Горькое молоко-2. Тюремный шлейф

– Все считают, если бритоголовый, значит бандит, – заметил Балта, – а мы сегодня из – за хоккея постриглись. Проиграли наши автозаводцы Спартаку, а спорили с ребятами с Моховой. И никому мы естественно подражать не собираемся, мы честь пацанскую блюдём.

– Врёшь Балта. Растёте братишки, – деликатно заговорил Лоб. – Вы вспомните прошлое время. В весенние каникулы всегда обрезали деревья, что до сих пор делают. Тогда посмотрели фильм Мамлюк, да, Три мушкетёра все как один из веток делали сабли и сражались дом на дом. А сегодня вам понравился бандитский фильм, и вы пошли на жертвы, лишив себя благочинных причёсок. Это всё многогранная мода творит чудеса, принося человечеству и вред, и пользу. Мне, когда – то нравился Урбанский Евгений в фильме «Коммунист». Думал, вырасту, буду как он, а потом посмотрел «Дело пёстрых», симпатией проникся к вору Сафрону Ложкину. Перед освобождением на зоне посмотрел старую картину, «Исправленному, верить». Смотрел до слёз. Размышлял о судьбе футболиста. И пришёл к выводу, что обстоятельства сильнее человека, невзирая на то, что в большинстве случаев человек сам себе и создаёт их. Отсюда исходит, – у людей разные характеры и управляют они ими по обстоятельствам.

– Ну, ты Лоб даёшь, в тюрьме, наверное, в бочке жил, как Диоген? – удивлённо спросил Балта, – с тобой разговаривать опасно, на конфуз можно налететь.

– Быстрее на кулак нарвёшься, – улыбнулся Лоб, – вы наверняка думаете, что в колониях отбывают тупоголовые типы. Нет, ребятки, мы, бывало, книгу прочитаем, всем бараком, потом такие полезные читательские конференции устраиваем, что профессора могли бы позавидовать. Книги и в тюрьме, и на зоне уважают, и отношение к ним очень бережное. А ещё я вам скажу, лучшие библиотеки бывают только в тюрьмах. Пускай там книги после ремонта, но найти можно любой томик.

Беда, принялся обувать высохшую обувь, за ним и другие парни заспешили.

– Домой рановато ещё пока идти, пошли до кинотеатра прошвырнёмся, – подал идею он, – может, Юрку увидим. На душе неспокойно. Ему сейчас родителей разыскивает детская писательница Агния Барто.

– Интересно, найдут или нет? – загорелся интересом Лоб, – может и мне кто отца разыщет? Ведь жирует, наверное, где – то? Может где-то в Америке богатым банкиром стал, а может по ГУЛАГУ гуляет с котомкой?

– Насчёт твоего отца не знаем, а вот Юрке Балашу один ответ, обнадёживающий, уже пришёл от писательницы. Сейчас детский дом вместе с Юркой ждут окончательного подтверждения, – доложил Салёпа.

– Ладно, пацаны, пошли свежим воздухом подышим, – позвал всех Лоб.

Глава 4

…Они всей толпой вылезли из подвала и двинулись по центральной улице к кинотеатру. На улице уже смеркалось, под ногами было сплошное месиво, чавканье ботинок разносилось по всей улице. Пока дошли до кинотеатра, обувь у всех промокла, кроме сапог Лба. Валерка надел его тюремную фуражку и вышагивал в ней, как заправский жиган, но с сырыми туфлями и с большой заплатой на джинсах. Но несмотря на это у него было такое лицо и манеры, будто на голове его сидит не кепка зэка, а шапка Мономах или царская корона. Присутствие самого Лба в компании мальчишек льстило им. Особенно это замечалось при встрече с другими знакомыми городскими взрослыми парнями, у которых тоже были бритые затылки и все они поголовно были облачены в ватные куртки. Они подходили, здоровались и общались со знакомыми Лба. Общий язык находили между собой быстро. Каких – то минут хватало, чтобы закрепить знакомство на будущее Ребята потолкались, в фойе до начала сеанса, выкурив пол пачки сигарет за это время, и не встретив Юрку Балашова, все разошлись по домам.

Юрка в школе на следующий день не появился.

Ольга Рябова, – жившая с ним в одном детском доме, сообщила, что его ни вечером, ни утром не было. Раньше, за ним наблюдалось подобное явление, и этому факту особого значения не предали.

– Наверное, застрял, где – ни будь на хате с мужиками, – подумал Беда, успокоив себя.

Но на третий урок, вместо намеченной химии, в класс вошёл директор и классный руководитель.

Директор, находился во взвинченном состоянии. Он сильно нервничал, это было видно по нему. Он расхаживал по классу и дергал у себя из ушей торчащие волосы. Такая привычка за ним замечалась. Зинаида Васильевна, как всегда, пришла красивая и нарядная, но поникшая и расстроенная.

«Неужели по мою душу пришли, трёпку за грибной рассол устраивать? – врезалась Сергею в голову тревожная мысль. – Нет, не может быть, если мать не знает, что вчера произошло, то тут что, – то другое», – успокоил он себя.

Директор вырвал из уха пучок длинных волос, так, что глаза его увлажнились, и лицо, после чего приобрело более спокойный вид.

– Вы уже взрослые и детьми вас не назовёшь, но товарища своего прохлопали. Мы с себя тоже ответственности не снимаем, и спросят с нас за это упущение по всем статьям. А вы, с кем он вместе учился, и дружил не один год, не смогли его уберечь от дурной компании. Мы все со школой имеем на сегодня ЧП городского масштаба. Ученик вашего класса Юрий Балашов, сирота, вчера с взрослыми уголовниками, которым по тридцать лет, в нетрезвом состоянии совершили ужасное преступление. Ими были ограблены и жестоко избиты сотрудники горсовета. Ему за совершённое преступление грозит срок семь лет тюрьмы. Только сейчас звонил следователь из милиции и затребовал на него характеристику из школы. Я считаю, объективней она будет составлена при вашей активной помощи. Факт содеянного существует, но следствие и суд будет решать его дальнейшую судьбу. Включайтесь все совместно с Зинаидой Васильевной, и сегодня, – прямо сейчас.

– Михаил Иванович, а нужно отражать в характеристике, что детский дом занимается поиском его родственников, – спросила Ольга Рябова.

– Зачем это? – на данный момент он сирота, а если по уникальной формуле судить, то все мы здесь находящие связаны родственными узами.

– Каким боком, мне родственницей приходится Рябова? – с места спросил Женька Арбуз, – если мне Беда родственник, так об этом вся школа знает, а Рябова, кем мне приходится? Вы это можете научно обосновать?

Директор ничего, не ответив, вышел из класса.

…Новость о Балашове взбудоражило всю школу. Все разговоры в этот день были только о нём. В основном его жалели, потому что по натуре парень он был добрый и зла никому не причинял. Характеристику класс написал ему положительную, а школа и детский дом подали ходатайство о не привлечении его к суду.

…Беда ходил в этот день по школе сам не свой, ему казалось, что все смотрят на него осуждающе. И что доля вины в том, что произошло с Юркой лежит на нём, и в этом он сам себе признавался. Он мог помешать этому совместному, злополучному походу в кинотеатр Юрки с взрослыми и кручеными мужиками. Нужно было обязательно настоять, тем более Юрка был под хмельком. Оправдания в этом случае, Сергей не нашёл для себя. И дотошная совесть не давала ему покоя, она засела у него в груди и в голове, и будто стуча молоточком, укоризненно напоминала. «Ты Виноват во всём». Утешения и нужный совет он знал, где найти. После уроков его пытала Зинаида Васильевна, в надежде расположить парня на откровенный разговор, но, зная, что Беда в тот день опрокинул ушат с грибами на директора и Вербицкую, ограничилась дежурным ответом Беды. – «Я его в тот день не видал, поэтому ничего не знаю».

Она поверила Сергею или сделала вид, что поверила, но в данной ситуации решила отношения с Бедой не выяснять. Он оделся и вышел из школы. По пути, как на грех попался директор.

Михаил Иванович, зная, что Юрка является его не только одноклассником, но и близким другом, прочитал Беде нотацию о товарищеских взаимоотношениях и комсомольском долге перед Родиной, видимо забыв, что Сергей комсомольцем никогда не был и быть не собирался. Но Беда втайне от всех был безгранично благодарен директору за человеческий жест в отношении его. Всё – таки перевёрнутая бочка грибных остатков, изрядно испортила ему гардероб. Беде было не по себе и за причинённые его семейству неудобства, связанные с охлаждением жилища в зимний период.

Мораль, для себя он вывел, что не нужно в будущем делать скоропалительных выводов для людей, особенно таких, как директор, который жизнь свою отдавал в Отечественную войну, чтобы такие Серёжки и Юрки жили нормально.

Михаил Иванович, который был два дня назад его первым врагом, оказался проницательным и понимающим людские души человеком. Несмотря на фронтовые контузии и многочисленные ранения, он обладал педагогическим даром, это понимал Беда и раньше, но мальчишеские амбиции брали постоянно верх над разумом.

Сейчас Сергей смотрел на директора и думал, что может на самом деле они родственники, или директор резко поменял своё отношение к нему. Потому что надоело без стёкол жить, особенно в зимний период.

…Михаил Иванович высказал Беде свою нравоучительную речь, после которой у него зубы заныли. Директор призывал Сергея тщательно проанализировать произошедший случай с Юркой Балашовом, и мысленно выпороть себя, чтобы сделать для себя соответствующие выводы. Директор назидательно погрозил Беде пальцем и открыл дверь школы.

Сергей, не заходя домой, направился к своему дядьке. Иван лежал в коридоре на полу и потягивал папиросы, стряхивая пепел на обломанный алюминиевый половник. Такую позу он принимал часто, когда появлялись проблемы с позвоночником.

– О, вот и Серёга появился, – мучительным голосом вместо приветствия произнёс он, – знать опять, что – то набедокурил. Ты в последнее время только и заходишь, когда у тебя неприятности, а нет бы, справиться о моём здоровье, да за собаками присмотреть. Я тебе их больше доверяю, чем другим родственникам. Манане некогда, Алик ещё не дозрел до таких собак. А дочки вообще ещё кнопки. Весна на дворе, поясницу ужасно резануло, словно парализовало. По квартире, как аршин передвигаюсь с палкой или с костылями уже третий день. Врача пришлось на дом вызывать. Этот радикулит, такая напасть. Я молодой ещё, а эта зараза, говорят болезнь стариков.

Он посмотрел на племянника и сразу обратил на его причёску.

– А почему ты лысый? – удивлённо спросил он, – тепло почувствовал, рано ещё до него. Ладно, пошли на кухню чайку попьём, предложил он и, кряхтя со стоном, поднялся с пола. Взял стоявшую у стены, вырезанную из тополя палку и, опираясь на неё, с трудом начал передвигаться.

– Каникулы Иван были, – начал оправдываться Серый, – с друзьями закрутился, то спорт, то во дворце культуры смотр художественной самодеятельности смотрели. Интересно на другие школы смотреть. Больше, конечно, туда ходили, чтобы ноги по лужам не таскать. Так много воды в этом году, – посетовал Сергей. – Пройти по городу негде, по несколько раз на дню приходится обувь менять да сушить. А недавно Юра Лоб освободился, такой умный стал. Заходил к нам в подвал. Наверное, первое время ночевать там будет. У него сложности дома с этим вопросом.

– Умный в подвале спать не будет, – разливая по стаканам чай, сказал Иван. – Ему на завод надо идти, только там он обретёт жильё и вторую семью. Она поможет ему стереть из памяти ненужное прошлое. Завод «Теплоход» в нашем городе единственный, наверное, остался, где выделяют хорошие общаги.

Он достал из горки пачку сахара рафинада и высыпал его в сахарницу, стоявшую у локтя Сергея:

– Пей чай, а то остынет. Холодный чай – это уже не чай, а помои, – и пододвинул сахарницу к носу племянника.

Затем также с трудом присел на стул, как вставал с пола:

– Если через пару дней боль не утихнет, придётся в больницу ложиться, хотя с одной стороны выгодно болеть, профсоюз оплачивает бюллетень стопроцентно, а с другой стороны некогда болеть, дел и по дому, и на производстве по горло.

Он отхлебнул чай, обжигая губы, поставил стакан на стол. Посмотрев пристально на Сергея, сказал:

– Тебе племянник, я вот что скажу, – ты дружбу поменьше с ним води. Он намного взрослей тебя. Какие у вас общие интересы могут быть? К тому же он парень проблемный, с гонором. И нужно учитывать, с каким багажом он вернулся на свободу, злым на весь мир или с нормальными человеческими намерениями. С ним можно влететь в непонятную историю и загреметь туда, откуда он пришёл. Я понимаю, что выросли вместе в одном дворе, но вести себя с ним нужно разумно. Запомни это!

– Ты Иван не совсем прав, – возразил ему Сергей. – Не такой уж я маленький, чтобы меня в паутину затягивать, и он нормально рассуждает. Конечно, он блатной сейчас. Но напоказ, как другие себя не выставляет. За собой, я думаю, он никого тоже не потащит. А насчёт того, что ты говоришь он проблемный. Да мы все пацаны с проблемами. Арбуз, друг мой и брат троюродный, из богатой семьи, на одни пятёрки учится, а тоже иногда и по шее с удовольствием кому врежет. Бывает, что нагрубить взрослым может семиэтажным матом.

– Не Арбуз, а Беркут, – поправил его Иван. – Ты его с собой не путай, за него есть, кому заступится. У него отчим в облисполкоме работает. А у тебя только я и дед Роман. Мать в счёт не бери. Тебе пора уже думать об институте, а не с Волковым водиться.

– Преувеличиваешь ты насчёт него, – доказывал Сергей. – С Юрой можно общаться.

– Ты мне не перечь, – наставлял Иван племянника. – Я тебе толкую, что он проблемный и с гонором. Со всеми всегда идёт на обострение. Действия свои не обдумывает, а прёт, как танк на амбразуру, а потом за голову хватается. Такие люди вначале в состоянии аффекта творят дела, а потом по полочкам раскладывают свои навороченные деяния. С ним попадёшь в передрягу, потом всю жизнь отмываться будешь.

Сергей обиженно склонил голову вниз. Дядька был, прав именно таким выглядел Лоб до сидки.

– Я Иван тебе не перечу, не поднимая головы, бурчал Сергей, – я тебе просто своё мнение высказываю. Он с нами долго беседовал на жизненные темы. Рассказывал с кем и как сидел, чему научился. Воровать наотрез отказывается, зарок сам себе дал. Про какого – то Румба вора в законе, своего старшего друга рассказывал, который его уму – разуму учил.

– Про кого? – переспросил Иван.

– Румба, – повторил изумлённый Вовка, – что знаешь его?

– Похоже, знал и неплохо. Вместе отбывали. Пайку в своё время пополам делили. Если Лба свела судьба с Колей Румбом, то значит, твой Волков был в неплохих руках. Но меня это всё равно не убеждает. Румб не мог идти по воровской линии. Слаб он духом, а вот картёжник и фокусник был от бога. Но опять же я сомневаюсь, чтобы Коля Румб был близок с Юрой. Лоб по природе баклан, не может он находиться в одной семье с вором в законе, возможно даже бывшим. Но со Лбом мне надо встретиться. Передай ему, чтобы он зашёл ко мне.

– А что ему говорить, он сейчас, наверное, в подвале сидит, а если нет, то вечером обязательно будет. У нас там кое – что припрятано, – сегодня должны осматривать.

– Ты, какими – то загадками говоришь, или тайны от меня появились, – возмутился дядька. – А ну, выкладывай, что вы там закурковали? – стал допытываться он.

– Не могу пока, не обижайся, потому что это тайна не одна моя, а позже я тебе расскажу обязательно. Из нашего класса вчера Балаша посадили, наверное, судить будут.

– Это Юрку что – ли, друга твоего из детдома? – спросил Иван.

Сергей утвердительно помотал головой.

– И что он такого натворил, умыкнул что-нибудь?

– Хуже. Избили и ограбили сотрудников горсовета.

– Да, это очень даже серьёзно, он покусился на власть, раскрутят на полную катушку, – изрёк Иван, – статья 206 и 145 по УК, но по малолетке одна статья отвалится у него. Включат смягчающие обстоятельства. Всё равно хвоста накрутят не хило, – заключил Иван.

– Он, не один был, а с Беляком, Фролом и Гариком, – продолжал раскрывать истину Сергей.

– Ещё хуже для него и их, а они портяночники, зачем его за собой потащили. Этим они усугубят своё положение. Вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность добавит им срок. Понтярщики они, на серьёзное дело неспособны, разве попинать кого, или пьяного раздеть. Правда, Фрол мужик с головой, работящий. А Гарик с Беляком только лежбища себе выискивают, как сивучи. Ну, пускай парятся теперь, а мальчишку жалко, жизни ещё не видал, и какая она будет у него в дальнейшем, это вопрос? Вот и тебе пример, только, что мы разговаривали с тобой о Лбе. Не исключена возможность, что общение с Волковым, может привести дворовых хулиганов к подобному исходу, что и тебя касается. Мотай на ус! Лучше на свободе овсянкой питаться, чем в тюрьме котлетами. Усваивай племянничек эту школу. Она тебе может пригодиться и береги мать. Для тебя на земле мать должна быть самым дорогим человеком! И не забывай у тебя экзамены на носу. Готовься!

– Понял всё я, спасибо за чай, – Сергей отставил бокал от себя. – Я, наверное, побегу, дома ещё не был.

– Ну, иди, всё – таки про собачек не забывай, – сказал он вслед племяннику, – и Лоб пускай заглянет ко мне. Что – то взволновала меня твоя новость.

Сергей прибежал домой. Как всегда, на ходу скинул с себя пальто и обувь. Мать сидела на кухне с книгой. Он знал, что она непременно проверит его обувь и спросит про новости в школе. Уходя от неприятного разговора, он залез в туалет.

Она прошла, проверила в каком состоянии у него обувь. Убедившись, что она сухая, через дверь спросила:

– Серёжа, какие новости в школе, какие оценки получил?

– Мам, какие новости могут быть и оценки, первый день после каникул, – прокричал он ей из туалета, – давай обед, я тороплюсь. Ивану нужно помочь с собаками и в голубятне прибраться. Его опять радикулит согнул в три погибели. Он с клюкой передвигается по квартире.

– Тебе больше всех надо, у него, что некому помочь, опять придёшь в измазанных штанах, а мне стирай потом.

– Мам, ты же знаешь, что нет у других родственников большой любви к животным. А если нет, то и сделают не от души. А собаки, как люди, они всё понимают.

– Ты бы так к учёбе относился, как к собакам и голубям, – наверное, круглым отличником был.

– Учёба, это предмет неодушевленный, её нельзя любить, её можно изучать, – сделал окончательный вывод Сергей.

– Выходи, давай из туалета? – нашёл, где умничать, садись обедать. Не забудь руки вымыть, – напомнила ему мать.

…Плотно пообедав, Сергей забежал к Ивану за ключом от сарая. Дал собакам поесть и налил воды для питья. Выгуляв у сараев собак, он заспешил в подвал. Ему не терпелось встретиться с Юрой Лбом, расспросить его о Румбе, хотелось первому принести новость деду, если это тот самый человек. А потом пригласить Лба к нему для продолжения беседы.

Он шёл по сарайному пролёту, аккуратно обходя большие лужи, из головы не выходил Юрка. До боли было его жаль, сколько лет вместе и в школе, и в пионерском лагере провели. Сколько с ним почудили за это время. Он был парень свой в доску, как Иван любил говорить о хороших близких ему людях. Юрка парень был кремень. Лишнего никогда не скажет. Единственный недостаток, который Беда прощал Юрке, – у него часто выступали слёзы, когда он обижался. Эту слабость имели почти все детдомовские ребята, разве, что от Ольги Рябовой он не видал никогда слёз.

Выходя из сараев, Беда увидал знакомую аварийную машину, проезжающую мимо него. Ошибиться он не мог, эта машина была Фрола. Сергей пронзительно засвистел, машина резко затормозила. Беда подбежал к ней. За рулём сидел Фрол, в своей несменной серой кепке и толстом вязаном свитере, которым он гордился и всегда говорил, что этот тёплый свитер подарок известного шамана из Заполярья.

– Ты чего Серый рассвистелся, ментов на шею хочешь насвистеть? – широко улыбаясь, сказал Фрол. – Что вылупился, думал я в милиции, клопов кормлю. Не пошёл, я вчера с ними, но что натворили, знаю, – на более серьёзный тон перешёл он.

Беда залез к нему в кабину и спросил: – Чем Юрке можно помочь?

– Им сейчас ничем не поможешь, но для своего друга, пока он в КПЗ находиться, соберите передачу. Ему она необходима, сухари, сахар, курево, – это самое главное, а остальное на ваше усмотрение. Неделю они будут здесь, а потом поедут на тюрьму в следственный изолятор. Там сложней заслать дачку.

– Так, чего ты не говоришь, что они выкинули, – спросил его Беда. – Нам в школе поверхностно объявили, а детали скрыли.

– Выкинули они несколько лет из своей жизни, это уже точно, может твоему другу, и простят на суде, а моим дружкам, накрутят по полной программе. Не ходи к гадалке. Они избили и ограбили влиятельных людей, у кого – то был нож. Один из горсовета лежит в больнице с побоями и сломанными пальцами, а двое других тоже получили по рогам прилично, и раздеты были до трусов. В подворотне ресторана «Астра» всё случилось. Они зависали там в баре. А взяли их на хате у Маханши на Свободе. Дураки, их же весь город знает, разве можно такое творить, и у милиции они на виду. Работать им было нужно, идти, тогда бы не было времени ерундой заниматься. Я давно это понял, ничто так не воспитывает и не дисциплинирует, как труд. Виновато во всём вино, – изрёк Фрол, – а по тюрьмам лазить, это на личную жизнь наплевать. Я это прошёл и знаю. Вот так уважаемый Сергей Беда.

Фрол слегка похлопал его по плечу. – Ладно, бывай, мне пора ехать. Бригаду с объекта надо забирать. Не грусти, – жизнь продолжается!

Сергей вылез из кабины. Машина тронулась с места, оставляя глубокие борозды на рыхлом, вперемешку с грязью снегу, как бы прокладывая для Беды, сухую тропу, по которой он пошёл, не замочив ноги, и давая понять, что по дороге в жизни нужно идти прямо, а не петлять.

Сергей спустился в подвал. Подходя к своей хибаре, он уже понял, что кто – то там есть. Оживлённые голоса раздавались на весь подвал. Запах воска и табачного дыма резко бил в нос. В штаб – квартире, находились Лоб, Дюк и Салёпа. Беда со всеми поздоровался, снял с себя пальто и повесил его на вбитый в доску гвоздь.

– Накурили, продохнуть нельзя, хоть бы по одному курили пацаны, – сделал он им замечание и сев на топчан сказал: – Поговорить серьёзно надо.

– Мы уже в курсе дел Серёга. Про Юрку, участковый Власоедов рассказал моему отцу, – опередил Беду Колька. – Он был сегодня утром в военном комиссариате, и они с отцом встречались. Он просил копии документов, которые собирали на Юрку, когда его хотели направить в суворовское училище. Теперь Юрке не светит ничего, кроме срока, так сказал отец. Хотя участковый будет пытаться, что – то сделать, чтобы облегчить Юркину участь. Он хочет всю вину за совершённое преступление переложить на Беляка и Гарика.

– Поздно после драки кулаками махать, вот моё мнение парни, – заявил мудро Лоб. – У Юрки нашли нож, если ментура докажет, что именно он им размахивал, это значит, Балашу сплетут лапти, как пить дать и никакие бумаги ему не помогут. Погодите, верёвки ещё свяжут и Вальке Маханше. Статей на всех хватит. Уголовный кодекс у нас богатый. Жалко, конечно, пацана, но он там не пропадёт. Сирот на зоне не обижают. Если только на малолетке могут. Там дурней хватает, да и порядки, как в армии. Маршируют с песнями. Везде строем: в столовую, в школу, на работу. А самое плохое это бальная система.

– Что это такое? – проявил интерес Беда.

– Это Серёга «блядская», до безумия унижающая человека система, которую придумали партийцы. Как бы тебе ясней объяснить. – Лоб, на минуту задумался. – Короче, к примеру, нашли у тебя пыль на шконке, то есть на кровати, снимают с отряда пятьдесят балов. Получил двойку, тоже извольте лишиться кровных очков. А если серьёзное, что – то совершил, когда на тебя рапорт пишут, совсем труба. Вечером на подсчёт балов бугор идёт к заму по воспитательной части и приносит портянку с нарушителями, после чего этих нарушителей прессуют в каптёрке, да вдобавок ещё наряды вне очереди дают. Самым серьёзным нарушением считается побег или попытка к побегу. Лишают за это всё отделение на полгода условно-досрочного освобождения. Каждый твой шаг оценивается баллами, проявил, где – то инициативу пополнишь отделению баллов. Короче, вся эта бодяга называется социалистическим соревнованием. Каждый бугор дерёт свою задницу, чтобы его отделение было первым, чтобы ему на свободу пораньше выйти. Дико бывает. Сегодня ты паренька колотишь, что по его вине лишились баллов. Завтра ты проштрафился, он на тебе злость выместит ещё лютее. Вот, что такое бальная система, или у нас, её иначе называли круговая порука. За такую поруку пострадал мой брат Колюка, воткнул в бок заточку активисту и пошёл на раскрутку за добавкой к основному сроку.

– Ты такие ужасы рассказал, что действительно, будешь остерегаться этой колонии, как холеры, – выслушав Лба, испуганно произнёс Дюк.

– Вам это никому не грозит, – успокоил всех Лоб.

– Это почему? – взволнованно спросил Валерка.

– Вы с Колькой из детского возраста вышли. А у Серёги совершеннолетие тоже не за горами. К тому же вы все из положительных семей. Кто же вас посадит?

– Тюрьмы я не боюсь, – смело заявил Беда, – но что ты нам сейчас рассказал, это средневековье. И если бы довелось мне на своей шкуре испытать эту систему, то плохо бы пришлось тому, кто посмел бы надо мной такие эксперименты проводить. Я себя унижать не позволю.

– Я же вам объясняю, что это система, – спокойно объяснил Лоб. – А чтобы её сломать, нужно подымать анархию, чтобы она дошла до самого верха. Но, после анархии обязательно кого – то из зэков отдадут под суд. Вот и подумаешь, как тут быть, или терпеть до взросляка эти унижения, или делай революцию и иди на новый срок.

– А как же ты там ужился в таком климате? – вновь задал ему вопрос Беда.

– Я, другое дело, я всем сразу дал понять, что враз замочу, если хоть одна тварь посмеет руку в отношении меня отвести. Но я особо не наглел. Старался на рожон не лезть. Я одному шустрику из Татарии накинул чехол от матраца и отметелил того за милую душу. После чего меня бояться стали, а ребята из Казани зауважали. Они тоже злые на него были. Конечно привилегий, какие были у актива, мне не давали, но я и сам за ними не гнался. Если бы захотел, взял бы самостоятельно, ни у кого не спрашивая. Я был доволен тем, что меня не допекали. Знали, что связываться со мной смертельно опасно для жизни!

Лоб дико захохотал на весь подвал.

– Так, значит, жить там всё – таки можно? – переспросил его Беда, когда он успокоился.

– Отстань от меня, – нервно ответил ему Лоб. – Я вам всем битый час на днях рассказывал, что всё зависит, как себя сумеешь поставить. Понял?

– Понял, вот с этого и надо было начинать, а то начал нам сагу ужасов рассказывать.

– Беда, сейчас сайку получишь, вы же сами до меня со своими вопросами до махались. Что спрашивали, то я вам и вещал, – на весёлую интонацию перешёл Лоб.

Все громко рассмеялись. Беда поднял руку кверху, давая понять, что хочет сообщить важную новость. Все замолчали, кроме Лба. За долгие годы он забыл повадки Серого.

– Я что думаю, пацаны. Мне встретился Фрол только что, как прийти к вам. Он говорит, Юрке в данное время мы можем помочь, только продуктами, купить и передать в милицию. Денег нужно прилично. Нам много не добыть. Но у нас за стенками стоит фляга неизвестно с чем, возможно там подсолнечное масло. Мне сколько раз из такой тары наливали в нашем магазине его. Я предлагаю продать масло, своим родственникам по низкой цене и на вырученные деньги, помочь Юрке. Скоро появятся Арбуз с Вовкой Туманом и надо флягу принести сюда.

– Это верное решение, – парня нужно подогреть, молодец Беда, – похвалил Лоб Серого. – Делать только нужно быстро и с осторожностью, а лучше на рынке предложить знакомым оптовикам. Видать спокойно обошлось с этой флягой, а то бы сегодня легавые уже всё облазили и опросили всех, у кого окна на магазин выходят.

– Слушай Дюк, а что, если твоей матери в столовую загнать, – осенило Салепу. – Для неё барыш знаешь, какой выгодный будет. Она тебе за это точно штиблеты новые купит, и нам поможет.

– Надо поговорить с ней сегодня, я знаю, что она в конце месяца остатки снимает и наваривает неплохо, – прошепелявил Колька.

– Дюк, ну ты даешь, тебя не спрашивают, что она делает у себя на работе. Тебя просят предложить ей выгодное дело, – раздражённо, почти выкрикнул ему Лоб, – а ты взял и заложил нам свою мать. Может здесь за дырявыми стенами, стоит работник конторы и слушает, о чём мы говорим. Нельзя этого делать. Семейные дела, никогда никому не рассказывай. Знаешь, как много сидят по тюрьмам родителей из – за своих болтливых детей? Их называют на зонах жертвами Павлика Морозова. Нам в школах постоянно твердили, и по сей день твердят, что он герой и пал от кулацких рук. Хотите, верьте, – хотите, нет, но его поступок осуждают многие зэки. По сути дела, он заложил своего отца и деда, когда семья от голодухи пухла.

– Разногласий по Павлику много ходят, – сказал Беда, – и ещё долго будут ходить. Мы не имеем права его обсуждать. Пока ещё дом пионеров и двадцать первую школу называют его именем.

Лоб поднялся с топчана, прикурил папиросу. От едкого дыма папиросы он прищурил глаза, разгоняя рукой выпущенный изо рта клуб дыма:

– Трудно с вами базарить на эту тему, – подрасти трохи вам нужно. Возможно, для кого – то он герой, потому что вы не знали, как переносится тяжело голод. А старые люди испытали на себе эту катастрофу.

За дверью послышался шорох, Дюк испуганно поднёс палец к губам, чтобы все замолчали. Его впалые глаза, хроническая худоба и безволосая голова, при тусклом освещении свечи производили в этот миг на него мифическое сходство с жителями подземного царства. Беда мгновенно представил его в саване и с косой. И подумал, что если ему вручить эти аксессуары и пустить по подвалу и чердаку, то жители дома надолго забудут дорогу в эти места.

– Кошки это, что ты напуганный какой стал, – засмеялся Беда, – весна на дворе, пора любви. При этом он не спеша, встал с места и отодвинул дверной засов. В темноте ничего не было видно, но звук убегающих животных хорошо слышался. Кольку подняли на смех, он стоял оконфуженный с глупым выражением лица и оправдывался: – Кошки обычно при любовных делах звуки издают, а тут шорох подозрительный, я на всякий случай предупредил. «А вы смеётесь», —сами всегда говорите, что бережёного бог бережёт.

– Всё правильно Никола ты сделал, – одобрил его действия Лоб. – Я лично смеялся над твоим видом, ты мне в это время напомнил узника из Бухенвальда. А по конспирации ты молотком себя проявил. Я только одного не пойму, зачем тебе артиллерийское училище, твоя стихия разведка, – издевался Лоб над Колькой.

– После операции я похудел на пять килограммов, сейчас потихоньку вес входит в норму. А поеду я поступать в Забайкалье, в Читу. У отца там связи имеются неплохие, – объяснил Колька.

– Зря вы лезете в эти училища. Погоны вас прельщают, а жизнь у военных несладкая. Поймёте это позже. Мне, например, не по нутру, каждый день честь отдавать и выполнять чьи – то команды. Вот если бы, сразу генералов давали после окончания, или полковников, я бы тогда подумал, – сказал Лоб, – а сейчас с моей биографией, меня даже в легион смертников не возьмут. Поэтому в понедельник иду на завод устраиваться. Уже обдумал капитально всё. Деваться некуда, работать всё равно нужно, чтобы милицию к себе не привлекать.