Тайна кургана Телепень

Пока он был на тренировке, телефон, наверное, разрывался. На нем обнаружилось девять неотвеченных звонков. Трижды звонила мама – мамы вообще один раз не звонят. Если ребенок не отвечает на первый звонок, это означает только одно: он лежит где-то на сырой земле с пробитой головой и простреленной грудью, его теплая кровь стекает на холодный снег, а туман пеленает не остывшее еще тело. И все равно, что ребенок этот, к примеру, остолоп пятидесяти лет, с брюшком и бородкой, которому вообще плевать на любые звонки, когда он со товарищи в спорт-баре за кружкой пивасика клянет российскую сборную по футболу. Один раз позвонила бывшая, Светка – в общем, собой она всегда интересовалась больше, чем другими, так что одного звонка ей обычно хватало. Пару раз звонили с работы – эти сволочи знали, что по четвергам у Георгия трени, знали – но продолжали дергать по пустякам, Георгий же принципиально не отвечал им. Еще один раз позвонил кореш Пашка – этот тоже знал про трени, но всю дорогу забывал, видимо, ему тоже было на это наплевать – впрочем, Георгий любил его не за это. А еще два звонка были от… Васи. Вася, он же Васек, конечно же, не знал ни про какие трени и названивал с чистой совестью, пока Георгий бил по лапе. А не знал он про них по той простой причине, что с Георгием они уже не пересекались пару лет. И чего это ему вдруг понадобилось?

Георгий переоделся, врубил на плеере своего любимого Цоя и бодро зашагал в сторону дома. Ходить было полезно, это факт. А слушать Цоя – еще полезнее. Школота, насиловавшая себе мозги какими-то стремными рэперами – хотя еще вопрос, были ли там мозги – стучала пальцем по голове, когда встречала Георгия с его вечным Цоем. Ну правильно, столько не живут. Но из-за мнения какой-то школоты Георгий не собирался менять свои предпочтения. К тому же у Цоя были песни на все случаи жизни, и всем этим рэперам до него было – как до Китая раком. Вот и сейчас Георгий бодро напевал под льющийся из наушников мотив:

 
Мама-анархия,
Папа-стакан портвейна.
 

Пока шел домой, Георгий честно отзвонился маме. Та, как всегда, нагнала на ровном месте, что, впрочем, не помешало ей дать Георгию очередное поручение – купить по дороге растительное масло и зеленый чай, но не абы какой, а особый молочный улун, продававшийся в конкретной чайной лавке – другого мама не пила. Работа и Светка были в пролете – если нужно, сами перезвонят. Пашка, паразит, не отвечал, небось опять запил, как говорится, на почве сложных личных отношений со своей женой Катюхой. Георгий даже как-то переспал с ней, ничего особенного, да и Пашка, судя по всему, был не против. Теперь же он переживал на тему: «Катька там одна, в этом Челябинске, без денег, простудится и, конечно же, пропадет без него, Павла то есть, во цвете лет». Георгий усмехнулся. Нашел повод нервы трепать. Сам-то Георгий был уверен, что Катька эта еще их всех переживет и даже более того – подхватит какую-нибудь нехорошую болезнь, передающуюся половым путем, на их общих похоронах. Ладно, проспится кореш, поговорим.

А вот Васек пока зиял неразгаданной тайной. Георгий предпочитал ясность во всем, он не любил тайн, тем более неразгаданных, поэтому нажал на кнопку вызова.

Гудок. Еще один. И васькин голос, который Георгий узнал с трудом:

– Гошка, это ты? Здорово, что позвонил! Как раз вовремя!

– Да я, собственно…

Георгий хотел напомнить, что звонил не он, а сам Васек, но его не слышали.

– У меня тут к тебе дельце есть. На сто рублей. Шутка.

– Дельце – это хорошо, – ответил Георгий. – Особенно если за него платят.

Финансовые проблемы в последнее время как-то напоминали о себе всё чаще. А проблемы Георгий любил еще меньше загадок.

– Ты как сейчас, постоянно где-то работаешь? – поинтересовался вдруг Васек.

– Да не, ничего серьезного.

– Отлично! – сказали с той стороны трубки. – Давай, что ли, пересечемся?

– Ну давай. Завтра я занят, а вот в субботу в самый раз будет.

На той стороне воцарилось молчание. Но потом Васек ответил – правда, каким-то слегка изменившимся голосом:

– Понимаешь, Гошка, я тут в командировку уезжаю, сегодня поздно вечером, так что если встречаться – то прямо сейчас. Я тут на работе все дела позакрываю – и сразу к тебе. Через час в «Папаше Мюллере» на Бауманке сойдет?

Предложение было неожиданным, но каким-то… интригующим, что ли? Георгий задумался.

– Очень надо?

– Вообще-то очень. Но там сам решишь.

– Понятно. Тогда устроит.

– Ок. Конец связи.

Если сказать, что Георгий был удивлен, то это значит – ничего не сказать. Вася вообще-то был его одноклассником. Его еще в школе прозвали Васьком Трубачевым, в честь героя какого-то старого детского фильма. В школе они, хотя и не были супер-пупер друзьями, но неплохо общались. Потом они закончили школу, и судьба разнесла их кого куда. Георгий – кстати, его уже сто лет никто не называл Гошкой – барахтался по жизни, и всё как-то не в ту сторону. Поступил в институт на юрфак, закончил, потом где только не работал. По ходу перессорился и передрался со всеми, с кем только мог – с друзьями, с соседями, с преподами и даже с начальниками. Не говоря уже про бывших. Венцом его карьеры стало кидание кресла в отчима, по мнению Георгия – заслуженное, хотя кто-то другой, наверное, сказал бы, что, мол, конечно же, Александр Македонский великий полководец, но зачем же кресла ломать?

Георгий любил, чтобы по жизни было всё, сразу и по чесноку. Но жизнь намекала ему, что чеснок этот нравится далеко не всем, а вернее даже никому особо не нравится. И через двадцать лет таких намеков Георгий обнаружил, что он один, живет в маминой квартире (своя была как-то без надобности) вместе с мамой, перебивается случайными заработками, напивается с друзьями в хлам по поводу и без, постоянно ходит в синяках – драки по пьяни у баров это был отдельный вид специальной олимпиады, доступный только избранным. И выходило точно как у Цоя:

 
Только капля за каплей из крана вода,
Только капля за каплей из времени дни,
Ты пойдешь рубить лес,
Но увидишь лишь пни.
 

Единственной отдушиной стали тренировки по каратэ. В битье по лапе, ката и спаррингах, по всей видимости, было больше смысла, чем в семье, любви, карьере, деньгах, отдельной жилплощади и прочей чепухе. По крайней мере, Георгий решил для себя так и никого не агитировал.

А Васек… Он был совсем другим. В школе числился в ботанах и тихушниках. Такого же низкого роста, – в этом они были, пожалуй, похожи, – но, в отличие от Георгия, он был не драчливым интеллигентным мальчиком. Очкарик. Дружил все больше с девочками – те его чуть ли не за своего принимали и не стеснялись в его присутствии подтягивать колготки. После окончания школы они не виделись лет десять, а потом случайно встретились в метро. Васек по-прежнему напоминал ботана, только уже не школьного, а университетского. И оказалось, что он внезапно целеустремлен и успешен. Он тоже закончил юридический, только в другом вузе, потом пошел работать в Минюст, а потом – так и вовсе в прокуратуру. И если верить его увлеченным рассказам про работу, то она ему нравилась. И он ей, судя по всему, тоже. Георгию с этим не везло катастрофически – на одном месте он не задерживался дольше года.

Они не виделись еще несколько лет. Потом снова пересеклись – и снова в метро. Георгий мог похвастаться только хорошим ударом маваши гери в голову, а у Васька к тому времени уже была семья, родился ребенок, а сам он сделал неплохую карьеру в органах. Даже не верилось, что этот тихий и незаметный ботан стал грозным прокурорским следователем, которого побаивались не только преступники всех мастей, но и сами менты и прокурорские. Потом они как-то встретились случайно еще раз, и только тогда догадались обменяться телефонами.

В последний раз они пересеклись в прошлом году, поздравили друг дружку с каким-то праздником. И тогда Георгий узнал, что Васек трудится уже не в прокуратуре, а в Следственном комитете, и наводит там ужас на все живое. Георгий, наверное, уже был не очень живым, раз Васек не пугал его от слова совсем: он остался всё тем же ботаном, только в очках и с седеющими волосами. Но, конечно же, Георгию до конца не верилось, что тот мог кого-то дрючить до состояния полного нестояния. Впрочем, глядя на Георгия, тоже, наверное, многое можно было подумать, поэтому он не имел привычки судить по виду. Внешность, знаете ли, обманчива.

И тут вдруг этот звонок. О чем вообще Васек хотел с ним поговорить? Что мог предложить? Что их связывало, да еще и из разряда неотложных дел? Георгий не любил загадок и вопросов без ответа, он ускорил шаг в намерении за час дойти до искомой пивнушки. Маме пришлось перезвонить и сквозь ее недовольное бурчание предупредить, что оливковое масло первого отжима и молочный улун откладываются.

– Только ты там не как в прошлый раз, ладно, ежуня?

Под «прошлым разом» мама имела в виду январское отмечание пашкиной днюхи, когда они проторчали в баре до закрытия, потом подрались с какими-то мутными хмырями в переулке, а потом Георгий уже не помнил… Очнулся он один в сугробе, с мордой, похожей на лепешку. Пашки не было видно, и Георгий, еле поднявшись, пошел его искать. Кореш обнаружился неподалеку, он хромал и передвигался с большим трудом. И виной тому были не мутные хмыри – от них он как раз улизнул, предоставив Георгию разбираться самостоятельно – а сам Пашка, который тоже вечно попадал в какие-то истории. Он пошел искать его, Георгия, поскользнулся, упал и ушиб себе ногу. Правда, потом оказалось, что нога не при чем, и там не закрытый, а открытый перелом. То есть, сломал Пашка таки позвоночник. Но это было уже потом. Мама Георгия, врач с тридцатилетним стажем, высказала им все, что думает по этому поводу. Георгий обещал ей – честное пионерское – больше так не делать. Теперь, с ответственным сотрудником Следственного комитета, ничего такого не намечалось, но маме уже сложно было что-то объяснить. Георгий сказал ей, что плохо слышит, наверное, какие-то помехи на линии, что он перезвонит, отключил звук в телефоне и ускорил шаг.

К «Папаше Мюллеру» они с Васьком пришли почти одновременно. Сели за укромный столик в углу, подальше от шумной компании. Пиво тут всегда было отменное, широкий выбор, ну и сосиски с тушеной капустой и кисловатой немецкой горчицей. Что еще нужно одичавшим московским юристам? Васек был при параде, в костюме и галстуке, все дела. Георгий не завидовал ему, нет. У него в шкафу тоже висела пара костюмов и с десяток галстуков. Другое дело, что он их не носил, считая это пижонством. А может, просто не любил, потому что они сковывали движения. Но Ваську костюмы однозначно шли.

Выпили по первому бокалу пивасика. Хорошо пошло. Взяли по второму, нефильтрованного темного. Сосиски в тарелке закончились, заказали официантке в нарочито коротенькой плиссированной юбочке истекающую ароматными соками свиную рульку с картошечкой по-деревенски.

В принципе, они и так неплохо сидели, Васек мог и не заикаться о причине, по которой он так внезапно объявился на жизненном пути Георгия. Но он, будучи должностным лицом, тоже, наверное, любил четкость, поэтому все-таки хмыкнул и сказал:

– А позвал я тебя вот зачем…

– Может, не надо?

– Надо, Федя, надо!

Васек сделал глоток, что-то обдумывая:

– Я так понял, что у тебя сейчас нет постоянной работы, и ты на мели.

Георгий кивнул, хотя не любил в этом признаваться – но тут же следователь самого Следственного комитета, ядрен-батон!

– Кстати, я тебя позвал, я плачу.

Васек был конкретен.

– Да мне не сложно… Буду твоим должником.

– Еще будет возможность, расплатишься, – подмигнул Васек. – Но к делу. Ты, наверное, помнишь, где я работаю?

Георгий снова кивнул:

– Умывальников начальник и мочалок командир.

– Почти так и есть! – усмехнулся Васек. – Так вот, командировка у меня не простая, а длительная. Вчера днем я приехал, кое-что тут оформил, сегодня в ночь опять улетаю. Догадаешься, куда, или сказать?

– Ну скажи уж.

– На Украину.

Вася хмыкнул.

– Н-даааа…

– Надеюсь, ты и без меня знаешь, что там сейчас творится.

Георгий присвистнул. Да кто ж этого не знает-то! С Украиной всё было не то, что плохо, – всё было очень плохо. Ее даже не пришлось захватывать, как мечтали когда-то не очень дальновидные русские патриоты. Украина сама догналась и упала прямо за шиворот. И теперь непонятно было, что с ней вообще делать. Хохлы там самостоятельно поубивали друг дружку. Не без помощи госдепа, разумеется.

В истории, конечно, всякое бывало, Георгий учил ее в институте, сдал на пятерку, между прочим. Но никак не мог взять в толк, что должно случиться с людьми, чтобы они вот так вот начали уничтожать себе подобных. Сам он всю сознательную жизнь отрабатывал удары и блоки, и дрался вроде неплохо, на черный пояс надрался. И бывало, что до крови дрался. Но убить своих спарринг-партнеров, всех скопом, вместе с тренерами, ему и в голову не пришло бы. И даже тех мутных хмырей у кабака. И начальников. А здесь…

Ну как, как из пятидесяти миллионов в стране могло остаться всего десять? Этого он не мог понять, его мозг не вмещал это знание. Тут уже без надобности были танковые колонны и стаи «сушек» в небе, всякие там РЭБы и «Кинжалы». Горячо «любимой» хохлами России, изрядно за эти годы прокачавшей свои имперские скиллы, срочно пришлось начинать миротворческую операцию с целью спасения остатков территории и населения некогда сопредельного государства. Людей целыми городами доставали буквально с того света, где они пребывали без света, газа, воды, еды и лекарств. Как они там вообще жили?

В феврале российские миротворцы заняли весь Юго-Восток, образовалась Новороссийская Федеративная Республика, НФР, со столицей в Харькове. К России она покамест не присоединилась, как Крым в свое время, но к тому всё шло. Западные области перешли под контроль ООН, там хозяйничали польские «миротворцы». А в неспокойном Киеве и соседних областях сидело какое-то левое правительство Тищенко, как про него говорили – совершенно независимое, потому что от него решительно ничего не зависело. Что там творилось, на той территории, которая когда-то называлась Украиной, можно было каждый день посмотреть в новостях и почитать в энторнетиках. От этих новостей холодело внутри даже у Георгия, которого сложно было чем-то напугать или удивить. А уж когда грохнулись каскад ГЭС на Днепре и Ровенская АЭС…

– Еще б не знать, – ответил Георгий на обращенный к нему вопрос. – Полный пипец там творится.

 
В кабине нет шофера,
Но троллейбус идет;
И мотор заржавел,
Но мы едем вперед…
 

– Угу, – Васек кивнул и начал разглядывать пенную шапку на своем бокале. – Ты даже не представляешь, насколько там все плохо. Это я тебе как краевед говорю.

Васек подался вперед, глаза его заблестели:

– Порой мне начинает казаться, что их там облучили чем-то, что там и не люди вовсе живут. Хотя на людей похожи. Но что у них в головах… Как в фильме «Чужой», помнишь? Вроде человек на вид – а внутри у него сидит тварь и пожирает мозги.

Говорил Васек так проникновенно, что у Георгия невольно возникли подозрения – а он не того? Не поехал там на почве горы неопознанных трупов и общей нестабильности? Сотрудники органов – тоже люди, у них крыша едет так же, как и у всех прочих. Одного жмурика как-то переживут, двух-трех тоже, а на двадцатом или тридцатом могут сломаться. Васек, похоже, угадал его мысли.

– Ты не думай, я не сошел с ума. Я, когда ехал туда – у нас просто объявили набор, я сам вызвался, знал, что не усижу спокойно, когда такое творится – так вот, я, конечно, подозревал, что всё будет плохо. Но я даже не представлял, с чем столкнусь…

 
Я знал, что будет плохо,
Но не знал, что так скоро.
 

Цой как всегда зрел в корень.

– Представь, как выглядит ад на земле. Представил? Вот это то, что там. Собсно, туда я и собираюсь тебя позвать.

Георгий прыснул от смеха, разбрызгав пиво по столу:

– Ну ты даешь! Прямо предложение, от которого сложно отказаться.

Васек тоже засмеялся. Смех у него был какой-то детский, в нем узнавался тот прежний Васек, ботан и тихоня. Непонятно было, как он вообще выживает там, в этом аду. А меж тем он там не только выживал, но и, судя по всему, выполнял боевые задачи.

– Заманчиво, черт возьми, заманчиво! – продолжил шутить Георгий, пока они вытирали салфетками с себя и со стола следы пены.

– А теперь серьезно, – сказал Васек. – Вслед за армией, военной полицией, Росгвардией, МЧС и эпидемиологами на Украину потянулись и другие наши службы, в том числе СКР. Работки там для нас, как ты понимаешь, дофига и больше. Еле справляемся. Если быть совсем честным – не справляемся. Вот. И, в общем, нам нужна помощь.

Предложение Васька приобретало более конкретные очертания. Он продолжал:

– Наших туда много отправили. Формально мы прикомандированы к СК НФР. НФР – это Новороссийская Федеративная Республика, если вдруг не знаешь. Но фактически, конечно, это отделение нашего Следственного Комитета. И мы занимаемся только крупняком, военные преступления там, массовые убийства. Знаешь, я когда-то давно смотрел, как вскрывают захоронения в Сирии, и думал – черт, что могут чувствовать те, кто там в этих костях копается? Кто ж мог знать, что через – дцать лет я сам буду вскрывать такие могилы. Ты не представляешь, в некоторых – сотни тел! Там жило когда-то пятьдесят миллионов, понимаешь? Пятьдесят! А теперь от силы с десяток набирается. Кто-то разбежался, понятно. Кто-то помер своей смертью, кто-то не родился. Но остальные-то куда делись? Такого не было даже в Гражданскую и Отечественную, понимаешь? А еще мы находим в ямах и беременных, и подростков, совсем еще детей… Это не люди, понимаешь, те, кто такое делает. Это звери какие-то. Как в войну, когда фашисты деревни жгли.

– Ну, это ты зря, насчет зверей-то. Звери обычно убивают других зверей, чтобы поесть… Может, есть исключения – ласки там какие-нибудь, львы. Крысы вон вроде своих кушенькают, если припрёт. Но это именно что исключения. Так что никакие это не звери. Люди это.

Воцарилось молчание. Васек мрачно отхлебнул пиво.

– В общем, там сейчас мор, глад и семь казней египетских…

– Десять.

– Что?

– Десять казней было.

– А, ну десять даже лучше, убедительнее. Хорошо я разрекламировал местечко, куда тебя зазываю?

– Прекрасно разрекламировал! – хохотнул Георгий. – Аж прям захотелось в турпоездку. Только пока не понимаю, что мне там делать.

– А делать просто. Рук катастрофически не хватает. Как я уже сказал, мы занимаемся только крупными делами. Мелочью занимается местная полиция, мы ее подчистили уже – плоховато занимается, но уж как есть. Только есть такие преступления, которые как бы на грани: явно следы чего-то серьезного, но чтобы понять, что к чему, надо копать, а руки уже не доходят. На местных тут вряд ли стоит рассчитывать, никто там напрягаться не станет. Ну и запуганы люди, чего уж тут.

– Все интереснее и интереснее, – приободрил его Георгий. – А куда военная прокуратура смотрит?

– Да всё туда же. Сколько той военной прокуратуры, а сколько тел и, соответственно, дел? В общем, даже на самом верху стало понятно, что нам нужны помощники, финансирование открыли. Так что сейчас вступить в это дело – не проблема.

– Мой дядя как-то сказал моей тете: «Вечно ты куда-нибудь вступишь – то в дерьмо, то в партию».

Васек заценил юмор.

– А что ж местных не пригласишь? Всегда ж есть осведомители какие-нибудь…

– Эти, как ты верно заметил, есть и будут есть. Только они по отдельной статье идут. Они не копают. А мне нужен проверенный человек, которому бы я мог доверять. Они там не все психи, есть и нормальные люди. Но я, знаешь ли, все равно им не доверяю. Потому и вспомнил про тебя.

– Так я уже согласился?

– А что, нет?

Оба рассмеялись.

– Умеешь ты, Васек, разрекламировать тур! Тебе бы в продажах работать, в турагентстве «Адский Тур». Но вообще-то я не против.

Как он добрался вечером до дома, Георгий помнил плохо. Нет, на сей раз он был абсолютно трезв. Просто неупорядоченные мысли роились в его голове. Он дал им свободу. Все равно они рано или поздно устаканятся, и решение придет само собой.

Вот он, Георгий. Принято считать, что в жизни он ничего не добился. Живет на материнской жилплощади, денег не скопил, карьеру не сделал, семьи… Какая уж тут семья! В общем, несмотря на все его пояса и маваши гери, он лузер, и это надо честно признать. На помощь как всегда пришел Цой:

 
Ты выходишь на кухню,
Но вода здесь горька;
Ты не можешь здесь спать,
Ты не хочешь здесь жить.
 

А Украина… При здравом размышлении, это тоже страна лузеров. Когда-то была. Теперь страны уже нет, а лузеры остались. У них с Руиной – так теперь называли Украину – была полная гармония. А здесь он что забыл? Что его держит?

За этими мыслями Георгий не заметил, как оказался в самолете, летящем из Внуково в Харьков. Георгий и сам не понял, как так вышло. Вот он шел-шел домой, думал, а потом махнул рукой – «а, гори оно все конем!»

 
И билет на самолет
С серебристым крылом,
Что, взлетая, оставляет
Земле лишь тень.
 

Впрочем, кое-что он помнил прекрасно – это искаженное ужасом лицо мамы, чуть ли не причитавшей:

– Ежуня, но как же?!

– Мам, ну какой я ежуня? Я здоровый лоб, который только и может, что куролесить. Ну сама подумай, что мне тут делать?

– А там что?

Мама была в своем репертуаре.

– Там… мне работу предложили. За деньги, кстати. Я столько еще не зарабатывал…

– Но ежуня…

– Мама, ты уже как будто забыла, как ежуня кидал кресло в твоего дорогого супруга. Кресло я тогда сломал, кстати. Теперь вот новое куплю. И диван.

– Да какой диван!

Мама рыдала. Георгий не знал, что делать.

– Мам, ну зачем же так убиваться, а? И на Украине люди живут.

– Да уж знаю, как они там живут. Вот.

Мама включила телевизор. Там как раз показывали новости. Российский спецназ выдавливает отряды бандитов-правосеков из буферной зоны на границе Харьковской и Полтавской областей. В Запорожье прибыл очередной состав с гуманитарной помощью. Предотвращен теракт в Одессе, мощность взрывного устройства составляла пять килограмм тротила. Норманнская группа по урегулированию провела консультации по мирному процессу на территории Украины. Беженцы с Украины массово пересекают границу России пешком и на велосипедах, с российской стороны экстренно обустраиваются пункты…

В общем, уезжать пришлось под аккомпанемент маминой истерики. Георгий маму понимал и даже в чем-то был с ней согласен, но… Он должен был поехать, и он ехал.

В аэропорту Харькова, ставшего внезапно столичным городом, его встречала посланная Васьком команда, все как на подбор. Дима, довольно немногословный, был откуда-то из службы охраны, то есть нормальный российский гражданин. Санькой назвался парень из Донецка, он ко многому из происходящего вокруг относился скептически – оно и понятно, человек рос под грохот артобстрелов. Самым болтливым был шофер Виталик – потомственный харьковчанин, начхавший на светлые идеалы нэньки и подавшийся на службу к москалям.

– Георгий, он же Гога, он же Гоша, он же Жора, – отрекомендовался им Георгий.

Мужики оценили его чувство юмора. Виталик как дипломированный гид начал знакомить приезжего с местными достопримечательностями, что называется – не отходя от кассы:

– Вон там, на стене! Это след от РПГ. И вот еще, я это всем прилетающим показываю… Перегородка у стойки, видишь? А видишь там внизу?

Вся стойка представительства какой-то авиакомпании была прошита автоматной очередью. Но вообще харьковский аэропорт производил позитивное впечатление – небольшой, но относительно новый и чистый, на ад и даже на филиал ада на земле он явно не тянул, отчего следы от РПГ выглядели слегка диковато – ну не могло же, в самом деле…

– Н-да, – хмыкнул под нос Санька, – это вам не донецкий аэропорт.

Это должна была быть шутка, но тут не вышло даже и доли шутки, а, скорее, злая горечь. Санька как будто говорил – вам бы в донецкий аэропорт, я б там показал, как оно бывает по-настоящему, а тут… Так, детский сад, штаны на лямках, для красоты стены разукрасили.

В принципе, все трое Георгию понравились. Нормальные мужики, да еще и наверняка при оружии – с такими хоть куда можно, хоть в Киев, хоть в Жмеринку.

Людей в здании аэропорта было немного. Георгий где-то слышал, что международное авиасообщение с Харьковом и другими городами НФР приостановлено, сюда, почитай, что одни российские самолеты и летали. У местных денег-то особо на перелеты, наверное, и не водилось, а россиянам тут сейчас нечего было делать. Соответственно, и аэропорт стоял полупустой.

На пустынной парковке их ждал большой, темный, заляпанный грязью внедорожник. Бодро хлопнули двери, и они тронулись. Улица встретила Георгия слякотью и полумраком, хотя был еще день. Всё вокруг было каким-то серым и беспросветным. Это контрастировало с ясной, морозной Москвой. Здесь слякоть плескалась где-то по колено, а на обочинах красовался бруствер из грязного снега – никто его не чистил. И если в районе аэропорта еще был еще какой-то порядок, то в самом городе пейзаж за окном становился всё более унылым. Какие-то старые, ободранные дома и предприятия, где практически не горел свет. И какой-то триумф серого цвета: серые улицы, серые дома, кое-где мелькали серые силуэты редких прохожих, и повсюду – грязная серая жижа.

Дороги были абсолютно разбиты, но их машина как раз предназначалась для таких случаев. Так что доехали благополучно. Цой в наушниках адекватно описывал оперативную обстановку:

 
Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле,
Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле.
 

В песне оно было как-то даже эпично, но вот через окно внедорожника выглядело всё это довольно-таки безнадежно. А тут еще и Виталик устроил очередной сеанс «знакомства» с городом:

– Вон там, за поворотом, смотрите вправо. Видите? Да, тут весь угол дома снесло. Это из танка. Жаль, нам сейчас в Хролы не надо ехать, там бы я показал…

– Да уймись уже ты! – цыкнул на водилу Дима.

– Бойцы вспоминают минувшие дни, – не без издевки сказал Санька.

– Ну вот, только тебя не хватало, – буркнул Дима.

И правильно сделал, а то бы опять начались пикировки Саньки с Виталиком по поводу того, кто более пострадал от злочинной влады. Спорить было нечего. Да и не зачем.

– Приехали!

Следственный комитет Новороссийской Федеративной Республики, а короче – СК НФР, располагался в самом центре города, в бывшем здании СБУ, что было символично. Большой, старый, сталинской постройки дом был подходящей декорацией для разворачивающихся событий. Дом светился огнями, на это электричества не жалели. Виталик по дороге успел уже проинформировать, что в городе, как и во всей области, перебои со светом, дают его мало и в основном на объекты жизнеобеспечения.

Георгия провели на третий этаж. Там было всё, как положено: белые стены, красные ковровые дорожки и ретро-люстры, – похоже, здесь за последние лет семьдесят ничего не менялось. Но как же приятно было за устрашающего вида дверью с огромной металлической ручкой встретить знакомое лицо.

– Васек!

– Наконец-то!

Друзья обнялись. Так, как никогда не обнимались в Москве. Все-таки, оторванность от привычной среды роднит. Васек куда-то позвонил, и шустрые девушки быстренько организовали им чай.

– Ну как долетел?

– Да нормально. Уж всяко лучше пассажиров ростовского рейса.

Васек промолчал. В доме повешенного не следовало говорить о веревке. Все знали, с чего началась российская гуманитарная интервенция на территории, которая некогда называлась Украиной. Хохлы сбили российский самолет, летевший из Антальи в Ростов, над нейтральными водами. Самолет упал в Черное море, все пассажиры погибли.

 
Ночью над нами пролетел самолет,
Завтра он упадет в океан,
Погибнут все пассажиры…
 

А после была попытка нанести удары «Точкой-У» по Таганрогу – до Таганрога ракеты не долетели, а вот несколько поселков натурально раздолбали в щебенку. А еще диверсионная группа проникла в Крым с Украины, грохнули местную ЛЭП и попыталась подорвать Крымский мост при помощи дронов. Было не очень понятно, зачем злочинной владе понадобилась столь провальная демонстрация силы, но итог этих невеселых событий состоял в том, что у России образовался казус белли, чем она незамедлительно и воспользовалась. Но так-то вообще Георгий подозревал, что про эти события они знали далеко не всё.

– Ну ладно, – сказал Васек, чтобы как-то прервать возникшую паузу, – давай так. Дождешься, пока я закончу тут одно дельце?

Георгий кивнул. Это он смотрел на Васька, как на Васька, нормального парня, одноклассника и вообще ботана по жизни, а тут в нем, судя по всему, видели адепта кровавой гэбни. Не зря на стене в его кабинете висел портретик Дзержинского – правда, в довольно-таки игривой рамке, что как бы намекало на несерьезность такого предположения.

– Отлично! – ответил Васек. – А потом я отвезу тебя в отель, где я живу. Там натурально режимный объект, но в ресторации такие галушки подают – пальчики оближешь!

Когда город погрузился во тьму – со светом, как понял Георгий, в филиале ада было плохо, а, впрочем, не только с ним, – известная уже троица усадила их в знакомый внедорожник и почти что этапировала в расположенный неподалеку отель «Харьков», который, судя по всему, целиком оккупировали кляты москали. В принципе, туда можно было и пешком дойти, но здесь такое не приветствовалось, видимо, из соображений безопасности.

– Успеешь еще по городу побродить, – сказал Дима, заметив, что Георгий напряженно всматривается в освещенные центральные улицы, пытаясь сориентироваться. – Там много интересного.

– Главное, не заблудись! – со смехом добавил Санька. – И с девочками осторожнее, а то нам потом тебя искать.

Отель «Харьков» представлял собой гостиницу советского типа для партноменклатуры областного звена. Правда, ее модернизировали и облагородили до уровня примерно трех звезд, отделали ресепшен ониксом (хотя, на взгляд Георгия, он и так был атмосферным, эдакий советский шик с колоннами и лепниной) и повесили туда большие хрустальные люстры. Но всё равно – от отеля веяло скучной провинциальностью. Зато это было единственное большое и отдельно стоящее гостиничное здание в городе, которое легко было охранять по периметру. Поэтому тут и поселились кляты москали. Васек жил в небольшом одноместном номере на седьмом этаже, оттуда открывался прекрасный вид. Из окна было видно, что освещенный сектор ограничивался только центром, остальной город, как какое-то загадочное чудовище, спал, ворочаясь, во мраке, но обещал однажды явиться оттуда во всей своей красе. И Цой как бы намекал:

 
На холодной земле
Стоит город большой.
Там горят фонари,
И машины гудят.
 

– Нибаись, – сказал Васек, вытирая руки полотенцем, – нас охраняют тут так, как президента не охраняют в Кремле.