Ява

64

 Когда проезжали через перевал, пошёл пушистый, большими хлопьями снег. Движение стало затруднено из-за плохой видимости. Вдруг что-то сверкнуло.

– Ракета? – посмотрел Валера на капитана.

– Молния, – спокойно ответил Игорь.

– Зимой? В декабре?

– А что здесь такого? Сейчас с спустимся в Краскино, посмотрим, что там.

– А что там может быть?

– Лето… Чего смотришь? Лето среди зимы.

 Движение вниз было сложным. С одной стороны обрыв ни конца, ни края, с другой – отвесная скала. Крутые повороты. Скользкая проезжая часть. Что такое? Снег сменился настоящим проливным дождём. Ява затряс головой и посмотрел на старшего. Воробей наблюдал за ним с улыбкой.

– Ну! Я же говорил тебе!

– Мы что, в сказке?

– Нет, всё реально.

 Въехали в посёлок. Ни тебе снежинки, ни сугробика. Льёт с тучек вода. Водитель остановил КАМАЗ и вышел на улицу. Такого он ещё не видел. Декабрь должен быть, а на дворе июнь или июль.

– Мистика! – сказал он вслух, подставляя руки и лицо тёплым каплям. Температура плюсовая.

– Насладился? Поехали.

Завершив свои дела, покидали «летнее» Краскино. Ява был готов голову на отсечение отдать, что своими глазами видел зелёную траву и кое-где на деревьях листья. Такое яркое и неизгладимое впечатление произвели на него природные катаклизмы.

 Перед отъездом в Хабаровск решили потратить день на подготовку техники. Валерка загнал грузовик в бокс автобата и целый день подкручивал, подтягивал, смазывал и регулировал. К вечеру договорился с гэсээмщиком, заполнил один бак до горловины. Прапорщик клялся чем угодно и на чём угодно, что солярка «Арктическая». Тем лучше для топливной системы и её фильтров.

В сгустившихся сумерках попрощались с гостеприимным батальоном и взяли курс на Уссурийск. В зеркале заднего вида шофёр увидел иномарку. Она держалась на почтительном расстоянии, но не отставала и не обгоняла.

– За нами какая-то легковушка чешет. Расстояние держит постоянное. Я снижаю скорость… и она. Я набираю обороты… Я даже прижимался к обочине, давая обойти нас.

– Не отвлекайся. Я смотрю, зампотех напугал тебя. Так всю дорогу следишь за теми, кто нас не обгоняет. Едут себе люди, не спешат. У тебя машина большая, им ничего впереди не видно, вот и тянутся за нами.

При выезде из Уссурийска рядовой свернул на автозаправочную станцию.

– Сейчас дозаправимся и в путь. Чтобы на топливо не отвлекаться.

Идя к окошку диспетчера, Яванский заметил, что иномарка остановилась на обочине, как раз напротив АЗС. «Странно? Чего им надо?», – подумал он. Рассчитавшись, вставил пистолет колонки в бак и нажал рычажок. Солярка хлынула ровной струёй. Валерка подставил палец. Сгустков не было.

– Товарищ капитан, видели? – Ява показал офицеру на силуэт автомобиля, когда занял своё место.

– Да! Что-то мне тоже это всё не нравится. Дай-ка я прогуляюсь. Чуть что, гаси их на всей скорости.

 Игорь вышел и уверенным шагом направился к иномарке, расстегивая бушлат и вынимая из кобуры пистолет. У легковушки зажглись фары, и она потихонечку начала двигаться задним ходом. Офицер присел на колено и вытянул вперёд руки, в которых держал ПМ, как бы прицеливаясь. Автомобиль резко набрал скорость, лихо развернулся, и через несколько секунд его габаритные огни исчезли из поля зрения.

– Вот и все дела. Помчались. Нам всю ночь пилить. Хочешь, я за руль сяду? Отдохнёшь немного.

– Я не устал.

– Не забудь остановиться возле ёлочки. Помнишь место?

– До неё километров триста. Конечно, помню.

На душе стало спокойнее. Яванский давил на газ, капитан, прислонившись головой к дверце, кимарил. Отъехали километров на десять – и… Неожиданно дизель заглох, руль словно деревянный, а педаль тормоза уходила вниз только под давлением обеих ног.

– Что за чёрт? – непонимающе сам себя спросил рядовой. Он повернул ключ зажигания. Стартер раскручивал маховик, как пропеллер, но двигатель не запускался. Боец попробовал нагреть горючее свечами накаливания, но результат был таким же.

– Что случилось? – проснулся старший.

– Честно говоря, не знаю.

– Может, соляр замёрз?

– Да как, если в Раздольном залили «Арктической», а на последней заправке в Уссурийске, зимней? Пойду, проверю.

 Он выпрыгнул на дорогу. Мороз давил такой, что дыхание перехватило. Дул сильный ветер. Жуть. Водитель открыл горловину левого бака, опустил руку и замер – «холодец». Он быстро перебежал ко второму – результат был тот же – желеобразная масса.

– Никому верить нельзя. Сволочи. Что теперь, в этих полях смерть моя бродит? – Валерка психовал, матерился и нёс чушь несусветную. В этом был и свой положительный момент. Как ни странно, но он согрелся, и мысли стали выравниваться.

 Сзади в попутном направлении показались огни. Когда они приблизились, у Яванского затеплилась надежда. Это шёл дальнобой. По периметру его кабины светилось множество разноцветных огней. Поравнявшись с военным транспортом, КАМАЗ остановился. Водитель выскочил и подбежал к солдату:

– Замёрз?

– Да! Летнее в обоих емкостях.

– Не горюй. Задирай кабину. Я сейчас.

 Дальнобойщик приготовил паяльную лампу. Ява наковырял солярки в ведро, эту массу разожгли и поставили под бак.

– Не взорвётся? – спросил капитан.

– Это кто? – в свою очередь, спросил мужчина, поворачиваясь к Валерке.

– Мой старший.

– А-а-а! Не мешай.

Солярка уже кипела, когда Ява работал ручным насосом. Потом он опустил и зафиксировал кабину. Запустил дизель, который рыкнув, монотонно заработал.

– По машинам! – весело закричал боец. – Спасибо большое.

– Гони, сынок, пока горячая горючка.

 Помощник ушёл вперёд, пока Яванский вытирал руки и газовал, прогревая успевший остыть двигатель. И вот они, как и прежде летят к своей цели. Проехав пятнадцать километров, КАМАЗ встал колом. Мотор замолчал.

 Всю ночь, на протяжении ста километров, отделяющих Сибирцево от Уссурийска, Валерке несчётное количество раз приходилось разогревать топливо. Он не чувствовал ни рук, ни ног. Всё тело болело. Голова шумела и предательски отказывалась думать. Все его действия и движения были отточены, но делал он всё «на автопилоте». Подъезжая к первой автобусной остановке и железнодорожному полотну, техника в очередной раз замерла на месте. Обессилевший шофёр опустился лицом на баранку.

– И что, будем спать? – спросил Воробей, съежившись на сидушке.

– ???

 «Человек, который за всю ночь ни разу ничем не помог, – зло подумал рядовой, – пытается мной руководить. Странно. Интересно, а если бы я тоже ничего не делал, через какое время нашли бы наши окоченевшие трупы? Он, поди, об этом и не думал. Мразь».

Слева раздался скрип тормозов. Ява повернул голову и открыл боковое окно. В противоположную сторону стоял КаМаЗ полуприцеп. За его рулём водитель уже в годах, улыбающийся во весь рот. Уши его кроличьей шапки закинуты вверх, словно заячьи.

– Ну что, боец, замёрз? Сколь протянул?

– От Уссурийска. Всю ночь, – слабо соображая, начал Яванский.

– Молодец! Не каждый сможет. Другие бросали прямо на трассе и попутками добирались до ближайшего населённого пункта. Парень! Смотри, – мужчина ткнул вперёд себя пальцем. – Видишь, вдалеке справа крыши складские торчат? Это наш гараж. Сейчас разогревайся, запускайся и в обратку. Через пятьсот метров съезд. Подойдёшь к заправщице, она тебе пару вёдер керосина даст. Зальёшь в каждый бак. Давай, дерзай. И нос не вешай.

С появившейся надеждой, у Явы вернулись силы. Он по-прежнему бегал и прыгал, как заведённый. Запрокинул кабину вместе с капитаном. Разогрел и закачал горючее. Вернул всё на место и запустил дизель. Ведро с горящей соляркой ловко перевернул, погасив пламя о снег. Развернувшись, КаМаЗ помчался в указанный гараж. За всеми действиями военного молча и с интересом, наблюдали местные жители, ожидавшие автобуса.

 Когда въехали на территорию большого автохозяйства, водитель свернул на заправочную станцию. Он припарковал КАМАЗ рядом и, взяв два ведра, вошёл в небольшое помещение. Сигаретный дым стоял коромыслом, но на это солдат даже не обратил внимания. Здесь было тепло.

 На вошедшего с удивлением воззрилось несколько пар человеческих глаз.

– Кочегар! – сказал кто-то.

– Нет, камазист, – невозмутимо ответил Ява, чем поверг присутствующих в хохот.

– Ты чего такой чёрный?

– В зеркало себя видел?

– Откуда будешь?

– Солярка замёрзла, мне бы пару ведер керосина, – как бы оправдываясь, пролепетал военный.

– Керосин дать не смогу, – вступила в разговор женщина, – а вот один бак нормальным топливом под горловину заправлю. Отъезжай в сторону и сливайся.

– Чтобы быстрее выходила, сбегай в боксы и попроси паяльную лампу, – подсказал мужчина в возрасте.

65

 Подойдя к машине, Валерий закинул ведра в кузов, поправил тент на заднем борту. Как ни странно, но дизель работал. Отогнав КАМАЗ к забору, куда ему указала вышедшая на улицу заправщица, водитель заглушил двигатель и открыл сливные пробки обоих баков. Пока медленно вытекало глицеринообразное топливо с небольшими сгустками, он направился в боксы добывать паяльную лампу.

 Так и не раздобыв таковую, Яванский понуро брёл обратно, ругаясь и посылая проклятия всем тем, кто отказал ему в помощи. Когда увидел свою технику, остановился, словно заворожённый. Кабина была запрокинута. Под ней сидели трое мужчин и, весело переговариваясь, что-то крутили. Воробей отплясывал рядом с удивлёнными глазами.

– Э-э-э, вы это чего? – подбежал к грузовику боец.

– Ты кто – водитель этого «тяжеловоза»?

– А мы думали, кочегар! – смеясь, двое из них подхватили рядового и подняли на колесо. – Смотри…

 Они рассказали, что давно слили летний соляр, закрыли сливные пробки и в один из баков залили ведро зимнего топлива. Сейчас они прикручивали на место все ранее снятые трубопроводы, которые любовно прочистили и продули. Фильтра забитые жижей и за ненадобностью были сняты и просто выброшены в мусорный ящик. Закачав горючку ручным насосом и опустив кабину, они дали команду к запуску. Мотор работал, словно часики, радуя слух.

– Подъезжай к колонке. Ты сейчас на левом работаешь. Когда заправишься, зайди к нам.

Заполним бак под горлышко и отогнав КАМАЗ в сторону, Яванский зашёл поблагодарить людей, которые помогли ему в трудную минуту. Но никто не хотел слушать слова благодарности.

– Есть во что переодеться? – мужики весело смотрели на молодого коллегу.

– Есть!

– Бери чистые вещи, пошли в котельную, под душем помоешься и отогреешься. Дизель пускай молотит, ничего ему не будет. А твой офицер где?

– В кабине.

– Ну и пускай греется.

В котельной Ява скинул с себя грязное белье, оставив его на куче угля. После душа переоделся в чистое обмундирование.

– Другой табак. Держи краба, – так просто его встретили и одновременно проводили водители автохозяйства. – Прощай, солдат! Будешь мимо, заезжай!

 Когда выруливали с гостеприимной территории, Воробей смотрел на своего подчинённого с неподдельным восхищением.

– Спасибо! – сказал он и протянул руку.

– Пожалуйста!

Без особых приключений они добрались глубокой ночью до штаба округа. Ёлочку, которую заприметили по дороге в командировку, кто-то срубил до них, и у Игоря упало настроение. Отчитавшись в штабе, он, слегка расстроенный, вернулся к КАМАЗу.

– Ты чего скалишься? – спросил он у Валерки, который просто светился от счастья, встречая своего старшего.

– Да так. Чуть позже скажу.

Яванский никогда не думал, что так обрадуется возвращению в часть. Казалось, он прибыл домой. Душа ликовала! На дворе было двадцать седьмое декабря. Всего ничего до Нового года.

– Товарищ капитан, вы ёлочку забыли! – хитро улыбнувшись, засмеялся солдат, когда Воробей собрался прощаться, покинув кабину.

– Какую?

– Вашу! Вам и семье вашей подарок. В кузове лежит. Настоящая, голубая… Я сейчас достану.

Он ловко нырнул под брезент и вынес на свет небольшую пушистую красавицу.

– Откуда? – изумлённо смотрел офицер.

– Ругаться не будете?

– Не интригуй…

– А, пока вы в штабе делами занимались, я возле него и срезал. Вашему ребёнку пусть будет в радость. Да и мне приятно. До свидания, – обдав Игоря, застывшего на месте, выхлопными газами, машина двинулась по направлению к казарме первой роты.

 Новый Год! Наверное, это самый радостный и светлый праздник для всех живущих на планете Земля! Он навеял на Яванского грусть и печаль. И это несмотря на все приготовления, в которых было его самое активное участие.

В двадцать четыре ноль-ноль, с двенадцатым ударом Курантов, военнослужащие трёх рот радиотехнического батальона грохнули троекратное: «Ура!». Личный состав первой разместился за праздничным столом, который накрыли в ленинской комнате буквой «П», чтобы всем был виден экран телевизора.

 Через пять минут Валерий лежал поверх солдатского одеяла, прямо в форме и сапогах, на своей кровати. Он вспоминал родителей, жену, сестрёнку. Представлял по фото свою дочь, пытаясь понять какая она сейчас. В памяти всплывали семейные застолья, отчего всё больше им овладевала хандра. «Дедушки» уже несколько раз звали сослуживца в каптёрку отметить Новый год рюмкой спиртного напитка, но тот отказывался.

 Продолжая находиться в одной позе, Ява, то вздыхал, то что-то бормотал себе под нос. В какой-то момент его лицо озарила улыбка, глаза сверкнули, и, перевернувшись, он счастливый спрыгнул на пол:

– Дневальный!

– Я!

– Рядовых Спицына и Тужанина в спальное расположение.

 Стоящий на тумбочке боец, продублировал команду, а второй забежал в ленинскую комнату, чтобы ускорить выполнение просьбы «угрюмого дедушки» в сказочную ночь.

– У меня к вам просьба, – начал старослужащий, когда «молодые» подошли к табурету, на котором он восседал с важным и загадочным видом, – на ваше усмотрение. Если нет, то нет. У меня небольшая мысль… поздравить с праздником детей наших офицеров и прапорщиков. Только никому. Ладно? – ребята кивнули, переглянулись и с большим вниманием продолжали слушать, присев рядом.

– Я сейчас сбегаю в одно местечко. Есть в каптёрке второй боевой костюмы Деда Мороза и Снегурочки. Вы, я знаю, учились в театральных училищах. Есть какой-нибудь новогодний репертуар?

– Да! – в один голос хвастанули артисты, улыбаясь белыми ровными зубами.

– Вот и здорово. Ждите, я быстро, – Ява убежал во вторую роту, где у Кузнецова позаимствовал нарядные одеяния.

Спицын – парень высокий, метр девяносто, худощавый, осанистый. Валерка выдал ему шубку и шапочку с париком Снегурочки. Тужанин – прямая противоположность товарищу: небольшого роста, метр шестьдесят с пилоткой, полненький, словно колобок с отвисающими щёчками. В прикиде Деда Мороза он смотрелся – великолепно!

 В каптерке у Осина «дедушка» позаимствовал огромных размеров мешок красного материала, в который были собраны конфеты, печенье, пряники и другие сладости с солдатского стола.

 Короткими перебежками, чтобы не возбуждать интереса любопытных, троица, минуя тумбочку дневального, выбежала из здания.

– Ява, вы куда? – следом выскочил дежурный.

– Детей командиров поздравлять. Не волнуйся, ненадолго. Всего на минут тридцать с небольшим.

 Сержант махнул рукой. Спорить с Яванским, когда он втемяшил в свою голову некую идею, было бесполезно. Ветра не было, стоял сильный мороз и падал лёгкими снежинками снег. Актёры в сопровождении, закутанного в бушлат рядового, направились к первому дому офицерского состава, где жили замполит Марчук и старшина Алексеев. Подходя к подъезду, гастролёры готовили импровизированный сценарий, но всё пошло по-иному.

– Ого! Дед Мороз и Снегурочка. Ява?! Где их раздобыл? – на лестничной площадке первого этажа расположились, дымя табачными, подвыпившие офицеры.

– Артисты приехали! Инициатива бюро комсомола по согласованию с замполитом части. Я с ними по квартирам хожу, детей, где ещё не спят, с праздником поздравляем, подарки вручаем.

– Чудак человек, вся детвора десятый сон досматривает. Давайте к нам. Лучше наших жён порадуете. Это вы, молодцы. Здорово придумали.

Оттеснив Валерку, «ряженых» товарищей поставили перед дверью и вдавили кнопку звонка. С любопытством стали ждать. В проёме показались две женщины.

– Ой!

– Ах! Дедушка с внучкой!

– Девчонки, к нам Дед Мороз прилетел со Снегурочкой.

 Ребятам ничего не оставалось, как «завести пластинку», перебивая, и дополняя друг друга, что вызвало смех и радость:

Нам праздник весёлый зима принесла.

Зелёная ёлка к вам в гости пришла.

Она в тепле растаяла, расправила иголочки,

И с песнями задорными пришли мы к вам и звёздочке!

Хочется нам, девочки, разглядеть игрушечки,

Рассмотреть нам вас, красавицу зелёную

Снизу до макушечки.

 Закончив общее, вступил Спицын:

Как у вас здесь хорошо!

Ярко! Чистенько! Светло!

А у нас в казарме тихо,

Всех по койкам разнесло,

Белым мехом замело!

 Тужанин с интересом посмотрел на импровизировавшего коллегу и подхватил:

С Новым годом! С Новым счастьем!

Поздравляю всех хозяев!

Поздравляю всех гостей!

Был у вас я год назад,

Снова видеть всех я очень рад.

Подросли, большими стали,

А меня-то вы – узнали?

Пространство квартиры и лестничной площадки разорвало дружное «Да! Да! Да!».

– Вот и прекрасно! – подхватила эстафету Снегурочка:

Притомился Дед Мороз… Устал.

Так он весело играл.

Пусть на стульчике присядет,

И конфетки вам подарит!

Толстячок посмотрел снизу вверх из-под широких бровей на внученьку, и невозмутимо продолжил:

Льдинки, снежинки, сосульки и град,

А ну, превратитесь в подарки для… девчат и ребят.

Он начал колдовать и ворожить над огромным красным мешком, извлекая на свет его содержимое и щедро одаривая всех присутствующих сладостями.

Все подарки получили?

Никого я не забыл?

А теперь пора прощаться,

И в казарму возвращаться.

Спицын понял намёк «красноносого»:

У нарядной ёлки пела ребятня,

Но прощаться с вами

Мне пришла пора.

До свиданья, дяди, тёти!

И хороших вам потех!

До свиданья, мамы, папы!

С Новым годом сразу – всех!

 Актёры-гастролёры попятились назад. Они оборачивались и высматривали своего сопровождающего, который перетаптывался на ступеньках.

– Куда? Нет, так дело не пойдёт. Вы нас поздравили. Теперь наш черёд вас угостить, – раздался женский голос.

66

Ребят начали увлекать к столу.

– Это категорически невозможно! – Спицын повернулся к «дедушке», тот утвердительно качнул головой и показал один палец.

Дед Мороз и Снегурочка выпили по рюмочке, закусили и, сославшись на необходимость посетить ещё многих желающих, попятились к выходу.

– Вас уже ждут этажом выше.

 Так, переходя из одной квартиры в другую, из одного дома в другой, «отряд» поздравлял всех с Новым годом. Изрядно приняв на грудь, актёры не были столь скромными, как вначале. Из них, как из рога изобилия, лились стихи, песни, анекдоты. Сопровождающий был всегда рядом. Офицерские жёны, не знавшие Валерия, думали, что он переодетый прапорщик. Чтобы не получить за спаивание «молодых», «дедушка» выпивал их порции. Возвращались в казарму, обнявшись и упершись плечами. Старослужащий шёл по центру и, с трудом волоча ноги, старался удержать «молодых».

– Ё-моё! Вы откуда? Вы что, сдурели, а если проверка?

– Тс-с-с! – приложив палец к губам, прошипел или просвистел Ява. – Не шуми. Нас никто не спалил. Пацанов в койки. Дневальный, помоги пацанам. И не шуметь на них. Мне крепкий чай в ленинскую комнату и чего-нибудь пожрать. Костюмы во вторую роту.

Валерий включил телевизор, убавил громкость и уставился на экран.

– Вы, где были? – зашёл сержант с кружкой.

– Спасибо за чай. Посиди. Мы поздравляли наших командиров. Получилось великолепно. Извини, но в каждой квартире подавали стопочку. Про пацанов все думали, что они приезжие артисты. Если тебе интересно, расскажу подробней, но когда кишки прополощу.

 Дежурный с Яванским смотрели «Голубой огонёк». Праздничное настроение ушло, и остались только воспоминания.

Ранним утром второго января сыграли тревогу. Такого никто не ожидал. Это был ещё один выходной, но боец должен быстро принимать правильные решения и чётко выполнять приказы. Как гласит народная мудрость «Для солдата праздник, что для лошади свадьба – голова в цветах, а круп в мыле!».

 Валерий со своим взводом, напрягая мышцы и кряхтя от непосильной ноши, тащили в парк батальона аккумуляторы и горячую воду в бидонах и больших термосах, пробираясь по снежной целине и не замечая сорокаградусного мороза.

Разводящий пытался открыть проезд на охраняемой территории.

– Чего копаешься? Мать твою эдак…, – закричал Ява, таща на себе камазовский аккумулятор, – открывай быстрее.

– Блин, замок замёрз, – тоже криком посетовал сослуживец.

– Лохмат, зачерпни кипяточку и залей этот чертов механизм.

– А если…?

– Об этом после подумаем, сейчас надо на марш выйти. У нас ровно двадцать минут. И ни одного офицера. Спят они, что ли?

Солдат зачерпнул из фляги горячей воды… и…

– Крути ключом! Чего стоишь? – водитель терял терпение.

Дужка легко повернулась, освободив проушины, ворота распахнулись.

– По командам, согласно расписанию, разберись! – заорал Валерий и кинулся к своему КАМАЗу. Следом подскочил боец со вторым аккумулятором. – Ставь его на снег и беги к «шешиге». Помогай проливать и заводить. Я здесь сам справлюсь.

 На площадке всё ожило. В темноте бегали военные. Прибыли шофера других рот батальона. Всё кипело. Одна за другой заводились машины. Ява запустил дизель и побежал помогать товарищам. Карбюраторные двигатели уже были пролиты, и системы охлаждения заполнены жидкостями. Под масляными картерами работали паяльные лампы.

– Запускай!

 Стартера начали вращение, и двигатели заурчали. Опустили на свои места кабины «шестьдесят шестых» и крышки капотов «сто тридцать первых». Но лампы ещё пять минут извергали пламя, разогревая масло в картерах и редукторах мостов.

– Собрать инвентарь, – печка бытовки потрескивала дровами. Из её трубы вился лёгкий дымок. – Излишки слить с баков за забором. Живее!

 Яванский посматривал в сторону дороги, удаляющейся к казармам и ДОСам, но никого из командиров не было. Он взглянул на часы. С момента сигнала прошло ровно двадцать минут. Можно было начинать движение, выдвигаясь к месту построения колонны, но без старших…

– Принимаю командование на себя! – крикнул он и перебежал на центр перед техникой.

 Жестами он чётко отдал команды на включение ближнего света фар и движение батальона следом за его КАМАЗом для построения в колонну. Заскочил в кабину, выжал педаль сцепления и включил передачу. Вдруг из-за складского строения показалась высокая, до боли в сердце знакомая и ставшая за время службы родной фигура зампотеха. Тот бежал, спотыкался, махал и что-то кричал. Шофёр перевёл рычаг коробки передач в нейтральное положение и выскочил навстречу полковнику.

– Отставить движение! Стоять на месте! Кто дал разрешение?

– Я!

– А где отцы-командиры? – он, слегка, опешил.

– Никого нет, я принял ответственность на себя. Тревога! В боевых условиях промедление смерти подобно.

– Правильно, сынок, молодец. Сливайте воду и «консервируйтесь».

– Есть!

 Крутанувшись на каблуках кирзовых сапог, рядовой вернулся на площадку. Жестами отдал показал заглушить моторы, выключить фары и построиться.

– Батареи снять! Системы охлаждения опорожнить! Проверить навесное оборудование, натяжку ремней, объём масел и опечатать кабины! Разойдись! – и пошёл к своему «мустангу».

Наконец-то появились первые офицеры и прапорщики. Командир первой роты перебегал от машины к машине и отдавал приказы. Зампотех молча наблюдал за ним, присев на подножке передвижной бытовки.

– Капитан Горбунков, ко мне!– скомандовал он.

– Рядовой Яванский, ко мне! – громко крикнул ротный.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу капитану, – подбежал к офицерам солдат.

– Обращайтесь!

– Товарищ капитан, рядовой Яванский по вашему приказанию прибыл!

– Кто оборудовал на территории парка батальона бытовку?

– Я!

– Цель? – спросил полковник.

– Зимой очень холодно. Руки примерзают к металлу, а погреться негде. Вот, работаем по очереди, одни греются, потом другие. К тому же, если ремонт провести того или иного агрегата, или узла, лучше в тепле, а не на открытом воздухе при сорокаградусном морозе.

– Смирно! – полковник встал, а подчинённые застыли перед ним. – Товарищ капитан! Сегодня на вечерней поверке объявить перед личным составом о присвоении рядовому Яванскому звания младший сержант. Вольно! Свободен, сынок.

– Есть?! – немного опешив, ответил Ява и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, отошёл строевым шагом.

 О чём говорили командиры, естественно, ему никто не рассказал. Да и в сложившейся ситуации его это совсем не интересовало. Неоднократно за период службы ему приходилось слышать, что его представили к званию, то ефрейтора, то младшего сержанта, но всегда лычки пролетали мимо погон. Как-то комвзвода Мезеня поделился с ним, что вопросы с присвоением звания повисают в воздухе из-за характеристик военкомата и военрука техникума. «Чего ты им там напакостил? Не знаю, но с такими характеристиками даже в зону не берут, – улыбался взводный. – Они однозначно ставят вывод, что тебя нельзя ставить на младшие командные должности».

 Про военкомат всё было ясно. Заявление об отсрочке настолько взбесило Ременного, что он и здесь отомстил Яванскому. Но вот насчёт преподавателя НВП он так ничего и не понял. По начальной военной подготовке Валерий получал только «отлично». Он выезжал на полигоны, участвовал в военно-патриотических соревнованиях, получил третий взрослый разряд по стендовой стрельбе. С помощью и при поддержке военрука поступил в ДОСААФ. Это всё как-то не вязалось с той характеристикой, которую он дал своему студенту.

 После наведения порядка на стоянке техники радиотехнического батальона, водители вернулись в казарму. Весь день Ява ходил в ожидании минуты, когда его поздравят перед строем. Эти мысли были приятны, но что-то беспокоило и скребло под лопаткой.

 Ещё сильнее сердце забилось во время вечерней поверки. Горбунков отсутствовал. Валерка засомневался в словах старшего офицера, так как не услышал ничего в свой адрес. После «Отбоя!» он лежал и мучился в догадках: «Неужели опять прокатили? Да сколько можно издеваться? Хватит! Решено!». Резко встал с постели, надел брюки и уверенным шагом пошёл будить Осина.

– Андрей! Да проснись, соня.

– Чего? Дай поспать.

– У тебя галун есть?

– Угу! Давай до утра, а?

– Нельзя. Мне лента сейчас нужен.

Нехотя Осин поднялся с кровати, вытащил из кармана ключи от каптёрки и передал их другу.

– В столе у старшины, в верхнем ящике. Отрежь, сколько надо. Ключи положи мне в брюки.

– Спасибо.

 Целых два часа рядовой потратил на то, чтобы аккуратно, с большой любовью посадить жёлтую ленту на полиэтилен, прогладить утюгом и пришить погоны. Несколько минут он стоял перед большим зеркалом и любовался творением своих рук. Затем, для контроля, взял линейку и ещё раз перемерил расстояния.

– Отлично, – сказал сам себе и, свернув погонами внутрь шинель и китель, ушёл отдыхать.

 Утром, после крика дневального: «Рота, подъём!», Валерий необыкновенно долго валялся на койке. Потом с ленцой встал и начал одеваться, повернувшись спиной к строю.

– Ява! Тебя одного ждём. Чего сегодня так долго?

Младший сержант повернулся. Все смотрели на него с удивлением.

– Валер, ты чужой китель надел! – посмеялся кто-то, но он даже не обратил внимание. Застегнул ремень, надел шапку и встал в строй к сержантскому составу своего взвода.

– Когда присвоили? – кто-то шёпотом.

– Вчера.

– Рота! Равняйсь! Смирно! Надеть шинели и выходи на улицу строиться для утренней прогулки. Яванский, зайди в каптёрку, – Алексеев оценивал взглядом подчинённого. – Кто, когда объявил?

– Зампотех! Вчера, после отбоя тревоги в парке батальона перед Горбунковым.

– Бывает, только до приказа нельзя, – заключил старший прапорщик. – Поздравляю!