где не мускулистая – костлявая. Неудобно впилась в Ганово плечо своими костями. Прямо в старую рану попала. Ган поморщился и переложил ношу на два плеча, словно овцу, перекинув девичьи ноги и руки себе на грудь.

Понес.

За его спиной начал медленно вытаивать из глыбы Данияр, и черный конь вновь оборотился корягой.

Ган принес Виту к воде. Хотел перекинуться зверем, но не стал. Зверю такую добычу до замка целой не дотащить.

– Дай корабль. – И рука, распластанная пальцами над водой.

Молчал Хати-Йоремуне. Ничего не давал. Да и не ему был отправлен этот приказ.

Другому.

И тот, другой, Хати-Ибиру, сторож морского дна, послушался. Всплыл из глубин корабль. Такой древний, каких даже в старых дедушкиных книгах не рисовали. Длинный, с драконьей головой, весь поросший курчавой шерстью из темно-зеленых водорослей.

Сам подошел к берегу и лег на мелководье.

Ган взошел на борт. Глянув на зияющие в палубе дыры, взмахнул рукой, и они затянулись льдом. Виту спустил на холодные черные доски. Она не шевельнулась, так и осталась лежать, оцепеневшая, не желающая знать, что будет с ней дальше.

Корабль поплыл, и холодное море жадно облизало его борта.

***

Замок Властелина Зимы рос на горизонте голубой тучей.

Медленно плыл корабль.

Как ни просил Ган ветра, как ни требовал, ничего не выходило. Лишь морские чертоги, вода и снег подчинялись ему. Иногда выполнял приказы изворотливый Хати-Йоремуне, оборачивал нужными вещами валяющиеся возле берега камни, коряги и вырванные бурей пни. Бывало, что и лесной дух Хати-Амаро, огромный белый волк, подчинялся, но лишь зимой, когда леса его лежали под гнетом снега.

А вот воздух никогда не слушался Гана. Своеволен и упрям был Хати-Гаруди, птичий князь, владыка ветров. Не терпел быстрокрылый чужих приказов. Смеялся он над Ганом летом, а зимой улетал на юг и бросал без присмотра свои ветра, чтобы носились они над северными морями свободные, дикие и никому не покорные.

Ган долго смотрел на небо, принюхивался, злился на опавший тощий парус. Ничего. Он устал. Хотелось есть, но броситься зверем в воду и насладиться охотой он не мог. Не оставлять же девушку одну? Отойдешь далеко – ослабнут чары, и утонет корабль вместе с пленницей.

Пришлось снова просить у Хати-Ибиру:

– Дай гребцов.

Когда Ган произнес это, Вита скукожилась вся, прижалась спиной к борту. Догадалась, что будет, и страшно от этого стало. Откуда взяться гребцам среди моря? Ясно – со дна морского. А на дне морском живых людей нет.

Волны сильнее забили в борта. Корабль качнулся, дернулся и встал, будто кто-то вцепился в него под водой и не дал больше хода. Потянулись через борт костлявые руки.

Вита зажмурилась. Смотреть на ожившего мертвеца не хотелось совершенно, поэтому она слушала. Вот перевалилось через борт мокрое тело, плёхнуло о старые доски корабельной палубы. Потом раздались шаги: кто-то брел, волоча ноги, мимо пленницы.

– Чего хотел ты от ярла Арнберна, чародей? – прогудел трубный голос.

– Ветра нет. Корабль не идет, – ответил Ган. – Гребцы мне нужны.

– Гребцы, говоришь? Гребцы… Тридцать человек нужно этому карви, чтобы быстро по морю идти. От моей команды и половины того не осталось.

– Зови тех, что есть, – потребовал Ган.

Вите стало интересно взглянуть на этого самого ярла Арнберна. Судя по голосу, не такой он и страшный. И пусть, что мертвый. Она приоткрыла сперва один глаз, потом другой. Сердце екнуло, конечно, когда мертвец с голым черепом и остатками медной бороды вперился в нее пустыми глазницами.

– Здравствуй, дева-красавица, – прошамкал перекошенным ртом.

– Здравствуйте, – выдавила из себя Вита, решив не показывать страха ни перед утопленником, ни перед колдуном.

Ган смерил пленницу недовольным взглядом, подошел к ярлу и положил ему руку на грудь. Потекло из ладони холодное синее пламя и засветило желтый череп изнутри, как лампаду.

Вита насторожилась. Что это делает Ган? Зачем отдает мертвому часть своей колдовской силы?

– Вот тебе магия, ярл. Держи на воде корабль и подзывай своих людей, – пояснил коротко и понятно. – Я уйду в море на время, а после вернусь. Обещай, что корабль и девушка будут целы к моему возвращению.

– Хорошо. Будут.

Ган удовлетворенно кивнул и перекинулся через борт. Тяжело булькнула вода – видно, прямо в воздухе зверем оборотился и ушел, изнывая от голода, серо-мраморной тенью в глубину.

Так просто доверил все мертвецу, хотя мертвецы ведь обманывать не умеют. Они всегда честны, а обман – удел живых.

Вита проводила взглядом мелькнувшую среди волн могучую спину. Вот он шанс!

Глупый Ган.

Она встала и бесшумно подошла к борту.

Шанс.

Морской леопард далеко, но он быстрый, ловкий. Догонит, но…

…пока есть шанс, пробовать нужно!

– Осторожнее, дева! Карви качает волной, не выпади за борт, – сказал, сверкая глазами, ярл Арнберн и, разгадав Витин план, предупредил. – Что ты удумала, глупая? Море убьет тебя.

Но Вита не стала слушать, прыгнула за борт и обернулась на лету. Торопилась, упала в воду неудачно. Больно ударилась боком, но думать о боли было нельзя. Понеслась что есть силы, но вода здесь была густа, как кисель, и держала, и не давала скорости, а где-то внизу, в черной морской глубине, зажигались неведомые огни, и от вида их становилось страшно до безумия.

Ган быстро почуял побег, быстро нагнал. Вынырнул откуда-то снизу, поддал головой, выталкивая вверх!

«Так вот ты какая! – пришла в Витину голову мысль от него. – Значит, оборотень? Так и думал, что что-то с тобой неладно».

Вита пыталась уйти, отплыть в сторону, увернуться от толкающей ее на поверхность грубой морды с зажатыми щелями полукруглых ноздрей, но Ган будто издевался, играл с ней, как кошка с мышью. Наконец, поддал под живот хорошенько и зашвырнул через борт обратно на палубу корабля.

– Ох, дева, ты будто птица морская? – удивился ожидающий там мертвец. – А я-то думал, утонула ты…

– Цела она, – ответил за Виту Ган, переваливаясь через борт на палубу следом за пленницей. – Больше не убежит.

***

Вита стиснула зубы и уставилась на гребцов. Их было шестеро, и корабль шел небыстро.

Она сидела под бортом, кутаясь в Ганов плащ. Ее собственная одежда утонула в пучине. Не умела она, как Ган, сохранить ее в целости на себе во время оборота, прятать с помощью колдовства в звериной шкуре, а потом целехонькую на место вернуть.

Ночь спустилась на море тяжелой тенью. Засветились в синем бархате небес золотые звезды. Поднялся ветер, оживил драный парус, дал карви скорости столько, сколько не хватало ему прежде, чтобы затемно достичь замка Властелина Зимы.

Звезды горели в небе, а из глубин отвечали им яркие огни, те самые, что напугали Виту, когда она пыталась сбежать от Гана. То были огни нижних миров. Вита слышала про них однажды от гостивших в деревне моряков. Сын соседки, белобровый Язи, что плавал на торговой ладье у богатого купца, рассказывал, как в ясную ночь сияют из-под воды неведомые города и манят путешественников переливами дивного света. Говорил он, что однажды вода была такой спокойной, а ночь столь беззвездной, что удалось ему, свесившись за борт, разглядеть иномирные дороги и площади, улицы и небывалые дома в тысячу этажей каждый… Вита не верила ему, думала, врет…

      Видно, не врал…

Замок Властелина Зимы был все ближе. Он закрыл горизонт, растянулся, поднялся ввысь острыми зубцами. Подводные огни вокруг него горели особенно ярко. Слепили. Пугали.

– Стой, дальше плыть не нужно, – отдал приказ Ган, и гребцы замерли в миг. – Ярл Арнберн, той силы, что я дал тебе, хватит доплыть обратно, к месту вашего подводного упокоения, а корабль прими в дар за службу.

– Спасибо, слуга Властелина Зимы, и прощай. Покорных тебе ветров и спокойных морей.

Ган вскинул руку, и в небе грянуло, а потом по воде, что отделяла замок от корабля, пролегла ледяная дорога.

– Вперед. – Жесткая ладонь толкнула Виту между лопаток. – Иди первая.

Пленница послушалась и пошла.

Глава 4. Допрос

Ледяной зал был огромен.

Уходили ввысь его величественные белые своды, нависали над пришедшими, грозясь обрушиться и раздавить. Гулкое эхо шагов уносилось в темную вязь переходов, что начиналась после зала и вела неизвестно куда.

Вита брела по бесконечным ходам этой ледяной норы, следуя за Ганом, упираясь взглядом в его широкую спину, покрытую крапчатым плащом цвета леопардовой шкуры.

Изменился Ган. Вита помнила его из детства другим. Тогда он был мелким и тощим, на голову ниже Виты и легче вдвое. А теперь хорошо так раздался в груди и плечах, мощен стал, хоть и жилист, а вот роста много не набрал, чуть Виту перерос, но и полголовы в том переросте не будет. И спокоен стал. Раньше задиристый был, вредный, наглый, все «замухрышкой» дразнился. Сын старосты – все ему с рук сходило…

Он привел ее в зал с серым льдом. Кровавые прожилки в нем и вмороженные в стены стальные кольца с цепями навевали тревожные мысли. Чутье говорило, что тут лилась кровь. Кого-то пытали, кого-то убили сразу…

Вита испугалась. Сонное оцепенение, охватившее ее с начала плена, спало, вернув в реальность. Что с ней будет? Что сделает Ган? Убьет? Замучает?

Он ведь может…

– Сядь. – Короткий приказ, и нечто подобное трону изо льда поднялось над полом, сверкая свежими ледяными гранями.

Вита послушаться не успела – волна колдовской силы ударила в грудь, уронила спиной на лед. Руки сами легли на подлокотники, и те протаяли, поглотив кисти, а потом вновь заледенели.

Надежные кандалы, не вырвешься из них.

Вита рванулась и замерла, осознав всю тщетность сопротивления.

– Что со мной будет? – спросила прямо, глядя в темные глаза пленителя.

– Ничего, если расскажешь мне все про ведьм.

Вита нахмурилась, отвела глаза.

– Что же ты у предыдущего своего пленника не спросил, пока его в глыбу вмораживал?

– Потому что болван – ведьмин ученик, и она ему после каждой личной встречи мозги чистит. Он ее лица не помнит. А когда шанс был подсмотреть за ней из-за печки тайком, дуралей на тебя вместо ведьмы пялился. И ведьма-то там не одна была, а с товарками.

Витино лицо вспыхнуло румянцем, намеки на симпатию Данияра ее отчего-то злили, параллельно рождая неловкое чувство стыда.

– А я что? Помню, по-твоему? Я вообще на тех ведьм не смотрела…

Вита попробовала соврать, но Ган пропустил ее ложь мимо ушей, протянул руку и сдавил виски холодными пальцами. Ощутив, как напряглась пленница, посоветовал:

– Расслабься, легче будет. И мне, и тебе. Здесь, в замке, силы столько, что хватит тебя наизнанку вывернуть.

Ничего не ответила Вита, лишь зубами презрительно скрипнула.

– Пошел ты…

Она неуклюже дернулась, но сделала только хуже. Плащ, что по прежнему был у нее на плечах, предательски распахнулся, открыв взору Гана нагое тело. В его голове подло шевельнулись воспоминания и образы из головы Данияра.

Ган стряхнул их резким движением, повел плечами, нервно задернул на Вите плащ и поспешно нырнул в голову девы.

Память ее раскрылась, как книга. Последние дни – ярко. Что подальше – мутное, словно в тумане. Вот день встречи с Данияром, вот обещает мальчишка Вите лекарство для козы, хорохорится, от собственной важности и значимости довольный… Вот изба, а вот ведьмы… Ну же, давай лица! Показались лица. Два отчетливые и ясные, одно расплывчатое, а еще одно – черная клякса, дыра в душном пространстве темной комнаты. Но хоть так.

Ведьмы были незнакомые, ни разу не виденные Ганом на побережьях Зимы. Лица неузнаваемы лишь пока они под мороком, но стоит мороку спасть, сразу вспомнятся все былые, незамеченные встречи, проступят в памяти знакомые черты.

Старую ведьму, что жила близ Игривицы, Ган бы узнал. Он встречался с ней лично не раз, просто распознать ее не мог из-за заклятья. Эти две, чужие, пришли издалека. Выдавали их иноземная одежда и акцент. Местные так не говорили.

Что за сбор у них тут? Ган прислушался, натянулся струной, вытягивая из памяти пленницы звуки и запахи. Разговор ведьм журчал рекой, шумел ветром, и нельзя было разобрать в нем ни единого слова.

А потом его оборвали.

Гана вышвырнуло из Витиной головы, и громкий, уверенный голос спросил:

– Чем занят, брат? Кого пытаешь да чего выпытываешь?

Ган развернулся. Нахмурил брови, натыкаясь взглядом на красивое, насмешливое лицо в черной гриве волос.

– Чего тебе надо, Орка? – не спросил, рыкнул, как рычит над честно добытой костью повстречавшая соперника собака.

– Ай-ай, брат. Что же ты самовольством решил заняться? И старцу Инею ничего не рассказал про то… Кстати, что это? Что это еще такое?

Тот, кого звали Оркой, легкой походкой подплыл к Вите, стал разглядывать ее и принюхиваться. Ноздри на широком носу раздувались и опадали, жадно втягивая человеческий запах.

– Красивая добыча. Лакомая. Такая ли вкусная, как выглядит? – Наглые пальцы подцепили край Ганова плаща, что опять распахнулся, обнажив бледные бедра, потянули.

Вита резко вывалилась из оцепенения. Сообразив, что сидит нагая перед двумя мужчинами, гортанно вскрикнула и, поджимая ноги, зашипела. Глаза ее при этом были, как у загнанного зверя. Отчаянием и злобой светились.

Ган поймал ее взгляд на миг. В сердце неприятно кольнуло. Добыча. Ни с кем он не станет ее делить! В особенности с Оркой, пусть тот и самый могучий зверь северных морей. Черно-белая смерть. Несокрушимая погибель акул, тюленей и огромных китов. Некому равняться с ним по силе, некому бросать вызов грозным мускулам и челюстям.

Силен морской леопард, но косатка, величайший хищник севера, сильнее всех.

Только Ган не желал отступать, ведь пойманное им принадлежит ему одному. Посмотрел он сперва на пленницу, потом на извечного соперника, так лицемерно величавшего себя его «братом», и заявил:

– Приведи Инея.

– Приведу. – Орка угрожающе дернул губой, оскалил белые зубы.

Он решил, что леопард ставит под сомнение его уверенность. Он подумал, что Ган решил, будто он, бесстрашный Орка, испугается привести сюда их мастера мудреца Инея. Иней хоть и выглядит тонким и хрупким, как первая наледь на осенних лужах, в ярости он страшен, и магия у него такая, какой нет ни у кого. А еще только Иней, единственный из всех обитателей замка, может лично говорить с Властелином Зимы.

Говорят, он тоже хати, древний дух. А может, и нет. Ведь духи во плоти давно не ходят по земле.

– Приведу, – повторил Орка и, развернувшись, быстро вышел из допросного зала.

Черно-белый плащ подмел снежинки с серых плит на полу.

Нужно было отправить его отсюда. Хоть на несколько минут, под любым предлогом…

Зная, что скоро Орка вернется не один, Ган приблизился к Вите, грубо схватил ее за руку, – ледяные наручники-подлокотники растаяли в миг, – и стащил с ледяного «трона».

– Отпусти! Не тронь! – Вита забилась, принялась одной рукой толкать его в плечи, а второй зажимать на груди полы плаща.

– Угомонись ты, – зарычал на нее сквозь зубы Ган. – Успокойся. Не дергайся, коли хочешь еще жить.

Секунду она глядела на него с доверчивой надеждой, а потом, решив, что не стоит ждать добра от лютого врага, выругалась и обреченно рванулась в последний раз.

Плащ остался в руках у Гана. Вита стояла теперь перед ним полностью голая и от этого такая беззащитная.

– Иди к окну, – прозвучал приказ. – Оборачивайся и прыгай в море, поняла?

Ган схватил пленницу за руку, силой подтащил к пустому проему, за которым растекалась ночная тьма. Звезды мерцали в ней бледными искрами, и огни нижних миров отвечали им из глубины.

Вита увидела их и уперлась:

– Не могу, там огни. Так близко…

Они действительно были близко. Слишком близко. Такие яркие.

– Прыгай. Другого шанса не будет. – Ган развернул деву спиной к себе, упер ладонь ей между лопаток, и ему показалось, что кожа там раскалена, как сковорода на огне.

– Туда же нельзя… В огни… – продолжая упираться, Вита ощутила, как по щекам побежали предательские слезы.

Слезы ужаса. Слезы отчаяния.

Каждый человек в Игривице, да что там в Игривице, на всем побережье, знал, что нельзя приближаться к подводным огням. Там, где соприкасаются миры, находиться нельзя, потому что сойдешь с ума. Потому что в безумии ринешься к этой самой межмирной границе, а там неведомые силы разорвут тебя на части, расплющат, изотрут в пыль.

Вите было стыдно за позорные слезы, но желание самосохранения оказалось сильнее. И тело, и сознание единогласно противились мысли нырнуть в испещренную яркими точками воду.

Это верный конец! Верный! Верный…

И все же она нашла силы спросить:

– Ты сам там когда-нибудь плавал? В воде рядом с огнями?

– Да, – не задумываясь, ответил Ган. – И ты проплывешь. Здесь они ниже, чем кажется. Закрой глаза и плыви изо всех сил прочь. Слышишь?

Вита не ответила, дернула спиной, нервно сбрасывая с себя Ганову руку.

– Отойди и не смотри.

Ган не послушался.

Пленница забралась на широкий подоконник. Воздух за оконным проемом был на удивление тих и спокоен, бешеные ветры и бури не любили приходить сюда. Взмахнула руками и прыгнула рыбкой. Ган припал к окну, наблюдая, как сжимается в полете человеческое тело, становясь тугим, черно-белым комком.

Пингвин Адели.

Килограммов шесть всего-то и будет. Сколько их он пожрал за последнее время? Не сосчитать…И как ей удается так сжиматься…

Далеко внизу у самого основания стены, птица мягко вошла в воду. Почти бесшумно. Чуткий Ган не расслышал и не увидел всплеска.

Став подводной тенью, Вита стремительно понеслась, петляя высоко в толще, почти у самой поверхности воды. Страх прочно удерживал ее там, не ниже не выше. И глубже опуститься нельзя – огни затянут, и на самую поверхность не подняться – страшно, заметят из окон слуги Властелина Зимы.