Czytaj książkę: «Лешая»
Глава 1. Побег
– Тише, Санечка, тише… Уходим… Вот так…
Соседка Наина Маратовна ненавязчиво, но крепко ухватила Саньку за рукав и потянула прочь от страшной двери, за которой раздавался подобный львиному рыку храп пьяного в стельку Андрея.
– Я не могу… Я боюсь, – прошептала Санька и тихо ойкнула. Под пальцами, зажимающими подбитый глаз, все оплывало. – Больно… Я не могу сбежать, тетя Наина. Если Андрей найдет меня, представляете, что устроит? А он найдет…
– Не найдет. Твой благоверный еще как минимум час будет дрыхнуть так, что из пушки не разбудишь. Надо уходить, милая. Надо. Настало время. – Соседка вытащила из кармана ключи от машины. – Вот. Возьми и уезжай.
– Но…
– Никаких «но», Санечка. Он ведь это не в первый раз, уж я-то знаю. – Наина Маратовна горестно покачала головой. – Ты же понимаешь, что следующий раз может стать для тебя последним, а у тебя ведь дите малое. Не жди, милая. Не терпи.
Не терпи.
А куда ей деваться?
Санька вытерла грязной от крови ладонью натекшие на подбородок слезы. Всхлипнула в голос.
– Как же мне не терпеть, если деться некуда? Отец не примет, скажет как обычно: «У тебя муж есть, к нему и ступай. Побил – это потому что у тебя характер такой нестерпимый. За дело, значит…».
– Да уж, незавидная у тебя судьба, – вздохнула соседка, гладя Саньку по плечу. Снова заладила свое: – Уезжай. Без разницы куда. – Тут глаза женщины радостно блеснули. – А знаешь что? Я придумала. Поезжай-ка ты в деревню мою, в Полянкино. Километров двести отсюда будет. Далековато, зато упырь твой точно не отыщет. Домик там хоть и ветхий, но с печечкой. Людей мало, старухи одни да старики, им помощь всегда нужна – так что от голоду вы там с Альбинкой не помрете, подкормят…
И Санька не стала спорить.
– Поеду, – шепнула тихо.
Она хотела прокрасться в комнату и забрать ноутбук, но передумала. В порыве гнева Андрей стукнул по гаджету кулаком и разбил его. Починить теперь вряд ли получится.
Сбежав по ступенькам в прачечную, Санька сгребла в хлопчатобумажную сумку от доставки суши, брошенную кем-то в коридоре, их с Альбинкой нехитрые пожитки. Полетели на картонное дно детский трикотажный спортивный костюм, джинсовые шортики, пара футболок, дутая жилетка, выцветшее дешевое белье. И ее, Санькин, сарафан, который сшила мачеха.
Машина, старенький камуфляжной масти «уазик» – покойный муж Наины Маратовны был охотником – стоял во дворе общаги.
Санька открыла дверцу, закинула под брезентовую натяжную крышу сумку и белый рюкзачок из искусственной кожи, в котором хранилась буквально вся ее жизнь: паспорт, права, телефон, документы на ребенка, полупустая кредитка. Вчера Андрей просадил с нее почти все деньги – из-за того и поругались. В очередной раз. Санька была очень зла – только покрыла долги, а тут…
С работой Саньке не везло катастрофически. С учебой – тоже. Отец все детство величал ее недотепой и тупицей, причем безграмотной – Санька страдала дисграфией, отчего родной язык ей никак не давался. Неспособной к математике ее объявил, ревнуя к мачехе, сводный брат, а Санька поверила, и вырваться в умницы уже не пыталась. Правда, в средней школе ей нравилась ботаника, и в одной из четвертей у нее даже вышла по этому предмету круглая пятерка…
Как итог – дикая неуверенность в собственных силах, с горем пополам оконченная местная сельхозка, неудачная карьера (работа в паре магазинов без перспектив) и быстрое замужество, в которое Санька по наивности сбежала от строгого отца.
Андрей, один из наемных работников папы, на первый взгляд показался ей мужчиной мечты. Брутальный, грубоватый, косая сажень в плечах, голос как рык льва и ревнивый нрав, когда чуть что: «Ар-р-р, моя девочка! Не трожьте!» – именно в таких персонажей влюблялись без памяти героини любовных романчиков, заполонивших мачехины книжные полки в спальне отцовского дома. Вот и Санька…
… не то чтобы влюбилась. Скорее решила, что ей, веснушчатой и невзрачной коротышке, с таким поклонником повезло просто несказанно. И отец масла в огонь подливал:
– Беги в загс, пока берут. И чего только Андрюха в тебе нашел? Столько красавиц вокруг с ногами от ушей, а он на тебя, пигалицу толстозадую, загляделся.
Так Санька замуж и выскочила.
Сначала вроде все и ничего было. Андрей работал, зарабатывал неплохо. Санька устроилась помощницей в собачий питомник, в удовольствие возилась со щенками, зарплату неплохую имела. Так протянули год. Жили у Андреевых родителей, но с ними было туго – невестку ели поедом, и Санька робко намекнула мужу, что надо бы съехать, она ведь беременна, волноваться нельзя.
Хочется покоя.
Андрей наобещал, что возьмут ипотеку, а сам влез в долги, да еще и с Санькиным отцом умудрился рассориться. В итоге, вместо новой трешки, они переехали в купленную Санькой общажную комнатушку площадью десять квадратных метров.
Туалет и душ на этаже.
Но Санька была и этому несказанно рада. Рождение дочери захватило ее с головой. На прежнюю работу, в питомник, молодую мать не взяли – нашли другого, не обремененного родительством работника. Пришлось снова кочевать по сетевым магазинам.
Санька надеялась, что, став отцом, муж, наконец, остепенится и возьмется за ум, но ничего такого не произошло. Все стало только хуже. Андрей начал пить и поколачивать жену.
Так и жили.
Хотя назвать это существование жизнью у Саньки давно уже не поворачивался язык.
Единственной отдушиной были поездки на дачу к мачехе, тете Ларисе. Та Саньку от себя не гнала, всегда привечала, поддерживала втайне от отца. Дача у тети Ларисы была на озере. А самое главное, там рос сад, в котором Санька готова была копаться часами. Цветы и фруктовые деревья умиротворяли, а осенью мачеха всегда честно делилась с падчерицей урожаем…
«Уазик» громогласно прокашлялся, завелся.
Санька бросила испуганный взгляд на окно и обомлела от страха.
Андрей стоит и смотрит на нее!
Показалось…
Просто темная занавеска надулась от ветра и приняла на миг очертания мужниной фигуры.
Санька выдохнула облегченно и торопливо вывернула руль, выезжая с тесной стоянки, заставленной машинами соседей. Мимо клумбы из покрышек, в которой между редкими саженцами бархатцев густо взошла мокрица. Мимо скамейки, сооруженной из доски и двух старых ведер, наполненных цементом. Мимо аляповатой детской площадки с погнутым заборчиком – Андрей как-то по пьяни въехал в него задом своей «Волги».
«Волгу» продали еще в прошлом году, именно поэтому Санька за рулем соседкиного «уазика» чувствовала себя вполне уверенно. Не первый раз одалживала. Наина Маратовна ее даже в страховку вписала…
Дальше – мимо двух молодых вязов на улицу Зинаиды Коноплянниковой. С Коноплянниковой – на проспект, в поток ползущих к центру машин, потом, на большом перекрестке, где постоянно случаются ДТП, – на мост и дальше… Дальше – к окраине города на восток, туда, где в редкие погожие утра, прежде чем отправиться в детский садик, они с Альбинкой наблюдали из окна восходящее над элеватором солнце.
За мостом потянулась бесконечно длинная улица Туполева, упирающаяся в завод ЖБИ. По обеим сторонам дороги высились домики бывшего рабочего поселка, добротные, кирпичные, с претензией на классицизм – треугольные крыши подпирались лопатками, а порой даже и пилястрами. Их красили в белый…
Припарковавшись возле колоннады местного дома культуры, Санька поднялась по ступенькам и вошла в прохладный холл. Альбинка уже ждала ее там, даже сменку переодела. Синий мешок с босоножками лежал на соседнем сиденье, рядом с убранной в клетчатый чехольчик скрипочкой.
– Ты рано, мам.
– Ага, – не стала спорить Санька, подхватила скрипку, Альбинку, сменку и быстро зашагала к машине.
Мешок с босоножками на входе уронила – даже не заметила. Хорошо, что вахтерша окликнула и сообщила о потере.
Пока Санька прилаживала к ремню безопасности брезентовый детский удерживатель, Альбинка тараторила без умолку о том, что учительница ее сегодня похвалила за гамму.
– Мам, ты не слушаешь! – выдала недовольно в конце.
– Я слушаю, доченька, – отрешенно пробормотала Санька, соображая, как лучше сообщить ребенку тот факт, что домой они сегодня не поедут.
Альбинка сама догадалась.
– Мам, папа опять дрался, да? – прозвучало неожиданно резко.
Санька попыталась неловко отмазаться от тяжелого разговора:
– Нет, что ты… Все хорошо. С чего ты решила?
– Мам, зачем ты обманываешь? Я же лицо твое вижу.
Точно! Со всей этой суетой Санька совершенно забыла про подбитый глаз. А еще удивлялась, стоя на светофоре, чего это на нее соседние водители так странно косятся?
– Значит, так… – Санька села за руль, пристегнулась, закрыла лицо руками и сидела так несколько секунд, после чего сказала: – Домой мы сейчас, Аль, не поедем.
– А куда поедем? – заинтересованно спросила Альбинка.
Ее большие глаза от любопытства стали совсем круглыми. Паутинистые волоски, выбившиеся из сложной косы, топорщились в стороны, как антеннки.
– В деревню к тете Наине. Ехать придется долго, так что ты…
Дочка даже не дослушала.
– Ух ты! – воскликнула восторженно. – Мам, а там ежики водятся?
– Наверное, водятся, – пожала плечами Санька, возвращая «уазик» в автомобильный поток.
– А ужи?
– Должны…
– А волки? Волки там есть?
– Ну, зачем тебе волки-то, Аль? – устало поинтересовалась Санька.
– Я их приручу, мам. Ты что, не знаешь, что их приручить можно?
– С чего ты решила, что можно?
– На юннатской станции рассказывали…
Улица Туполева уперлась в завод и распалась, как река, на два рукава. «Уазик» свернул вправо, задержался на заправке, после чего продолжил путь на восток. Санька страшно боялась, что денег на бензин не хватит, и терминал выдаст злорадное: «На вашем счету недостаточно средств», но все обошлось. Даже на пятилитровку питьевой воды осталось.
Потянулись вдоль дороги дачные поселки.
Сначала машин встречалось довольно много. Саньку то и дело кто-то обгонял – она плелась на шестидесяти, уж слишком крута и извилиста была дорога. Потом, когда осталось за спиной небольшое курортное озеро, проезжая часть почти полностью опустела.
Дачи кончились. По обеим сторонам раскинулись поля. В открытое окно густо пахнуло донником. Смеркалось. Свет фар скользил по широким листьям ощетинившегося возле обочин борщевика. Бледный туман собирался в канавах и низинах, вытекал на дорогу светлыми лентами.
Альбинка мирно спала на заднем сиденье. Машину качало на выбоинах, пришлось сбавить ход. Эту дорогу, похоже, давно не ремонтировали.
Тишина и пустота умиротворяли, успокаивали.
Они далеко от Андрея…
Санька не могла забыть его покрасневшие от ярости и алкоголя глаза, когда он замахнулся на нее. И ударил. Она даже не поняла, за что. Хотя когда мужу нужны были для этого причины?
Дорога вильнула и погрузилась в лес. Стало еще темнее. Где-то вдалеке заунывно провыла сирена гаишников. Чего они тут забыли? В этом захолустье? Гонщиков, наверное, ловят. Санька слышала про таких – собираются на пустынных дорогах и гоняют друг с другом на деньги. Не попасться бы им на пути – сметут.
Вдруг впереди, прямо на дороге, задвигалось что-то большое и черное.
От неожиданности Санька резко нажала на тормоз, и машина, взвизгнув, встала как вкопанная.
Фигура на пути двинулась, поплыла к краю асфальта черным облаком на длинных ногах-колоннах. Бесшумно, тихо, плавно. Заметив Санькин взгляд из-за лобового стекла, встала и тоже посмотрела.
– Ма-а-ам, что случилось? Почему мы не едем? – сонно протянула с заднего сиденья проснувшаяся Альбинка.
Резкое торможение разбудило ее. Девочка терла глаза и тревожно вглядывалась в разбитые угловатым светом фар сумерки.
– Тс-с-с, Аль… – Санька прижала палец к губам и приглушила свет. Прошептала дочери: – Смотри. Лось.
– Ух, какой! – восторженно воскликнула та и тут же зажала ладошкой рот, добавив одними губами: – Сними его на телефон, мам.
Лось стоял совсем рядом с машиной, длинноногий, шоколадно-гнедой, с крутой высокой холкой, с косматой бородкой, с новенькими рожками в пушистом бархате, короткими и неострыми. В его темных глазах плясали серебристые искры, отчего казалось, что в глубине черных горизонтальных зрачков притаился целый космос.
Санька послушно потянулась за телефоном, лежащим на соседнем сиденье, но отчего-то так растерялась, что выронила его. Гаджет упал под ноги, куда-то под педали, пришлось лезть за ним…
Когда смартфон наконец нашелся, лося уже простыл и след.
– Ну, ма-а-ам-а-а, – разочарованно хныкнула Альбинка. – Лось ушел.
– Не расстраивайся, встретим другого. Тут везде лес. И везде лоси. Наверное… – неуклюже успокоила дочку Санька. – Нам еще долго ехать. Спи.
Фары зажглись, машина тронулась.
Дорога запетляла сильнее прежнего.
Санька тревожилась – если так пойдет и дальше, до Полянкино они доберутся гораздо позже, чем она рассчитала. Сорок километров в час на спидометре… Этак они еще часа четыре будут плестись. Но быстрее не поедешь, мало ли какие лесные звери выскочат из-за поворота?
Впереди снова провыла сирена ДПС. Уже ближе. Вскоре из сгустившегося тумана вылетел навстречу «уазику» белый «форд» с голубыми полосами на бортах и красно-синей мигалкой.
«Форд» преградил путь – пришлось остановиться.
Санька занервничала. Вроде все в порядке: на месте страховка и документы, и скорость она не превысила, – но что-то тревожило, тяжелым предчувствием оседало в душе.
– Доброй ночи, лейтенант Петренко, предъявите документики, пожалуйста… – В окно сунулось красное щекастое лицо сотрудника ДПС и тут же расплылось в улыбке. – Сашка, ты, что ли? Здорова.
– Привет.
А про себя подумала: «Черт! Только тебя сейчас не хватало». Этот краснолицый Петренко был лучшим другом и частым собутыльником Андрея…
– Ты чего тут среди ночи-то катаешься? – Петренко деловито заглянул в салон. – И дочка с тобой? А машина чья? – Он вдруг резко поменялся в лице, его крошечные глазки стали подозрительными и злыми. – Правда, выходит…
Сашка занервничала еще сильнее, залепетала, сбиваясь:
– Машину одолжила. Я поеду, ладно? Мне надо… Мы торопимся… Нас ждут.
Петренко глянул еще суровее:
– Э-э-э нет, подруга, не выйдет. Мне Андрюха пять минут назад звонил и жаловался, что ты от него к любовнику решила сбежать… Я думал, по синьке он, а, выходит, правда… Так что ты, это, давай-ка разворачивайся и поезжай домой, к мужу родному… А то – ишь! Давай-давай… Я, того, прослежу…
Санька похолодела от ужаса. Перед мысленным взором всплыло перекошенное лицо супруга и его занесенный кулак.
Нет!
Ни за что она к нему не вернется!
И Санька запаниковала. Газанула с места. Влет, как заправская гонщица, переключила передачи. Петренко еле успел отскочить – «уазик» чуть не проехался по его ботинкам. Пара ловких прокрутов руля, и «форд» ДПС остался позади. Раздались и остались за спиной недовольные окрики. Взвыла сирена, но Санька уже все для себя решила.
Она не сдастся и не вернется назад.
– Мама, гони! Мы с тобою, как в фильме про погоню! – радостно завопила молчавшая до этого момента Альбинка.
– Держись, доченька, сейчас поедем быстро, – сквозь зубы ответила Санька, вперившись немигающим взглядом в пробитую желтым светом фар тьму.
Дорога вильнула раз, другой, третий, и погоня отстала. Но вот лес резко кончился, потянулась за окнами то ли болотина, то ли поле. В зеркале заднего вида быстро возникла красно-синяя слепящая мигалка и стала стремительно нагонять.
Санька закусила губу, судорожно соображая, что делать.
Справа округлились клубы густого ракитника, мелькнули между ними две землистые колеи. «На асфальте они меня точно нагонят, а вот по кривой проселке охотничий «уазик» ловчее их иномарки пройдет», – сообразила Санька и решительно свернула за кусты. Машину задергало, затрясло – дорога оказалась совсем негодной, исполосованной ямами, заваленной камнями, перечеркнутой венами неизвестно откуда взявшихся древесных корней.
Прутья захлестали по камуфляжным бортам «уазика», словно подгоняя – быстрее! Санька мертвой хваткой вцепилась в руль, чтобы не выбило при тряске. Пролетела, ничего толком не соображая, еще пару десятков метров под горку – дорога спускалась куда-то вниз – остановилась, выключила фары и заглушила мотор.
Повернулась к Альбинке:
– Ты в порядке?
– Мама, класс! Ты как в «Хот Вилс», – веселилась дочка.
– Тише, – приструнила ее Санька. – Посиди молча, а я погляжу, отстали или нет.
– Мама крутая. Мама-шпионка, – прошептала, улыбаясь, Альбинка, и Санька тоже улыбнулась.
Первый раз за этот отвратительный день.
Похоже, что Петренко действительно отстал: то ли не заметил поворот на проселку, то ли решил не лезть туда на новеньком казенном «форде». Звук сирены отдалялся. Мигалки не было видно из-за густого подлеска.
Санька огляделась. С двух сторон от дороги, на которой они стояли, росли молодые осинки и березки. Их стройные стволики окружала серебристая мягкая трава, топорщились из нее остренькие пушистые колоски. Один лишь старый пень, весь серый, узловатый и перекошенный, выделялся из общего юного растительного буйства.
Санька еще раз прислушалась. Сирена прозвучала совсем далеко и замолкла окончательно. Туман серебрился почти у самых ног. С запада надвигалась гроза.
Санька задумчиво посмотрела в сторону шоссейки. Интересно, куда поехал Петренко? Хорошо бы в город. Иначе до Полянкино им не добраться. Она оглядела две тонюсенькие колеи и устало вздохнула. Эх, да тут сначала развернуться бы. Проселка такая узкая, стиснутая с двух сторон кочками и канавками. Станешь крутиться – засядешь крепко, тогда вообще, как в капкане…
Придется проехать еще вперед и подыскать подходящее место для разворота.
Вернувшись в машину, Санька пристегнулась и заблокировала дверь по старой привычке. Один раз у нее еще из Андреевой «Волги» утащили на заправке кошелек…
Стало тихо-тихо, от этого Альбинкин изумленный шепоток прозвучал над ухом просто оглушительно:
– Мама, ты его видела?
– Кого? – не поняла Санька, оборачиваясь к дочери.
Та, завороженная чем-то, указала пальцем за окно.
Санька вгляделась в прогал между березками.
Серого пня под ними больше не было.
– Аль, а кто там был-то?
Санька проверила центральный замок – закрыто. В душе возникло странное, неопределенное чувство, будто все происходящее в какой-то пропущенный ею по невнимательности момент обернулось из яви сном.
Протерла ладонями глаза. Может, показался ей этот пень? Может, не было его вовсе? А Альбинка просто шутит? Фантазирует от усталости и скуки?
Хотя какая уж тут скука…
В ответ прозвучало:
– Зверь какой-то.
Зверь. От этого Саньке сразу стало спокойнее. Ну конечно! Мало ли какие в лесу лисы-барсуки бегают? Хотя размер у «пня» был явно не лисий. Но и не медвежий.
Собака еще, быть может, бродячая…
– Какой зверь? Расскажи конкретно? – стала допытываться она у дочки.
Альбинка виновато развела руками:
– Не знаю. Не разглядела. Вроде уши у него были…
– Уши, Аль, у всех есть, – отметила Санька.
– А вот и не у всех, – стала спорить Альбинка. – У рыбы нет.
– Есть. Внутри головы. Снаружи не видно…
Санька еще раз внимательно оглядела седую траву под вуалью тумана. Луна взошла и теперь светила бледно сквозь облачную вату. Пролегли от березок и осин акварельные тени.
«Уазик» завелся и пополз вглубь молодого леса. Все дальше и дальше от странной полянки. Санька посмотрела в боковое зеркало и обмерла. Пень торчал позади, чуть правее от прежнего места, в тени. Он казался еще более узловатым и бесформенным, чем при первом появлении, и где там Альбинка разглядела уши? На зверя точно не похоже.
Стоило Саньке подумать так, как у верхушки серого пня зажглись два ярких желтых огонька.
И погасли.
Машина нырнула в темень сгустившейся зелени.
Альбинка припала к стеклу и воскликнула удивленно:
– Что это, мама? Что это так странно светится?
– Гнилушки. – Санька бросила за окно быстрый взгляд. – Ночью в лесу много всего светится: гниющие бревна, старые кости, светляки.
– Глаза-а, – таинственно протянула Альбинка.
– И глаза. Должные же ночные звери как-то видеть в темноте? – отозвалась Санька.
Снова заглянула в зеркало.
Лес за «уазиком» плотно сомкнулся. Под колесами зачавкало – здесь так и не высохли лужи от позавчерашнего дождя. Мрак сгустился. Туман отступил. Вентилятор тянул в салон прохладный аромат мокрого леса.
Новый дождь нагнал их на выезде из чащобы. Легко забарабанил по брезентовой крыше.
И дорога вдруг кончилась. Уперлась в обрыв высокого берега. Небольшая поляна, заросшая травой, раскинулась в свете луны. Санька решила, что тут можно будет развернуться, после чего возвратиться на дорогу и уж как-то доехать до Полянкино. Она принялась аккуратно выкручивать руль, вымеряя траекторию разворота на тесном травяном пятачке, сдала назад, потом пустила «уазик» немного вперед. После снова назад, и опять вперед.
Вдруг машина крякнула двигателем и заглохла.
«Только этого не хватало», – мысленно возмутилась Санька, но вслух своего недовольства не выказала, чтобы не тревожить Альбинку. Пусть думает, что у мамы все под контролем. Так будет легче им обеим.
Ключ провернулся в замке зажигания, утешающе взревел мотор.
– Ну все, можно ехать, – радостно сообщила Санька, но, выдавив педаль газа, поняла, что машина крепко засела в раскатанной во время поворота колее.
– Ма-а-ам, я устала, – заявила с заднего сиденья Альбинка. – Спать хочется.
– Вот и поспи. Держи, накройся.
Санька достала из сумки с вещами жилетку и накинула на дочку.
– Есть хочется…
– Потерпи немножко, Аль. Нам сперва надо на дорогу вернуться, а там на ближайшей заправке что-нибудь купим. Посиди тихонько, я выйду наружу, посмотрю, что с машиной.
Ругая себя за то, что впопыхах не купила на предыдущей заправке совсем никакой еды, – путь-то длинный впереди, – Санька вылезла из машины, опасливо огляделась по сторонам, прислушалась. Тихо. Лишь стучит по речной глади внизу под береговой кручей слабый дождь.
«Уазик» засел намертво. Санька попробовала толкнуть, но он даже не пошатнулся. Из-под железного брюха торчала заляпанная блестящей грязью трава. Колесо, угодившее в выбоину, ушло вниз по самое крыло.
Не вытащить.
Дождь сменился моросью.
Санька обогнула машину, дошла до края обрыва. Река под ним мчалась, вся в белых барашках. Интересно, что за река? Для Волги слишком маленькая, для Орши – большая. Хотя мало ли их тут, рек? Волга, Тверца, Тьмака, Орша – это те, что на слуху, а ведь есть еще Соминка, Медведица, Ведемья… Интересно, Ведемья – это от ведьм?
По краю кручи вела тонюсенькая, едва заметная тропиночка.
Санька прошла по ней с десяток шагов и воспрянула духом – далеко впереди мелькнул свет. Где-то за сгущающимся в непроглядный мрак рябинником, пробитым, словно пиками, парой островерхих худых елей, светился фонарь.
Вроде бы…
Ей показалось, или в сизое небо сквозь морось пробивается блеклыми пятнами печной дым?
– Ма-а-ам…
Альбинка отстегнулась без разрешения, выбралась из машины, подошла и встала рядом.
– Ты зачем вышла? – возмутилась Санька.
– В туалет хочется.
– Давай побыстрее.
Саньке не нравилось происходящее: застрявшая машина, дождь, лес, гроза. Неведомый полузверь-полупень, бродящий где-то поблизости. Ночь. Молния – мечта Теслы – раскроившая небо над рекой каскадом идеальных зигзагов. Успокаивала лишь мысль о том, что где-то поблизости есть жилье: деревня или дачи. А, возможно, какое-нибудь лесничество или охотничье хозяйство. Хорошо бы у них нашелся трактор…
Раскатился над темными деревьями гром.
– Ай! – Альбинка натянула штаны и закрыла ладошками уши. – Какая грозища громкая!
– Иди в машину. Промокла вся, – распорядилась Санька.
Дочка озадаченно указала на «уазик».
– Мам, а там этот…
Санька посмотрела. Серый пень поднимался над лоснящейся в лунном свете травой возле капота автомобиля. Еще более бесформенный, чем прежде, он виделся нечетко, будто размывался враз загустевшим туманом.
– Ну и пусть там стоит, а мы пойдем. Все равно машина застряла…
Не передать словами, каких титанических усилий стоило Саньке произнести эту фразу веселым непринужденным тоном. На самом-то деле хотелось завопить, как сирена, и рвануть сломя голову, не разбирая дороги, подальше от этой непонятной серой штуки. Вот только паника и страх – непозволительная роскошь, когда ты мать, и рядом с тобой шестилетний ребенок.
Санька легонько подтолкнула Альбинку в спину, вынуждая идти по тропе в сторону все еще горящего за деревьями света.
– Давай, Аль. Вперед по дорожке топай. Видишь, впереди фонарик светится?
Очень хотелось верить, что это не ошибка, не случайность и не мираж. Чтобы там действительно нашлись люди. Чтобы странный сон наяву снова обернулся привычной реальностью…
Подобрав попавшую под ноги сухую ветку – так себе защита, но лучше, чем ничего – Санька обернулась. Пень вновь переместился, теперь ближе к открытой задней двери, которую не захлопнула, выбираясь наружу, дочка. Верхняя часть его вытянулась остро, просунулась в салон.
Альбинка тоже посмотрела назад, забеспокоилась:
– Чего он там делает, мам? Вдруг наши вещи заберет?
– Не заберет, – тихо ответила Санька, искренне радуясь, что странному пню больше приглянулась машина, чем они с дочкой. – Ну, а если и заберет, то ничего страшного. У нас там особых ценностей нет.
«Кроме документов в рюкзаке, – подумала она про себя, – но и они – дело восстановимое».
Альбинка не унималась:
– А если скрипку мою стащит? Она ценная! Она Марь-Константиннина.
Тут не поспоришь. Инструмент для подготовительных занятий музыкой – Санька планировала в следующем году отдать дочку в музыкальную школу на бюджет – они арендовали у преподавательницы Марии Константиновны. Новая скрипка стоила дорого, доход не позволял спускать деньги в неизвестность. Музыкальная школа – дело такое. Пристроишь туда ребенка, а он не потянет. Бывает и так. Что потом с купленным инструментом делать? Перепродавать? Тоже морока. Одна Санькина знакомая пропихнула в музыкалку своего сына, решив, что ему светит карьера пианиста. Купила на заказ роскошный инструмент. Ребенок позанимался полгода и встал в позу – больше ни за что и никогда. Так дорогущее пианино в доме той знакомой и стоит. В Новый год на него ставят салатницы с оливье, в день рождения – вазу с розами. Полгостиной занимает…
Альбинку нужно было успокоить:
– Не заберет, – мягко произнесла Санька, напустив в голос бодрой уверенности. – Зачем ему твоя скрипка? У него и рук-то нету.
А сама подумала: «Вроде этот пень за нами не идет. И хорошо. Может, теперь отвяжется?»
Тропинка нырнула вглубь рябинника. Стало совсем темно, лишь где-то впереди назревало, даря надежду, теплое желтое свечение.
– Мама, опять огоньки! – Альбинка восхищенно тыкала пальцем по сторонам. – Какие яркие!
– Светляки… – в очередной раз повторила Санька. – Гнилухи…
Но дочка ее не слушала:
– Смотри, как бегают!
Санька присмотрелась. Огоньки, которые она сперва приняла за россыпь притаившихся в траве ночных насекомых, выстроились рядком и потекли вдоль тропы извилистой вереницей.
– Пусть бегают…
Что тут еще скажешь? Санька ощутила абсолютную беспомощность, и соль этой беспомощности крылась в полном непонимании того, что происходит. Какие-то таинственные блуждающие пни и огни, странная дорога, невнятный и все-таки такой обнадеживающий свет впереди…
Она устала. Сил, чтобы пугаться и нервничать, просто не осталось.
«Если бы нас хотели обидеть, давно бы уже обидели», – успокоила себя Санька и, подхватив ладошку Альбинки, пошла вперед с удвоенной скоростью.
Вскоре лес расступился. Взору открылась темная поляна, посреди которой стол небольшой домишко, собранный из круглых, грубо обтесанных бревен. В щелях между венцами торчал серебристый мох. Крыша поросла травой. Сама постройка выглядела совсем небольшой, в длину метров шесть, в ширину примерно три. Размер средней строительной бытовки. Правда, к переднему фасаду, там, где вход, крепилась массивная бревенчатая терраса почти с сам домик размером. С потолочной балки свисала на ржавой цепочке круглая стеклянная лампа, внутри которой клубился светящийся газ.
Лампа качалась от ветра. Маслянистый кружок ее света монотонно таскался по деревянному полу террасы туда-сюда, туда-сюда.
– Здравствуйте! – громко поздоровалась Санька, решив, что вваливаться без предупреждения в чужое жилье так сразу не стоит. – Добрый вечер. Есть тут кто-нибудь?
Ответом послужила тишина.
Неожиданный порыв ветра ударил в спину, подтолкнул вперед.
– Холодно стало. Я замерзла, – пожаловалась Альбинка, кутаясь в дутую жилетку. – Давай в домик зайдем?
– Зайдем, доченька, – согласилась Санька, поднялась на террасу, пересекла ее, постучала в дверь. – Здравствуйте, можно к вам зайти?
Ответа не последовало.
Тогда Санька отворила дверь – оказалось не заперто – прошла внутрь, в темноту. Альбинка шмыгнула следом.
– Как тепло, – сообщила блаженствующим тоном.
Санька хотела ответить дочери что-то ободряющее, но тут отчетливо услышала шаги. Снаружи кто-то поднялся по ступням и прошел тяжелой походкой по скрипучему полу террасы.
Прямо к двери.
И шаги эти были не человечьи. Чередующееся перестукивание – от каждого шага будто эхо. Не на двух ногах идет. И костяное поклацывание о доски – так передвигаются те, у кого на ногах есть когти…
Санька закусила губу, чтобы не вскрикнуть, быстро закрыла дверь. Того, кто стоял за ней, она в деталях разглядеть не успела. Разве что мельком: большой, серый, неопределенной формы.
И два глаза-огонька горят…
Возле ручки нашлась щеколда, которую Санька немедля задвинула.
Хорошо, что Альбнка не придала загадочным шагам значения, даже не обратила на них внимания от усталости. Вообще не расслышала, наверное…
Мрак стал полупрозрачным.
В крошечном помещении имелась пара окон. Света внутрь проникало мало, но его хватило, чтобы разглядеть очертания скромной обстановки. Кровать, полки на стенах, рабочий секретер, несколько стульев, кресло-качалка, стол. В центре помещения – маленькая печка, все еще рождающая тепло. Не так давно, похоже, топили. Труба уходит через низкий потолок, поднимается над крышей…
Точно топили!
Санька вспомнила, что с полянки видела дым.
Значит, хозяева где-то недалеко. Скоро вернутся. Домик явно жилой, теплый, пахнущий пряными травами и свежеиспеченным хлебом.
И немного – сосновой смолой.
А за дверью, интересно, кто?
В ответ снова цокнули по доскам когти, потом кто-то грузно лег, заставив доски в очередной раз протяжно скрипнуть. Этот кто-то вздохнул устало и привалился снаружи к двери.
До Саньки дошла неприятная мысль – теперь они с Альбинкой в западне. Наружу не выйти. С другой стороны, они ведь выходить и не торопятся…
– Мам, давай тут останемся, – попросила Альбинка замученным голосом и зевнула.
– Останемся, доченька. Ложись. Тебе надо поспать.