Все, не сомневайтесь. Да, здесь самое подходящее место для нашей репетиции. Эта зеленая лужайка будет нашей сценой, этот куст боярышника – нашей уборной, и мы разыграем нашу пьесу точь-в-точь как перед герцогом.

Основа

Питер Пигва!

Пигва

Что тебе, милейший Основа?

Основа

Есть вещи в этой комедии о Пираме и Тисбе, которые не могут никому нравиться. Во-первых, Пирам должен обнажить меч, чтобы убить себя – этого дамы не смогут вынести. Что ты на это скажешь?

Рыло

Клянусь, это в самом деле опасно.

Выдра

Я полагаю, что, когда дело пойдет к концу, убийство можно и выпустить.

Основа

Нет, я знаю, как все уладить. Напишите мне пролог, и пусть в этом прологе будет сказано, что мы вовсе не хотим душегубствовать своими мечами, и что Пирам на деле вовсе не убьет себя. А чтобы в этом не осталось сомнения, скажите им, что я вовсе не Пирам, а просто Ник Основа, ткач: это разгонит всякий страх.

Пигва

Хорошо, у нас будет такой пролог, и мы напишем его восьмисложными и шестисложными стихами.

Основа

Нет, накинь еще два слова: пусть уж будет весь восьмисложный.

Рыло

Не испугаются ли дамы льва?

Выдра

Право, я побаиваюсь этого.

Основа

Вы должны, братцы, хорошенько это обдумать. Привести – боже упаси – льва туда, где находятся дамы! Это ужаснейшее дело! Из всех диких зверей нет никого страшнее льва, живого льва, – заметьте это себе.

Рыло

Надо будет в другом прологе сказать, что это не лев.

Основа

Нет, надо, чтобы актер назвал себя по имени и из-под шеи льва высунул до половины свое лицо. При этом он может сказать что-нибудь в таком роде: «Сударыни», или: «Прекрасные дамы, я бы желал», или: «Я прошу вас», или: «Я умоляю вас – не пугайтесь, не трепещите: я ручаюсь моей жизнью за ваши жизни. Если вы думаете, что я лев, то я пропал! Нет, я совсем не лев: я такой же человек, как и другие люди». При этом, кстати, пусть актер назовет себя по имени: пусть он скажет, что он просто Бурав, столяр.

Пигва

Хорошо, пусть будет так. Но есть еще две трудности: первая – как провести в залу лунный свет? Вы знаете, что Пирам и Тисба разговаривают при лунном свете.

Бурав

Будет ли светить луна в ночь нашего представления?

Основа

Календарь! Календарь! Посмотрите в календарь! Сыщите лунный свет! Сыщите лунный свет!

Пигва

Да, в эту ночь луна будет светить.

Основа

Если так, то стоит только в зале, где мы будем играть, оставить окно открытым – и луна сама будет светить в окно.

Пигва

Да. А не то пусть кто-нибудь придет с пучком терновника и с фонарем и скажет, что он пришел подражать луне или представлять лунный свет. Но есть еще другое затруднение: нам нужна будет стена в зале, ибо Пирам и Тисба, как гласит история, разговаривали через щель в стене.

Бурав

Втащить стену в зал – это нам никак не удастся! Что ты скажешь, Основа?

Основа

Кто-нибудь изобразит стену. Пусть он слегка вымажется гипсом, или мелом, или штукатуркой, чтобы лучше походить на стену, и держит пальцы вот так, чтобы Пирам и Тисба могли шептаться через щелку.

Пигва

Если это можно сделать, то все в порядке. Ну, садитесь наземь и повторяйте ваши роли. Начинай, Пирам. Когда ты проговоришь свою роль, уйди в эту чащу. Так будут делать все, – каждый согласно своей роли.

Пэк появляется позади них.

Пэк

Что за народ здесь грубый раскричался
Так близко от царицыной беседки?
Комедию никак здесь затевают!
Послушаю, а может быть, и сам
При случае к ним попаду в актеры!

Пигва

Начинай, Пирам! Тисба, подойди ближе!

Пирам (декламирует)

О, Тисба милая, цветов неблаговонье…

Пигва (поправляя его)

Цветов благоуханье, благоуханье!

Пирам

О, Тисба милая, цветов благоуханье
Не так приятно мне, как уст твоих дыханье!
Но слышу голос я: останься здесь покуда,
А я сейчас опять к тебе явлюсь оттуда!

Уходит в кусты.

Пэк

О Пирам, удивительнейший из Пирамов!

Уходит за Пирамом.

Флейта

Теперь моя очередь говорить?

Пигва

Да, разумеется, теперь тебе говорить. Ты понимаешь, он пошел разузнать, что там за шум, и сейчас вернется.

Флейта

Блестящий мой Пирам, с лилейной белизною,
Ты розу победил своею красотою!
Могучий юноша, брильянт души моей
И верный мне, как конь, вернейший из коней,
Который никогда усталости не знает!
Приду к тебе, Пирам, к Нинетте на могилу!

Пигва

«К Нинусу на могилу», любезный! Но тебе еще рано это говорить: этим стихом ты должна отвечать Пираму. Ты выговариваешь всю свою роль подряд, не дожидаясь реплик. Пирам входит, и ты кончаешь словами: «усталости не знает».

Возвращается Пэк, невидимый, и Основа, с ослиной головой.

Флейта

И верный мне, как конь, вернейший из коней,
Который никогда усталости не знает!

Основа

Лишь для тебя Пирам прекрасным быть желает!

Пигва

О ужас! О чудеса! Здесь черти завелись! Молитесь, братцы! Спасайтесь, люди добрые! Помогите!

Все разбегаются.

Пэк

Теперь пойду за вами и заставлю
Вас поплутать порядком чрез кусты,
Чрез терния, чрез чащу и болота.
Я буду вам являться каждый миг
То лошадью, то свинкой, то собакой,
Медведем безголовым иль огнем,
И буду ржать, и хрюкать, и урчать,
Рычать и жечь, при каждой перемене,
То лошади, то свинке, то собаке,
То пламени, то хищному медведю
Со всем моим искусством подражая.

Уходит.

Основа

Куда же это они разбежались? А! Это шутка: они хотят меня испугать.

Возвращается Рыло.

Рыло

О, Основа! ты превращен: что это я вижу на тебе?

Основа

Что ты видишь? Должно быть, ослиную голову, такую же, какая у тебя самого на плечах!

Возвращается Пигва.

Пигва

Да хранит тебя небо. Основа! Да хранит тебя небо: ты превращен!

Рыло и Пигва убегают.

Основа

Я понимаю их хитрость: они прикидываются, будто принимают меня за осла, и хотят испугать меня; но я не сойду с этого места, что бы они там ни делали; я буду здесь прогуливаться взад и вперед; я буду петь, чтобы они слышали, что я не испугался.

(Поет.)

И черный дрозд с оранжевым носком,
И серый дрозд с приятным голоском,
И королек с коротеньким пушком…

Титания (пробуждаясь)

О, кто меня как ангел пробуждает?

Основа (поет)

И зяблик, и щегленок,
И звонкий жаворонок,
И серая пеструшка,
Несносная кукушка,
Которая весь век
Все то же повторяет, –
Ей внемлет человек,
Хоть верить не желает.

Впрочем, кто же захочет даром терять слова с такой глупой птицей? Кто станет доказывать птице, что она врет, хотя бы она целый век кричала «ку-ку»!

Титания

О, спой еще, прекраснейший из смертных:
Мой слух влюблен в твой чудный голосок,
Как влюблены мои глаза в твой образ.
Ты силою своих прекрасных качеств
Влечешь меня невольно и признаться,
И клятву дать, что я тебя люблю!

Основа

Мне кажется, сударыня, что с вашей стороны не слишком благоразумно было полюбить меня. Впрочем, сказать правду, в наше время любовь и благоразумие редко ходят рука об руку, и, право, достойно сожаления, что какой-нибудь честный сосед не возьмет на себя труд подружить их. Видите ли, я умею и пошутить при случае!

Титания

Ты так умен, как и красив собою!

Основа

Ни то, ни другое. Но если бы у меня нашлось столько ума, чтобы выйти из этого леса, мне было бы достаточно его для собственного обихода.

Титания

О, не стремись из леса выходить!
Я не пущу: ты должен здесь остаться.
Знай – лето вечное в моих владеньях.
Люблю тебя, – останься же со мной!
Я дам тебе прекрасных эльфов в слуги,
И для тебя они пойдут искать
На дне морском каменья дорогие
И будут петь и песней усыплять
На берегу, усыпанном цветами.
И смертную природу я в тебе
Очищу так, что будешь ты подобен
Воздушному, бесплотному созданью.
Скорей, Горох Душистый, Паутинка,
Моль, Зернышко Горчичное, сюда!

Являются четыре эльфа.

Паутинка

Я здесь!

Душистый Горошек

И я!

Мотылек

И я!

Горчичное Зернышко

Что нам прикажешь?

Титания

Любезными прошу быть с этим смертным.
Все прыгайте, резвитесь перед ним,
Его кормить несите абрикосы,
Смородину, пурпурный виноград,
И шелковицы ягоды, и фиги;
У диких пчел похитьте сладкий мед,
А ножки их, напитанные воском,
Повырвите и, факелы наделав,
Зажгите их у светляков в глазах,
Чтоб освещать и сон, и пробужденье
Любезного. У бабочек цветных
Вы крылышки цветные оборвите,
Чтоб отгонять, как веерами, ими
Лучи луны от усыпленных глаз.
Приветствуйте его скорее, эльфы!

Паутинка

Привет тебе!

Душистый Горошек

Привет!

Мотылек

Привет!

Горчичное Зернышко

Привет!

Основа

Прошу прощенья, ваша честь. Не угодно ли вашей чести сказать мне ваше имя?

Паутинка

Паутинка.

Основа

Я бы желал покороче с вами познакомиться, любезная госпожа Паутинка. Если я порежу себе палец, то возьму смелость прибегнуть к вашей помощи. Ваше имя, честный господин?

Душистый Горошек

Душистый Горошек.

Основа

Прошу вас поручить меня благосклонности госпожи Шелухи, вашей матушки, и господина Стручка, вашего батюшки. Любезный господин Душистый Горошек, я чрезвычайно желаю познакомиться с вами покороче. – Ваше имя, сударь?

Горчичное Зернышко

Горчичное Зернышко.

Основа

Любезный господин Горчичное Зернышко, я очень хорошо знаю ваши злоключения. Этот бессовестный, этот гигантский ростбиф перевел множество благородных членов вашего дома. Уверяю вас, что ваши родственники не раз заставляли навертываться слезы на моих глазах. Я желаю познакомиться с вами покороче, любезный господин Горчичное Зернышко!

Титания

Идите все за ним и отведите
Его в мою беседку. Уж луна
На нас смотреть сквозь слезы начинает.
Когда она льет слезы, вместе с нею
Цветочек каждый плачет и скорбит
О чистоте, похищенной насильно.
Вы милого язык заворожите
И в тишине в беседку отведите!

Уходят.

Сцена 2

Другая часть леса. Входит Оберон.

Оберон

Проснулась ли Титания? Кто первый
Ее глазам явился, – тот, в кого
Она должна влюбиться до безумья?
Желал бы знать!

Входит Пэк.

А! Вот и мой посланник
Что нового, проказник милый мой?
В лесу волшебном что нас позабавит?

Пэк

В чудовище царица влюблена!
Когда она была погружена
В глубокий сон, то близ ее беседки,
Закрытой и священной, собралась
Толпа шутов, ремесленников грубых,
Которые трудами достают
Насущный хлеб в афинских балаганах.
Они пришли, чтоб разучить в лесу
Комедию, которую хотят
Представить в день супружества Тезея.
И вот глупейший этой глупой труппы,
Тот самый, что Пирама представлял,
Окончив роль, вошел в лесную чащу.
Я в темноте последовал за ним
И обратил Пирамову башку
В ослиную. Он скоро должен был
Явиться вновь, чтобы ответить Тисбе.
Вот мой актер является на сцену –
И только лишь заметили его
Товарищи, все разом встрепенулись,
Как дикий гусь, который встретил взор
Ползущего охотника, как галки,
Которые, от выстрела вспорхнув,
Все каркают и, воздух рассекая,
Летят спастись по разным сторонам:
Так и они, увидевши Пирама,
Пустилися спасаться кто куда.
Все падали, где я ступал ногою,
И, падая, кричали, что их режут,
И из Афин к себе на помощь звали.
Рассудок их столь слабый потерялся
В их ужасе столь сильном; ложный страх
Способствовал безжизненным предметам
Еще сильней вредить им и пугать;
Терновник и шиповник за одежды
Хватали их, причем рукав иль шапку
Бегущие утратить торопились.
Так, преданных безумному их страху,
Я разогнал их всех, оставя здесь
Прекрасного Пирама превращенным.
Меж тем как я там с ними хлопотал,
Проснулася царица и тотчас же
Влюбилася до крайности в осла.

Оберон

Исполнилось все лучше, чем я думал.
Пустил ли ты афинянину в очи
Волшебный сок, как я тебе велел?

Пэк

Да, я его нашел, когда он спал
Недалеко от юной афинянки;
Когда же он проснется, то она
Его глазам предстанет поневоле.

Входят Деметрий и Гермия.

Оберон

Тс! Замолчи! Вот он идет сюда!

Пэк

Да, дева та, но с ней другой мужчина.

Деметрий

О, для чего отталкиваешь ты
Того, кто так тебя безумно любит?
Смертельного врага ты мучай так,
А не меня!

Гермия

Пока я упрекала.
Но я боюсь, чтоб ты не заслужил
Не только что упрека, но проклятья!
О, если ты убил во время сна
Лизандера, – его облитый кровью,
Излей до капли кровь мою скорей!
Убей меня! Нет, солнце не бывало
Так верно дню, как верен был Лизандер
Своей любви! О нет, – уйдет ли он
От Гермии уснувшей? Я поверю
Скорей тому, что скоро шар земной
Просверлится насквозь и что в отверстье
Скользнет луна до самых антиподов,
Чтоб в полдень там явить свой бледный лик
И оскорбить пылающее солнце.
О, верно ты Лизандера убил:
Ты страшен мне, ты смотришь как убийца!

Деметрий

О, так, как я, убитый только смотрит!
Да, я убит жестокостью твоей,
А ты, мой враг, убийца мой прекрасный,
Горишь звездой пленительной Венеры!

Гермия

Что общего с Лизандером моим
В твоих словах? О, добрый мой Деметрий!
Где он? Отдай его моей любви!

Деметрий

Я труп его скорей отдам собакам!

Гермия

Прочь от меня, прочь, злобная собака!
Мою ты скромность вывел из пределов.
Да, ты убил Лизандера! Отныне
Будь исключен из общества людского!
Не мучь меня: ведь ты убил его?
Прошу, скажи хоть раз один лишь правду?
Когда бы он не спал, ты не посмел бы
Ему в лицо взглянуть; но ты напал
На сонного. Как храбро поступил ты!
Лишь гадина могла так поступить!
Да, ты змея, – но и змее едва ли
Когда случалось злей, чем ты, ужалить.

Деметрий

Ты сердишься напрасно: я невинен,
Лизандера я кровь не проливал.
И не слыхал, чтоб твой Лизандер умер.

Гермия

Молю тебя, скажи мне, что он жив!

Деметрий

Какая ждет меня за то награда?

Гермия

Не видеться со мною никогда!
Присутствие твое мне ненавистно.
Жив он иль нет, я не хочу, чтоб ты
Мне на глаза являлся.

Уходит.

Деметрий

Бесполезно
Ее теперь преследовать: она
Рассержена ужасно. Постараюсь
Здесь отдохнуть немножко: я устал.
Печаль еще становится тяжеле,
Когда ей сон, должник неаккуратный,
Отказывается платить свой долг.
Попробую, – быть может, он уплатит
Хоть что-нибудь: здесь подожду его.

Ложится и засыпает.

Оберон

Что сделал ты. Ты все перемешал!
Ты верному любовнику влил соку,
И от твоей ошибки, посмотри,
Кто верным был, тот сделался неверным.

Пэк

Уж видно, так устроено судьбой:
На одного, кто верным остается,
Есть миллион вздыхателей неверных,
Тьму лживых клятв которые дают!

Оберон

Ну, обеги весь лес быстрее ветра
И отыщи Елену из Афин.
Она больна; ее ланиты бледны,
От вздохов и от пламенной любви
Исчезла в ней вся свежесть юной крови.
Каким-нибудь обманом приведи
Ее сюда, а я здесь очарую
Его глаза, пока она придет.

Пэк (убегая)

Бегу, бегу! Смотрите, как бегу –
Быстрей стрелы, татарином спущенной.

Оберон (выжимая цветок на глаза Деметрия)

Купидоном пораженный,
Чудный, пурпурный цветок,
На покров очей смеженный
Испусти волшебный сок,
И им брошенная дева
Пусть блеснет в его очах
Как Венера в небесах!
Когда придет Елена, ты проснись
И всей душой в прекрасную влюбись!

Пэк возвращается.

Пэк

Толпы волшебной властелин,
Елена близко. Вместе с нею
Идет афинянин один:
Тот, что ошибкою моею,
Проснувшись, стал ее любить –
И умоляет он Елену
Его любовь вознаградить.
Увидим мы смешную сцену.
Как глупы люди – погляди!

Оберон

Молчи и дальше отойди, –
Их шум Деметрия разбудит.

Пэк

Здесь разом два влюбленных будет.
О, как забавно, как смешно!
Меня ничто не забавляет
Сильней того, как заодно
Нелепость с глупостью бывает!

Входят Лизандер и Елена.

Лизандер

Ты думаешь, что я лишь насмехаюсь.
Твою любовь вымаливая? Нет!
Бывают ли насмешки со слезами?
Смотри, когда клянусь тебе – я плачу:
Мои слова рождаются в слезах,
В их истине порукой – их рожденье.
Как можешь ты предполагать насмешку,
Когда в глазах ты видишь знак того,
Как я в моих словах чистосердечен?

Елена

Все дальше хитрость вы свою ведете.
Как тяжела борьба двух клятв бывает,
Когда одна другую убивает!
Для Гермии храните ваши клятвы:
Они – ее! Откажетесь ли вы?
Попробуйте вы взвесить клятву клятвой –
И весу в ней не будет. Так обет,
Который вы и мне, и ей даете,
Коль положить в две чашечки весов,
То ни одна из них не перевесит:
Они легки останутся, как сказки.

Лизандер

Когда я клялся ей, рассудок мой
Был не со мной.

Елена

Он и теперь не с вами,
Когда от прежних клятв вы отречетесь.

Лизандер

Пусть Гермию Деметрий любит; вас
Не любит он.

Деметрий (просыпаясь)

Елена! О богиня!
О нимфа вод! О чудо совершенства!
С чем я могу сравнить твои глаза?
С кристаллом? Нет, кристалл нечист и мутен.
О, как на вид твои созрели губки –
Как вишенки: зачем они растут?
Чтоб возбуждать желанье к поцелую.
О, белизна снегов оледенелых,
Ласкаемых восточными ветрами
И покрывающих высокий Тавр,
Мне кажется черней пера вороны,
Когда свою ты руку поднимаешь!
Елена, о, позволь поцеловать
Ее – печать небесного блаженства,
Владычицу чудесной белизны!

Елена

О, хитрость! Ад! Вы сговорились все,
Чтоб надо мной жестоко насмеяться.
О, если бы приличье знали вы –
Вы оскорблять не стали бы так сильно
Несчастную! Да, мне давно известно:
Вы ненависть питаете ко мне;
Но нужно ль вам еще соединяться,
Чтобы так зло смеяться надо мной?
О, если бы вы были вправду люди,
Как кажетесь по виду, – о, тогда
Не стали б вы, конечно, обращаться
Так с женщиной смиренною и тихой.
Не стали б мне давать так много клятв
И восхвалять достоинства мои
До крайности, когда я верно знаю,
Что вы меня не терпите всем сердцем.
Соперники вы были по любви,
Соперники теперь вы по насмешке.
Насмешками своими вызывать
У девушки несчастной, бедной слезы –
Как доблестен, как храбр поступок ваш!
О нет, в ком есть хоть искра благородства,
Не станет тот так забавлять себя
И выводить бедняжку из терпенья!

Лизандер

Деметрий, вы жестоки – перестаньте!
Ведь Гермию вы любите, я знаю –
Я от души и сердца моего
Передаю вам все мои права
На Гермию, а вы мне уступите
Свои права на чудную Елену,
Которую я всей душой люблю
И буду век любить.

Елена

О, никогда
Насмешники так нагло не смеялись!

Деметрий

Нет, Гермию оставь себе, Лизандер:
Она мне не нужна, и если я
Ее любил – моя любовь прошла.
У Гермии мое гостило сердце,
Теперь оно к Елене, как в свой дом,
Пришло назад навеки поселиться!

Лизандер

Не верь ему, Елена!

Деметрий

Не дерзай
Оспаривать, чего ты сам не знаешь,
Иль дорого заплатишь ты за дерзость.
Гляди, – вот милая твоя идет.

Входит Гермия.

Гермия

Отняв у глаз способность зорко видеть,
Ночь мрачная усиливает слух
И делает отчетливее звуки.
Ночь, зрение ослабив, награждает
Нас тем, что слух удваивает в нас.
Я не глазам обязана, а уху
Тем, что тебя, Лизандер, здесь нашла:
Я шла сюда на голос твой. Жестокий,
Зачем меня оставил ты одну?

Лизандер

А мог ли тот с тобою оставаться,
Кого любовь гнала прочь от тебя?

Гермия

Какая же любовь тебя гнала
От Гермии?

Лизандер

Лизандера любовь!
Лизандера любовь не позволяла
С тобой мне быть; любовь его к Елене,
Которая блестит во тьме ночной
Сильней очей небесных – чудных звезд!
Зачем меня ты ищешь? Не могла ли
Ты разгадать, что ненависть моя
Заставила меня тебя покинуть?

Гермия

Не то, что думаешь, ты говоришь, –
Не может быть!

Елена

Смотрите – и она
К ним в заговор вступила. О, я вижу,
Они втроем здесь собрались затем,
Чтоб надо мной жестоко посмеяться!
Недобрая, коварная подруга,
Не ты ли все устроила, скажи,
Чтобы меня измучить глупой шуткой?
О, Гермия! Забыла ты мечты,
Которые делили мы с тобою,
Привязанность взаимную, часы,
Которые вдвоем мы проводили
И быстроту их обвиняли в том,
Что нас они так скоро разлучали.
Ужели все забыто: наша дружба
И детская невинность? Помнишь, мы
Один цветок с тобою вышивали,
Как две богини, по одной канве;
Всегда сидели на одной подушке,
Одну и ту же песню напевая,
Как будто в нас и руки, и тела,
И голоса, и души были слиты?
О! Мы росли, как вишенка двойная,
Что раздвоенной кажется на взгляд,
Но связана одним и тем же стеблем.
Как ягодки согласные растут
На стебельке едином, так и мы –
Хоть с виду были две, однако сердце
Мы общее имели. Как в гербе,
Хотя и есть два поля – оба поля,
Принадлежа единому щиту,
Увенчаны нашлемником единым:
Так – мы с тобой. И прежнюю любовь,
О Гермия, ты хочешь уничтожить!
С мужчинами соединилась ты,