***
Аникеев похвалил его:
– Спасибо, поручик. Вы молодец.
– Это не так трудно, господин штаб-ротмистр.
– Я предлагаю вам иную забаву! Шустров! Коня поручику!
Солдат выполнил приказ.
Аникеев сказал:
– В седло, господин поручик! Пришло и наше время!
– Я готов, господин штаб-ротмистр.
– Покажите, что значит гвардейская школа!
Лабунский вскочил в седло.
– Простите, поручик, – сказал он артиллеристу, – Там я нужнее.
– Удачи вам, господин поручик!
Аникеев отдал приказ:
– Шашки! Вон!
Кавалеристы пошли в атаку. Красные организовали заслон и встретили штаб-ротмистра пулеметным огнём. Но кавалерия летела вперед, презирая страх.
Пуля сорвала фуражку с поручика. Рядом упал тот самый кавалерист, со смешной фамилий Шустров, что подвел ему коня. Он умер сразу.
Все это Лабунский видел мельком: огненные вспышки, падающие кони и люди. Они достигли первой линии, засверкали шашки и красная пехота побежала назад. Штаб-ротмистр Аникеев зарубил одного бегущего. Поручик не отставал от командира. Его шашка также окрасилась кровью, хотя убивать Лабунский не хотел. Думал просто оглушить, но клинок раскроил бегущему череп помимо его воли.
– Браво, поручик! – Аникеев показал на высотку, где располагалась вторая линия красных позиций. – Нам осталось немного!
Поручик Лабунский первым поднялся на высоту и под ним пала лошадь. Он ловко соскочил с седла и не дал себя придавить. Пулемет противника был рядом, всего в двух шагах от Лабунского. Ствол был направлен прямо на него и сейчас он даст новую порцию свинца. Но ленту заклинило8 и у Лабунского появился шанс. Он бросился вперед и шашкой зарубил пулеметчика с помощником. Кавалерия ринулась в проход.
Лабунский снял фуражку и вытер пот со лба. Сегодняшняя атака могла стать для него последней. И он только сейчас осознал, в какой ситуации побывал.
– Браво, Лабунский! – рядом оказался Аникеев. – Я в вас не ошибся! Вот что значит гвардейская школа!
Рядом упал кавалерист, сражённый шальной пулей.
– Берите лошадь, поручик и за мной.
Лабунский был снова в седле…
***
Расчет Миклашевского оправдался. Части 47-й дивизии красных, оборонявшие город Зеньков стали отходить. Второй и третий эскадроны устремились в атаку и смяли заслоны красных. Они ворвались с двух сторон и стали рубить отступающие части. С тыла работали артиллерия и пулеметы Аникеева.
Кавалеристы 2-го эскадрона ворвались на красную батарею и перерубили артиллеристов. В течение дня они захватили 23 пушки и 26 пулеметов.
Зеньковская группировка красных была уничтожена. Полковник Миклашевский приказал Аникееву остаться в городе и навести порядок. Сам он с основными силами отправился к деревне Тарасовка…
***
Город Зеньков.
Июль, 1919 год.
Штаб-ротмистр Аникеев не был рад приказу своего полковника. Его манил бой. Во время германской войны он столько раз атаковал линии австрийских окопов и ни разу не был даже ранен. Хотя из офицеров 10-го Новгородского драгунского полка бессменно в строю к лету 1916-го оставался только он.
Встретив Лабунского, он сказал:
– Нам приказано остаться в городе на некоторое время, поручик.
– Я рассчитывал, что мы примем участие в наступлении.
– Таков приказ полковника Миклашевского. Вперёд пойдут 2-й и 3-й эскадроны. Но вы и так уже заслужили орден за сегодняшнее дело, поручик. Нужно разбираться с пленными их у нас около тысячи.
– Надеюсь, расстрелов не будет?
– Нет. Большинство красных вольются в наши части и пойдут на передовую. Таков приказ командующего корпусом генерала Кутепова. У нас нет резервов.
– Вы ныне в должности градоначальника, штаб-ротмистр?
– Нет. Сюда прибудет офицер из тыловой службы. Знаете, поручик, из тех, кто мало бывает на передовой, но получает ордена и чины быстрее тех, кто на передовой.
– Вы его знаете?
– Нет. Но мне он заранее не нравится. Предвижу проблемы…
***
На следующее утро в город Зеньков прибыл капитан Герасимов с ротой бойцов. Он предоставил Аникееву документ.
– Отныне я военный комендант Зенькова. Ваш эскадрон занимается только пленными красными, господин штаб-ротмистр. Всеми иными делами в городе, приказом командующего, ведаю в Зенькове я.
Капитан сразу очертил круг своих полномочий и дал понять, что вмешательства не потерпит…
***
Герасимов сразу занял помещение городской управы. Приказал разыскать тех, кто ранее в ней работал. Сразу явились два человека, состоявшие в должности письмоводителей при градоначальнике.
– Я капитан Герасимов. Военный комендант города.
Чиновники назвали себя.
– Вы в прошлом сотрудники администрации градоначальства? – спросил Герасимов.
– Так точно! – ответили чиновники.
– Никто из вас не сотрудничал с красными?
– Никак нет!
– Отчего? Ведь у красных неплохой паек, господа. А с продуктами теперь трудно.
– Я, господин капитан, могу прожить и без красного пайка. Кстати и без вашего я смогу обойтись. Для меня лучше, чтобы все обо мне просто забыли.
– Вот как? – Герасимов посмотрел на худое лицо чиновника. – Впрочем, не время сейчас разбираться в политических пристрастиях. Не служили у красных и хорошо. Но сейчас я нуждаюсь в вашей помощи, господа.
– И что вам угодно от нас?
– Мне нужно срочно составить список тех, кто сотрудничал в городе с красными, и тех, кто входил в совет.
– Все эти люди сбежали из города, ваше благородие.
– Все? – спросил капитан.
– Так точно-с! Зачем же им оставаться, если они знают, что их ждет.
– Хорошо. А списки евреев города?
– Этих много, сколько угодно-с, ваше благородие. У нас целая улица евреев. Но многие из них приветствуют приход вашей армии в город.
– Приветствуют? – капитан посмотрел на письмоводителя. – Все жиды – это большевики! Это они довели Россию до нынешнего состояния. Вы сами жили здесь при большевиках! И кто был первым в их совете?
– Осип Ранельсон!
– Вот! Вот вам и приветствуют.
– Но Ранельсон не из нашего города, ваше благородие. И насколько я знаю, еврейская община готовит депутатов для разговора с новой властью. С вами, ваше благородие.
– Хорошо. Посмотрим, что они скажут. Но нужно все равно составить список евреев, которые сочувствовали большевикам. Наверняка такие имеются.
– А что с ними будет, ваше благородие?
– Расстрел.
– Но я бы лично не хотел…
– Господин писарь! Я не спрашиваю вас о ваших желаниях. Я не прошу вас лично никого расстреливать и арестовывать. Ваша задача составить список!
– И отказаться от этой работы никак нельзя?
– Вы все правильно поняли, господа писари. Расстрельный список за вами. И еще!
– Еще?
– Список богатых евреев. Армия нуждается в средствах. А у евреев они есть. И наша задача заставить евреев помочь армии. За дело, господа!
***
Поручик Лабунский разговаривал с пленными красноармейцами, по поручению Аникеева. У того не хватало офицеров для этой работы.
– Нужно записывать фамилии, имена, отчества и где они служили в русской армии (если служили). Как были призваны в Красную армию. Где воевали. Особенно меня интересуют бывшие офицеры.
– Для этой работы сойдет любой грамотный мальчишка, штаб-ротмистр.
– А вот и нет, поручик. Мне нужен на этой работе тот, кто сам был на войне. Мне нужен человек, знающий какие полки русской армии, где сражались на германской. Так мы сможем сразу выявить тех, кто врет. Давайте спросим вот этого! Солдат!
Пленный подошел.
– Фамилия?
– Худяков, ваше благородие. Рядовой Худяков.
– Фронтовик?
– Так точно. Ваше благородие. 38-й пехотный полк, 3-й дивизии, юго-западного фронта.
– Командир полка?
– Полковник Тихонов, ваше благородие. В Красную Армию попал по мобилизации.
Аникеев посмотрел на Лабунского:
– Что скажете?
– Я слышал про 38-й полк. Но никогда не сражался с ними рядом. Фамилии командира полка не знаю, штаб-ротмистр.
– Наверняка здесь есть и те, кто был на вашем участке фронте в германскую. Так что работайте, поручик…
***
С развитием наступления к центру России изменились условия борьбы: обширность театра, рост сил Добровольческой армии, ослабление сопротивления со стороны противника, ослабление жестокости в отношении пленных добровольцев, необходимость пополнять редеющие офицерские ряды, – изменили и отношение. Расстрелы становились редкими и распространялись лишь на командиров-коммунистов.
Лабунский пропустил десяток командиров Красной армии. Почти все они были офицерами или унтерами в царской армии. Но один не вписался в общий список
– Ваша фамилия? – спросил поручик.
– Назаров, Степан Иванович.
– Вы командир Красной Армии?
– Командовал ротой.
– Воевали на германской?
– Воевал.
– Где?
– Румынский фронт 87-й линейный полк.
– Звание?
– Рядовой. К 1917 году был представлен в унтер-офицеры. Но не случилось. В начале 1918 года закончил командирские курсы Красной Армии в Москве.
– Значит вы офицер новой формации, господин Назаров?
– Получается, что так, господин поручик.
– Большевик?
– Да с 1917 года.
– Могли бы соврать, Назаров, – сказал Лабунский. – Этим вы подписываете себе смертный приговор.
– Все равно вы про это узнаете. Мои же сослуживцы и покажут на меня. Не хочу юлить. Что будет, то будет.
– Я противник расстрелов пленных, Назаров. Но я лишь составляю анкеты и списки. Решать станут другие. Потому я запишу вас в другой список.
Лабунский подвинул к себе лист с фамилиями рядовых другого полка, дабы отправить Назарова подальше от тех, кто его знал и мог предать.
– Теперь вы рядовой пехотного полка Назаров. С этим списком долго никто разбираться не станет. Дадут погоны и кокарды и на фронт.
– А если я перебегу на сторону красных?
– Примерно 10% наших пленных перебегают обратно к красным, – спокойно ответил поручик…
***
Лабунский переписал человек сто, когда к нему явился посетитель. Солдат конвоя сказал, что это еврей.
– Какой еврей? – не понял Лабунский солдата.
– Дак разве я знаю. Он сказал, что вы его давний знакомый.
– Я?
– Он так сказал, господин поручик.
– Как его фамилия?
– Голдман!
– Голдман? Но я не знаю никакого Голдмана.
–Знаете. Господин офицер. Как же вам не знать старого Голдмана?
Еврей в черном пиджаке и шляпе протиснулся в комнату из-за спины солдата. Тот пробовал его остановить, но Лабунский отдал приказ оставить все как есть.
– Пусть войдет! Мне кажется, что я его где-то видел.
– А как же, господин офицер. Вы видели старого Голдман в трюмэ в Екатеринодаре, где мы с вами сидели в одной камэре. Старый еврэй тогда кое-что вам рассказал, молодой человек9.
Поручик вспомнил его.
– Ах, это вы, мсье Голдман! Тот еврей, у которого есть три дочери?
– Он самый, господин офицер. Он самый. Старый Голдман действительно имеет трех дочерей. А что такое для бедного еврэя иметь дочерей в такое врэмя?
– Так вам таки удалось тогда выйти из ЧК, мсье Голдман?
– Удалось. Но ваше предсказание сбылось, молодой человек.
– А что я вам предсказал?
– Запамятовали? Так Голдман вам напомнит. Вы сказали, что и при белых еврэям не будет хорошо. И так и случилось.
– Но как вы попали в этот городок?
– Мне пришлось снова податься в город, где есть красные.
– Вот как? Вы бежали из тюрьмы ЧК и снова поехали туда, где есть тюрьма ЧК?
– Именно так, господин офицер. Это может показаться вам странным. Да мне самому это кажется странным. Но с ними легче вести дело. Они не считают нас губителями России, как белые. И здесь проживает мой дальний родственник. Он имел в этом городе торговлю. Но какая теперь торговля? Все хотят что-то покупать, но никто не желает платить. Платить деньгами. Все норовят сунуть евреэю расписку. А какое обеспечение? Вы спросите меня – какое обеспечение? И я вам скажу. Они говорят, вернём все после нашей побэды. Но когда она будет та самая побэда.
– Как вы узнали, что я здесь, господин Голдман?
– Я видел вас в окно, молодой человек. И я сразу понял, что это судьба. Вы знаете про депутацию?
– О чем вы? Какая депутация?
– В городе появился новый градоначальник. Или как вы его называете – военный комендант. И местные еврэи, хотят идти к нему. Но Голдман видел уже такие депутации в иных местах. Сначала они заверяют нас, что вернулась законность и порядок. А потом начинают погромы и грабеж.
– Уверяю вас, господин Голдман, что есть приказ главнокомандующего Антона Ивановича Деникина мирных жителей не обижать.
– Где тот Антон Иванович, молодой человэк. В Зенькове его нет. А мои три дочери здесь. Хоть они и не родились красавицами, но теперь солдаты не брезгуют ничем.
– Так чего вы хотите от меня, господин Голдман?
– Поселиться в нашем доме, господин офицер. Я предоставлю вам квартиру и стол совершенно бэсплатно…
***
Лабунский вечером смог убедиться, что Голдман совершенно прав. Солдаты и унтера из отряда капитана Герасимова разбились небольшими группами по 7 человек и отправились по адресам богатых евреев.
Один такой отряд явился в соседний с Голдманами дом в полночь. Это был особняк Вальцмана, богатого в свое время содержателя модных магазинов.
Высокий унтер-офицер приказал всем обитателям особняка собраться в гостиной.
– Ты местный торговец Вальцман? Так? – спросил унтер.
– Точно так-с, ваше благородие, – ответил еврей средних лет. – Но какая ныне торговля. Меня дочиста ограбили большевики! Ныне я беден как церковная мышь.
– Вот как?
– Именно так, господин офицер.
– Я унтер-офицер. Но я повидал вашего брата жида, Вальцман. И знаю, как с вами нужно разговаривать. Это большевики того не знают.
– Поговорить мы можем, но ценностей от того в моем доме не добавиться, господин офицер.
– Снова ты заставляешь нас, жид, действовать жёстко. А затем нас еще и обвиняют. Вы веками сосали кровь из русского народа. И ныне, когда народ стал на борьбу с вами, вы упорствуете.
– Я не упорствую, господин офицер. У меня ничего нет.
– Не желает Вальцман нам отдать ценности и деньги по-хорошему. Подвесить его! Посмотрим, что запоет.
Подвешивание, прием изобретённый Добровольцами, заключался в том, что на жертву надевают петлю и вешают на любой крюк в комнате. Но задохнуться жертве не дают. Подвешенного снимают и приводят в чувство и снова просят выдать деньги. Так продолжаться могло довольно долго.
Эти солдаты хорошо знали свое дело. И Вальцман повис на верёвке и стал дёргаться. Причем все члены его семьи при этом присутствовали. В доме поднялся женский крик. Дочь Вальцмарна заплакала10…
***
Шум разбудил поручика Лабунского.
Он накинул френч и вышел из своей комнаты.
– Что там за крики?
– Про что предупреждал вас старый Голдман. Но то грабят Вальцмана и вам вмешиваться не стоит.
– Но я слышу крики молодой женщины.
– То голос дочери Вальцмана Гели, – сказала младшая дочь Голдмана.
– Это какая-то банда работает? – спросил Лабунский.
– Можно сказать и так. Но все они носят погоны. Прошу меня простить за такие слова, господин офицер.
– Добровольцы? – не поверил Лабунский.
– Но вам в то вмешиваться не стоит. Должно быть, они и не войдут в дом старого Голдмана. Что с него взять. Он не имел такой торговли как Вальцман.
– Я вмешаюсь.
Поручик оделся, застегнул пояс с кобурой нагана, и вышел из дома, где квартировал. Он сразу направился к дому, где хозяйничали бандиты. Петр был уверен, что солдаты Добровольческой армии на подобное не способны. Он уже конечно не раз встречался с военными реквизициями, но то была жестокая необходимость войны. А здесь происходил откровенный и наглый грабеж.
Он вошел в дом, через распахнутые двери.
– Что здесь происходит?
Солдаты и унтер обернулись. Они увидели офицера с револьвером в руке.
– Стоять на месте! Я могу выстрелить, господа! Кто посмел одеть форму солдата Добровольческой армии?! За самозванство расстрел на месте!
– Ты не горячись, ваше благородие! – сказал унтер. – Здесь нет никаких самозванцев. У меня и моих солдат есть документы.
Унтер протянул офицеру свою солдатскую книжку. Тот бросил взгляд и сказал:
– Подделка! Грубая подделка!
– Ты погоди! Какая подделка? Я унтер-офицер при господине военном коменданте города Зенькова. А это солдаты из команды коменданта.
– Тогда что здесь происходит? – спросил Лабунский.
Унтер сделал шаг вперед. При свете он рассмотрел мундир поручика и увидел красно-белый знак Дроздовский дивизии.
– А ты сам кто? Что это делать здесь «дрозду»? Здесь эскадрон 2-го конного полка. Откуда залетел «дрозд»?
– Это не ваше дело, унтер! Как разговариваешь с офицером?
– Дак не видал я твоей офицерской книжки. А форму может любой нацепить.
– Не дергайся, унтер! Я хорошо стреляю! Желаешь в этом убедиться?
– Предлагаю пройтись с нами до комендатуры. Все что здесь происходит – происходит с позволения господина военного коменданта капитана Герасимова.
Лабунский увидел на столе кучу банкнот. Царские ассигнации, керенки, карбованцы гетмана Скоропадского, и множество «колокольчиков» генерала Деникина (деньги правительства Юга России). Рядом лежали несколько золотых цепочек и колец.
– Что это?
– Добровольный взнос еврея Вальцмана.
– Взнос на ваше содержание?
– Взнос на пользу Добровольческой армии! – нагло сказал унтер.
Один из солдат дернулся, попробовал вскинуть винтовку. И получил пулю в сердце. Стрелял поручик действительно хорошо.
–Ты совсем обезумел? – закричал унтер-офицер. – Ты убил военнослужащего комендантской команды!
– Я предупреждал не дергаться. А он дёрнулся. Сам виноват.
На шум выстрела прискакал патруль из солдат эскадрона Аникеева.
– Кто стрелял? Ваше благородие? Господин Лабунский? Это вы?
– Я. А вы из первого взвода, унтер? Мы вместе ходили в атаку.
– Так точно, ваше благородие. Вы нам жизни нынче спасли, порубав пулеметную обслугу. Что у вас здесь?
– Банда прикрывается нашей формой.
– Чего?
Солдат внимательно посмотрел на унтера и сказал:
– Кажись, я его знаю. Это унтер из команды военного коменданта. Чего же ты, рожа, не показал документ его благородию?
– Это его благородие ворвался к нам и не показал нам никакого документа! – сказал унтер-офицер.
– Ты чего брешешь?
– Я требую, чтобы меня и моих солдат отвели к военному коменданту города капитану Герасимову!
– Доставим. Не беспокойся. А пока сдать оружие!
Унтер отдал пистолет, а его солдаты винтовки. Все они покинули дом Вальцмана. Ни денег, ни золота никто не тронул…
***
Город Зеньков.
Военный комендант.
Июль, 1919 год.
Капитан Герасимов был искренне удивлен тем, что патруль 2-го конного полка задержал его людей. Обычно в его дела армия не вмешивалась. Тем более что капитан не препятствовал офицерам обогащаться за счет обывателей. Уж ему-то было известно, какое жалование получают в армии Деникина.
Утром он явился в дом градоначальника и выслушал своего унтера. Тот рассказал все.
– И ты показал ему документ?
– Так точно, ваше благородие! И попросил его представиться, но поручик не пожелал этого сделать. Он назвал нас самозванцами.
– И что далее?
– Затем Гриценко поправил винтовку на плече, а поручик выстрелил в него.
– Просто так?
– Назвал нас грабителями. Но мы проводили обычную реквизицию по вашему списку.
– И он знал, что вы комендантская рота?
– Да плевать ему на коменданта.
– Что?
– У него Дроздовский знак на френче. А им плевать на все и на всех.
– Ах, вот как! Ты сейчас возьмёшь троих солдат и арестуешь этого поручика. Доставить его сюда!
– Разве дадут его арестовать? Он состоит при штаб-ротмистре Аникееве.
– И что с того?
– Дак не даст нам Аникеев его арестовать.
Герасимов понял, что унтер прав. Штаб-ротмистр Аникеев сам носит Дроздовский знак и своего в обиду не даст.
– Хорошо! Отставить. Я сам займусь поручиком. Коли он птица такая важная, я доложу про него куда следует. Там разберутся…
***
Телеграфное сообщение ушло в штаб тыла Добровольческой армии. Командовал этой армией с мая 1919 года генерал-лейтенант Май-Маевский. Напрямую он подчинялся главнокомандующему ВСЮР генерал-лейтенанту Деникину.
1-й армейский корпус Кутепова вошел в состав Добровольческой армии. Кроме того Май-Маевский с июля 1919 года назначен главноначальствующим губерний Харьковского района.
Начальнику службы тыла полковнику Ряполовскому доложили об инциденте в Зенькове.
– И солдат был застрелен офицером?
– Так точно, господин полковник!
– Офицер арестован?
– Никак нет. Капитан Герасимов докладывает, что сделать этого невозможно из-за противодействия штаб-ротмистра Аникеева. Это офицер из Дроздовской дивизии.
– Дроздовской? А какая часть стоит в Зенькове?
– Эскадрон 2-го конного пока полковника Миклашевского.
– Но это не Дроздовцы.
– Штаб ротмистр Аникеев ранее служил в Дроздовских частях. Поручик Лабунский, виновник инцидента, до сих пор офицер одного из Дроздовских полков.
– Но что делает поручик одного из полков Дроздовцев среди кавалеристов 2-го полка?
– Не могу знать, господин полковник!
– Черт знает что, капитан! Как это возможно? О каком порядке в армии мы можем говорить? Офицер убивает солдата комендантской роты при исполнении! Я немедленно доложу об инциденте командующему.
– Стоит ли, господин полковник? У генерала Май-Маевского сейчас совещание по фронтовым делам. Эти вопросы в ведении тыла.
– Вы правы, капитан. Командующего я беспокоить не стану. Срочно выясните из какой части этот поручик Лабунский.
– Будет исполнено, господин полковник…
***
На следующий день штаб-ротмистр Аникеев вызвал к себе Лабунского и заменил его на фильтрации другим офицером. Поручик был удивлен и поспешил явиться к командиру эскадрона. Он понял, что дело срочное.
– Рад, что вы прибыли быстро, поручик!
– Что-то случилось?
– Да. Местный военный комендант послал донос в штаб Добровольческой армии. И вами заинтересовался начальник тыла полковник Ряполовский.
– И что?
– Капитан Герасимов подал свою жалобу в невыгодном для вас свете. Вы, защищая еврея, убили солдата Добровольческой армии.
– Я застрелил грабителя. И он сам меня спровоцировал.
– Не нужно оправдываться предо мной, поручик. Я на вашей стороне. Но боюсь для вас это дело кончиться плохо. Потому я выписал вам предписание убыть в расположение Самурского пехотного полка. Пусть потом Герасимов ищет вас.
– Мне ехать сейчас?
–Немедленно. Вы отправитесь с нашим конным разъездом, пока не пришел приказ о вашем аресте из штаба тыла.
– Спасибо, штаб-ротмистр. Никогда не забуду вашей услуги. И у меня есть еще она просьба.
– Что за просьба?
– Я остановиться в доме еврея Голдмана. Вы можете позаботиться, чтобы его семья, и он сам, не пострадали от капитана Герасимова?
– Сделаю все, что в моих силах.
– Спасибо, штаб-ротмистр. Для меня честь – служба под вашим началом.