Охотничья быль. Правдивые рассказы о редких случаях на охоте

© Владислав Фролов, 2021

ISBN 978-5-0055-8371-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора.

Мой уважаемый читатель!

В этих коротких рассказах больше правды, чем вымысла. Хотя и без него не обошлось; а как иначе? Мы ведь охотники!

И каждый охотник знает (а не охотник, верь на слово), что самое ценное в этом деле – не килограммы добытой дичи и не умение пользоваться оружием, каким бы оно ни было.

Главное – перехитрить зверя или птицу, обладающих множеством природных данных, которых лишен человек: острым круговым зрением, необыкновенным обонянием, чутким слухом, быстрыми ногами, умением летать, да и просто от рождения награжденных каким-то «шестым» чувством опасности.

И весь этот арсенал охотник должен предусмотреть и перебороть своими терпением, выносливостью, сметливостью и способностью анализировать приобретенный опыт.

Охотник – счастливый человек, с которым на охоте подчас случаются необыкновенные чудеса. А радость он получает от общения с природой и ее изучения, становясь с природой единым целым.

С. Аксаков считал, что охотника можно распознать уже в маленьком мальчишке, подкрадывающемся к воробью. Совершенно с ним согласен, потому что страсть эта живет в нас, охотниках, с самого детства и однажды раскрывается.

А какую дичь за дичь считать – большую ли, маленькую – это не главное.

Мы ведь не мясники, а охотники!

Счастливый человек

Короток сезон летне-осенней охоты для охотника-любителя.

Только-только по болотно-луговой дичи в конце июля походишь, как она уже твердо встанет на крыло и через месяц улетит на юг. Тетеревиных выводков да рябчиков в августе далеко не везде обнаружишь! А к началу октября у нас на Северо-Западе и утку-то днем с огнем обыщешься. Правда, подоспеет к этому времени охота на зайца и лису, но без хорошей гончей собаки это даже не пол-охоты, а то и не четверть вовсе.

Что уж говорить о десяти днях весенней охоты по перу! Тут и говорить не о чем: не успеет начаться, так уж ей и конец. Да еще погода внесет свои коррективы, и получится иной год, что гусь к открытию охоты уже пролетит, а вальдшнеп из-за морозных ночей поотстанет. И остается у охотника одна дичь – весенний селезень. Но и такому раскладу наш охотник рад бывает беспредельно, потому что охотимся мы не тогда, когда надо бы, а когда позволяет работа да есть свободное время.

В каких только ситуациях не побывает охотник за два-три десятилетия своих походов и засидок с ружьем. Каких только случаев не соберет в свой багаж. Если бы каждый забавный эпизод весил хотя бы несколько граммов, и можно было бы сложить их все в один охотничий рюкзак, не поднять бы этот рюкзак самому большому силачу.

А потом долгой зимой достает воспоминания охотник из своей памяти, перебирает случай за случаем, чему-то смеется сам с собой, удивляется ничем не объяснимым промахам, вспоминает удачные выстрелы, переживает заново радость от того, как заманил, облапошил, объегорил, обмишурил зверя или птицу, оказался проворней их и догадливей, проявил предусмотрительность и быстроту реакции.

Да нет, не выстрелы свои вспоминает чаще всего охотник! И не количество добытой дичи. А снится ему зимой, как ранним ноябрьским утром, еще почти в полной темноте входит он в лес. Гулко капает с голых веток накопившаяся за ночь влага, все более становятся различимы лапы елей, проявляется среди деревьев и ведет вглубь лесной чащи едва заметная тропинка. Мягко пружинят под сапогами упавшие и запревшие от осенних дождей листья. И даже запах этой листвы различает во сне охотник. Тишина и покой. Только гончая его все крутится и крутится: сначала вокруг охотника, потом уходит от него дальше и дальше, обыщет невысокие ельнички, пройдет вдоль опушки, забежит на знакомые места, где уже поднимала когда-то зайца.

– Началось, – шепчет во сне охотник. И щемящая тоска вместе с радостью наполняют его сердце.

Но вот проходит зима, сменяет мартовское солнце февральские метели, и пошел счет неделям и дням до открытия весенней охоты на селезня. Постепенно все более заменяет суета подготовки к сезону размеренный зимний быт. Проверяются амуниция, запасы патронов, мелкие охотничьи принадлежности: манки, свистки, фонарики, батарейки, фляги, зажигалки и прочее. В который раз все это раскладывается и собирается вновь. Потом начинаются взносы, путевки и разговоры: куда, когда, с кем? Нетерпение!

И вот наступает утро открытия. Задолго до рассвета, одетый и снаряженный, выдвигается охотник к заранее облюбованным протоке, озерцу или болотцу. Затемно, где-то осторожно ступая по переброшенным через ручей стволам деревьев, где-то проходя по ноздреватому льду, огибая слишком топкие места, выбирается охотник к заранее определенному месту своей засидки. В полной темноте расставляет чучела, стараясь не спугнуть уток, которые притаились невдалеке за изгибом реки. Осторожно ступая, чтобы не чавкала вода под сапогами, возвращается он к тому месту, где, замаскировавшись, намерен стоять или сидеть, поджидая серый рассвет.

Наступают самые томительные минуты ожидания. Посылаются в стволы заранее приготовленные патроны для ближнего и дальнего выстрела, одевается манок на шею, чтобы можно было быстро его подхватить свободной рукой, поправляются шарф и шапка. Зябко поутру! И выпить бы чайку горячего, а уже никак: в любой момент может появиться дичь.

Волнителен первый услышанный свист крыльев пролетающей утки. То ли далеко, то ли рядом, но не твоя. Далеко в предрассветной тишине разносится звук от кряквы, плюхнувшейся на воду где-то за сотню метров. Уже радостно, но не этих звуков ждет охотник весной. А ждет он далекого и мерного кряка селезня, облетающего свои угодья. И только услышит эти звуки охотник, как начнет подкрякивать в манок уточкой, кто уж как умеет. Главное – приманить и не спугнуть.

Сделает селезень круг над болотцем или протокой, проверит сверху, нет ли подвоха, да вдруг (как всегда, неожиданно) с шумом сядет невдалеке.

Завертит, осматриваясь, головой во все стороны. Коли заметит охотника – так сразу на крыло. Да только оборвет его взлет меткий выстрел. Перевернется селезень на спину, откинет назад зеленую голову и покажет охотнику свои красные лапки и пестро-серые матовые перья на выпуклой груди.

– С полем! – поздравит себя охотник. Много ли надо ему! Один селезень – в радость, два – восторг. А больше подчас и ни к чему.

Пройдет час-другой, затарахтят вокруг зобатые лягушки, засвистят белые кулички, гоняясь друг за другом, и утро полностью вступит в свои права. Прекратится лет дичи, покажется за болотцем над дальней кромкой леса полоска рассвета. Посветлеет над болотом. Пробегут минута-другая, и вот уже желтые лучи солнца прорежут серый рассвет, отразятся миллионами бликов от влажной прошлогодней осоки.

Отставит охотник ружье в сторону, достанет термос с чаем, подставит теплому солнышку свое лицо, и нет в этот момент на всей Земле человека, счастливее него!

Ушастый трагик

Хорошо всем известна сказка о зайце-симулянте, который сподобил медведя ухаживать за ним, притворившись больным. Однако то ли еще бывает в природе, чему свидетелями становятся многочисленные охотники. Вот какая со мной приключилась быль.

Пошли мы с моим товарищем Александром на охоту по зайцу. Взяли с собой гончую собаку. Стоял конец октября, но лес уже немного припорошило тающим снегом. Как у охотников говорится, была «пестрая тропа». Обычно по первым пестрым тропам гончие гоняют медленно, привыкают заново разбираться в следах, проходящих то по снегу, то по влажной почве. Собакам нужно время приноровиться к новым условиям. С другой стороны, это и неплохо для охотников. Есть любители паратых (скорых) собак, в основном русских и англо-русских гончих, а я так люблю неспешливых эстонок. Зверь же, как принято считать, идет с такой скоростью, с какой его гонят. Ведь гончая не потому так названа, что за зверем гонится (это борзые гонятся и настигают), а потому, что она зверя гонит, не дает ему запасть и схорониться.

Кстати, не только гончие собаки гоняют зайцев. Описаны случаи, когда росомахи нога за ногу, но не останавливаясь ни на минуту, преследуют зайца. Отбежит тот на полкилометра, сделает пару скидок, заляжет где-нибудь под кустом и думает, что оторвался от росомахи. А она тут как тут! Бывает, подойдет к зайцу, ткнет его носом, мол, что лежишь, лежебока. Давай, вставай, беги от меня! Заяц опять пускается наутек, и все повторяется с начала. Так росомаха с зайцем и играет часами, пока тот окончательно не потеряет бдительность. Тут-то она его и съест.

А в тот день, о котором я рассказываю, только мы зашли в лес и поднялись по тропинке в горку, как в болотце метрах в ста пятидесяти от нас подняла наша гончая зайца. Встали мы тут же на тропинке, ружья на изготовке, чуть к елочкам прижались, чтобы в глаза зайцу не бросаться. Просматривается с горушки весь голый лес, как на ладони.

Бегают зайцы чрезвычайно быстро. Трех минут не прошло, как бурый заяц-беляк замелькал вдали между деревьев, нарезая во весь опор. И бежит прямо-таки на нас. Вот уже метров шестьдесят до него, пятьдесят, сорок, можно, пожалуй, и стрелять. Приготовился я свистнуть легонько. Есть такой прием у охотников. Если заяц несется во весь опор, а хочется поточнее прицелиться, нужно легонько свистнуть. И бывает частенько, что заяц остановится на полном скаку, присядет и начнет оглядываться. Вот эти несколько мгновений и нужны охотнику для точности прицела.

Оставалось уже до зайца метров двадцать пять, как вдруг исчез он, будто в воздухе растворился. За деревце, за куст забежал и пропал в одну секунду. Ни справа, ни слева его не видать, назад тоже не поворачивал.

Но знаю я заячьи хитрости! Вбок он ушел. Прикрылся бугорками с растительностью, протянувшимися чуть ниже тропинки, и стал меня по дуге обходить. Видимо, заметил-таки. Чем-то мы себя выдали или слишком уж выделялись на фоне деревьев.

Стараясь не шуметь, стал я тихонько спускаться с пригорка. Смотрю внимательно вдаль, не перепрыгнет ли заяц тропинку. И вижу. Выползает наш заяц по-пластунски из-под куста метрах в шестидесяти от меня. Ползет и по сторонам оглядывается. Вдруг лапы подобрал под себя, одним прыжком через тропинку перемахнул и замер. А меня вроде, как и не видит: прислушивается к лаю собаки, которая след выправила и все ближе к нему подходит.

Воспользовался я этим заячьим замешательством и дунул от него в другую сторону. Обежал по лощинке пригорок, оказавшийся между мной и зайцем, и пристроился аккурат между высокими холмами. Решил, что обязательно заяц здесь с одного холма на другой перейдет. По опыту знаю: хорошее место это для перехода. Товарищ мой сзади встал. Ждем.

Появился наш заяц, не спеша. С достоинством выкатился. С вершины холма вниз немного протрусил и сел. Опять собаку слушает. Тут уж я ждать не стал. Расстояние приемлемое, дробь в стволе подходящая. Вскинул ружье и выстрелил. Заяц подскочил, я – второй раз, из другого ствола.

Только рассеялся ружейный дым, вижу любопытную картину. Стоит наш заяц в полный рост на задних лапах, спиной к березе прислонился, правую переднюю лапу к груди прижал, голову на грудь опустил и уши повесил. Стал потихоньку на землю по стволу сползать. Кончена жизнь.

Я даже ружье перезаряжать не стал. Такую театральную сцену портить было жаль. Повернулся к Александру.

– Каков! – говорю.

И в этот момент заяц как ни в чем ни бывало вскочил на ноги и со всего маху понесся поперек лощины к другому холму. За ним – моя подоспевшая гончая метрах в двадцати. Упал я на колени, чтобы товарищ мой меня выстрелом не задел.

– Стреляй, – кричу, – Сашка, через меня! Бей!

Но куда там. Опять два выстрела, и опять мимо. А заяц уже через холм перемахнул, и только мы его и видели. Как я дважды не попал в сидящего зайца – до сих пор ума не приложу. Через час гончая к нам вернулась. Где-то и ее обхитрил ушастый трагик.

Ну что тут скажешь? И среди зверей случаются великие актеры. Догнал бы такого, может, Оскара вручил!