Не верьте привидениям!

Мужчина заревел, вытирая грязными обветренными кулаками слезы с морщинистого лица.

– Так ты постарел и заболел? – нараспев засмеялась женщина.

Он в очередной раз закашлялся и просипел:

– Я больше не приду к тебе… к вам. Я еле приволок свои ноги… попрощаться. Мне тяжко, шибко тяжко.

– Тебе страшно?

– Да.

– Мы рады, что тебе страшно…

Он сипло кашлянул, но сдержался, боясь сорваться на глубинный легочный приступ, когда комок чего-то мерзкого и живого вдруг поселился в твоей груди, а ты никак не можешь его отхаркнуть, откашляться, избавиться от этой тяжести, мешающей дышать, и видимо запрещающей человеку жить.

Мужчина перестал кашлять.

– Я виноват. Я сжег душу. Я страдал все эти пятьдесят лет!

– Ты раскаялся? – прошептала девочка.

– Да. Я каждый миг своей непутевой жизни только и делал, что каялся и плакал кровавыми слезами.

На его некрасивое лицо капал дождик, смывая горькую соль раскаявшегося убийцы.

– Простите меня, – внезапно вымолвил он хриплую фразу. Эти простые слова он буквально выдавил из своего перекошенного рта. А дальше его прорвало:

– Простите, простите! Я изверг! Я убил самое любимое, что было в моей жизни – моих самых любимых! Вас…

Призраки его жены и дочери колебались на сквозняке, но не пропадали.

– Сейчас я вернусь в свою лачугу, накроюсь грязной шкурой и попробую умереть от старости и болезни. Я хочу, чтобы эта мука закончилась. Я заслужил смерть. Я хочу навсегда исчезнуть и умереть во сне!

Бывший разбойник пошатнулся и схватился побелевшими пальцами за перекладину старой кованной решетки.

– Помереть во сне, – шептал и шептал он с надрывом. – Помереть во сне…

Привидение жены приблизилось к его лицу.

– Найди в себе силы. Иди за мной! Я хочу подарить тебе то, к чему ты стремился всю свою жизнь!

– Значит ты простила меня? А Нина? Она меня простила?

Женщина не ответила. Ее размытый силуэт терял форму и колебался в двух-трех метрах перед ним. Привидение медленно удалялось, но не пропадало из виду, каждый раз дожидаясь больного мужчину возле очередного поворота тропинки.

Голос жены шептал или может быть эти слова гудели в его голове с каким-то демоническим скрежетом:

– Иди за мной! Иди за мной! Иди за мной!

И он пошел за ней – поковылял, поплелся. Ему было плохо – грудь горела огнем, она пылала – воздуха при дыхании не хватало. А здесь в чащобе кладбища дышать приходилось влажными испарениями. Он ныл, вздыхал, стенал, отплевывался, но шел, цепляясь пальцами рук за подворачивающиеся опоры деревьев, кустов и оградок. Кресты он не трогал.