Горькое молоко-2. Тюремный шлейф

Беда проглотил, молча эту обиду, нагнулся и снял с себя одну кеду с ноги. С силой ударил ей по столу перед лицом директора и участкового:

– Вот вам возьмите, – заорал он на них. – Если мой след найдёте в учительской. Пойду добровольно котомку с сухарями собирать. Перо, снимай и ты свой башмак? – скомандовал он другу.

Витька никогда шнурками не пользовался. Он только носком левого башмака, попридержал каблук правого башмака и, согнув колено, взметнул ногу вверх. Башмак с лёгкостью взлетел над столом и опустился перед самым носом директора.

…От такой неординарной выходки все присутствующие в кабинете остолбенели. Когда директор пришёл в себя он со всего размаху запустил башмаком Витьки Перова в свою дверь.

– Вы посмотрите, как они над нами издевается? – заорал Михаил Иванович.

– Мы не издеваемся, а даём вам возможность, убедится в нашей невиновности, – не ослабляя тона, крикнул Беда.

– Забирайте свою обувь, и идите на урок, – сказал Власоедов.

Ребята вышли из кабинета:

– Вот тварь, какая эта техничка, – зло сказал Беда. – Пошли её напугаем? – предложил он Витьке.

– Пошли, – охотно согласился он. И Витька довольный, поспешил за своим другом.

Техничка Вера ещё нестарая женщина, стояла в дверях и обсуждала кражу с одной из родительниц школы.

– Ну, всё тётя Вера, крах тебе скоро настанет, – угрожающе сказал ей Беда. – Они с лупой всю учительскую облазили. Отпечатков нашей обуви не нашли, теперь за клевету Власоедов тебе статью нарисует.

– Он сказал, что ты специально следствие по ложному следу пустила. Наверное, сама все карманы у учителей почистила, – без смеха сказал Перо.

– Я разве позволю себе такое, – расширила она от услышанного глаза, – я восемь лет в школе работаю, ничего подобного не было. – Тряпки половой домой не взяла, – возмущалась она.

– Вот и Михаил Иванович так сказал. А Власоедов говорит, у нас в подвале во всём признается. Ласточку ей сделаем, пальцы в дверях прищемим. «Поняла тётя Вера?» —сказал угрожающе Беда. – Пытать тебя будут.

– Ой, боже мой, да за что мне такое наказание, – запричитала техничка, – что мне делать теперь?

– А ничего не делать, – промолвил Беда, – если не хочешь, чтобы в подвале гестаповцы тебе ласточку делали, и мешок без воздуха на голову одевали, иди признавайся. Директор ждёт тебя. Я слышал, как он говорил, что Вера должна осознать свою вину и зайдёт к нему в кабинет. Иди быстро признайся, что со страху нас оговорила, пока они не закончили протокол на тебя заполнять.

– Да разве так можно пальцы в дверь, да я от одних только слов таких в штаны накатаю. Мать моя женщина, – взвыла она, и неуклюжей трусцой побежала по лестнице в кабинет к директору.

…Ребята на следующие уроки не пошли. Настроение было испорчено, но что удачно разыграли техничку за их ложный навет, им принесло большое удовольствие.

Вечером на улице от друзей они узнают, что воровку обнаружили. Ей оказалась девятиклассница из детского дома Зоя Багрова. Ни директор, ни учителя перед Бедой и Перовым не подумали даже извиниться. Не дождавшись от своих педагогов покаянного шага, Беда решил анонимно напомнить им о себе. Собрав всех своих друзей и родственников, в тёплом подъезде своего дома, он организовал грандиозное битьё стёкол у учителей и директора. Не успеют преподаватели вставить новые стёкла, как в этот день звучал новый звон разбитых стёкол. И это продолжалось до зимы. Некоторым надоело тратить деньги на новые стёкла, и они начали перекрывать рамы окон фанерой. Преподавателям зимой этот уют был не в руку, и они решили стекольно – бытовую проблему разрешить сообща, подключив к этому делу участкового и инспектора детской комнаты милиции. На педагогический совет был приглашён известный всем участковый Влас Васильевич Власоедов. Его фамилию часто путали и называли ошибочно Власовым. Так же не обошёлся педсовет без инспектора по делам несовершеннолетних Моисеева. (в народе Моня)

Раньше Моня, – так во дворе называли всю семью Моисеевых, играл в футбол за молодёжную команду. Потом вдруг неожиданно ребята увидали его в милицейской форме. После этого его младшего брата Саньку Вахлу, мальчишки во дворе стали остерегаться и старались дружбу с ним не водить. Он был с детства всегда хлипкий и плаксивый, но апломбу у него было больше, чем у Геракла. На улице ему часто разбивали нос или подставляли яркий синяк под глазом, после чего он бежал жаловаться домой к отцу или старшему брату. Тогда он пытался примкнуть к младшей группе ребят, где верховодил Сергей Беда. Вахла был на пять лет старше Беды и всех его друзей. Он хотел уличной власти над младшими мальчишками, но, они быстро раскусили его и весной при помощи большой линзы подожгли ему новую куртку. После этого случая Вахла во дворе ни с кем никаких контактов не имел. Позже, когда он окончит школу, скрытно никому, не говоря, поступит в Ивановский текстильный институт и о нём во дворе все забудут. Его старший брат, хоть и был ментом, но взрослые люди старшего Моню уважали. А за что мальчишки не могли этого понять. Для них этот щёголь, был врагом номер один. Он ежедневно напоминал мальчишкам о себе, гоняясь за ними по подвалам и чердакам. Сейчас он находился в актовом зале школы, которую сам, когда – то окончил с грехом пополам.

Моня восседал, вальяжно развалившись в кресле в актовом зале школы. Хохлатая прическа и длинный нос, делали его похожим на ибисоголового бога Тота. По нему было видно, он был намерен только слушать и записывать. В руках он держал блокнот и авторучку.

Первым слово взял завуч Николай Викторович:

– Уважаемые коллеги, в школе вопреки нашим совместным целям, воспитания подрастающего поколения в духе социалистического – коммунистического периода, возникла неизвестная шайка, я бы даже выразился точнее, – террористы нового типа. Сегодня они нам создают дребезг стёкол, завтра возьмут огнестрельное оружие в руки. Готовность маленьких подонков к пакостям такого рода, да и других проказ, уже сформирована. Думаю, что нам в первую очередь противостоит безобразный образ жизни неблагополучных семей. И эти семьи нам известны. Поэтому выявить злостных хулиганов не представляет никакого труда. Тут нам надо вместе с милицией активно поработать, схватить за рукав артиллеристов по стёклам. И в будущем не допускать систематизирования подобного факта. Я троекратно убеждён, что дребезг нам устраивает Сергей Беда, если он сам не принимает участия в побоищах, то подговаривает своих друзей исполнять эти функции. Необходимо за ним установить контроль: где бывает, в какое время домой приходит. И, наконец, хочу воспользоваться моментом, пока у нас на педагогическом совете присутствуют работники правоохранительных органов. Попросить от всех нас, чтобы милиция проявила оперативность и бдительность. Ну, сколько можно мёрзнуть, уважаемые коллеги? – У меня всё, – закончил свою речь завуч. И выпив стакан воды, ослабил галстук на шее, после чего сел на своё место.

– Я в корне не согласна Николай Викторович с вашей теорией, – встала с места Зинаида Васильевна, – классный руководитель Беды.

Она вышла на центр актового зала:

– Да, у Беды имеются проявления неосознанного хулиганства, но всё это выглядит не зло. Он по натуре очень добрый мальчик. Да, энергия у него льётся через край, но всё это обусловливается его серьёзным отношением к спорту. Я никогда не поверю, что он позволит себе подобное хулиганство. А мама, хочу вам заметить, у него очень порядочная. То, что он слабо учится, по этим показателям нельзя ребёнка обвинять во всех грехах. Он очень способный мальчик, и его низкая успеваемость по школьным предметам, не иначе как вызов нам педагогам. Мне порой кажется, что ему не интересно учиться у нас в школе. Вот посадите его сейчас в институт, он его закончит непременно с красным дипломом. Сергей Беда может переформироваться в нужном направлении, где ему успех будет обеспечен.

– Как вы можете, милая Зинаида Васильевна, – не вставая со стула, возмутилась Олимпиада Егоровна, – заслуженный учитель России. – Вы, что же хотите сказать, что я вместе с вами не даю необходимых знаний детям? Но это же нонсенс.

– Олимпиада Егоровна, я вас уважаю за ваш многолетний педагогический труд. Вы, без всякого сомнения, прекрасный педагог! Я ни вас и никого другого обидеть не хотела. Поэтому прошу меня извинить, кто неправильно истолковал мои слова. Попробуйте создать хронологию его баловства с начальных классов. Как реагировали мы, после этого? Как смотрели на это дома? Как обсуждалось улицей? Уверяю вас, школа получит большой минус. И прошу не забывать Сергей Беда – личность, и далеко уже не маленькая, а уважающий себя юноша. И постоянно носить клеймо отрицательного «Вездехода», на которого валятся все шишки, ему не очень приятно. Взять хотя бы последний пример, когда его и Перова оговорили в краже карманов нашего гардероба. Разве так педагоги поступают?

Директор постучал по графину карандашом, не дав закончить педагогическую полемику:

– Коллеги, коллеги! Уходим от темы. Мы собрались здесь не для обсуждения конкретного ученика, а обсудить вопрос о прекращения битья стёкол в наших домах, а для этого нужно выявить лиц, кто этим занимается.

– Может давайте заканчивать, этот балаган, – не вставая с места, сказала учитель по химии Ткачёва. – В конце то концов, есть милиция. Вот пускай они этим и занимаются. У меня почему – то ни одного стекла не разбили.

Пухлощёкий, с отвислыми губами участковый Власоедов выступил с заключительным словом. Он пустыми глазами обвёл взглядом весь зал. При этом медленно шевеля губами, как бы давая готовность к старту своей речи:

– Я послушал вас, теперь прошу уделить внимание мне. Ваша школа самая старая в городе и, безусловно, она считается на протяжении многих лет одной из лучших школ. То, что бьются стёкла у учителей, – это мерзкий и неприятный факт для всех нас. Я со своей стороны приму безотлагательные меры по выявлению лиц, совершавших такие варварские безобразия. Поверьте мне? – это уже не баловство. И я вполне солидарен с Николаем Викторовичем, сегодня кидают камушки, завтра ножи будут в спину метать. Поэтому изобличить артиллеристов, это дело нашей профессиональной чести с вашим бывшим учеником Моисеевым. И мы обязательно поймаем этих стекольщиков. Что касаемо Сергея Беды, то в данный момент безосновательно обвинять его в ваших сквозных окнах, не допустимо. Но при этом, ни в коем случае его нельзя оставлять без внимания. И не надо Беду обелять и делать из него небесного мальчика. Он уже взрослый юноша, далеко не ребёнок. Вы многого не знаете, он с виду интеллигентен, но до невероятности дерзкий парень. Помните, как в седьмом классе, он разбил стекло в автомобиле на берегу, и судили его мать, заслуженного работника речного флота. Этим летом Сергей уже лично примерил скамью подсудимых за остервенелый поступок к работнику таксомоторного парка и его автомобилю. Но легко отделался. На него даже штраф был не наложен. Беда в припадке ярости изрядно изуродовал автомобиль такси.

– Как так? – удивился директор. – Почему школа не знает?

– Милиция и суд не нашли острой необходимости в этом, – сказал участковый, – посчитали, что Беда действовал в интересах избегания травмы, но факт порчи такси и нанесение мелких телесных увечий водителю остался за ним. На пешеходном переходе таксист, грубо нарушил правила и слегка совершил наезд на Беду, от чего тот получил лёгкий ушиб в бедро. Беда в гневе ногой смял дверцу автомобиля и несколько раз ударил в лицо водителя. Он очень агрессивен и изворотлив на язык. Ему было, у кого этому учиться. Посмотрите, где он живёт. Ведь Новая стройка считается рассадником самого наглого и криминального контингента нашего города. А его родственники Иван Беда, Захар Минин, были самыми отъявленными хулиганами в пятидесятых и шестидесятых годах. И нельзя со счетов скидывать, что по соседству с вашей школой живёт вор в законе Часовщик. А, этот факт я скажу вам, для нас малоприятен. Таким подросткам, как Беда свойственно заглядывать в рот отпетым уголовникам. Они подражают им во всём, а нам с вами приходиться после искоренять их повадки и чистить головы от мусора.

– А не лучше ли таких каторжников, как этот Часовщик совсем из тюрьмы не выпускать, – выдал реплику завуч.

– У нас в стране пока нет пожизненного заключения, но за Часовщиком наша милиция глаз не спускает. При первой возможности мы его вернём на нары. Сами посудите у этого Часовщика в вашей школе учиться масса детей его знакомых и приятелей. И если все дети будут последователями криминального прошлого Часовщика, то у нас будет не один Беда, а думаю больше дюжины. «А стеклянных снайперов мы обязательно поймаем», —сказал он в заключение и сам себе похлопал в ладоши.

Поверив его словам, все учителя облегчённо вздохнули.

Одна Зинаида Васильевна, осталась при своём мнении. Она хорошо знала, как участковый исполнял все прихоти Часовщика. И то, что сейчас выдал участковый, – это была не его личная позиция, – это было его вероломное лицемерие.

На этом педсовет закончился. Директор всех распустил, попросив остаться на минуту Зинаиду Васильевну.

– Зинаида Васильевна, моя просьба к вам частного характера.

– Я вся во внимании Михаил Иванович, – сказала она.

– Зинаида Васильевна, ваши окна выходят на мои окна. Вас не затруднит, с восьми до девяти вечера понаблюдать на улицу. Я хочу развеять ложные мысли о Беде, да и вы сами не меньше меня заинтересованы в этом.

Она понимала, что директор сейчас кривит душой. Он всеми фибрами ненавидел Беду, за то, что он много придавал хлопот лично ему, а не школе. Хотя в предвзятости он ранее замечен не был.

«Завтра бы не забыть переговорить с Бедой», – подумала она.

– Хорошо Михаил Иванович, по возможности, я буду поглядывать на улицу, – заверила она его. – Но я сомневаюсь, что после прихода в школу милиции они осмелятся возобновить подобные диверсии.

– Доверительно поговорите с Бедой. Попробуйте вызвать его на откровенность. Он же вас уважает. Должен он, чёрт возьми, что – то знать. А вообще я заметил, что в нашей школе очень слабая работа ведётся в дидактическом плане.

– Я с Бедой завтра поговорю, – пообещала она.

– Да, да, непременно, только не спугните его, а мы с участковым и инспектором пораскинем мозгами сейчас у меня в кабинете, как нам дальше быть. А сейчас вы свободны.

Зинаида Васильевна вышла из школы. На улице шёл крупный снег. Лёгкий, даже немного приятный морозец позволял находиться на воздухе продолжительное время. Да и ей самой домой в такую погоду идти не хотелось, хотя по дому была работа, и непроверенные тетради, лежали третий день, дожидаясь оценок. Ноги сами понесли её неизвестно куда. Она шла и размышляла о прошедшем педсовете и о словах директора, которые отдавали запахом предательства. Возникала нелепая мыслишка, что ей уже неуютно находиться с этим преподавательским коллективом школы. Затем эту мысль она отмела, почувствовав, что на неё нападает хандра, от которой всегда нужно вовремя уходить.

С облепленным в снегу лицом, того нехотя, она очутилась на стадионе. На катке было очень многолюдно и светло. Прожектора освещали весь стадион, громко играла музыка, но скользящий звук лезвий коньков, который безжалостно резал лёд, был отчётливо слышен. Вдалеке маячила знакомая фигура молодой учительницы, Ноны Андреевны, которая ещё училась на последнем курсе института.

Держа за руку молодого человека, она плавно скользила с ним по льду.

«Молодец, какая, – подумала она, – не успела прийти с педсовета, а уже на стадионе».

Ей ужасно самой захотелось прокатиться, как когда – то во времена своей юности. Зинаида Васильевна представила себя, как она будет пятидесятилетняя бабка, выглядеть на коньках, и от этой мысли ей стало весело. Она посмотрела на часы, стрелки показывали девятнадцать часов. Выходя со стадиона, у входа она столкнулась с ватагой громко говорящих ребят. Беду нельзя было не узнать среди них, по его спортивной шапочке и властному, но приятному тембру.

– Серёжа, – окликнула она его, – задержись, пожалуйста, на минуту? – мне тебе кое – что сказать необходимо.

Увидав своего классного руководителя на стадионе, он, как вкопанный, встал и с удивлением спросил:

– Это вы Зинаида Васильевна? В жизни не поверил бы, что встречу вас на стадионе.

– Почему, я к спорту неравнодушна. В молодые годы играла в волейбол и шахматы за институт. Стреляла из винтовки по второму взрослому разряду.

– Здорово Зинаида Васильевна, теперь я буду знать, о чём с вами говорить можно, – восхищённо проговорил Беда.

– Можно и о спорте поговорить, но сегодня повестка дня другая. У тебя есть возможность подойти ко мне домой, после стадиона. Третий этаж, квартира пятьдесят третья. Дом и подъезд ты знаешь. Если не успеешь до девяти, то встречу отложим назавтра.

– Зинаида Васильевна, – я сегодня успею, – дал обещание ей Беда.

…Возвращаясь назад один со стадиона, он размышлял, что хочет от него Зинаида? О чём она желает с ним поговорить? «Вероятно по поводу стёкол? – подумал Беда, – нужно собраться и вида не показывать, что бы никаких малейших подозрений в отношении меня ни у кого не вызывало. А Зинаида обладает точно проницательностью, если в волейбол и шахматы играла. С ней нужно быть начеку».

Внезапно у него созрел план, связанный с его не причастием битья стёкол. Он зашёл домой к другу Перо.

– Срочное дело Витя есть. Внеурочная работа подвернулась, – он шепнул другу. – Сходи немедленно к Туману, и выставьте директору окна, позарез нужно сделать, – он провёл ребром кисти руки себе по горлу.

– Да мы же неделю назад пальнули ему два окна. Он, наверное, вставить не успел, – явно было видно, что Перу не хотелось выходить на улицу.

– Стёкла стоят новые, – это точно. – Короче в полдевятого, я должен услышать звон стёкол. Я буду рядом находиться. При этом вы не увидите меня. А потом я вам всё объясню, для чего нужен сегодня этот внеочередной залп. Понял? Ну, я побежал, – и он сломя голову выбежал из подъезда.

Перед дверью Зинаиды Васильевны, он вытер ноги о резиновый коврик и робко постучал в дверь.

Зинаида Васильевна открыла ему дверь. Её однокомнатная квартира была уютная и со вкусом обставлена недорогой мебелью. Главной её гордостью была богатая библиотека, и она заметила, что Беда с любопытством впился глазами в книги.

– Это не всё, у меня нижние шкафы все тоже заполонены книгами. Ты проходи, присаживайся на диван, – предложила она. – Разговор у нас с тобой будет серьёзный, и поэтому наберись терпения. Сейчас чай вскипит, я тебя вареньем абрикосовым угощу. За чаем мы с тобой и побеседуем.

– Спасибо, но я ничего не хочу, – вежливо отказался Серый, – я ем строго по норме, мне вес нельзя нагуливать перед соревнованиями а, то тренер будет ругать.

– Как я слышала, ты сейчас борьбу забросил и перешёл на футбол, а там больших претензий к весу не предъявляют, – знающе сказала она.

– В любом спорте лишний вес это яд, – сказал Беда, – но информация у вас неверная. В футбол я играть не буду больше никогда. Да и борьбой занимаюсь не для медалей, а для собственного оздоровления. Школу окончу, не до спорта будет, поеду поступать в мореходку в Новороссийск или Владивосток. Но нормы питания я стараюсь придерживаться. А для поступления в мореходку медаль лишней не будет.

– Я всё равно налью тебе в чашку, – не послушала она его. – Возможно, ты отважишься испить со мной чайку, а то мне, как – то одной неудобно в присутствии гостя распивать чай.

В это время в дверь постучали.

– Зинаида Васильевна, вы дома? – раздался знакомый Беде за дверями голос.

В квартиру вошла молодая учительница Нона Андреевна, которая была два часа назад на стадионе. Увидав Беду смирно сидевшим на диване, она приятно расплылась в улыбке, подойдя ближе к Сергею, несколько раз отвесила ему поклон.

– По какому поводу такие почести? – поинтересовалась Зинаида Васильевна.

– А вы узнайте у Беды. Как он меня буквально час назад, в конфуз ввёл при народе в раздевалке стадиона. Мы с Валерьяном сегодня на каток ходили. Закончив кататься, пошли в раздевалку переодеваться, и вот нате вам, появляется месье Беда и начинает почтенно отбивать мне поклоны. Естественно, рассмешил всех присутствующих, а каково мне с Валерьяном. Твой родственник Перов, с биноклем летом за мной с крыши дома наблюдает. Теперь ты принялся внимание мне уделять. Я понимаю, если бы эти реверансы были от всей души, с искренностью, – фразы она своей не закончила. Звон разбитого стекла притянул их к окну.

– Боже мой, неужели нашему попечителю опять сквозняк устроили? Ничего не видно, темень страшная, – недоумённо проговорила Нона.

…Беда, сидел на диване с отрешённым видом похлёбывал чай, от которого минуту назад отказался.

– Я к вам что пришла, Зинаида Васильевна, – скороговоркой выпалила она. – Мне помощь ваша нужна, хочу скроить себе юбку, но, если у вас сегодня гость, приду завтра в это – же время.

Уходя, Нона улыбнулась Беде и кокетливо погрозила ему пальцем. Но он остался невозмутимым, делая вид, что ему всё безразлично и её намёки не замечает. Зинаида Васильевна закрыла за ней дверь и подошла вновь к окну, пристально вглядываясь в зимние сумерки:

– В нашем малосемейном общежитии живёт половина педагогического состава школы. Все шьют, и мы друг от друга учимся.

– Я тоже могу шить, – признался ей Беда, – меня мама научила. Она во дворце культуры после завода преподаёт курсы кройки и шитья. Иногда шью себе брюки и друзьям.

– Это хорошо. На кусок хлеба всегда заработаешь. Но я тебя пригласила не на кружок кройки и шитья. Я хочу поговорить именно по этому поводу, – она пальцем указала на окно, откуда раздался звон стекла. – На педсовете сегодня, самой обсуждаемой личностью был Сергей Беда. Есть мнения большинства, что это проделки твоих рук.

– Зинаида Васильевна, я знаю это большинство, – сделал серьёзное лицо Беда. – Это директор и завуч! – Я постоянно ощущаю груз подозрений на себе, чтобы в школе не случилось, и привыкнуть к этому не могу. Иногда злость такая накатывает на меня от незаслуженных обвинений, что мне хочется натворить, что – ни будь звонкое, но я умею себя в руках держать.

– Я очень рада, что ты в данный момент находишься здесь в моей квартире. Это ещё раз подтверждает, что свои мысли в отношении тебя, я правильно сегодня излагала. И в будущем, я бы не хотела видеть тебя под окнами Михаила Ивановича. Будем считать это как моё поручительство за тебя и прошу, отнесись ответственно к моим словам?

Сергей от выпитого чая согрелся и разомлел, ему приятно было слушать Зинаиду Васильевну. Она говорила, словно бальзам на душу лила. Слушая её, ему казалось, что он не только не участвует в стекольных погромах, а и слыхивать о них не слыхивал. Он сидел перед ней, как невинный младенец, ну просто небесный ангел, залетел чайку на минутку попить и выразить своё негодование, земным хулиганствам уличных мальчишек.

– Я, Зинаида Васильевна, не позволю себе такого, и не понимаю тех пацанов, которые чинят такие вещи, тем более в зимнее время. Это, ни в какие рамки не лезет. А если в квартире маленькие дети находятся или престарелые люди. И не дай бог, камушек в голову попадёт. Пиши, пропало. Как можно? – возмущался Беда.

Беда на этот раз, показался учительнице очень искренним. Его убедительная речь сняла все подозрения с Сергея.

– До удивления хорошо рассуждаешь, если бы ты каждое баловство своё, так анализировал и занимался самовоспитанием, цены бы тебе не было. И мечтать прекратил на уроках. Ну, что у тебя за мечты? – они несбыточные. Мечтаешь о шапке невидимке, или хочешь проходить сквозь стену. Пойми, – это всё утопия. Тебе не претит мечтать о спортивных рекордах, высшем образовании.

– Об этом не мечтают, а ставят цель перед собой, – не дал он ей выразить патетическую нравоучительную мысль.

И вновь он её удивил, своей яркой и логической речью.

В ответ на его слова ей сказать было нечего. Он оделся, поблагодарил её за чай, попрощался и вышел на улицу.

Глава 3

Наступила весна, после обильных зимних осадков, под тёплыми лучами солнца снег таял на глазах, создавая бурные потоки луж. Без резиновых сапог по улице пройти невозможно было, но сапоги не каждый мальчишка обувал на себя из форса.

Когда промачивали ноги, они спускались в подвал, снимали с себя мокрые брюки и носки, клали на горячие трубы, на подсушку. Когда процесс сушки заканчивался, они снова выходили на улицу, подразнить своим геройским видом участкового, который нередко наблюдал за ребятами не с улицы, а из окон своей квартиры второго этажа в доме, где жили практически все возмутители спокойствия двора и школы номер шесть. Свои обещания, которые участковый давал прилюдно на педагогическом совете, он не выполнил. Не смог Власоедов поймать ни одного стекольщика, так, как последнее стекло было выбито директору школу в тот день, когда Сергей Беда находился в гостях у своей учительницы.

В весенние каникулы освободили Юру Лба по фамилии Волков. Он пришёл в подвал в тюремном бушлате и в сталинской фуражке. На ногах были яловые сапоги, которые судя по их затрапезному виду, зону топтали не одним хозяином. Лоб по – старому позывному постучал в дверь. Войдя в сарай, при слабом освещении свечки его вначале не узнали, но когда он гаркнул:

– Бей сходняк пацаны. Малину не палите, я пришёл на время, прохорята заменить.

– Лоб, ты что ли? – заорал Дюк.

– Я, собственной персоной, – уже более спокойным голосом ответил Лоб.

Обнявшись, поздоровавшись со всеми, он присел, на дверь заменявшую скамейку и служил так же топчаном, когда кто – то оставался на ночлег. Он начал снимать с себя сапоги и мокрые портянки.

– Промок, как судак, пока дошёл до вас. Я смотрю, мальчишки созрели, и не признаешь сходу. Беда молоток, весь в Захара пошёл. Дюк, как был хлыст, так им и остался, только репа возмужала, – а зубы куда дел? – спросил он у улыбающегося Кольку.

– Молочные выпали. Жду, когда сливочные резцы вырастут, – сострил Дюк.

– А, ну жди, жди, смотри, остальные не потеряй, – ответил ему Лоб.

Он, расстегнул бушлат, достал из грудного кармана пачку папирос и пустил её по кругу для желающих, и только потом, ловко выбив щелчком пальцев папиросу из пачки, закурил сам.

– Ну, что парнишки моё освобождение отметим, мне на вахте дали чуточку за работу.

Лоб протянул Дюку скомканную крупную купюру.

– Сходи, ты солиднее всех выглядишь. Возьми водки три бутылки и похавать, вкусненького купи, да хлеба не забудь прихватить. И обязательно всем по пачке сладких сигарет.

Колька взял деньги, сумку и заспешил в магазин. Он действительно был старше всех с Салепом. В прошлом году окончил школу и собирался поступать в военное училище, но операция на лёгких перекрыла все его планы, и ему пришлось по протекции отца устроиться на работу в военкомат курьером. Но со своей мечтой быть офицером он не расстался.

Когда Дюк закрыл за собой подвальную дверь, Лоб, задрал свои голые ноги на сидение, мальчишки увидали на ступнях ног татуировки.

На одной ноге было выколото «пойдёшь за правдой», а на другой, «протрёшь до жопы».

– Лоб, а ещё какие наколки есть, покажи? – попросил Валерка Салёпа.

– Партачки, с малолетки, вы их раньше видали. На взросляке наколку нужно заслужить, как медаль. Там, за самовольную наколку спросить могут. Конечно, я мог много, что нарисовать себе, но, ни к чему это, – разъяснил Лоб.

– Лоб, а брат твой Колька, где сейчас? – вам же одинаковый срок давали, – не отставал от него Салёпа.

– Братец мой Колька, как вы знаете, ещё на малолетке раскрутился, аж на целую трёху. С добавкой ушёл во взрослую колонию. А там до меня слух дошёл, что ещё выпросил себе приличную цифру.

– А где сидит? – не унимался Валерка.

– Где, где, – чай широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек, – продекламировал Лоб фразы Лебедева – Кумача, из песни о Родине.

– В Сибири, где-то лес валит и баланы катает. Писем от него сестра дома не получала. Теперь не знаю, когда придётся свидеться.

– Лоб, а кличка на зоне, у тебя была какая? – спрашивал все тот же Валерин дотошный голос.

– У меня – то? – переспросил Юра, – так и звали Лоб, а когда дам, кому по рогам Лукичём кричали.

– Это из уважения, наверное, – определил Салёпа.

– Уважение, обязательно! Но Лукич к твоему сведению по-блатному обзывают лом, – пояснил Лоб.

– Металлический лом? – переспросил Салёпа.

– Нет тряпочный, – раздражённо отрезал Юра.

– Это никак утиль сырьё? – не унимался Салёпа.

Юра был готов выйти из себя и выдавив из себя воздух, гаркнул на весь подвал:

– Лом, – это чем лёд колупают. И что ты ко мне присосался, как пиявка. Если сильно интересно, сходи в гости к хозяину. Узнаешь почём фунт лиха!

– Я пока туда не собираюсь, но чем чёрт не шутит, всякое в жизни может произойти. Вот, с нашего города, много с тобой сидело в тюряге?

– Достаточно, – отмахнулся от него Лоб. – Ты лучше стаканы приготовь?

– Их готовить нечего, вон они на полке стоят чистые, – показал Валерка на стопу стаканов, – мы недавно пили из них.

…Дюк появился с набитой сумкой водки и закуски. На снятой с петель двери быстро соорудили импровизированный столик, куда вывалили всю закуску. Пили все по маленькой дозе, кроме Беды. Ему предложили, но он скромно отказался, сославшись на болезнь сердца. Лоб не знал, что Беда лежал в больнице, но, когда ему парни рассказали, настаивать не стал.

– Грызни хоть колбаски трошки, чего на сухую сидеть, – Лоб протянул Беде здоровую котелку колбасы и ломоть хлеба.

…После выпитого спиртного, завязался оживлённый разговор. Лоб, был в центре внимания. Его рассказы о тюремной жизни, приковали внимание несовершеннолетних подростков.

Блатная романтика из уст старших, у мальчишек всегда пользовалась популярностью, но для некоторых это был кусочек фольклора, а для других курс молодого бойца. Беда, слушал явно рисовавшего перед мальчишками Юру Лба. Он понимал, что Волков привирает, но не обращал внимания. Ему было с кем сделать сравнение. Мужики у сараев тоже иногда во время распития предавались лагерным воспоминаниям в присутствии его. Но там люди собирались, нечета Лбу. Это были настоящие урки, имевшие не одну судимость. Зря языком не молотили, их жизненный принцип; жить в тени – и обкрадывать солнечную сторону, был у них в моде. Лоб знал этих мужиков хорошо и не однажды заглядывал им в рот. Он постигал с их языка науку зоны. И сейчас, скрестив свои ноги словно султан, делился в подвале с дворовыми мальчишками опытом, который успел получить в местах заключения.

Лоб был значительно старше всех находившихся пацанов в подвале и пользовался уважением во дворе. Он, всегда мог за любого своего паренька заступиться. Среди знакомых не отличался наглостью и последним куском мог поделиться даже с недругом. Себя он в шутку называл, отрыжкой пьяной ночи. И всем говорил, что для него мягче нар постели в жизни не приготовлено.