Ява

22

Валерий передал документ офицеру. Тот прочитал и качнул головой:

– Хорошо. Есть ещё у кого-то ещё пожелания?

– А где здесь магазин? Конфет купить, – рассмешил Слава Мишин.

– Пополнению на первом месяце службы категорически запрещено передвигаться по территории части без сопровождения старшего. И тем более посещать гарнизонный магазин и солдатскую лавку, так как вы находитесь в карантине. Ясно?

– Так точно!

– Вопросы есть?

– Никак нет!

– До свидания.

Замполит вышел из помещения. Через пять минут в Ленинскую комнату вбежал «улыбчивый», и закрыл за собой дверь.

– Вы что, бараны? Не знаете, что при входе в помещение или убытии из него офицера подаётся команда «Смирно!»? Я научу вас Родину любить. Яванский, чего умничаешь? Что тут произошло? Я что, должен из-за вас «подарки» получать? Так что ли? Взвод, для проведения строевой подготовки! На улицу! По одному! Бегом! Марш!

Всякое живое существо в знойный день ищет прохладу. Для ребят, непривыкших к жаре, было мучительно находиться на плацу под палящими лучами солнца.

– Делай… раз! – скомандовал Александр.

Левая нога поднята вверх под прямым углом. Левая рука оттянута назад. Правая согнута в локте и прижата к груди.

– Не опускаем! Рядовой Бадиков! Выше. Так. Стоим. Баринов! Не по швам, а отведена назад конечность… два! В исходное положение.

– Делай… три!

Поменялось положение рук и ног. Устоять с непривычки сложно. Пот струится ручьями, щекочет позвоночник. Тело гудит и чешется. Опорная нога подкашивается. Та, что вверху, предательски опускается.

– Держать! Выпрямить осанку! Не заваливаться. Ровнее! Умник хренов! Ещё десять секунд. Четыре! Переход в стойку «Смирно».

– Пять минут перекур. Разойдись. Рядовой Яванский, отставить. Кто не курит, тот работает. Дела-а-ай! Раз!

Курсанты переместились в курилку. Они расположились в тени под кроной дерева. Благодать. Девятый находился в позе «Раз». Валера вспомнил, что дома, когда что-то делал без желания, старался отключиться, думая о чём-то приятном. Почему бы и нет? Парень настроил мозги на нужную волну, его сознание переместилось куда-то далеко от этих мест. Он в голове перелистывал то, что ему в этот момент доставляло удовольствие – мысленно смотрел порнофильм, однажды частично просмотренный с однокашниками. Стало веселее. И левая нога не падала. Ей просто было нельзя упасть. Довольно щекотливая ситуация. Валерка дал себе слово об этом на строевой подготовке больше никогда не думать.

– Отлично, служивый! Красиво держишься. Можешь встать в исходное положение.

– Не могу…, – рядовой скривил подобие улыбки.

– Что, значит, не могу?

– У меня… это. Ну…

– Что? Опять хернёй занимаешься? Делай… два!

– Не получится, – солдат стоял и чуть не плакал. Поправляться при всех как-то не пристало. Стыдно. Да и ребята засмеют.

– Не подчиняться?

Испытывать терпение командира дальше было нельзя. И он вытянулся по стойке смирно. Ширинка надулась и предательски выпирала. Разразился гомерический гогот. Пока камчадалы смеялись, Валера поправился и встал, как и было приказано. Его лицо ничего не выражало.

– Отставить смех! Становись! Продолжаем занятия по строевой подготовке. Выполняем упражнение.

Пролетел второй день. Ночь прошла тихо. Только иногда из каптёрки доносились голоса пьяных «дембелей» и «дедушек», провожающих своего товарища, выслужившего положенный срок.

 На третий день учились наводить влажную уборку. В представлении многих, в том числе и «технических работников», то есть уборщиц, мыть полы – это значит размазывать шваброй грязь по углам. В армии, после умелых и заботливых военных рук, всё вокруг блестит даже в темноте.

 Изначально молодым доверили лестничные пролеты с первого на второй этаж. Каждый вооружился ведром, щёткой и кусочком хозяйственного мыла. Вся площадь была разбита на равные девять участков. И… Суть процесса в следующем.

 В кисть берутся щётка с мылом. Смачиваются и круговыми движениями натирают ими поверхность. Создаётся богатейшая пена… Во время трения из самых труднодоступных трещинок и ямочек ворсина «ёжиком» выковыривает грязь. После приступают к самому ответственному – сбору этой жижи. Её стягивают мокрой ветошью. Затем слегка влажную поверхность протирают и начищают войлочным полотном. Но не спешите убирать «инструменты». В армии любая работа должна окончательно изнурять, а то, что это за служба? Махнул «салфеточкой» – и всё? Не-е-ет! Весь анекдот начинается, когда всё высыхает. Оставшаяся по щелям пенка окрашивает мраморную лестницу в матово-белый, неприятный цвет. На это безобразие выливаются ведра воды, которая смывает остатки грязи. А внизу эту массу стягивают тряпками. К концу третьего часа достигается ожидаемый эффект. Зачем? А чтоб солдаты не расслаблялись.

 Когда взвод водителей выполнял именно эту ответственное задание, отдавая почётный долг своему Отечеству, из казармы вышел дембель – старший сержант Дольский ехал домой. Его парадная форма была перекроена на манер «парадки» ВДВ. Лацканы кителя заглажены до пупа. Грудь прикрывала в чёрно-белую полоску тельняшка. Погоны перешиты на эполеты. Аксельбанты украшали половину кителя. Фуражка «отбита», отпарена и загнута так, что её передняя и задняя части чуть не соприкасались вверху, образуя подобие треуголки. Кокарда переливалась в лучах солнца и поражала своими масштабами. По правде, его внешний вид менял все мыслимые представления о форменном обмундировании вообще. «Натюрморт» завершали сапоги. Они были укорочены до полусапожек. Распороты, расшиты, и завязаны на шнурки белого цвета. Все швы оторочены белым материалом. Счастливчик держал самодельный фанерный чемодан, медными и латунными пластинками по углам.

– Ну, что, братишки, порядок наводим?

– Так точно! – вздохнули водители.

– Да-а-а! Чистота – залог здоровья! Как служится, ребятушки?

– Нормально! Отлично! Хорошо!

– Молодцы!

– А сколько вам служить осталось, солдатики?

– Семьсот двадцать шесть дней!

– Как вам повезло. А я вот, понимаете, уезжаю. Если бы вы знали, как я вам зави-и-ду-у-ую!

И Дольский вялой походкой пошёл вниз. Он останавливался перед каждым новобранцем. Крепко жал на прощание мокрую руку и, по принятому обычаю, вручал «дембельскую сигарету». Дойдя до последней ступеньки, бывший военнослужащий остановился, обводя взглядом всех присутствующих.

– Прощайте, орлы. Не поминайте лихом, – сказал и проследовал на улицу.

У каждого новобранца «жаба» душила горло и сжимала все внутренности. С каким бы они удовольствием уехали сейчас на Родину. И не надо им ни этой формы, ни этого фарса. Просто подальше от этих мест.

Домывали лестницу молча. Каждый думал о своём и мечтал.

Обед прошёл спокойно. В расположение роты заходили с поникшими головами. Мысли об убывшем Дольском никого не отпускали.

– Александер, что-то загрустила твоя молодёжь, – обратился Толстый, который сегодня был дежурным, к «улыбчивому». – Непорядок. Та-а-а-ак, что у нас по плану? Давай, наверное, продолжим с наведением порядка.

– Отставить! Постройте взвод, – из канцелярии вышел командир роты.

– Становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на-право! Товарищ…

– Вольно! Замполит, ко мне.

– Товарищ…

– Вольно! – поморщившись, сказал майор. – Кто?

– Яванский…, – с прогибом доложил Дёмин.

– Где? – офицер осматривал новобранцев.

– Я!

– Выйти из строя.

– Есть!

Валеркий сделал, как учили, два строевых шага и развернулся на месте.

– Боец, ты, сколько служишь?

– Това….

– Молчать! Солдат, тебе слова не давали, – голос ротного то срывался на крик, то вновь становился спокойным и монотонным, – Я читал ваш рапорт. Значит, домой потянуло, сынок, к мамочке да к жене под сиську. А хрен тебе на блюдечке не принести? Да если каждый будет служить, где захочет, это что за армия. Слушай внимательно… и впитывай. Твоему прошению хода выше не дам! А если узнаю, что ты, минуя меня, – он поднял палец вверх, – сгною. Тебе ад покажется раем. Будешь завидовать мёртвым. Вы меня поняли?

– Так точно, товарищ майор! – Валерка зло сверкнул глазами.

– И все запомните. Вас Родина призвала, вот и защищайте её там, куда вас направили. Ясно?

– Так точно! – гаркнул строй.

– Разрешите обратиться! – голос дрогнул.

– Слушаю.

– Я от своих намерений не откажусь… и буду писать заявления каждый день. И никакие ваши угрозы меня не остановят. В противном случае я удавлюсь, а в предсмертной записке укажу, что в моей смерти виноваты вы…

Командир смотрел на подчинённого, вытаращив глаза. Он явно хотел что-то сказать, но махнул рукой и удалился в канцелярию.

– Сволочь, нюх потерял? – зашипел над ухом замполит. – Ты у меня своё собственное имя забудешь.

– Попробуй, – прозвучал ответ.

– Рядовой Яванский!

– Я!

– Встать в строй!

– Есть!

– Взвод! Вольно! Слушай мою команду! – с задором прозвучал голос младшего сержанта. – Получаем у дневального инвентарь. В бытовке каждый берёт по одному каблуку. Вооружаемся щётками, мылом, ведрами. Построение через шестьдесят секунд. Разойдись!

23

Через пять минут, засучив рукава, водители отрабатывали «навыки вождения по казарменному проходу», обруливая друг друга и стягивая воду. Когда была снята видимая грязь, на полы обрушился поток чистой воды из девяти вёдер. Закипела работа. Всё тем же способом, при помощи щёток и мыла, натиралась поверхность, шаг за шагом, от одного торца коридора к другому. После сбора пены, полы натирались молодой полынью. Казарменное пространство наполнялось запахами лугов и полей.

 Часть инвентаря сложили на место. И тут стало ясно, зачем нужны сапожные принадлежности. Деревянные крашеные половые доски были гладкими, и каблуки легко скользили по ним уголком, счищая непромытые места. Опять метр за метром ребята продвигались вперёд. Серову что-то не понравилось, возвращение в исходную точку старта. Когда, наконец, «каблучное» художество завершилось, начались «танцы» с тряпками.

 Чистая вода растекается и разгоняется по всему проходу. Лишь после этого начинается стяжка. «Мастер» низко наклоняется… В его расставленных чуть шире плеч руках, зажаты уголки широкого лоскута, который в расправленном виде покоится на полу. Легким покачиванием тазобедренного сустава, солдаты двигаются назад, увлекая за собой влагу и грязь к «финишу». Вот почему эта процедура называется – стяжкой. Получив на лестничных пролётах и площадках опыт, взвод уже никуда не спешил. Опорожняли вёдра, и снова тянули влагу с остатками мыла, собирая в пустые ёмкости.

Прошёл ещё один день, который не был уж каким-то особым или знаменательным. Но отличался он от других тем, что появились новые навыки боевой подготовки – наведение порядка – такие необходимые при защите Отечества.

Постепенно жизнь в армии становилась привычной. Изо дня в день камчадалы перевоплощались из гражданских пацанов в военных, которым ещё далеко до совершенства, но всё же.

 Прошла неделя, за которую к ежедневным занятиям по строевой и физической подготовке, работам по уборке помещений и территории, приведению себя в порядок, прибавилось изучение Устава внутренней службы. Для начала, всего лишь за два дня, были зазубрены «Обязанности солдата». В следующие три вполне сносно, а некоторые и достаточно хорошо знали «Обязанности дневального».

В боевые роты из учебки переходили последние представители предыдущего призыва. Пришло время к несению службы в нарядах молодого пополнения.

Первыми «на тумбочку» заступали рядовые Яванский и Баринов. Дежурным был назначен Синий. На этот период камчатские ребята уже знали происхождение кличек сержантов.

 Синий – потому что фамилия Синявкин. А обидная и фамильярная кличка, данная товарищем, по всей вероятности, породила ответную, хотя – Толстый, никак не гармонировала с внешностью армейского друга. Телом он был слишком худощав для излишне упитанного человека, а его фамилия была Валентинов. Однако в сознании новобранцев уже отложилось и крепко засело: Синий и Толстый.

 Большой развод, заступающих в суточные наряды проводился в семнадцать часов на плацу перед зданием штаба. А фактически приступали к несению службы с восемнадцати. Предыдущий наряд сдавал заступающей смене вверенную территорию и имущество. Устранялись выявленные недостатки. Заполнялись журналы и формуляры. Сыпались доклады по внутренней связи. Принимался личный состав: количество на службах, работах, занятиях. Одним словом, нюансов было много.

 После обеда и до развода, Валера с Романом имели личное время. Оно было ими потрачено на приведение внешнего вида в порядок. Гладили и подшивали форму, начищали сапоги и бляхи, повторяли «Обязанности». Яванскому врезалось в память и никак его не покидало утверждение, прочитанное на стенде в военкомате: «Живи по Уставу – завоюешь честь и славу!». За весь период, проведенный в Советской Армии, он не раз убеждался в правильности этих слов. Прелесть этого высказывания, он вкусил сразу.

 По этой причине Валерий заучивал подряд все статьи, которые могли пригодиться в дальнейшем. За три месяца учебки, он знал обязанности всех дежурных и дневальных на любом посту, а также караульных, часовых, разводящих и помощников.

 Так как это был первый наряд, то земляки даже не успели поспать в отведённые для этого два часа. Зато, когда Синий пробудился от дневного сна и, одеваясь, вышел в казарменный проход, возле оружейной комнаты застыли его помощники, внешний вид которых был на высоте. Всё блестело и сверкало. О стрелки на брюках можно было порезаться.

– Похвально, – зевая, произнес Синявкин. – Сейчас получим оружие и будем выдвигаться на развод.

Дежурным по учебной роте был младший сержант Серов, который открыл оружейную комнату и впустил в неё заступающего товарища. Синий быстро определился и через решетку передал подчинённым штык-ножи.

– Надеюсь, уже усвоили, как и куда их навешивать?

– Да!

– Приступайте.

 Заправившись, Синявкин с рядовыми вышли на улицу, где была невыносимая жара. На плацу, разбившись на шеренги, стояли представители бойцы, заступающие на сутки.

– Синий, что уже молодёжь пошла?

– Протри глаза, если плохо видишь.

– Да я про то, что больно быстро. Всего неделю здесь.

– Значит, толковые. Посмышленее тебя попались.

– Скажешь то же.

Сержант поставил подчинённых на отведённое для учебной роты место и встал рядом. Пришли заступающий и сменяющийся дежурные по части. Минута в минуту с началом развода из штаба вышел командир части.

– Равняйсь! Смирно! Равнение на средину! Товарищ пол…

– Вольно!

– Заступающему на дежурство по части и его помощнику принять наряды!

 Офицеры обходили строй. Они смотрели готовность форменного обмундирования, спрашивали обязанности. Задавали другие вопросы. Выслушивали, иногда поправляли. Наступила очередь Яванского и Баринова.

– Ну, молодёжь как жизнь?

– Отлично! – бодро ответили дневальные.

– Молодцы! Всё чистенько, аккуратно. Синявкин, ну вы хоть бы поговорили со старшиной. Чего их одели так, словно в огород пугалом выставлять? Они прибыли служить Отечеству, а из них отребье, простите, сделали. Обмундирование на два размера больше. Пилотки так на все четыре. Вам самому не стыдно за вверенный личный состав?

– Товарищ капитан, вы лучше меня знаете старшего прапорщика Жеволудова. Ему на всех наплевать. Скажу я ему или нет, всё останется на своём месте. Только ребята могут пострадать ни за что.

Первое проявление заботы о нуждах прибывшего пополнения было приятно слуху. Столько мучений и хоть что-то мягкое и заботливое.

– Итак, давайте проверим ваши знания. Ты начинаешь, – он указал пальцем в сторону Валеры и перевел палец на Романа, – а ты продолжаешь «Обязанности дневального». Начали.

Яванский монотонно и без запинок начал рассказывать заученный материал. По команде офицера эстафету принял Баринов. Он также чётко рассказал оставшиеся пункты.

– Молодцы! Желаю достойно нести службу.

 Сержант сиял. Ещё бы! Всё шло отлично. Прибыв в роту, солдаты еле поспевали за дежурным, который разъяснял, что и как необходимо принять, пока он будет в оружейной комнате. Предельно ясно, но первый блин всегда комом. Конечно, более опытные, прослужившие полгода курсанты всё сдали нормально. С небольшими огрехами, но разве без них можно обойтись?

Валерий первый встал «на тумбочку». Он отдавал честь входящим и покидающим расположение военнослужащим. Кричал: «Дежурный по роте, на выход!», когда входили офицеры. Орал, что было сил: «Смирно!», прибывшему командиру учебки. После ужина поменялись с Романом. Когда прозвучала команда: «Отбой!», начались мучения, продолжавшиеся до самой сдачи наряда. За сутки они ни разу не прилегли отдохнуть.

 Неделю назад, когда их учили влажной уборке и наводить порядок, они всё делали большим коллективом, а сейчас тот же самый объём преодолевался двумя. При этом по очереди. Один на «тумбочке», второй моет, драит, начищает. К утру уставшие, обессиленные и злые Яванский с Бариновым закончили с наведением порядка.

 В течение всего дня они поддерживали чистоту, выносили мусор. Подтирали. Вытирали. И несли службу при входе в казарму. Начиналось что-то невообразимое. От усталости и отсутствия опыта путались команды. Вместо вызова дежурного подавалась команда «Смирно!» и наоборот. Офицеры ругались. Сержанты орали, а уставшие земляки улыбались и, как слоники, качали головами. Синий, так же как и его рядовые, не спал все сутки. «Да как тут поспишь с этими идиотами», – говорил он Толстому. Друг понимающе поддакивал и зло косился на понурых рядовых: «Уроды!».

 Всему когда-то приходит конец. Несение наряда завершилось приходом свежих сил. Товарищи с сочувствием и страхом смотрели на «выжатых» дневальных. Сдача дежурства прошла быстро. Хотя, до самого убытия в столовую ребята что-то мыли, вытирали, счищали…

После ужина Синявкин подошёл к Роману и Валерию.

– Что, устали?

– Никак нет, товарищ сержант!

– Будет хорохориться. Я поговорил со старшиной. Приводите себя в порядок и ложитесь отдыхать.

– Спасибо!

24

 К началу третьей недели из Забайкальского края прибыло пополнение, заполнившее учебную роту на сто процентов. В глазах новобранцев девять водителей, влившихся в третий взвод, были «старослужащими». Вместе с новыми курсантами вернулись все офицеры и сержанты учебки. Помещение казармы наполнилось шумом и гамом. Командиры подгоняли «салаг», которые складывали ценные вещи и под роспись сдавали их старшине. Быстро зачитывались списки взводов, которые, после стрижки, убывали в солдатскую баню.

 Перед прибытием пополнения проводилась большая работа, в которой непосредственными исполнителями были уже «старожилы» в лице камчадалов. Они получали новенькое форменное обмундирование на вещевом складе, переносили его в каптёрку своей роты и в банное помещение, где раскладывали по размерам. На том же складе получали постельное бельё, застилали свободные кровати. Наводили порядок в спальном расположении: мыли, протирали, расставляли нехитрое имущество и натирали до блеска мастичные полы. Кое-где, по необходимости, подкрашивали стены и оконные рамы.

 Так как прибывших было человек сто, Жеволудовым было принято решение подстригать молодёжь в бытовке и умывальном отделении. Но специалистов, мастерски владеющих ножницами, было недостаточно, а механических машинок всего две.

– Дневальный! Моим команду строиться.

– Отделение водителей, перед оружейной комнатой – становись!

По мановению волшебной палочки, бросив все занятия, рядовые, свободные от наряда, в количестве семи человек стояли в одну шеренгу.

– Орлы, мне нужны помощники, умеющие хоть немного работать ножницами. Есть такие? – утвердительного ответа на свой вопрос, Серов не получил. – Так. Хорошо. Значит, я сам назначу взводным парикмахером и его помощником, – он обвёл глазами подчинённых, – им будет. О, Валерка, ты же самый смышлёный и шустро учишься всему новому. Тем более обходишься без перекуров… А помощником у тебя будет… Роман, ты постарше остальных выглядишь… Думаю у тебя получится…

– Рядовые Яванский и Баринов!

– Я! – хором ответили курсанты.

– Выйти из строя!

– Есть! – прогремело дуплетом.

– Остальные, разойдись!

– Товарищ младший сержант, я никогда не делал причёски, а вдруг запорчу или поцарапаю, порежу… а если ухо кому отрежу?

– Поверь! Всё у тебя получится, а то, что с первого раза будут косяки, это точно. За мной!

 Они вошли в бытовку, где толпились ребята с оголённым торсом, приписанные к третьему взводу. Указав на первого попавшегося, командир приказал ему сесть на табурет и начал показывать, как правильно подстригать и с чего начинать. Причёска называлась «под расчёску». Такой очень короткий «ёжик». Можно сказать наголо.

 За то короткое время, которое водители провели в учебке, каждый из них по воле сержантов приобрёл ту или иную «кличку», как сейчас, модно говорить «позывной». Валерку от фамилии сокращённо называли – «Ява», приклеившееся намертво до конца срочной службы. И даже офицеры роты, а со временем и всей части обращались к нему именно так.

 Проведя беглый теоретический и практический курс наглядного обучения, Александр передал ножницы и расчёску Валерию.

– Приступай…

Следующий «клиент» сидел в ожидании.

– Пацаны, простите меня, если что не так… У меня руки трясутся, – новоявленный цирюльник посмотрел на Серова.

«Мужской мастер» медленно и аккуратно принялся подстригать свою «жертву». От волнения пот струился ручьями. Причёска получалась с множеством лесенок и пролысин. Видя результат своего труда, Ява ещё больше волновался и пытаясь выровнять их, допускал другие огрехи.

– … ну, ей Богу, у меня не выходит…

– Всё отлично! Веди расчёску чуть медленнее. Вот! – наблюдая, сказал замкомвзвода. – Со временем будешь классным специалистом.

 Теперь Александр вместе с Яванским и Бариновым подстригали ребят. Дело пошло быстрее. У Валеры с каждым следующим «клиентом» получалось ловчее и ровнее. Ножницы щёлкали, как будто их держал бывалый парикмахер. «Косяков» избежать не удавалось, но их число уменьшилось. Когда закончили с последним парнем, у него от напряжения болели глаза. В бытовку вбежал Толстый, посмотрел на младшего сержанта и его подчинённых:

– Санёк, ты что, уже всё? Вот, молодец. Дай своего… Боец, за мной. У меня человек десять осталось, – и выскочил в коридор, увлекая за собой новоиспечённого мастера.

Опыт приходит с практикой. К концу службы Ява станет мастером «экстракласса» и после армии с благодарностью будет вспоминать своего первого «замка». На подстрижку к Валерию в очереди стояли все от рядового до командира части.

 С прибытием пополнения из Забайкалья, мучения двухнедельной давности возобновились. Вечером раз десять всей ротой прыгали с койки на пол и обратно, отрабатывая и на своём примере показывая «салагам» правильность выполнения команд: «Отбой» и «Подъём». С наступлением нового дня занятия начинались с нуля. Только теперь они проводились повзводно. И так весь период «карантина» до принятия присяги. Целый месяц в наряд «на тумбочку» ходили только водители третьего взвода. Также они выполняли все хозяйственные работы, пока остальные «желторотики» изучали Устав и Присягу.

 Камчадалов всё чаще мучил вопрос: «Зачем нам, прошедшим ДОСААФ и получившим военную специальность, учебная рота? Ведь нас здесь ничему не учат, а только используют как хозяйственное подразделение на любой грязной работе. Понимают ли офицеры, что для нас это, в конце-то концов, унизительно?».