Ява

34

Неделя тянулась для ребят томительно долго. Каждый ждал пятисоткилометрового марша.

В назначенный день автопарк напоминал муравейник. Все бегали. Транспорт перемещался с места на место. В сотый раз проверялось масло в картерах двигателей. Прошприцовывались рулевые тяги, шаровые опоры, помпы, рычаги и кулаки. Проверялись воздушные и масляные тормозные системы. Бешеными вращательными движениями рулевого колеса прогонялись гидроусилители. Формировались запасы масел, различных смазок, ветоши, запасных камер, заплат и многое другое, необходимое в дороге.

В бортовые и крытые грузовики загружались палатки, теплые вещи, постельные принадлежности. С продовольственного склада отгружали консервированные продукты.

– Мужики, куда хавчик, который Слава купил?

– Да сваливай их к себе. На месте разберёмся.

– Земляки, строиться, – буднично произнёс зёма по кличке Поляк. – Я, конечно, может быть, чего-то и не понимаю. Но меня мучает тяжёлое мыслительное бремя. Два марша на сухую… согласен. Если так пройдёт третий… борзота. Вы как думаете жить в МТО?

Девять пар глаз смотрели на него, медленно соображая.

– Да-а-а! Тяжеловато вам будет в дальнейшем. Солдат должен соображать быстро. Кто сказал, не знаю. Возможно, сам придумал. Ну что? Покумекали?

– А-а-а! На сухую! Игорь, ты прямо умеешь? – вступил в разговор Рома. – Так бы сразу и сказал, что надо пойло.

– В армии, Ромашка-боярка, говорить понятно может дорогого стоить. Мысль ясна? Действовать, размышлять и ещё раз исполнять, как говорил кто? Правильно, дедушка Лёнин!

– Только вопрос. Где и как мы купим «Беляева» или «Сухомлинского»?

– О, конспирация на высоте. Потянуло Родиной с Востока. На сегодняшний день это не ваша забота. От вас деньги, остадльное на наши плечи. И надо вам, ребятки, приобрести нормальной закуски: «икра заморская», пирожные, лимонад или минералка.

– Базара нет! Только, Поляк, нужна помощь! – думая и размышляя, произнёс Валера.

– Какая?

– Необходим организованный, строевой выход в «Чипок».

– Не уловил. Расшифруй.

– Ты сержант?

– Да…

– Строишь нас и ведёшь. С учебки выглядит как парад-алле. И всё в ажуре. Клёво?

– Голо-о-ва-а! В колонну по два! Становись! – весело скомандовал Игорь.

– Для начала нас к учебке веди.

– Зачем?

– А что мы, по-твоему, деньги в рабочей робе носим?

– Равняйсь! Смирно! Правое плечо вперёд! Шагом… марш!

Наверное, камчадалы ещё никогда не маршировали так, как сейчас. Высоко поднимая и вытягивая носок, чеканили шаг по асфальту. Со стороны – отделение почётного караула. Только в рабочих, промасленных комбезах. Эх, в этот момент ещё бы и песню залихватскую.

– Солдатушки, бравы ребятуш-у-ушки! Где же ваши жё-ёо-ны-ы! – неожиданно для всех затянул Бадиков Сашка.

– Наши жё-ёо-о-ны! Пушки заряже-е-ны, вот где наши жё-ёо-ны! – не ожидая от себя, грохнули остальные в такт запевалы.

Как только отзвучало последнее слово, раздался задорный и пронзительный свист. Все посмотрели на Поляка. Он отмаршировывал вместе со всеми и с большим наслаждением изображал соловья. Видок у него… Пилотка на затылке. Бляха ниже пупка, у самого «начала». Китель расстёгнут. Его лацканы разбросаны широко в стороны. Эдакий «бравый солдат Швейк».

Если по правде, всех слов песни водители не знали, и поэтому снова и снова повторяли то, что помнили. Перед учебной ротой стояли сержанты со старшиной и, широко раскрыв глаза, наблюдали вопиющее безобразие, раскрыв рты. Такой веселухи среди своих курсантов они ещё никогда не видели.

– Отделение! На ме-с-те стой! Раз-два! – скомандовал Игорёк. – Направо! В казарму слева…

– Какая казарма? Ты куда их? – заорал старший прапорщик.

– В роту. За шевелюшками и капушками, – не обращая внимания на старшего по званию, подал команду сопровождающий. – Слева по одному! Шагом марш!

– Да-а-а, я всегда говорил, что тебя надо было у нас оставлять, – подходя, проговорил Жеволудов.

– Да на кой мне хрен ваша учебка. Я птица вольная. Свободолюбивая. Что вы кроме своей каптёрки видели? А я хоть разок в неделю, но за пределами части бываю, – отпарировал сержант, пока бойцы извлекали из всевозможных нычек своё богатство. – Что? Так быстро? Молодцы! В колонну по два! Становись! Равняйсь! Смирно!

Строем сходили в солдатскую лавку. Перед покупками передали Поляку необходимую для «дозаправки» сумму. Остатки потратили на сигареты, конфеты, лимонад, консервы…

На обед идти не хотелось. Но порядок есть порядок.

– Вне расположения части вести себя достойно и подобающе Советскому военнослужащему. Чтоб внешний вид, как с иголочки. Личных вещей не терять. Обмундирование не портить, – это уже после обеда старшина занимался вливанием прописных истин. – Так, вещмешки все взяли? Раскрываем для проверки. Я вас знаю… Обязательно что-нибудь, да где-нибудь приныкаете. Так. О, Мишин, в своём репертуаре, а на кой тебе в лесу простынка?

– Солдат должен соблюдать личную и общественную гигиену, – отчеканил Слава.

– Какая, на хрен, гигиена? Сдать. Как работать или в наряд, так соображалка не работает. Как, где и что стыбзить, так он первый, – Жеволудов заулыбался. – Если хочешь завалить дело, поручи его Славику. Поехали дальше. Нет, вы меня парите по полной. Я здесь кому? Я здесь что? Рулов!

– Я!

– На что тебе пять трусилей?

– На всякий случай, товарищ старший прапорщик!

– Сдать.

– Но-о-о-о…

– Не пререкаться. Исполнять! Ну, у остальных вроде бы без излишек. Вещмешки завязать, за плечи надеть. Фляжки нигде не бросать. Ложки не терять. Боец без ложки, что… Ладно. Равняйсь! Смирно! Вольно! Яванский – старший! Правое плечо вперёд, шагом марш!

На ближайшие сутки двое, воля вольная. В автопарк прилетели, словно на крыльях.

– Участники автомарша, в колонну по два. Водители – первая, старшие на маршруте – вторая шеренга. Становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на средину! Товарищ…

 Напутствие перед пробегом прозвучало буднично. Все с нетерпением ждали только одну команду. И наконец:

– По ма-ши-и-на-а-м!

 Водители заняли свои места в кабинках. Старшие разместились на пассажирских сидениях, надели наушники и взяли в руки тангетки переносных радиостанций.

Автотранспорт растянулся в один ряд. Впереди во фронт стоял зампотех части – высокий худощавый полковник лет пятидесяти. Вся голова покрыта сединой. На переносице очки с большими стеклами. Слегка сутулясь, он смотрел торжественно на счастливые мальчишечьи лица. Офицер поднял правую руку и сделал вращательное движение. Вмиг заревели двигатели.

 Командир части предпочёл ехать с уже проверенным солдатом. За рулём ещё двух автомобилей сидели переведённые из другой части ребята с Украины.

Заместитель по технической части прошёл вдоль ряда рычащей мощными моторами техники. Кое-кому показал на свои глаза, напоминая о включении ближнего света фар. Открыл заднюю дверцу командирского УАЗа. Широким жестом махнул вперёд. Колонна медленно двинулась, набирая скорость.

Ява ехал, испытывая противоречивое чувство неописуемого счастья и непреодолимой грусти. Ему нравилось управлять большой техникой. Он любил рокот двигателя и запах, исходящий от автомашины. Грустил Валерий потому, что ему достался ЗиЛ-131 боевой роты, который нёс на себе тяжеленный кунг с различным радиооборудованием. Солдат крутил баранку и думал:

«Не везёт, так не везёт. Домой не отправляют. Придумывают какие-то отговорки. С ротой материального обеспечения походу тоже пролёт. Остаётся стремиться остаться сержантом в учебке. Чем раз в полгода пыль протирать с кабины в парке батальона, лучше уж в тепле казармы ласты парить». На том и порешил. Что будет, то будет. Осталось стремление отправиться служить поближе к дому. И появилось новое, уже более осмысленное армейское решение: остаться в учебной роте. Грусть постепенно улетучилась, и настроение приподнялось. Неожиданно для самого себя он затянул частушки:

Скажи, мама, скажи, папа,

Как избавиться от храпа?

К милке зря ищу подход,

А нахрапом – не даёт!

Боковым зрением Ява поймал на себе удивлённый взгляд офицера и продолжил петь, прихлопывая в такт рукой по коленке:

На пригорке, у колодца,

Где стояли два ведра.

Милка крепко обнимала,

Поломала два ребра!

– Слышишь, Яванский. Ты у нас ещё и певец?

– Никак нет! Так, на ум пришло.

– Больше не идёт?

– Отчего же. Только товарищ старший лейтенант. Просьба. Не говорите, пожалуйста, никому.

– Не скажу. Продолжай, а то что-то скучно. Надо было хоть радиоприемник взять в дорогу.

35

– Тогда слушайте, – Валерка запел частушки, коих он знал просто множество и на разные темы. Похабные и не очень:

Мне бы чё, да мне ничё,

Мне бы водки чарочку.

И на печку под бочок

Пугачеву Аллочку.

Частушка явно пришлась по душе пассажиру.

Моя милка – демократка,

Да и я не коммунист.

Вместо брюк я для порядка

нацепил фиговый лист…

Ох, сердце болит,

И под сердцем болит.

Неужели никогда

Здравый смысл не победит?!

– Ява, а политическими частушками не изобилуй. Давай что попроще.

– Это, какие?

– Про интим, – выпалил старлей.

Моя милка как кобылка,

Но и разница видна.

На кобылке ездят много,

А меня везёт одна.

– Другой табак!

Мой милёнок, мой телёнок,

Только разница одна.

Мой милёнок пьет из кружки,

А телёнок из ведра.

– А давайте, кто кого анекдотами перескажет и частушками перепоёт. Время быстро полетит. И к месту прибудем весело, – предложил рядовой.

– Согласен. Начинай, я подхватываю.

 Дорога пошла интереснее. Ехали шумно, но медленно с частыми остановками. Офицер то и дело разговаривал по радиостанции, потом вновь включался в игру. Максимальная скорость движения колонны на первой сотне доходила до пятидесяти километров в час. Солнце клонилось к закату, но жара не отступала. Окна кабины были открыты, и лёгкий, а иногда порывистый ветерок обдувал мужчин. Поменялся ландшафт. Из равнинного он перешёл в горный. Справа потянулась гряда высоких сопок. Они, то приближались к проезжей части, то удалялись от неё. Куда ни глянь, кругом непроглядная тайга. Казалось, что вот только войди, пройди метров пять и всё, заблудился.

Неожиданно из лежащего на коленях офицера наушника послышался треск, сменившийся свистом и писком. После секундной тишины речь, отдаленно напоминающая русскую, произнесла короткое приветствие:

– Рюськи сольдаты, зрасити. Хи-хи-хи!

– Это кто? – с непередаваемым удивлением спросил Валерий.

– Китайцы. На нашу волну настроились. Мы же работаем в открытом эфире, – спокойно ответил старший лейтенант. – Вон за теми сопками уже Китай. Мы вдоль границы катимся.

– Кюта ви еите? – снова раздалось из динамика. И уже четкая русская речь: «Десять минут радиомолчание, – это командир части. – Отключить станции и перейти на запасной канал».

– Весь кайф китайцам обломал, – пошутил солдат.

 Ближе ко второй сотне километров, до большого привала, ехали молча. Яванский думал о своём, вспоминал жену.

 Во время привала водители сгрудились в одну кучку. Два офицера сели в командирский УАЗ, который развернулся на трассе, и помчался обратно, набирая скорость.

– За пойлом в последнюю деревеньку полетели. Наверно, впереди уже нет населенных пунктов, – предположил Райский.

– А тебе что от этого? Легче или тяжелее?

– Не то и не другое. Обидно. Привязанные к этим козлам.

– Ты потише. Услышит кто, будет худо, – остановил сослуживца один из сынов с Украины по имени Тимоха.

– Чё, ссышь, когда страшно? Небоись, прорвёмся. Где наша не пропадала.

– Слушайте, кому какой дубарь достался? – спросил Баринов, меняясь лицом, искривляя уголки рта.

– У меня мировой мужик. Анекдоты валит, словно сам на ходу сочиняет. И частушек миллион знает, – похвастался Ява.

– Мой тоже ничего, – вступил в разговор Бадиков, – только всё за ручку на панели держится и просит, чтобы я не гнал. Ха-ха-ха! Это разве скорость?

– Роман, а чего ты так искривился? – спросил Панов.

– Да мне такое чмо досталось. Слов нет, одна пена у рта и мат сквозь зубы. Так бы и врезал.

– Чем тебя на этот раз вывели? – смеясь, глядя на сослуживца, спросил Сергей.

– Едет, сволочь, и то пердит, как лошадь, то отрыжка у него, словно слив унитаза. Тьфу. Аж противно. Воздух пустит и говорит: «Славно желудочек работает». Рыганёт и: «Прости, попочка, что через ротик. Вот как славно меня женушка покормила в дорогу». Одним словом, урод. Окна открыты, а в кабине дышать нечем. Насилу дождался, когда привал будет.

Баринов закончил рассказ под дружный хохот своих товарищей. Он обвёл их взглядом. Махнул рукой и, спустившись к обочине, вошёл в лес.

– Ты куда?

– До ветру.

 Проехав чуть меньше двухсот пятидесяти километров, военная техника углубилась по лесной дороге в тайгу. К большой поляне выехали в сгустившихся сумерках. Когда весь автотранспорт выстроился в один ряд и военнослужащие встали в две шеренги, командир части просто и без официоза произнёс:

– Старший лейтенант Морозкин. Выходите в заданную точку и налаживайте связь. Мы сейчас подъедем. Остальные готовят лагерь. Разводят огонь. Налаживают электропитание. Одним словом, обустраиваем быт. Старший прапорщик Николаенко. Организуйте с подчинёнными приготовление ужина. Да не скупитесь. Пожирнее и по наваристее. Разойдись.

 Началась работа по командам, разбитым и назначенным ещё в части. Из грузовиков сгружалось всё на землю и переносилось в сторону. После выгрузки автотехника отгонялась и выставлялась квадратом, для удобства охраны и наблюдения.

– Ява! Яванский, мать твою так. Боец. Солдат, – кричал кто-то во всё горло.

– Я здесь, товарищ старший лейтенант, – подбежал, запыхавшийся водитель.

– Где тебя черти носят, команду не слышал?

– Какую?

– Выдвигаться в заданную точку.

– А я тут причём? Это же кому-то по фамилии Морозкин приказали.

– Здрасьте. Морозкин это я. Будем знакомиться в дороге. Бегом.

Они вместе добежали до ЗиЛа, солдат занял своё место в кабинке. Валерка повернул ключ зажигания, нажал на педаль газа. Двигатель заработал. Офицер вскочил на подножку с водительской стороны.

– Поехали. Сейчас правее по поляне держись. Как только дорога пойдёт вверх, поворачивай налево и двигаемся на середину возвышенности. Давай, только двигай аккуратно, но быстро. Время поджимает.

«Какое время? Куда спешим? Нажраться водяры не терпится, что ли? Ну, орлы… Тут половину дня за баранкой и никому дела нет. Устал, не устал. Быстро и аккуратно. Ты по полю когда-нибудь ходил? Не говоря, ездил», – крутя баранку и выводя машину в заданную точку, думал Валерий.

– Молодец. Сейчас я пойду впереди. Поезжай за мной. Как махну рукой, стой.

 Метров через семьдесят Морозкин подал команду.

– На ручник. Глуши двигатель, и за мной.

 Пока Ява покидал кабину, старший лейтенант уже открыл дверь с торца будки и выставил трап, переведя телескопическую антенну и застопорив её.

– Быстро крути вот эту ручку. Как антенна выйдет полностью, услышишь щелчок. Хватай вот эти два троса. С одним беги в правую… с другим в левую сторону. Вот два колышка. Вгонишь их в землю и зацепишь концы. Действуй. А я настраиваться начну, – и он исчез внутри кунга.

 Когда всё было сделано, к ЗиЛу подкатил УАЗ. Из него с важным видом вышел командир части. Не обращая внимания на вытянувшегося во фронт рядового, он ловко вскочил на подножку и исчез в будке.

– Не мельтеши. Иди в кабину и жди команды, – со знанием дела сказал с не менее важным видом водитель УАЗа.

Прошло двадцать минут. Из чрева кунга вышли довольно улыбающиеся офицеры.

– С поставленной задачей справились на «отлично». Сам начальник штаба КДВО похвалил. Слышал? Ну, теперь точно всё удачно сложится, и наконец-то поеду я служить в московский округ. Владимир, поедешь со мной?

– Извините, Сергей Владимирович, но я родился на Дальнем Востоке. В столицу так, только чтобы погостить. А жить… Честно говоря, не тянет. Молодой ещё. Послужить надо.

– Вот при мне и послужишь. Считай, месяца три у тебя ещё есть. Думай, пока я не передумал. Мне нужны толковые помощники. Ну, ладно, сворачивайтесь и в лагерь. Водитель твой где?

– Яванский. Ко мне.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту.

– Не разрешаю, сынок. Я сам скажу тебе спасибо. И вот тебе моя рука, солдат. Благодарю за службу.

– Служу Советскому Союзу.

– Толковый боец. Дисциплинированный и исполнительный. Сворачивайтесь.

Командир занял место в УАЗе и укатил в полевого лагеря.

– Ну, Ява, с боевым крещением тебя. С поставленной задачей мы справились на «отлично», и в том твоя заслуга тоже есть, – сворачивая оборудование, завёл разговор старлей.

– Честное слово, я ничего не понимаю. Что я сделал такого, за что нужно было так нахваливать? Ехал себе и ехал, – за рассуждениями курсант смотал антенные тросы и приступил к возврату в исходное положение самой конструкции.

– Не просто ехал, а доехал. В составе учебной колонны на боевой машине. Многого сказать не могу. Мы сегодня осуществили дело военной… нет, государственной важности. От нас зависели судьбы многих людей. Вот и гордись тем, что знаешь. Спасибо тебе.

– Пожалуйста.

– Анекдот хочешь? – весело спросил Морозкин и, не дождавшись ответа, начал: «Возбуждает ли бром? Да. Если «Б» на диване, а «Ром» на столе».

Со стороны, когда они смеялись, только форма мешала сказать, что это два хороших знакомых или друга.

– Валера, сам доедешь до лагеря?

– Тем же путем или напрямки?

– Нет, тем же путем. Прямо нельзя. Можно в ухабинах перевернуть высокий кунг, он тяжёлый.

– Доеду.

– Внизу встретимся. Я прогуляюсь. После дороги и радиоэфира в ушах шумит, и голова трещит, – офицер средним шагом направился в опустившейся темноте на огни полевого места стоянки.

36

Особого веселья в полевом лагере, разбитом посреди глухой тайги, не наблюдалось. Монотонно работал дизель генератор. По периметру прогуливались дозорные. Костровые то и дело бегали в лес за сушняком и дровами. Из солдатской палатки раздавались негромкие голоса и временами смех.

Внутри офицерского расположения, освещенного электрической лампочкой, было шумно. Несколько голосов пели под гитару. Кто-то кричал, а кто-то его успокаивал. Шла обычная «тихая» попойка.

Валерка поставил свою боевую машину в ряд. Отключил массу. Ключ от замка зажигания на всякий случай положил под коврик салона. Запрыгнул на бампер и поднял крышку капота. Посветил фонариком. Проверил радиатор. Осмотрел двигатель на предмет течи масла. Уже по привычке подергал бронепровода и, закрыв крышку, спрыгнул на землю.

– Ява, ты, где ходишь? Так можно и без жратвы остаться, – по-домашнему приветствовали его земляки, сидящие кружком на панцирных кроватях.

Большая армейская палатка напоминала шатёр. Внутри было футбольное поле. Шипя и стреляя языками пламени, топилась походная буржуйка. Ночью в тайге прохладно, несмотря на лето.

– Чего смотришь, присаживайся. Бери котелок и ложку. Валера, держи, – протянул нехитрую утварь Виталий. – Давай поближе. Пять капель будешь?

– Нет, не хочу. Что-то устал…

– Нам больше достанется, – не дослушав, сказал Сашка.

Тихо разлили горячительную жидкость в картонные стаканчики из-под мороженого и выпили.

– Ох, хорошо пошла. У меня с непривычки аж по шарам вдарило, – Олег повернулся к Яве и делился впечатлениями.

Ели тихо. Постепенно, разогретые хоть и малым количеством, но все-таки водки, ребята стали веселее.

– Слышь, хохлы, а сбацайте какую-нибудь песню… А?.. А мы подхватим. Чё-то скучно сидим.

– Мы не хохлы, – обиженно произнес Ульян, – мы украинцы.

– Да я это знаю. Просто вашего брата, живущего за пределами Украины, почему-то называют хохлами. Ты не обижайся, брат. Я же не со зла.

– Я тебе не брат. Буду тебя называть кацапом. Тебе приятно? – заспорил парень.

– А это кто?

– Русский, живущий на Украине.

– А-а-а! Я думал, что это какое-то ругательство. Да называй хоть так, хоть эдак. Что хохол, что кацап, мне всё едино.

– А мне нет.

– Э, орлы ощипанные, хватит распушать хохолки. По одной земле ходим. Чего делите? – попытался осадить пыл друзей Валера.

– Не обращайте на него внимание, – заговорил Тимофей, наворачивая кашу с бутербродом, – он западенец. Они там все не любят москалей, то есть русских. Он на этой почве готов землю грызть. Бейте его, да хоть убейте, всё одно при своём останется. Не заморачивайтесь.

– Ты это, земеля, брось, – зло покосился Ульян.

– Вот и я для него врагом стал. Натура такая.

– Хватит. Не хватало ещё драки среди своих, – доев кашу и вдоволь наслушавшись глупостей, рыкнул на ребят Ява. – Давайте анекдоты травить. У вас ещё выпивон остался, или весь добили?

– Треть пузыря осталась, – Игорь посмотрел сквозь бутылочное стекло.

– Разливай. Выпили и по койкам. Будем лежать и травить байки, кто какие знает.

Так и сделали. Выпили под закуску остатки спиртного, и разлеглись по местам. Кто-то из курсантов подкинул дровишек и снял гудящий чайник с булькающей водой.

– А где остальные? Поляк и команда?

– Они сказали, что в машине будут ночевать. Им так лучше, и от офицеров подальше.

-А-а-а! Ладно, – проговорил Валерка и запел:

Не нужна теперь диета,

Без неё мы справимся.

Дотянуть бы нам до лета,

На траве поправимся.

– Это что? Частушка про коров? Ха-ха-ха!

– Да-а-а, так и заснуть недолго. Ну, ты, брат, и затянул.

– Знаешь лучше? Давай, начинай…

– Знаю. Начинаю, – и Ромка пропел:

Ничего я не боюсь,

Ни ножа, ни финки.

А я шофера боюсь!

Он возьмёт в кабинке.

Палатка разразилась смехом. Кто-то в темноте подхватил эстафету:

Был я толстый, был я гладкий,

Истаскался по солдаткам.

Истаскался, извалялся,

Только член большой остался.

Затихли последние споры. Сквозь смех раздался голос следующего исполнителя:

Манька лифчик приодела,

Но в него не впёрла тело.

Манька лезет вон из кожи –

Попке лифчик нужен тоже.

Веселье набирало и набирало обороты.

Испугался, изумился,

Отшатнулся мужичок –

У меня в трусах включился,

Проблесковый маячок.

 Так, то разражаясь гоготом, то замолкая, заснули. Тихо и мирно стало внутри брезентового «шатра». Только потрескивала сырыми дровами буржуйка. Как и что делали остальные в эту ночь, ребятам было глубоко наплевать. Их никто не тревожил, и это было самым главным. На свежем таёжном воздухе сон был глубокий и крепкий.

Утром, чуть забрезжило лучами солнышко, водители один за другим просыпались.

– И вставать не хочется, – Мишин пожаловался.

– А кто тебя поднимает? – изумился Саня.

– Никто. Просто в туалет надо, сил терпеть не имею.

– Иди.

– Понежиться хочется.

– Не ходи.

– Нет, всё-таки помчусь, а то лопну как шарик. Забрызгаю всех.

Мишин спрыгнул с кровати и выскочил на улицу, откуда доносились лесные звуки: пели птички, стрекотали кузнечики, где-то долбил дятел. Монотонно работал дизель генератор.

– Чего-то долго его нет. Заблудился, что ли?

– Нет, он просто не донес. Разорвало парня. Ха-ха-ха!

– Это ж сколько терпел. Даже для себя лень.

 Через несколько минут приподнялся полог палатки и внутрь вошёл земляк. Его тощее лицо выражало удивление. Глаза широко раскрыты. Волосы, вернее, отростки былой лысины, стояли, как антенки. Множество мелких и колючих проволочек. Его движения были более чем всегда, заторможенные.

– Фу-у-у! – присев на краешек постели, выдохнул Слава.

 Все сохраняли полное молчание, которое нарушил Тершин:

– Что стряслось?

– Не знаю.

– Сходил?

– Куда?

– В клозет. Ты чё, оглох?

– Не знаю.

Заинтригованные, ребята стали подгребать к Славе поближе. Ява провёл ладошкой по его волосам:

– Ого! Как проволока. Куда тебя занесло?

– Вышел и пошёл в лес… в сторону дизеля, – начал рассказывать, постепенно приходящий в себя Мишин, – во-о-о-от… Обошёл его. Посмотрел по сторонам. Никого нет, и… начал делать по-маленькому, а меня вдруг как затрясёт… Как давай бить всего. Руки от ширинки оторвать не могу. Повернуться не получается. Смотрю тупо на струю, а она всеми цветами радуги и тоже трясётся. Член как отбойный молоток. Такое впечатление, что вот-вот начнёт землю долбить. Струя закончилась, и всё прекратилось. Что было, не пойму.

– А рядом с дизелем провода лежали?

– Не помню.

– А заземление от тебя, где было? Колышки…

– Чего вы ко мне пристали? Идите в… на… далеко. Отвалите, короче. Я полежу, немножко.

Ребята гурьбой высыпали к генератору. Подойдя ближе, они без особых усилий нашли место, где горе товарищ «помочился». В траве лежал несколько раз скрученный, издающий зловонные испарения кабель.

– Как его только не убило? Вот урод. Подобие человеческое, – возмущались, возвращаясь камчадалы.

 Пока пробуждались офицеры и прапорщики, одиннадцать водителей свернули палатку, собрали и погрузили её вместе с кроватями в кузов бортового ЗиЛа. Достали сухпаек, вскипятили чайник и перекусили. Потихонечку военные начали собираться у костра. Наливали заварки, заправляли её большим куском сахара и тут же, стоя или сидя, прихлебывали, наслаждаясь жизнью. Повар предложил остатки вечерней, ещё тёплой каши. Народ потянулся к походной кухне с котелками.